Закон Подлости

      В себя я приходила медленно и как бы толчками: все тело нещадно болело, особенно – левая рука, меня бросало то в жар, то в холод, и я совершенно не понимала, где нахожусь. Чего уж говорить! Я не сразу почувствовала, что на коленях сижу! А это говорит о многом…       … и все-таки постепенно голова прояснялась.       Спустя минут пять я поняла, что сижу не посреди мостовой, не в этом странном зеленоватом мареве, а в темнице. В самой натуральной темнице. Такие только в фильмах о Средневековье и бывают.       Попыталась пошевелиться, чтобы оглядеться, и заметила, что я не только сижу в странной и нелепой позе, но у меня ещё и руки – в колодках. В колодках. Железных.       … если до этого у меня ещё оставался легкий туман в сознании, то теперь он развеялся окончательно: глаза распахнулись максимально широко и только на лоб не полезли. Во всяком случае, по ощущениям.       Я огляделась ещё раз, но уже со всей возможной для человека трезвостью.       Увиденное не понравилось мне ещё больше – в довесок к колодкам добавились стражники, которые стояли с мечами, направленными в мою сторону. И, да, любой нормальный человек испугался бы уже этого (и я испугалась – так как к неуравновешенным психам не отношусь), но, пожалуй, особенно сильное впечатление тут сыграли и их лица: все они, дюжие ребята, явно не понаслышке знакомые со штангой (вернее, с воинским искусством), смотрели на меня (хилого куренка, который если и поднимал какие тяжести, то только пыльные тома словарей) как на чудовище. Словно я вынырнула из темного омута и утащила чьего-то лучшего друга на дно. И съела. Как минимум.       Сделай я одно неверное движение, дернись в сторону или, не дай боже, нападу…       …голову мне снесут быстро. И ещё утыкают колюще-режущим инвентарем точно игольницу.       Нервно сглотнув, я попыталась понять, каким таким образом я успела насолить этим людям. И ещё так, что они страстно желали меня прирезать. И ведь прирезали бы, если бы их не удерживала какая-то неведомая мне сила.       - Эм… простите? – я осторожно подала голос, стараясь говорить не слишком громко. И не пищать. Хотя меня трясло и крутило изнутри так, что я не удивилась, что получился у меня только полузадушенный сип.       Но и это заставило охранников нервно дернуться: теперь они все дружно уставились на меня… и особой теплоты в их взглядах не прибавилось, когда я заговорила. Более того, некоторые из них поморщились так, словно я была преступником, застигнутым на месте преступления с поличным, но при этом продолжала утверждать, что они всё неправильно поняли.       Говорить резко расхотелось – вряд ли эти парни расщедрятся настолько, чтобы объяснить мне, где я и как я сюда попала.       «Тото, у меня такое ощущение, что мы больше не в Канзасе…» - мелькнули воспоминанием чужие слова. Вот только встречали меня не милые и забавные жевуны. И здесь вряд ли появится Глинда или Виллина, чтобы спасти меня. Хотя бы от смерти.       И самое страшное – я ничего не понимала. Какой-то край сознания надеялся, что я все-таки сплю и вижу длинный-длинный сон… и я бы, пожалуй, в конце бы концов утвердилась в мнении, что всё происходящее – плод моего воображения, если бы не резкая вспышка боли в руке.       Не знаю, как у вас, но у меня во сне боли не бывает. Дискомфорт, странные ощущения, вкус, запах, цвет, температура – сколько угодно раз! Любые вариации и формы! Но боль – никогда.       Да и как можно «придумать» такую боль – и не проснуться?       Было такое чувство, что в моей ладони что-то крепко сидит и ворочается. Иногда мне казалось, что эта штука пульсирует… а потом – начинает расти вширь и вглубь. И тогда у меня все тело сводили судороги. С каждым новым приступом – все сильнее. И чаще.       