— Ваша дочь, похоже, очень решительна? — Одри? Я назвала её в честь Одри Хепбёрн. Но просчиталась. Надо было назвать её Бенито. — Фашистка со смартфоном? — Боже, если бы Одри заставили выбирать между почкой и телефоном, уверена, что сейчас бы она была на диализе. Миддлтон (At Middleton)
Северус подошел к небольшому, намертво пригвожденному к стене белому шкафчику с полупрозрачным, матовым стеклом кофейного цвета. Собака, царапая коготками ламинат, задорно виляя хвостом, побежала следом за новообретенным хозяином. Она пронырливо двинулась к миске, проверила наличие корма, чихнула и с недоумением посмотрела на мужчину, достающего из высоко висящего шкафа зеленую бутылку. — Хочешь выпить? — Северус потряс полупустой бутылкой, едва улыбнувшись. Собака громко залаяла, подпрыгивая на месте, словно мячик. — У-у-у-у, сварливая баба, — Северус достал стакан и принялся наполнять его, предвкушая вкус Джеймсона. — Время послеобеденное, так что не ворчи, — он опустил глаза на щенка, который уже намеривался вгрызться ему в брюки. — Собакен сутулая, а всё туда-же. Может дать тебе имя Малфой? — собака всё же добралась до чёрных брюк и потянула за них въедливо и настырно. — Он тоже часто отправляет нравоучительные сообщения, хотя сам недалеко ушел. Собака неожиданно успокоилась и легла, положив голову на лапы, периодически грустно поднимая глаза вверх. Мол, делай что хочешь, болван. Северусу на секунду стало стыдно. — Не хочешь, чтобы я пил? — он сел на корточки и погладил собаку за ухом, на что та стала старательно ластиться, пытаясь игриво укусить за ладонь. — Можешь еще меня поуговаривать? — усмехнулся он. — Чертяга языкастая. Он встал и вылил содержимое бокала в раковину. — Пьянству — бой. — Заключил Северус и, похлопав себя по бедру, отправился вместе с собакой в гостиную. — Кажется, я придумал тебе кличку… Северус и его уже обосновавшаяся в квартире «подружка мечты» сидели на диване перед большим телевизором и просматривали какое-то ток-шоу, в котором разгорались любовные страсти. Сытая Виски, а именно это имя Северус дал собаке, дремала, забавно похрюкивая, когда пальцы Северуса гладили ее холку. — Надо же какие жизненные коллизии, — апатично сказал Северус, отпивая чай. — Знаешь, давно я так не сидел перед телевизором с чашкой чая и очаровательной компанией. Собака тявкнула от того, что ей что-то приснилось, и забавно подрыгала задней лапой. — Нет, не потому что я люблю шум или веселый образ жизни, — тихо говорил он. — Просто порой не с кем вот так спокойно проводить время. Северус, рассуждая о том, сколько шансов в жизни он потерял, рассказывал свои истории самому благодарному слушателю на свете, который при этом посапывал. Мужчина не заметил, как уснул. Телевизор тихо работал, еще больше убаюкивая. На самом деле картина вырисовывалась довольно милая. Спящий с краю мужчина, растянувшаяся посреди дивана небольшая собака и умиротворение, на непродолжительное время воцарившееся в его душе.***
Улица Минт-стрит, находившаяся практически в центре Лондона, была очень маленькой. Небольшие английские домики спокойным островком засели в бушующем океане лондонской жизни. На этой улице не было толпы прохожих, снующих туда-сюда, скопища сигналящих машин. Были лишь зеленые лужайки, белые заборчики, да пара проходящих по тротуару, болтающих между собой подружек, которые ни на кого не обращали внимания. — Все дома одинаковые, — сама себе сказала Гермиона. — Что? — прокричал тугой на ухо старик-водитель. — Ничего… — Ах, да-да, а этот увалень и хвастун, Стен Пайк, умудрился спустить свою жизнь в унитаз! — сетовал старик, рассказывая уже о десятом своем знакомом. — Я вот всегда говорю, что длинный язык до Киева доведет! — Гермиона лишь кивала. — А ведь он никогда меня не слушал! — Остановите здесь, пожалуйста… — прервала тираду Гермиона в самый эмоциональный момент. Она вышла из машины и накинула на хрупкие, худые