***
Двенадцать часов спустя.
Бессонная ночь отдавалась треском в голове и шумом в ушах. И почему меня не предупредили, что в комплекте с должностью Хокаге идёт мигрень? Очередная сигарета обречённо задохнулась в пепле своих предшественниц. Доза никотина быстро всосалась из лёгких в кровь, уже через секунду вызывая спазм сосудов и активизацию нервных синапсов во всем организме. Только это и спасало. Глупая девчонка! Шумный выдох. Сильно зажмурив веки, он потёр в задумчивом жесте свои заросшие щетиной подбородок и скулы. Мозг ставил свои условия: отказывался анализировать или давать советы, пока не получит хотя бы пару часов сна. Вызов Паккуна не дал никаких результатов, по его словам, слишком много времени прошло, и по запаху уже невозможно определить, в каком направлении отправилась медик, а отсутствие чакры исключало дополнительную возможность поиска. Он ощущал себя так, словно застрял в цикле повторяющихся событий, участником которых ему явно не суждено стать. Она не хочет видеть его в качестве фигуры на доске своей жизни. Что эта девчонка вообще творит? Да, собственно говоря, что захочет. Захотела — закрылась в себе, захотела — смолчала о потере чакры, захотела — сбежала. Неужели на свете нет ни одного человека, кто заслужил её доверия? — Есть, — с горечью прошептал он, — и скорее всего сейчас она отправилась именно к нему. Сидеть, сложа руки, когда друг (друг ли?) в опасности, совершенно не в стиле Рокудайме, но время тянулось, как патока на палочке кондитера, а он так ничего и не предпринял. Теперь Какаши понимал, что его сдерживал далеко не настырный АНБУшник — его по рукам и ногам связала должность. Хатаке - не парнишка на побегушках у понравившейся девчонки, он, увы, и не пылкий молодой человек, готовый броситься в омут с головой, не смотря на обстоятельства и препятствия. Пусть даже и хочет этого до дрожи в пальцах. Он — Хокаге. Он глава деревни, её опора и защита. Какаши взял очередную порцию ответственности не только за свою жизнь, но и за многие другие. Теперь он разрывался между долгом и совестью. Червячок, который поселился в его мозгу с момента, да чёрт его знает с какого момента, хотя... нет, Какаши знает. Это произошло, когда Хатаке крепко прижимал к груди обмякшее тело своей несчастной ученицы, намучившейся в агонии иллюзии. Так вот этот червячок, с того дня ежеминутно грызущий полушария Какаши, и сейчас не оставил своего хозяина без комментария: «За её жизнь ты тоже ответственен, или теперь ты сторонник принципа — ради большинства одна жизнь ничто?» Нет, конечно же нет. Ему тяжело сейчас принять решение. И как никогда нужен совет. Но к кому можно обратиться? Кто поймёт его, и не расценит повышенную опеку над бывшей ученицей как домогательства престарелого сенсея и позор? Цунаде могла бы помочь, но буквально пару дней назад она стремительно укатила с Шизуне в долгожданный отпуск на другой конец страны. Как была себе на уме, так и осталась. «В мире шиноби тех, кто не подчиняется правилам, называют мусором, Какаши, но те, кто не заботится о своих товарищах, куда хуже мусора…» — вспомнились слова отца. Разве забота о Сакуре — позор? Разве тревога за неё — повод для сплетен? Черт, да даже если и так, плевать я хочу на чужое мнение! Хочу, но могу ли? Он обречённо выдохнул. Столько всего стоит на кону. Ксо! Какаши резко снёс всё со своего стола в порыве пассивной агрессии. Он старался перевести себя на ровный ритм дыхания, одновременно выводя из себя ядовитые мысли. Немного погодя мужчина потерянно лёг на старенький диванчик, закинув одну руку на лоб в попытке скрыться от навязчивого луча солнца. Время близилось к полудню, а он так и не решил ни одну из своих проблем. Какаши даже и не представлял, что способен испытывать подобные эмоции — раньше в его душе всегда обитало стабильное спокойствие. Всю жизнь ему некуда было возвращаться, но он примерно знал, куда идти. Какаши подозревал, что хочет от жизни немногого: стабильной работы, мира над головой, иногда женской ласки и покоя. А получил разум в огне, который пока плотно