Дышать из-за боли удавалось с трудом – казалось, что шевельнись я чуть резче, и боль вернется, - но я пересилила себя и заставила посмотреть на руку.       Я думала, что там будет рана. Может, даже сквозная. Не знаю, раньше я ничего себе не ломала и не ранила, и чего-то похожего по ощущениям вспомнить не получалось.       Ещё я думала, что это может быть перелом. Может, даже открытый – пальцами я пошевелить не могла, да и не чувствовала их вообще.       Ни тот, ни другой вариант мне не нравился: к своим руками я относилась трепетно. И, признаться честно, как раз и боялась больше всего травм, связанных именно с ними. С одной рукой, даже правой (я – правша), возникало чувство беспомощности, и неожиданно понимаешь, сколько совершенно обычных, обыденных действий требует участие обеих рук. И этого не замечаешь, пока неожиданно не оказываешься в гипсе.       … но раны не было. Перелома, судя по наружному осмотру, тоже. Вместо всего этого в моей ладони виднелась… странная отметина. Я бы назвала её шрамом, если бы она не светилась как фонарь каким-то мертвенным зеленым цветом. Знаете, такой цвет обычно используют, когда рисуют глаза всяким некромантам и личам. Совершенно нереальный и неестественный.       А когда начиналась очередная вспышка боли, эта штуковина искрилась ярче и – честное слово, не придумываю! – становилась шире и больше!       «Боже, что это за чертов светящийся паразит?!» - меня передернуло: возникло чисто-детское желание расковырять ранку. Мешает ведь! И все равно, что какую-нибудь инфекцию можно занести! Лишь бы Этой гадости не было!       … так что, может, оно и хорошо, что руки в колодках.       Ещё через пару минут я не то что свыклась со странным светильником в своей ладони – и он тоже не давал мне к себе привыкнуть, - но пришла к выводу, что это пока – наименьшая из моих бед. Эта странная рана, конечно, болит и ноет немилостиво… но вот полное непонимание происходящего, пожалуй, пугало меня сейчас гораздо сильнее.       К счастью – или нет, - но мир не стоял на месте. И почему-то требовал моего активного участия в своих событиях. Иначе как можно объяснить, что вскоре после того, как я пришла в себя, дверь в темницу распахнулась, и внутрь зашли две женщины очень внушительного вида. При их появлении мои надсмотрщики тут же успокоились и убрали оружие в ножны, а это говорит о многом.       Одна из них очень походила на воина: в доспехе и при мече, со шрамами на лице… и взгляд у неё был колючий. И на меня она смотрела так, будто уже прямо сейчас хотела отправить меня на плаху.       Другая, напротив, выглядела… не знаю, как кто она выглядела: у неё была кольчуга, это точно, а ещё накидка с капюшоном на голове. Не представляю, кто бы мог в Средние века так одеваться.       К слову о Средневековье…       … по хребту скатилась капля пота: ох, странные «падения» сквозь пространство и непонятные светящиеся шрамы – это уже далеко не тонкие намеки, что здесь, в этом мире («Нет-нет, да быть такого не может! Но, черт возьми, как это ещё можно объяснить?!»), в отличие от моего, есть магия.       Магия.       Магическая магия.       Сразу вспомнился целый ряд книг о попаданцах, которые в конечном итоге только богами не становились в процессе своего «карьерного роста» в других мирах. А ещё, разумеется, у них просыпался невероятный талант к магии!       Магия, магия, ау! Ты мне нужна! Прямо очень-очень! Меня тут убивают! Ну, или хотят убить… но, если учитывать наличие клинка у первой особы, свое «хотение» она легко может осуществить.       