Совместимость

      Алек приехал к Сантьяго, который жил в одном из неблагополучных районов, в стареньком, ветхом домике. Кажется, этот домик был раньше какой-то захудалой гостиницей. В любом случае, ему позвонила Иззи и попросила забрать ее от Рафаэля, потому он здесь.       Парень постучался, и дверь приоткрылась. Он посчитал, что ее не заперли, потому что ждали его. Около входа на вешалке одиноко болталась курточка его сестры.       — Иззи? — позвал Алек, входя и осматриваясь.       Внешний упадок здания передался и внутреннему убранству. Темно-серые обшарпанные стены с отвалившимися кусками штукатурки, на полу потертый, исцарапанный паркет. Каменная, с выбоинами, лестница вела наверх и вниз, в подвал. Неприятный ледяной сквозняк пробирал до дрожи. Вправо уходил длинный неосвещенный коридор, но сквозь приоткрытую на том конце дверь пробивался небольшой лучик от включенной лампы. Алек направился туда, он вошел, спрашивая:       — Есть здесь кто-нибудь?       Его взгляд сам собой сфокусировался на троице, находившейся, как выяснилось, на кухне.       — Твою мать! — выругался Алек, густо краснея и отворачиваясь. — Извините, я… я подожду в коридоре, — промямлил он, услышав заливистый хохот Иззи.       — Все нормально, Лайтвуд, — сбивчивым голосом выдохнул Рафаэль. — Считай, мы закругляемся.       — Эм… я… пожалуй, пойду в комнату, — сдавленно вымолвил Саймон, единственный человек в этой троице, способный испытывать смущение и стыд.       Алек стоял, изучая дубовую, резную дверь, которая смотрелась здесь как нечто чужеродное. Она выглядела слишком дорогой и аккуратной для общего безобразия. Позади послышались торопливые шаги, звук распахиваемой двери и насмешливый голос Изабель:       — Сай, детка, ты забыл трусишки.       Но даже этот оклик, судя по всему, не остановил парня, который предпочел спешно ретироваться. Девушка вновь засмеялась, а Рафаэль ответил:       — Кажется, он взял мои. Так что давай эти мне.       — Вот уж нет! Раз обмен, то полноценный. Держи мои, а я надену белье Саймона.       — Господи, можно не при мне? — выдохнул Алек.       — Красный твой цвет, Рафаэль Сантьяго, — лучась весельем, произнесла Иззи.       — Спасибо, детка, — хмыкнул тот, чмокнув девушку.       — Я лучше в машине подожду, — не выдержал Алек. Слушать все это было выше его сил. Он всегда считал, что личное должно оставаться только в пределах личного пространства.       — Большой братец, спустись вниз. Там есть комната с железной дверью, я в ней оставила свою сумочку. Захвати ее, пока я привожу себя в порядок. Там небольшой клатч, с которым ты меня вчера в ресторане видел.       — Ты с тех пор дома не была? — возмутился Алек.       — Если хочешь меня наказать, то не утруждайся, Рафаэль сделал это за тебя.       Алек покраснел до корней волос и вылетел прочь под очередной приступ смеха Изабель. Чертовка обожала его дразнить и выводить из себя. Он быстрым шагом пролетел по коридору до той стрёмной лестницы, что вела вниз, извлек телефон и, включив на нем фонарик, стал спускаться вниз, стараясь не свернуть себе шею.       — Жуткое место, — пробормотал он, ежась от сквозняка, который гулял здесь на правах хозяина всего здания.       Внизу Алек обнаружил небольшой коридорчик, который вел в тренажерный зал, а прямиком напротив лестницы была металлическая дверь. Ржавая, тяжелая, с круглой рукояткой посередине. Такие, вроде, устанавливают на подлодках. Парень крутанул этот штурвал, услышав неприятный лязг. Дверь отворилась, и он вошел. Освещение было тусклым, можно сказать интимным. Около входа стояли стеллажи с игрушками строго определенного характера, от созерцания этого парень покраснел, как свекла.       — Чертов Сантьяго! Какой же ты извращенец! Зато теперь я понимаю, зачем меня Иззи сюда отправила, — прошипел Алек, протискиваясь внутрь, лишь бы не видеть многочисленные пенисы, страпоны, какие-то плетки и, прости Господи, какой-то хлам, назначение которого он вообще не ведал. Сама комната была разделена на две секции. В первой располагалась камера, как в тюрьме. С толстыми решетками, узкой койкой, туалетом и умывальником. Рядом с ней на стене были какие-то приспособления для извращенного секса, ближе ко входу располагался стол с тумбой, на котором стояла микроволновка и электрический чайник.       В глубине души, Лайтвуд сожалел, что зашел сюда. Он не желал знать об этой стороне жизни Рафаэля. Что было в следующей комнатке, Алек и знать не хотел. Вместо этого парень принялся осматриваться, надеясь быстро обнаружить сумку сестры. Но в этот момент послышался металлический лязг двери. Не долго думая, он бросился туда, дернул на себя ручку. Бесполезно. Когда эта дверь заперта снаружи — ему не выбраться.       — Изз, что за идиотские шутки? Выпустите меня немедленно!       На уровне глаз открылось небольшое, продолговатое окошко.       — Прости, амиго, — заговорил Рафаэль, — ты здесь на сутки. Мы выпустим тебя завтра в это же время. Запас еды и прочее там имеется. Все удобства. Так что наслаждайся. И, на всякий случай, помещение звукоизолированное, сеть здесь не ловит. Просто прими свое заточение как данность.       — Какая, нахуй, данность? — прокричал Алек, — вы совсем ебанулись? Это похищение, мать вашу! Я могу засадить вас в тюрьму!       