Осколки моей души

Сакура, кажется, от волнения пошла не в ту сторону. Какого вообще с ней происходит? Ками-сама, за что? Неужели я заслужила все это? Я уже не знаю, чего хочу, но точно не очередных душевных терзаний. Быстрая ходьба перешла на неспешный шаг. К черту все! Куда мне торопиться? Эти идиоты наверняка в озере плещутся или просто дурью маются, а не рыбу ловят. Мне бы тоже не помешало пару раз окунуться, чтобы остыть. Не ожидала, что предположение Наруто о природе отдыха Какаши-сана вызовет во мне такую волну негодования. И что теперь? Уже два раза направление меняла, я шиноби или кто вообще? Это дрянное дерево должно быть где-то здесь. Да где же? Шаннаро! Успокойся, дыши, нельзя все слова воспринимать в штыки. Какаши - самостоятельный человек, у него нет перед тобой обязательств. Еще парочка, или нет, метров, и я найду это чертово дерево. И так отделаю, только щепки успевай ловить! Нужно было снять стресс, отвлечься. Но уставший и изнуренный организм напрочь отказывался соглашаться на тренировку, даже на самую легкую, а вот подкидывать различные домыслы не прекращал ни на минуту. Да и к тому же, наверняка в том кабаке он не только алкоголем стресс снимает. Он взрослый мужчина, ему тридцать, не забыла? Да в таком возрасте уже семьей обзаводятся, а не шастают по девкам. Мне-то какая разница вообще когда, где, с кем и что он делает?! Буря негативных эмоций отразилась на лице: глаза потемнели, приобретая цвет листьев, промокших от дождя, губы сжались в тонкую полоску, меж бровей пролегла грубая складка. Настроение окончательно испортилось, в лагерь идти не хотелось, желания есть и разговаривать напрочь отсутствовали. Сакура примостилась спиной к шероховатой коре дуба и медленно осела на землю, упираясь затылком в широкий ствол. Подташнивало, руки дрожали, а тело слегка ломило, словно она простудилась, и температура только начинает подниматься. Но нет. Это лишь еще одно последствие посттравматического синдрома. О чем она думает? Какая семья? Он был лишен матери с рождения, стал круглым сиротой в семь лет, похоронил лучших друзей в тринадцать, видимо, как и свою любовь к жизни. Академия, дом, АНБУ, миссии, миссии и еще раз миссии… Он не знает, что такое домашнее тепло, что воскресенье пахнет любимыми мамиными цветами и яблочной шарлоткой, что в нахмуренных глазах отца скрыта забота, а редкие объятия матери дороже всего на свете… Теперь и Сакура этого лишена. Лучше не думать об этом. Она остро пожалела, что перестала принимать препараты, сейчас бы была безмятежна, как плывущие по закатному небу облака. Всё —таки мне стоило завершить курс лечения. Сама же всегда с больными ругалась из-за того, что они прекращали пить таблетки при первом же улучшении. Правильно говорят: врач-худший пациент. Сакура уже собиралась встать, как, внезапно, голос, который отсутствовал последние два года, вернулся. Не может быть. Внутренняя Сакура буквально выплевывала яд: «Мда-а, а кто же станет ему семьей , ты что ли? Раскатала губу! Не будь дурой, твой Какаши, как и Саске, недосягаем. Еще больший одиночка. Он никогда не женится, а стать его любовницей… Выдержишь ли ты участь греть его постель, но не душу? И быть одной из многих? Хватит ли тебе смелости и мужества вернуть ему утерянные части сердца, когда ты еще не дособирала осколки своего? Ты считаешь себя уже взрослой, умудренной жизнью, но ты не жила по-настоящему. Ты выбрала участь шиноби, выращена воевать, но никак не созидать. Очнись уже, ты сама обрекла нас на эту жизнь! И почему я существую именно в тебе? Такой, такой… Ох… к черту Коноху, к черту пост главного врача, к черту все! Пора взять себя в руки и начать жить по-новому, не повторяя ошибки прошлого… Как же я ненавижу тебя…» Сакура потрясенно замерла, а гневные крики все продолжались: «Ты думаешь, в этой помойной яме у вас есть будущее? Нет, не после всего пережитого. Здесь каждый камень будет напоминать о смытых дождями кровавых разводах, о разможенных конечностях, о пустых стеклянных глазах. Так и свихнуться можно. И эта твоя любовь, словно старая пластинка, заезженная до дыр, не сделает тебя счастливой. Не сделает нас