Обе незнакомки внимательно разглядывали меня и кружили рядом со мной. Особенно та, что со шрамами. Я только не пыталась отползти от неё подальше. Впрочем, её спутница тоже смотрела на меня далеко не любезно. Это было холодное и спокойное любопытство, похожее на хирургический скальпель.       - Знаешь, чем карается убийство Верховной Жрицы, а также нескольких сотен других преподобных матерей, храмовников и магов? – от этих слов я вздрогнула: я уставилась на воительницу, не понимая, о чем она вообще ведет речь. Какое убийство? Какая ещё жрица? Что здесь вообще происходит?! – Думаю, ответ ты прекрасно знаешь и без меня.       Фигура в капюшоне едва заметно кивнула, хотя обращались совсем не к ней, а потом равнодушно ответила вместо меня:       - Смертью.       По позвоночнику пробежал мороз… и я почти почувствовала, как волосы на затылке взаправду встают дыбом: язык отнялся, да даже если бы я и смогла заговорить, вырвалось бы у меня только дурацкое бульканье. И вряд ли бы чем-то помогло.       Но, прежде чем я успела спросить хоть что-то, как ко мне наклонились и спросили, совершенно серьезно. В духе какого-то глупого фильма:       - А теперь скажи, почему нам не стоит убивать тебя сейчас…       Слюна оцарапала горло, но я смогла разлепить губы и хрипло произнести:       - О чем вы? – и от взгляда, который на меня бросила эта жуткая женщина, внутри все заледенело: словно я предложила распотрошить её любимую собаку. Я поневоле сжалась – захотелось резко оказаться как можно дальше… желательно, дома. И разреветься.       Вот почему, почему из всех людей, которые могли попасть в этот треклятый параллельный, выбор пал на того, кому это меньше всех надо? Ведь как чувствовала, что весь этот бред на тему «как клево попасть в мир фэнтези!» и «да я бы там таких дел наворотил(а)!..» наивные детские мечты, напрочь оторванные от реальности!       И я слушала, как воительница рассказывает про какой-то Конклав, конфликт каких-то храмовников и магов, про взрыв, произошедший на этом Конклаве и убивший всех, кто находился по близости… и не тронувший, почему-то меня.       - Я не знаю, о чем вы говорите… - кое-как выдавила я из себя: а что ещё я могла сказать? Возмутиться? Заплакать? Черт, да я не имела ни малейшего понятия, как я могла оказаться там. Последнее, что я помнила, это полет вниз после того, как меня чуть не сбила машина.       Мой ответ, тем не менее, разозлил её только сильнее: женщина грубо схватила меня за больную руку и, стиснув её, прорычала:       - Объясни Это, - метка ярко мигнула, точно ухмыляясь мне, а следом – новый приступ боли. Я зашипела, сгибаясь чуть ли ни пополам – ну, за что, за что мне всё это?!       - Что - «Это»? – выпалила я из себя, чувствуя, как начинают ныть и гореть глаза. – О чем вы? Где я? Что здесь вообще происходит?!       Под конец я уже орала – меня всю колотило от едкого ужаса. Давление, исходившее от этих двоих, было куда хуже, чем от охранников. Они хотя бы молчали, а не допытывались признания в каком-то террористическом акте!       В себя я пришла от пары ощутимых оплеух, и я замолчала, уставившись взглядом куда-то в район лба или переносицы воительницы.       Выглядела она обеспокоенной. Возмущенной, полной подозрений ко мне… но ей явно не понравилось, что я чуть ли ни разревелась. Или… стоп, неужели я все-таки заплакала?       Шевелить руками в таких кандалах было неудобно, но, кое-как изогнувшись, я здоровой рукой провела по щекам. Мокрые. Мокрые, черт возьми! Да я ж лет с тринадцати толком не плакала!       - Кассандра, у неё истерика, - сказала вторая. – Постарайся… быть спокойнее. В конце концов, она нам нужна. Мы с тобой это уже обсуждали.       