скрыт вуалью, сотканной из многолетней дисциплины и сдержанности. Но лишь вопрос времени, когда первые языки пламени оближут ткань и вырвутся на свободу. Его мирок шёл под снос. И когда чаши внутренних весов Какаши вот-вот готовы были склониться в сторону ожившей души, раздался глухой стук в дверь. — Кого ещё там принесло? — пробубнил Хокаге, поднимаясь с дивана. Он интенсивно растер лицо большими теплыми ладонями, немного приводя себя в порядок. Быстро оказавшись у своего рабочего стола, лёгкими отработанными движениями натянул маску и наложил хенге на разбросанные бумаги. Слегка прочистив горло, Какаши громко разрешил войти. В кабинет как-то странно, кряхтя, бочком проскользнул низенький полноватый человек. От дальнейшего хода к столу Рокудайме его остановила ручка двери, за которую каким-то образом зацепилась тёмная мантия посла. Какаши наклонил голову, вторя движению мужчины, завозившегося на пороге. Ему даже показалось, что он услышал тихое ругательство со стороны мужчины. Это было даже забавно наблюдать за дерганными движениями посла, словно кружочек данго вертится вокруг палочки. Комичность ситуации правда быстро опостылела, и Какаши уже слегка раздражённо ожидал, когда же услышит причину столь неожиданного посещения. Наконец, справившись с таким сложным механизмом, как автоматическая ручка, мужчина, слегка покрасневший и припотевший, обернулся с неожиданно приятной улыбкой. Его черты нельзя назвать красивыми, они были неприметны, но отталкивания не вызывали. Небольшие голубоватые глазки поначалу бегали по всему кабинету, и, видимо, насмотревшись на обстановку, обратились к главе деревни. Мужчина не стал подходить слишком близко к столу, а занял нейтральную позицию в центре кабинета. — Господин Рокудайме, благодарю, что уделили мне Ваше драгоценное время, — слегка с одышкой проговорил он. — Я пока только позволил Вам находиться в моем кабинете, присаживайтесь, и прошу ближе к делу, так как сегодня меня ожидает довольно насыщенный день. Но посол не сдвинулся с места. — Конечно-конечно, мы с остальными делегатами прибыли для обмена полученными знаниями, и, конечно же, мы решили не обременять Ваших работников и сами доставили первый обоз ежемесячного продовольствия. Юно но Кагуре держит свое слово, — так открыто и даже легкомысленно произнёс мужчина. — Что? Подождите, но мы договаривались, что шиноби Конохи самостоятельно будут доставлять продовольствие, Ваши люди не должны без разрешения пересекать территорию Листа. — Но у нас есть разрешение, — растерянно сказал посол. — От кого? — Как от кого? От Хокаге, конечно. В договоре пункт 20.3 параграф 8 «О транспортировке товара». — Это невозможно. Я все тщательнейшим образом проверил перед тем как подписать договор, и поверьте, там не было данного пункта, все заканчивалось на 20.2. — Ох, да, я совершенно забыл, что Вы не в курсе, — облегчённо вздохнул посол. — Не в курсе чего?! — раздражённо спросил Какаши. Посол поспешно завозился в своей большой холщовой сумке, вынимая из неё различные атрибуты письма и складывая их на стол прямо перед носом Хокаге. За ними последовали различные свитки, мешочки с непонятным содержимым, даже кусок чего-то съестного, завернутый в пищевую бумагу. На ней, кстати, отчётливо выступали сальные пятна. Какаши поморщился. Он что, издевается надо мной? — О, вот оно! Вот прошу, — маленький человечек улыбнулся и протянул Каге свиток, правда, слегка примятый взволнованными пальцами. Хорошо, что хоть не в жирных пятнах. Какаши внимательно вчитывался в каждую строчку, надеясь, что это лишь ошибка со стороны некомпетентного посла, но обнаружив пункт 20.3, не поверил своим глазам. — Это же не моя подпись. — Дело в том, что Вы подписали договор, ещё официально не являясь главой деревни, и наши старейшины забеспокоились о сохранности данных правил, поэтому и отправили гонца к действующему на тот момент Хокаге. Какаши смог промолчать, но не сдержал эмоции. Он шокировано уставился на круглого человечка, не веря в то, что происходит. Как он упустил из виду все это? Как посмел упустить? Все-таки они обвели его вокруг пальца, но Цунаде? Как она могла?***