счастливыми! Ты отрицаешь все, но я уверена, что глубоко внутри давно все поняла. Ты забываешь кое-что, считая себя и его свободными женщиной и мужчиной, не думаешь о злых языках. Мир с такими отношениями согласен не будет. Ты его бывшая ученица. А в вашем высокоморальном и в высшей мере эмоционально ущербном обществе бывших учеников не бывает, как и не бывает безнравственности между учителем и ученицей. Особенно неофициальных, ни к чему не обязывающих перепихов. Да, Сакура, да, перепихов, потрахушек, ебли, если хочешь, потому что только это он и подарит тебе. Ведь этот сверх меры чопорный и сухой человек если и задумывался когда-нибудь над возможностью существования вас, то понимал, что в это дерьмо лучше не лезть. Разок толкнуться в твою дырку можно, но слишком проблематично иметь дело с девственницей, да ещё и со своей бывшей ученицей. В конце концов, тебя стопчут в грязь и нарекут сантя*, или и того хуже, позор ляжет не только на нас, но и на Цунаде-сама, на мать! Не достаточно ли она натерпелась?! Смерть мужа и так подкосила ее и без того слабое здоровье. Его же, как мужчину, не пристыдят обычные жители, хотя верха могут поставить под сомнение его ценности, лишить возможности стать Хокаге или отправить служить куда-нибудь далеко и надолго. Настолько, чтобы ты до конца своих дней кончала лишь от своей руки и смутных воспоминаний о Какаши. Сама должна понимать. Наши старейшины и не такое проворачивали. После истории то с кланом Учиха. Хотя о чем это я? Да что ты знаешь? Ты ведь даже не слышишь меня, тупая Сакура! Идиотка с куриными мозгами! Не могу, не могу, не могу… Я больше так не могу. Я… не могу больше… кричать в пустоту…» Нет! Да нет же! Нет! Ками-сама, не может быть! Я вновь слышу тебя, ты з-здесь? Не исчезла? Как же это… «Слышишь? Ты меня слышишь? Ну, наконец-то, шаннаро! Задушить бы тебя собственными руками, да не могу материализоваться, к сожалению. Твои мозги даже более гладкие, чем бобы, только и заняты мыслями то о Саске, то о Какаши. К чему это, а? Ты хочешь еще одного эмоционального калеку себе в коллекцию? Не обманывайся только, на сопливую девчонку у него просто напросто не встанет», — ехидно произнесла вторая Сакура. А вот оригинал тем временем задохнулся от услышанных слов. «Хотя если ты хорошо постараешься своим маленьким ротиком, то, я думаю, его член сжалится над тобой и откликнется каплями смазки на розовенький язычок. А то и сразу в глотку. Ах-ха-ха», — все не могла успокоить свой безумный смех Иннер. Прекрати! Говоришь так, будто бы я последняя шлюха. « А ты первая? Ну, ты ведь течешь от одного его вида. Хотя ты в этих вопросах, точно как Наруто на экзамене, абсолютный н-о-л-ь. Ха-ха, ты все еще маленькая дурочка с мечтами о прекрасном принце. Тело выросло, а голова — нет», — подытожила вторая Сакура. Хватит, да что с тобой?! Ты вообще лишь моё подсознание. Ты должна думать так же, как и я… А ты так внезапно возвращаешься, да вместо приветствия одни оскорбления и слышу! К чему такая жестокость? Ты прекрасно знаешь, что я… всегда хотела пережить интимные моменты с любимым, а не с первым встречным. «Нет, я не всего лишь твоё подсознание, ясно?! Мне стыдно иметь с тобой что-то общее! И не затыкай меня, я уже вдоволь наболталась здесь сама с собой, теперь ты послушай. Вряд ли Какаши еще есть чему учиться в постели, а может стоит переспать с главным героем твоих детских мечтаний — Саске-куном? Он, кажись, созрел для активной стимуляции твоей киски. Ах, жаль только, она его, кажется, совсем не интересует. Ведь ты всегда думала, что война закончится, он откроется тебе, покается перед тобой в своих грехах, попросит прощения. А потом Саске-кун сделает тебе предложение, попросит прожить с ним до гробовой доски, и уж там, в его родовом поместье, вы познаете тела друг друга. Ну не-е-ет, слишком приторная сказочка! Забудь, глупая, глупая Сакура, он отмороженный. Поелозит пару секунд между твоими фригидными ногами, да и кончит. Саске никогда мне не нравился.» Ч-что? Ты сумасшедшая или озабоченная, я даже не могу решить что вернее! А, о, теперь ты против него? Сама же вечно трещала в моей голове, что противоположности