Воительница – Кассандра, - недовольно поморщилась, но кивнула, а потом бросила на меня настороженный взгляд. Будто опасалась, что я вот-вот завою белугой. И, да, опасения были небезосновательными. И обоюдными. Позориться ещё сильнее не хотелось. Да и смысл разводить влажность, если это ничем не поможет?       Женщина сделала глубокий вдох, а потом вновь повернулась ко мне. Взгляд у неё теплее не стал. Но теперь у меня не создавалось чувство, что она вот-вот кинется на меня с мечом наголо. Меня, конечно, продолжало потряхивать, но, вроде бы, больше не тянуло кричать и плакать.       - Ты что-нибудь помнишь? Хоть что-нибудь? – спросила воительница уже гораздо спокойнее. – Ты буквально вывалилась из Тени.       - Откуда вывалилась?       - Из Тени, - повторила Кассандра, стараясь не раздражаться. – Звучит невероятно, но наши солдаты были этому свидетелями.       «Что ещё за Тень?!» - этот вопрос сам рвался на язык… но я решила его не задавать: если уж одно мое странное появление вызвало такой ажиотаж, то что может случиться, если они узнают, что я вообще из другого мира? Как бы меня тогда вообще на костре не сожгли как какое-нибудь чудище. И доказывай потом, что не жираф.       - Ещё они увидели за тобой силуэт какой-то женщины. Никто не знает, кто она… но кто-то считает, что это она тебе помогла выйти, - продолжила рассказывать женщина, старясь хоть как-то пробудить мои воспоминания.       Эти слова тоже ни о чем мне не сказали бы… если бы не последние слова.       Сейчас скажу пару слов о своем любимом филологическом: память – штука сложная. Очень многое зависит от связей между воспоминаниями… и один только черт разберет, какое именно слово станет таким «крючком», который вытянет эту цепочку.       Вот и сейчас в голове та темная лакуна, пустота, к которой так отчаянно пробивалась воительница, вдруг на несколько мгновений прояснилась и приоткрыла ненадолго свою тайну…

***

      На втором курсе у нас в течение одного семестра вели один такой предмет, философией назывался, и среди всего прочего наш преподаватель высказал такую мысль: «Каждый придуманный кем-то мир может потенциально существовать параллельно нашему», - тогда меня эта фраза ничем не зацепила, но подсознание все услышало и запомнило.       И теперь, оглядываясь по сторонам, я понимала, что если кто-то и придумал Этот мир, то у него с головой было не все в порядке: место, где я очнулась, походило на чей-то кошмар. Кругом царил полумрак, а небо отливало всеми оттенками зелени. Это заставило меня вспомнить тот странный «канал», по которому я свалилась. Он был похожего цвета.       Но цвет и свет здесь были наименьшей проблемой – кругом стоял туман, но даже сквозь него виднелись черные силуэты каких-то скал. Воздух был спертым, и каждый вздох давался с трудом. Невольно проскользнули мысли: «А здесь нет какого-нибудь опасного газа?» - но, видимо, единственное, чему местный воздух и угрожал, так это чувству прекрасного.       … и все-таки странная вещь – человеческая психика. Когда я смотрела по сторонам, то понимала, что нахожусь где угодно, но точно не дома… но мысль о том, что я угодила в другой мир, хоть и приходила, но как-то проскальзывала мимо. Не знаю, какие в принципе существуют стадии в переживании стресса, но, кажется, я сейчас не до конца осознавала, в какую ситуацию угодила. Просто игнорировала этот факт, стараясь решить другую проблему – куда идти дальше?       Конечно, кто-то мне говорил, что если потеряешься, то нужно стоять на одном месте, чтобы тебя было проще найти… но, сдается мне, он имел в виду вовсе не другой мир. И, пока я не перешла к состоянию паники (а оно у меня определенно будет!), нужно найти либо выход, либо безопасное место. Насчет местных жителей я не была уверена, поэтому в список своих целей их вносить не стала.       