Как любовница наигранно отказывает в близости своему данне, так и тьма ночи нехотя поддается на ласковые уговоры солнца. Его первый луч уже начал освещать линию горизонта, золотистым одеялом укрывая землю и взывая живых существ к утру. От любовной борьбы двух начал у кого угодно могло захватить дух, но только не у бегущей на износ куноичи. Лёгкие не плавились — горели. Грудину жгло до слез. А ребра просто напросто отказывались растягивать грудную клетку. У Сакуры даже складывалось ощущение, что вот-вот, уже на следующем повороте эти жизненно необходимые органы вытекут из глотки кровавым ошметками, но она всё равно не позволяла себе остановиться, хоть и понимала — дальше будет хуже. Ни на одну минуту. Малейшее промедление, одна упущенная секунда могла стать решающей для Саске. Девушка и так слишком задержалась, пока закидывалась убойной дозой антибиотика, пока рисовала в голове примерный план действий, параллельно моля Ками-сама о помощи, пока стремглав собирала всё необходимое для оказания помощи экс-сокоманднику. Воображение и пошатнувшаяся психика сговорились и играли с ней — подкидывали ужасные образы бездыханного тела молодого человека. Но здравый смысл, не до конца задохнувшийся внутри неё, не позволял окончательно погрязнуть в болоте страха. Уйти из Конохи под шумок оказалось проще простого — статус героя войны открывал все двери и затыкал любопытные рты. Тем более, что её хорошие знакомые Котетсу и Изумо, которые, если уж быть честной, не так и совестно несли службу, уже давно покинули свой пост. Смерть назначила их на новую должность. Сейчас они покоятся глубоко в сырой земле, возможно, на этот раз действительно сторожа покой мёртвых. Сакура старалась по возможности обходить общественные дороги и людные местечки, всё чаще она придерживалась в своём маршруте тёмных укромных частей леса и нетоптаных дорожек. На одной из них ей даже пришлось столкнуться с волком, благо в это время года у хищника нет недостатка в добыче, и Сакуру миновала участь жертвы. Или она так ужасно выглядела, что даже санитар леса не решился избавить от неё мир. В уставших опухших глазах уже мелькали тёмные мушки, а дыхание отдавало рваными оттенками, что свидетельствовало не в пользу куноичи. Она вымоталась за эти двенадцать часов непрерывного бега, вода во фляжке уже почти закончилась, как и отвратительные пилюли, от которых тянуло проблеваться. Ещё одна-две рё, и она свалится, возможно даже раньше. Шум в ушах вызывал сомнение в возможности дальнейшего продолжения пути, однако не являлся весомой причиной для остановки. Каждый новый вдох требовал неимоверного усилия, которое с трудом, но Сакура прикладывала. Девушка упрямо продолжала бежать, подпитываясь страхом и своей настырностью. Она буквально пропиталась этими чувствами, отдающими горьким послевкусием. С другой стороны, что есть, то есть. Благодаря упрямству барана она добилась успехов в медицине, в конечном счёте пережила смерть отца и отчуждение матери, и, как ей казалось, всё ещё удерживала ростки чистого разума. Ещё немного. Когда позади остались ветхие одинокие домики и пейзаж сменился заброшенными полями, её силы окончательно иссякли. Сакуре пришлось вынужденно замедлить свой ход, чтобы достать пилюлю, но должно быть организм бы уже и с ней не продержался дольше — в эту же минуту её так сильно скрутило спазмом в груди, что подкосились колени, спёрло дыхание и на миг, но мир вокруг закружился центрифугой, а сердце холодным камнем замерло в оковах горячих сосудов. Сакура поспешила вдохнуть… И ничего. Раз. Её горло словно залили расплавленным свинцом. Ещё раз. Усилие содрогнуло гортань, но не пропустило и ничтожной доли кислорода. Пульс бил в горле, в ушах, даже в кончиках пальцев, лицо покраснело, а вены на тонкой шее отчётливо взбухли. Время замедлило ход, отмеряя последние секунды жизни глупой куноичи. Еще… В безнадёжно попытке ощутить хоть каплю воздуха, Сакура судорожно начала искать в подсумке спазмолитик или