притягиваются. Я тогда еще поверила, что смогла бы зажечь в нем огонь чувств. И без тебя здесь не обошлось. Ты подпитывала меня. Ты настраивала меня. Ты хотела, чтобы я страдала от безответной любви. И уж тем более мне ясно, что Какаши знаток в сексе. Или как минимум, точно знаком с ним на практике, не нужно было вообще касаться данной темы! Я говорила не об этом. Изучать страсть — не значит акцентироваться только на половом контакте. Это лишь способ познать друг друга духовно! — выговорилась Сакура, от злости и напряжения вгрызаясь пальцами в комья земли. «О, Ками-сама, дай ей мозгов. Я хотела для тебя страданий? О, ты забываешься, мелкая дрянь. А кто все время помогал тебе, когда мать была не в духе, кто утешал тебя, когда свора Ино в очередной раз подкарауливала тебя за углом школы? Кто, скажи мне, Сакура, кто?!» — её крик оглушил Харуно изнутри. Ты, это была ты. «Вот именно, я! Я! Я! Где, черт возьми, я?! В теле тупой запуганной лахудры, а где моё тело? Где?! » — воскликнула Иннер. — «Есть только ты и твое упрямое отрицание того, что все наслаждаются сексом, а не любовью. Все, Сакура, блять, трахаются! И твой Какаши тоже! Нет ничего лучшего для раскрепощения, чем отменный секс. Нет лучшего средства, чтобы забыть войну.» Бред, какой же бред. Тебе-то откуда знать? Может быть слияние душ и есть способ освободиться? Становление единым целым. Я не знаю… или может так: его ритм сердца подхватывает мой, его дыхание сливается с моим, его мысли живут в моей голове, его боль разливается и в моем теле… И все обоюдно. Да. Вот чего я хочу от любви. И в процессе выяснять какие прикосновения больше всего нравятся, какие вызывают мурашки, легкую боль, где особо чувствительные места… Неужели не понимаешь? Ты должна меня понять, ты часть меня. «Ха-ха-ха… Лицемерка, какая же ты лицемерка Сакура! Именно я тебя и понимаю. Все это ванильные истории из женских романов. В жизни не так все происходит. Феромоны, выделяемые секретами человеческого организма, обеспечивают химическую коммуникацию между особями, возникновение любви. Но по сути они аттрактанты полового влечения, простая истина. Ты сама медик.» Я уже не знаю, кто я. Этот разговор мне не нравится, ты не хочешь мне кое-что объяснить? «Брось. А я что, по-твоему, делаю? Ты лжешь себе. Секс тебя привлекает, заманивает, требует познать его. Все здесь, в твоей голове. То дерьмо, в котором ты барахтаешься с двенадцати лет, порядком уже осточертело. Это хорошо, если есть родственная душа, и ты стремишься слиться с ней. Но, Сакура, ни у одного из твоих избранников нет полноценной души. Лишь осколки. Хоть ты и отрицаешь, но в тебе живёт похоть. Она расцветает красной лилией, и я уже чувствую её аромат. Мужчины тоже скоро сбегутся на него, а ты только и рада будешь расставлять ножки. Помню твое недоумение и жар щек, когда выяснилось, что твое лечение никак не продвигается, потому что нет расслабления и сильных позитивных эмоций. Первой твоей мыслью был секс», — ухмыльнулась Иннер Сакура. Что ты несёшь? Я никогда, слышишь меня, никогда не буду такой! Тебя не было, ты с момента сражения с Кагуей и по сей день молчала! — сердце ускорило ритм, появилась нервная отдышка. «Да ну? А я вот помню, как присутствовала с тобой на приеме, когда Аоме-сан сказала, что стресс не проходит не из-за ошибочного метода лечения, а потому, что ты не отпускаешь прошлое, погрязнув в негативе. Предложила тебе начать обращать внимание на мужчин для вполне понятной цели — отвлечься. Посоветовала начать мастурбировать. И не говори, что не подсела на это. Это настоящий наркотик. В тот же день, лежа обнаженной в кровати, ты представляла, как снимаешь маску с него, обводишь кончиками пальцев его слегка тонковатые, но мужественные черты лица, и эту родинку у подбородка, так манящую облизать ее. М-м-м, а этот волевой подбородок, напрашивающийся на укус. И серые глаза, смотрящие на тебя с вожделением, горящие желанием взять тебя. И он берет страстно, жестко, сильно. Тяжелое дыхание, шумный выдох на ухо и миллионы разбегающихся мурашек по телу. Как повезло, что в больнице, пока он был в медикаментозном сне, ты таки удовлетворила