Итак, я огляделась ещё раз: пейзаж от этого не сильно изменился, но кое-что любопытное я все-таки заметила. Лестница. Огромная, высоченная лестница, вырубленная кем-то из огромного куска камня. Она вела наверх, а там – тут у меня позорно зашевелились волосы на затылке, - стояла чья-то светящаяся фигура. Силуэт был виден смутно, но все же походил на человеческий.       Внутри шевельнулся страх – ох, неспроста там этот кто-то стоит! – но, посмотрев по сторонам снова, я решила все-таки пойти навстречу. Я могу пробыть здесь вечность – и так и остаться на месте. И никогда не узнаю, был ли этот загадочный некто другом или врагом.       В конце концов, что я теряю? Дороги я не знаю, где я нахожусь – тоже. Да и все лучше неизвестности. Тем более что какое-то смутное шевеление мыслей в голове подсказывало, что я многое упускаю из этого воспоминания, и даже то, что я вижу – это обрывки, кое-как сохраненные и склеенные моим сознанием: слишком уж все было расплывчато, а временами события происходили какими-то урывками.       Потому что я не помню, как оказалась возле лестницы, когда направилась к фигуре. Хотя, может, оно и лучше? Мне и так нельзя сказать, что это было приятное восхождение: ступени были неровными, ноги то и дело норовили соскользнуть, хотя на мне были сапоги без каблуков, у самой лестницы наклон был ужасно неудобный, и чем выше я поднималась, тем тяжелее было сохранить вертикальное положение.       Фигура наверху продолжала стоять и, как мне казалось, внимательно наблюдать за мной: она ни торопила, ни остерегала. Даже мелькнула мысль, а не статуя ли это? Да и настораживала эта неподвижность, с которой она ожидала меня наверху. Может, это штука была чем-то вроде того огонька у удильщика, который с его помощью приманивал к себе глупых рыбешек.       Мне становится чьим-то завтраком не хотелось… но разве у меня был выбор?       И я продолжала идти.       Я одолела почти половину ступенек, когда за моей спиной послышались странные звуки: честное слово, это не походило на голос ни одного знакомого мне животного. Да и незнакомого – тоже. Это было вообще что-то неестественное.       И меньше всего на свете мне хотелось оборачиваться и смотреть… вот только голова сама оглянулась через плечо.       Ох, зря она обернулась… ох, зря…       Арахнофобией я никогда не страдала, но здоровую долю брезгливости при виде всего восьми- и более лапого испытывала всегда. Но одно дело – морщить нос и содрогаться при виде паучка размером чуть меньше ногтя большого пальца, а совсем другое – видеть, как тебе несутся, шустро перебирая лапами огромные чудовища, лишь отдаленно похожие на пауков. И их толпы.       … я ещё никогда в жизни так быстро не бегала.       И все равно это не помогало: толпы членистоногих ловко взбирались наверх, радостно стрекоча при виде меня. Им точно и не важно было, по чему бежать. Они ловко перескакивали через десяток ступеней, цепляясь чуткими лапками за малейшие царапины и щербинки в камне.       Не помню, как я добралась почти до самого верха. Мне не хватало немного, но дыхание сбилось уже ко всем чертям. По лестнице я уже буквально ползла…       … и тут я увидела, что силуэт протягивает мне руку. Я не могла разобрать её черты лица, но все-таки в фигуре угадывалась женщина, пускай и в каком-то дурацком головном уборе. Хотя… знаете, я тогда готова была признать, что это последний писк моды, если она спасет меня.       А потом – резкая боль в ладони.       И снова падение, снова на твердую землю, снова в какое-то странное место, вокруг суетились какие-то тени… но мне было уже все равно: меня снова подкараулил обморок.