миорелаксант, на крайний случай ампулу эуфиллина*, но лишь выронила всё содержимое на землю. Бросив безрезультатный поиск, она в припадке схватилась обеими руками за шею, словно её передавливала удавка, и стоит её только сорвать, как живительный кислород наполнит лёгкие. Колосья размытой жёлтой массой мелькали перед угасающим взором. Сакура задыхалась. «Давай же, шаннаро!» Раз… «Я не попрощалась с ним!» И каким-то чудом ей удалось сделать вдох. Уютную атмосферу зари нагло разорвали жёсткой одышкой и надсадными хрипами, которые сплетались тяжёлыми аккордами с нежным пением ветра и птиц, создавая поистине пугающую увертюру. Её разрывал изнутри кашель, слёзы жгли глаза, и воздух не успевал полностью заполнять объем лёгких. Она тряслась, попутно сплевывала слюну, и всё кашляла и кашляла, надрывая гортань. Когда наконец кашель отступил, Сакура постаралась успокоиться и делать размеренные глубокие вдохи, дабы выровнять дыхание, но мозг под угрозой кислородного голодания заставлял её панически заглатывать воздух, и она им буквально давилась. Страшно умереть такой бесполезной смертью после стольких лет сражений: одна, в глуши, от подлянки собственного организма, даже не от руки врага. Если её труп когда-нибудь обнаружат, то в медицинскую карту впишут: «Причиной смерти послужило банальное удушье от невообразимой тупости хозяйки тела». Тогда все эти споры с матерью о карьере шиноби, её престиже и достоинствах будут впустую. Граница страны Травы была сразу за краем янтарной глади поля ржи, посреди которого и упала куноичи. Только полный идиот не знал, что после долгого бега нельзя останавливаться, нельзя садиться, но сил идти у неё не было. Сакура держалась трясущимися руками за живот, упираясь лбом в твёрдую землю и продолжая жадно хватать ртом воздух. Кажется, он наконец начал достигать легких. Ками-сама, умоляю. Я почти у цели. Ещё чуть-чуть… Не сейчас. Спустя пару минут, собравшись с силами и упрямо сжав зубы до ноющей боли в челюсти, Сакура, пошатываясь, сделала первую попытку встать. Тело стало таким тяжёлым-тяжёлым, куноичи не удержала равновесие, ноги подкосились, и она рухнула наземь. С досадным стоном девушка кое-как развернулась на спину и устремила глаза, полные слез, на светлеющее небо. До чего же оно было прекрасным! Болезнь тела и души пожирала куноичи с каждым днем, всё больше отнимая у неё вот такие простые и чистые моменты любования природой. Так хорошо. Так тихо. Лёгкие порывы ветра о чем-то шептались с верхушками колосьев, которые периодически закрывали ей обзор на сизое небо, а где-то вдалеке проснулась кукушка. Сил, да и желания спрашивать у птицы сколько лет куноичи осталось жить, у девушки не было. Она всю дорогу запрещала себе думать о Какаши и своём поступке, о своей трусости — Сакура тогда побоялась передумать сама, побоялась, что он остановит и отправит другой отряд на помощь, чужой для Учихи. Стыд до красноты захлестал щеки. «И как бы ты пережила, если бы отказала в помощи Саске?» Он впервые в жизни попросил о чем-то меня. Меня, а не Наруто. Меня, а не кого-либо ещё. Чёрт, а я, кажется, не доберусь до него. А-ха-ха. Подохну здесь, и мать, может, наконец вернется к жизни. Повернув голову на какой-то треск, она заметила конвульсивно бьющегося мотылька в объятиях богомола. Слабый попался в лапы хищника. А ведь я тоже слабая, и ничей мир не остановится, если я умру. Слезы сильнее окропили щёки. — Но я хочу жить!— неожиданно даже для самой себя выкрикнула девушка. Но сорвалась. А-ха-ха. Чушь! Никто не обнаружит в этом поле мой хладный труп. И слава Ками! Она бы не пережила такого позора. Теперь ей не хватало воздуха от безудержного смеха и слёз, которыми Сакура просто захлебывалась. Не пережила бы позорную смерть! А-ха-ха. Ну что за прелесть? — Никто! Ты слышишь меня, никто! Даже Какаши, — её крик быстро стих, но успел побеспокоить стайку ранних птиц, что с шумом взлетели слева от неё. «Упокойся, Сакура! Ты просто перегорела, нужно успокоиться». Но она уже не слышала, она больше никого и ничего не слышала. Сакура, не обращая