свое любопытство, сняв с него мешающуюся материю. Насколько яркая у тебя фантазия, до сих пор вижу эти картинки.» «Извращенка» Как? Как это возможно? Я думала, что одна, — руки обхватили пряди, выбившихся из хвоста волос, сжав их и испачкав в земле. «Твои руки, притворяющиеся его руками. Одна его теплая и большая ладонь накрывает твою грудь, грубо зажимая сосок между пальцами. И такая сладкая боль. Закусанная губа и сладострастный выдох. Другая рука, поглаживающая твой пупок, медленно спускается все ниже и ниже. Длинный указательный палец, вскользь дотрагивающийся до пульсирующего клитора, мягко скользит к углублению влагалища, но, захватывая выделившуюся влагу, резко проникает в скользкую дырку. Больно, но приятно. Он активно стимулирует переднюю стенку влагалища, но, когда ты почти у цели, внезапно останавливается. Ты мычишь, всхлипываешь, умоляешь. И, наконец, вот он, объятый твоим нежным соком, движется по гладкой горошинке вниз, а-ха, вверх, в стороны, м-м-м. Место пальца занимает горячий язык, совершающий круговые ласкательные движения у изнывающего клитора. Ноги немеют, щекотка усиливается. А этот его громкий, протяжный стон, сливающийся с твоим собственным. И, наконец, содрогающиеся в экстазе внутренние мышцы и бегущие импульсы вдоль всех нервных волокон. М-м-м, какая же ты б-е-с-т-ы-ж-а-я.» Прекрати! Меня укоряешь, а самой-то понравилось! Ты думаешь, это самая важная тема сейчас? Других проблем для обсуждения нет? Ты… ты… Получается, ты все это время была со мной и молчала? Что это за игры в шпионов?! Сакура резко опустила руки, в ярости и смущении сжав кулаки. И не заметила, как начала кричать вслух: «По-твоему эти прятки были уместны?! Я страдала, мне нужна была поддержка, нужна была ты! Нужен был хоть кто-то, а ты решила поиздеваться молчанием?! Ты и раньше не особо часто появлялась, но в трудную минуту всегда была рядом…» «Ты больная? Что за глупости? Уж кто и издевался, так это ты. Забаррикадировалась от меня, заблокировала доступ в свой разум, не позволяя докричаться. Я сидела в кромешной тьме и давилась одиночеством, я могла лишь наблюдать за твоими метаниями, срывами, очередной безответной любовью. Думаешь, мне было легко? Три раза «ха». Не способная поговорить с тобой, повлиять, помочь сделать правильный выбор, я была за кадром твоей жизни. Думаешь, я не знаю, о чем ты хочешь поговорить?! Дерьмовый из тебя дознаватель! О, наверное, ты имеешь в виду день, когда ты почти убила нас?! В тот первый март после войны… Благо, Шикамару, возвращаясь с миссии, увидел твою розовую башку и вытянул за шкирку из озера. Глупая, глупая дура! Ну и кто из нас еще предатель, а?!» Первая слезинка медленно прочертила влажную дорожку по щеке, через минуту это перешло в полноценный плач. Всхлип, еще один. Тебе не понять, раз обвиняешь меня в этом. «Да куда уж мне. Когда ты успела стать большей слабачкой, чем была?» Сакура вздрогнула. Это было больно, очень больно вспоминать. Не смей. Может быть я и вправду закрыла тебе доступ, но ты же видела, какой ад творился. И все же так говоришь? Тогда еще не было встреч с Какаши-саном, мать не выходила из депрессии, мертвые изувеченные тела являлись каждую ночь, не удалось спасти очередного отравленного шиноби, Саске не выпускали из тюрьмы, моя система чакроканалов начала дисгармонировать. Пришлось на время отменить участие в важных операциях, да даже в обычных… И в завершение всего, та картина в соседнем гражданском селении стала преследовать меня и днем и ночью, пожирая остатки разума. Всё это и добило. «Не еби мне мозг, Сакура, ты шиноби, а не какой-то наёмный охранник Даймё», — недоверчиво произнесла Иннер Сакура. — «Расклеилась настолько, что блевать хочется». Больно. Они словно перед глазами. Это произошло до потери контроля над чакрой. Утром после первичного осмотра всех жителей селения, я пошла собирать лекарственные травы в лес. А вернувшись, услышала крики и плач в третьем домике. Побежала туда и обнаружила на полу в полусидящем положении три прижавшихся друг к другу тела, с кровавыми дорожками изо рта и глаз. Женщина, немногим старше меня, не выдержала смерти кормильца