***

      Да, «эпическое» воспоминание… достойно человека, который никак не подходит на роль попаданца.       - Ой…       - Ты что-то вспомнила? – и обе женщины тут же наклонились ко мне, видимо, готовые выпытывать из меня ответы, если я их сама добровольно не выдам. Впрочем, я не враг самой себе. Вроде бы.       - Только обрывки… - что ж, хоть тут я не врала. – Помню какое-то странное место… женщину… пауков…       - Пауков? – бровь Кассандры скептически приподнялась.       - Ага… - мой кивок. – Размером с огромную собаку…       По тяжелым вздохам я поняла, что мои слова слабо прояснили ситуацию.       - Итак, тупик. Снова, - воительница чуть ли ни выплюнула это слово.       - Не торопись, - посоветовала ей её напарница (хотя, признаться честно, в этом я была не до конца уверена). – Я отправлюсь к Родерику и попытаюсь его уговорить, а ты…       - … да-да, пойду проверять эту теорию Соласа… - пробурчала женщина, чуть ли ни оскалившись. – Проклятье, если бы мне кто сказал, что я должна буду довериться словам отступника!...       - Мы этот вопрос тоже уже обсуждали.       Успокоиться я смогла лишь к тому моменту, когда женщины договорились, что та, что в плаще (её назвали Лелианой), отправится в какой-то главный лагерь, а Кассандра останется здесь в качестве сопровождающего меня лица, чтобы самой мне все показать. Хотя её слова о том, что когда увижу, то всё поймут, не воодушевляли. Тем более, что упоминания какого-то «Соласа», которому эта особа была вынуждена довериться, наводили на мысли, что этому мистеру С доверять пока не стоит. Пускай Лелиана и говорила, что другого выбора у нас нет.       А ещё эти слова о «наглядности» вызывали опасения. Все-таки, недаром говорится, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, а горький опыт, пускай и не слишком большой, убедил в том, что зачастую этот «один раз» лучше и не использовать для удовлетворения своего любопытства.       Но кто меня спрашивал? Я же здесь на правах пленника.       Одно радует - колодки сняли, хотя и связали руки. И потащили наружу (все-таки, я хотела уже понять, где нахожусь, пускай с местной географией я и не была знакома).       Место, где меня держали, находилось где-то в подземельях, и наружу меня выводили очень долго: сначала по длинному темному коридору, потом – вверх по лестнице. Мы оказались в огромном зале, чем-то похожий на церковный… хотя, кто знает? Мне не давали особенно сильно смотреть по сторонам и любоваться местной архитектурой.       Меня просто потащили дальше.       В лицо ударил холодный порыв ветра, а неяркий зимний свет после темного подземелья ослепил не хуже солнечного луча: глаза тут же заболели и заслезились, и я принялась их отчаянно тереть (да-да, так поступать нельзя, но, увы, в тот момент логика у меня отключилась). Да и тогда я заметила ещё одну странность, на которую по дороге не обратила просто внимания.       На мне не было очков. И я не щурилась как слепой крот. И четко видела – даже слишком четко, - какую-то зеленую хрень на небе.       «И чему мне больше удивляться: этому атмосферному явлению или тому, что я его вообще вижу со своим минус черт-забыла-сколько-но-много?» - и, самое забавное, меня все-таки больше удивляло второе, нежели первое.       Потому что в этой истории становилось уже слишком много зеленых штук, чтобы быть просто совпадением.