внимание на звуки мира, в очередной раз тонула в себе. Её пальцы запутались в растрепанных ветром волосах, то вгрызаясь ногтями в кожу головы, то ослабляя давление. Сакуру трясло. Трясло ли её от смеха или от нарастающей паники, сложно сказать, но в любом случае она, кажется, окончательно сошла с ума. Девушка вся сжалась в дрожащий комочек, подогнув ноги под себя, и начала тихонечко раскаиваться. Поскулила слегка, но в голос не разревелась. Прикусила ледяную губу, из которой появилась алая капля крови. Слизала её горячим языком, ещё раз пожевала мягкую плоть, выдавливая больше живительной влаги. Её вкус отдавался металлом во рту, и даже он был намного приятнее её пилюль. Руки било судорогой, её всю било судорогой, а когда кисть в очередной раз непроизвольно дернулась, больно вырывая сухую розовую прядь, Сакура подняла её перед собой в зажатом кулаке, что-то прошептала, а затем, повернув ладонь и расслабив пальцы, позволила ветру увести с собой её розовые лепестки, как и свои мысли. В голове осталась лишь лёгкая пустота. Неосознанно наблюдая за ходом волосков, они летели всё выше и выше, она увидела нечто прекрасное и спаслась. Яркая, ещё живая звезда, серебристый свет которой буквально заставил оцепенеть девушку, с нарастающей скоростью пересекала небосклон. Такая свободная. Этот полет ни в коем случае нельзя было назвать падением. Её серебристое сияние отражалось в изумрудных глазах, придавая им поистине вид драгоценных камней. Сакуре показалось, что она почувствовала тепло и знакомую усмешку. «Всё будет хорошо, я обещаю, Сакура». Даже сейчас… Зажмурившись, она интенсивно замотала головой в отрицательном движении. Неправда! В неверующем движение. Ты лжешь, Какаши… Всегда лгал! Его здесь нет, а ты не можешь полагаться на него вечно. Сакура постаралась отвлечь себя и поскорее загадать свое самое потаенное желание: «Прошу тебя, Госпожа Звезда, исполни лишь одно моё желание. Прошу. Я хочу… я хочу… чтобы он навечно сохранил меня в воспоминаниях. Прошу!». Должно быть Сакура слишком долго думала, так как, открыв глаза, она не обнаружила и следа той обманчивой волшебницы. — Неужели я желаю это больше жизни? — удивленно прошептала куноичи. «Его, идиотка, ты желаешь его», — навязчиво вторила Иннер. — Нет! Хватит с меня пустых мечтаний, — резко вслух ответила девушка, однако истерить она больше не собиралась. Всё её существо обратилось в чувства. Она обоняла, слушала, внимала движению жизни. И таким образом успокаивалась. Сакура задумчиво наблюдала за сёстрами той несчастной, что решила покинуть небосклон таким печальным способом. Девушка пришла к выводу, что наблюдала последний полет звезды, который окончился самоубийством. В чем-то мы с ней даже похожи, только я не умею исполнять желания. Звезды, уставшие всю ночь светить, вот-вот готовились отправиться ко сну. Их блеск уже едва различался в серо-розовой дымке. Они сослужили хорошую службу для Сакуры, впопыхах она забыла компас и карту, поэтому ориентироваться ей оставалось только по созвездиям и письму Саске. Саске! Если я сейчас сдамся, то Саске наверняка умрёт. Нельзя этого допустить! Сакура зверем завыла внутри, но всё же поднялась на ноги и сделала первый неустойчивый шаг, затем второй, третий... Её слегка кренило в правый бок, но девушка уверенно продолжала движение. Каждый шаг был крепче предыдущего. Колосья нежно ласкали девичью кожу, отчаянно цепляясь за её одежду в безнадежной попытке остановить уход куноичи из своих объятий. И вот, утром второго августа, Харуно Сакура, лучший медик Конохи, героиня Четвёртой Мировой войны, любящая дочь, верная подруга и по совместительству просто несчастная влюблённая девушка одним сознательным поступком перечеркнула всю свою жизнь, приобретая статус нукенина S класса. Она неофициально вторглась на территорию чужой страны. *Эуфиллин — Оказывает бронхорасширяющее действие, обусловленное, по-видимому, прямым расслабляющим влиянием на гладкую мускулатуру дыхательных путей и кровеносных сосудов легких. Короче говоря, облегчает дыхание, воздействуя на бронхи.