плечи красно-золотой рюкзак. За последние месяцы Гермиона довольно сильно осунулась и похудела. Некоторые люди, переживая тяжелые моменты и депрессивные настроения, заедают свое горе. Гермионе же кусок в горло не лез. Поэтому и без того стройная девушка стала похожа на скелет, при помощи которого в школах изучают строение костной системы. Она не помнила, где находился дом Северуса, но это ни в коем случае не приуменьшало ее решительности. Она, подумав пару секунд, направилась к самому первому дому, морально готовясь постучать. Только Гермиона занесла руку, для того что бы постучать, неожиданная мысль ее как будто током прошибла. Что она о себе возомнила? А если он с женщиной? С чего она вообще решила, что он только и делает, что сидит и грызет себе ногти в ожидании не очень-то прекрасной мисс Грейнджер? Решительность таяла, как пломбир под июльским солнцем. Стало страшно. Страшно, не в стиле «ой, мамочки», а страшно настолько, что сковало желудок, ноги стали ватными, а слюну было невозможно проглотить из-за пересохшего горла. Тревога, словно снежный ком нарастала в геометрической прогрессии. Сердце стучало так быстро и громко, что вот-вот должно выпрыгнуть из груди. Паника, паника, паника. Паника сковала ее тело, стопоря все мыслительные процессы. «Нужно уходить», — словно через рупор, громко выкрикнул разум. — Мисс Грейнджер, — знакомый до коликов, бархатный баритон долетел до ее ушей. — Я живу в следующем доме.***
Северусу в последнее время не снилось ничего. Обычно, напившись до пьяных бредней и состояния «впервые за штурвалом, моряк?», он просто отключался. Тело говорило «гасим свет», и он засыпал, едва голова касалась подушки, а тело принимало горизонтальное положение. Сейчас же, уснув на разумную голову, выпив ромашкового чая, дабы успокоить ярость в своей груди, он наслаждался сном. Сложить единое описание сна невозможно. Но он однозначно был приятным. Наверно, это было небо, освещаемое закатным солнцем. На кудрявом параде облаков, уживались розовые, оранжевые, лазурные и даже свинцовые краски. До ушей доносился шум моря и крик чаек. Северус гулял по берегу, стараясь зарыться ногами в теплый, ласковый песок. Сейчас он не хотел ровным счетом ничего. Счастье, а главное, умиротворение окутало его, и он вздохнул полной грудью с удовольствием, впервые ни о чем не думая. На этом островке неги не было ответственности, не нужно было вспоминать горести прошлого и просчитывать будущее. Послышался приближающийся лай собаки, Северус улыбнулся. — Виски, — громко позвал он. — Иди сюда, девочка. Лай усиливался и был всё настойчивей. Северус открыл глаза и от осознания того, что нирвана была всего лишь сном, не скрывая разочарования, посмотрел на беспокойную собаку. — Гулять? — спросил он, соскакивая с места. — Такую идиллию сломала. — Виски побежала к двери и заскреблась, посматривая на хозяина. — Надо было назвать тебя «разрушительница моих мечт», — он открыл дверь и выпустил собаку. Первым желанием, когда он увидел Гермиону у соседнего дома, было схватить собаку в охапку, забежать в дом и закрыться на все засовы. Северуса будто радиоактивной волной неприятностей окатило. «Беги, идиот!» — вопил разум. «Привлеки ее внимание», — робко пискнуло сердце. Северус был бы самым счастливым, умным, не побоюсь этого слова, гениальным, если бы по отношению к Гермионе слушал бы только разум. Ему удалось избежать бы всех неприятностей на личном фронте, на котором полег, разве что только он. Вообще Снейп глупо хихикнул, точно подметив, что он словно тупой подросток, который вышел на ринг против Тайсона, вооружившись при этом водным пистолетом, но однозначно с уверенностью в своей победе. Увидев Гермиону, этот подросток получал по щам. — Мисс Грейнджер, — голос был спокойным, что для самого Северуса было странным. — Я живу в следующем доме. «Овощ безвольный», — кажется, разум плюнул и махнул рукой.