***

      Светка не появилась и на утро. Тишина стояла по всем фронтам: её телефон отвечал стандартную фразу: «Телефон выключен или находится вне зоны действия сети» - и отец едва не расколотил свой мобильник, когда в тридцатый раз услышал все те же слова.       Если бы не напряженная ситуация, Антон удивился, что он вообще забыл в родительском доме, где ему всегда не рады. Но сейчас было не до таких мелочей, хотя, когда он сам позвонил матери утром, чтобы узнать, вернулась ли сестра, отец отобрал трубку у матери и наорал на сына. Мол, и он сам непонятно чем занимается, и Свету ещё втянул.       - Не слушай его, Тош, - мама забрала телефон у мужа и снова заговорила. – Светы все ещё нет, и мы боимся… не случилось ли худшего.       - Вы в полицию обратились? Заявление о пропаже написали?       - Да, но… - у неё задрожал голос. – По документам она же взрослая… её искать только через три дня будут.       «Черт побери,» - в голове было пусто, будто он вытянул самый провальный билет на экзамене. Чем он ещё может помочь?       - Что ещё вы сделали? – но самое страшное – просто молчать. Так гораздо острее ощущается собственная беспомощность.       - Твой отец обзвонил больницы… там похожей девушки не было, - мать резко всхлипнула. – Теперь обзванивает морги…       По спине прополз ледяной червь: мерзкий и склизкий, и от него хотелось передернуть плечами. И Антон хотел спросить что-то ещё, но краем уха различил глухой голос отца:       - Есть? С такими приметами?       Тишина. Различимо дыхание матери. А в его квартире слышится, как гудит холодильник и подтекает бочок унитаза. За окном воркуют голуби, которых парень по глупости прикормил и теперь терпел каждое утро. Даже слышал шаги соседей наверху.       А в голове – ни одной мысли.       - Мам, я сейчас к вам приеду, хорошо? – кое-как выдавил он из себя прежде, чем понял, что говорит.       А потом они поехали в морг опознавать тело.       Здание совсем не походило на то, что Антон видел в сериалах: думал, это будет приземистое здание, от которого за милю веет смертью. Или просто чем-то жутким. А это оказалось совершенно обычное двухэтажное здание. Чем-то похожее на больницу.       Внутри ждали светлые коридоры с желтыми обоими. Ничего больше парень не запомнил, только их – ему тогда они показались неправильными. Ну, не могут быть в таком месте такие…теплые краски.       Отец оставил его с матерью там ждать, а сам пошел вместе с врачом. То есть, патологоанатомом. Все-таки, с трудом верилось, что это место – морг. И что за стеной находятся трупы, а среди них…       «Не думай об этом, не думай,» - парень помотал головой, а потом сосредоточился на матери: её трясло, хотя она ещё не плакала. Они держались за руки и молчали. Оба надеялись и боялись, что если кто-то из них подумает: «Не бойся, все будет хорошо» - то из-за дверей появится отец и скажет, что Света там.       Сколько они так просидели? Наверное, несколько минут. Несколько минут томительного ожидания. В голову приходила абсурдная мысль влететь в кабинет следом за отцом, лишь бы перестать сидеть в неизвестности.       «Хорошо, что мама здесь,» - и это удерживает его от таких глупых решений. Что он там сделает? Чем поможет? Только под ногами будет путаться.       Отец вышел тихо и отирал платком лоб. Мама подскочила на ноги раньше сына. Она попыталась у него спросить, Света это или нет, но у неё получилось только судорожно втянуть воздух. Но папа все понял.       - Нет, это не она… - наверное, дело было в свете, но Антону показалось, что у отца глаза на мокром месте. Но вот мать точно громко расплакалась. От облегчения.       - Слава богу! Слава богу! – она уткнулась в грудь сына, и он обнял её, успокаивая. Мама говорила что-то ещё, но это было так неразборчиво и сумбурно, что парень ничего не понял. Просто подхватил её за локоть и осторожно вместе с отцом вывел её наружу.       На воздухе женщине стало легче: она отдышалась и успокоилась.       - Миша, скажи, пожалуйста, что это был последний морг… - её голос звучал очень тихо. Почти как шепот. – Я ещё одной такой поездки не выдержу.       - Да, он был последним, - кивнул отец. – Теперь… теперь остается только ждать. И надеяться.       Антон сжал зубы, но промолчал.       «Искать её начнут через три дня. В моргах и больницах пока пусто, но… черт возьми, а если её ещё можно найти? Что, если кто-то знает, куда она делась?» - вспомнился вчерашний план обойти всех светиных друзей и знакомых. Вдруг, кто-то из них знает, куда она отправилась?       - Ма, па, - обратился к ним сын. Родители обернулись, лица у них были усталые и осунувшиеся. – Вы езжайте домой, поспите, хотя бы немного, а я пока махну в светкин универ, у её однокурсников и друзей поспрашиваю. Может, они что подскажут?