семьи, депрессии и первых временных послевоенных лишений. Она отравила себя и своих двоих малышей, пяти и трех лет. А ведь наша команда привезла в селение одежду, еду и предметы первой необходимости. Моей же миссией было подлечить легкие заболевания жителей и оказать психологическую помощь малышам. Цунаде-сама обучила меня необходимым навыкам. И это было мое первое задание после войны. Проваленное задание. После которого я зареклась когда-нибудь еще хоть раз испытать себя в роли психолога. Я не успела, не выполнила свой врачебный долг перед этими детьми, не заметила состояние их матери. Жители деревни так смотрели на нас, как на монстров, что отбирают у них последнее. Многие из них игнорировали нас, не позволили помочь похоронить этих несчастных, а некоторые шептались за нашими спинами о демонах с чакрой. Они нас за людей даже не считали, представляешь? А многим после этой миссии, пытаясь начать разговор, чтобы определить степень психологической травмы ребенка, перед глазами возникали лица тех двоих малышей. Они преследовали меня во снах и наяву… Словно я убила их своими руками, понимаешь? Это и пошатнуло во мне уверенность. Я потеряла веру в себя, в свои силы, в свою вменяемость… чакра пропала на неделю, потом рывками проявлялась. Ты молчала. Когда все остальное разом навалилось, я просто… я просто не выдержала,— ее рука взлетела вверх, зажав рот в попытке заглушить рыдания. Прости меня, прости, прости. И непонятно, у кого она просила прощения, у своего второго Я? У погибших детей? Или сразу у всех… Иннер Сакура молчала какое-то время, но затем рассеяно ответила: «Тебе не нужно мое прощение. Ничье прощение не нужно. Этот эпизод— случайность. Ужасная, кошмарная, но случайность. Через сколько смертей ты прошла, не пересчитать, но также ты спасла огромное количество людей. Я с самого начала знала, что ты не сможешь стать полноценным шиноби, не сможешь быть хладнокровным убийцей, ты из другого теста, и как же повезло, что Цунаде- шишо согласилась обучать тебя. Созидание вот что составляет твое ядро личности.» В тишине леса раздался еще один всхлип. «Я не помню эту деревню и не помню, что засранец Саске был в тюрьме, я даже не помню, что у нас появились проблемы с чакроканалами. Видимо, ты настолько абстрагировалась, что я видела лишь некоторые моменты. Ксо! Не делай так. Больше так никогда не делай!» «Хватит рыдать, Сакура. Я все еще ненавижу тебя, но градус обиды понизился. И так как я здесь, в тебе, как в клетке сижу, то изволь хоть сырость не разводить. Сама подумай, все в прошлом, больше такого ёперного театра одного актера я не допущу. Приведи себя в порядок. Ты уже битый час стоишь здесь и со мной ругаешься. Вон он — ваш будущий костерок, эти оболтусы уже наверное сырой рыбу съели, пока ждали тебя. Солнце село. Поторапливайся. И это… Черт! Эх, ладно, скажу. Мы как-нибудь справимся со всем вместе, поняла? И за грубость… прости. Но, будем честны, ты все это заслужила. Черт, ну вот опять. Прости, короче. А бес седой может ещё и обратит свое внимание на такую идиотку, как ты.» Я п-прощаю тебя. И он не седой, его волосы цвета звезды. «Ага, как скажешь, но не вини меня, если вашим детям перепадут эти белесые прядки и все в классе будут их задирать. Ну чего раскраснелась-то? Вот дурёха.» Я рада, что ты вернулась, мне не хватало этого. Твоя правда, бедняги заждались нас. Хлопнув себя по щекам, Сакура наспех вытерла слезы. Подняв глаза на небо, убедилась, что солнце действительно скрылось, лишь легкая полоска брусничного цвета над горизонтом свидетельствовала о его недавнем присутствии, но и ее уже скрывают кроны деревьев. Появились первые звезды, еще немного тусклые, постепенно набирающие яркость и приобретающие серебряное свечение. И они такие большие, возникло ощущение, что вот протяни руку и дотронешься до них. Глубокий вдох, выдох. Дыши. Сердце урежало свой сумасшедший бег. И вот, она чувствует, как тело прекращает биться в кратковременных судорогах, а истерзанная душа упивается таким долгожданным чувством давно забытого счастья от возвращения родного человека. Приятное, легкое чувство. Наконец, важная частичка ее сердца вернулась.