Он злился. Чертовски злился. Хотелось выбить Сантьяго все зубы.       — С удовольствием на это посмотрю, сахарок. А сейчас не скучай.       Рафаэль подмигнул ему, самодовольно ухмыляясь, и запер окошко. Его невольный гость не просто злился, он был разъярен. В сердцах Алек начал громить прихожую своей тюрьмы. Он хватал все, что было на полках, и бросал как снаряды в дверь, ругаясь, на чем свет стоит. Ровно до тех пор, пока не услышал голос Магнуса:       — Интересный способ пробуждения. Идешь на отборный мат и застаешь своего супруга, швыряющего резиновые хуи. Решил податься на олимпиаду по метанию специфических копий?       — Магнус? — тупо переспросил он. — Что ты здесь делаешь?       — Понятия не имею. Я был на работе, потом пришел Рафаэль со своими глупыми претензиями. Мы с ним выпили и, кажется, я отрубился. Надо бы меньше налегать на алкоголь. Где мы, кстати? Это похоже на какой-то вертеп.       — Что-то вроде того и есть, — скривился Алек. — Мы заперты в подвале дома Сантьяго. Он сказал, что выпустит только через сутки. Здесь звукоизоляция и телефоны не ловят.       — Ясненько, — выдохнул Магнус, — ну, не буду тебя отвлекать.       Он меланхолично развернулся и пошел вглубь комнат. Алек нахмурился, не понимая такой реакции, крепко сжал кулаки, почувствовав в руках что-то мягкое. Он опустил взгляд и обнаружил, что держит в руках огромный, кислотно-розовый член с пупырышками по всему стволу. Парень брезгливо отшвырнул вещицу и направился вслед за мужем.       — И это все, Магнус? Ты даже не злишься?       — А какой в этом смысл сейчас? Какой прок от того, что я встану плечом к плечу с тобой и начну швырять хуи в молчаливую стену? От этого ничего не изменится.       — То есть ты просто просидишь здесь? Целые сутки? Безропотно и покорно? Магнус Бейн, который прогибается под обстоятельства? — пылко спросил Алек.       — Магнус Бейн, который отличается рациональностью, дорогой мой. Рафаэль хочет, чтобы мы поговорили. Помирились и все выяснили. Потому, раз он сказал, что запер нас на сутки, то раньше эта дверь не откроется. Я давно не отдыхал, так что планирую воспользоваться предоставленной возможностью и вздремнуть.       Алек ощущал спокойствие своего супруга. Его усталость и какую-то изможденность. Возможно, отдых действительно был ему необходим. Да и тот факт, что Магнус отключил блокировку и позволил вновь чувствовать себя, перевешивал временно ограниченную свободу. В этот момент что-то в его голове щелкнуло.       — Твой подавитель при тебе? — уточнил Лайтвуд.       Бейн коснулся левого запястья и похолодел. А дальше его эмоциональный фон поколебался. Сперва был страх, близкий к панике, затем холодная ярость.       — Печально.       — То, что они сняли подавитель? — спросил Алек.       — То, что мне придется уволить Рафаэля. Он толковый специалист. К тому же, кроме меня его никто больше не наймет. Потому ему придется вернуться в свою дыру, из которой я его вытащил.       Парень ощущал ледяную уверенность и ярость, понимая, что Магнус поступит ровно так, как он сказал.       — Не стоит этого делать! Рафаэль считает тебя своим другом. Он беспокоится и пытается помочь. Пусть по-идиотски, на свой лад, но это не повод отталкивать его.       — Тебя это не касается, Александр, — вся злость, ранее адресованная Сантьяго переадресовалась Лайтвуду. Тот даже поежился от колючих эмоций. Там было нечто большее, нежели чистый гнев. Он с трудом улавливал отголоски обиды и разочарования, потому что все прочее Магнус надежно скрывал, акцентируя свои ощущения на определенных чувствах.       — Я злился на них, но теперь признателен за такую возможность, — произнес парень.       Это взбесило Бейна еще сильнее. Он развернулся и пошел в ту комнату, в которую Лайтвуд так и не заглянул. Но Алек схватил его за руку.       — Магнус, пожалуйста! Дай мне шанс все объяснить! Я понимаю, как это все выглядело. Но я хочу рассказать. Объяснить тебе свою позицию. Пожалуйста, выслушай меня.       В его голосе и эмоциях было столько раскаяния и грусти, что это могло бы разжалобить кого угодно. Но подействовало ли это на его супруга — оставалось неясным. Бейн выдернул свою руку из нежной, нетвердой хватки и произнес:       — Дорогой, оглянись, по-твоему у меня есть выбор? Я целые сутки вынужден буду слушать все, что ты пожелаешь мне сказать. Здесь даже блядских дверей нет.       Поведение Магнуса рвало сердце Алека в клочья. Причиняло боль. Но он понимал, что страдают они оба. Просто делают это каждый на свой манер. И если один предпочитал открыто рассказать обо всем, то второй едва ли даже перед собой до конца честен.       — Я… мне… — начал лепетать Алек, но заметив, что его супруг начал отворачиваться, пылко продолжил, — позволь кое-что тебе показать! Не уверен, что смогу, потому что никогда ничего подобного не пробовал, но слышал о таком.       Он протянул руку, Магнус колебался, после чего выдохнул:       — Если ты отстанешь от меня после всего, то оно того стоит.       Когда Алек завладел мягкой ладонью супруга, то прислонил ее к своему сердцу, а затем обхватил тонкими пальцами его запястье, закрыв глаза и делая медленные вдохи, подстраиваясь под ритм сердца Магнуса.       — Решил помедитировать? — устало спросил Бейн. В нем все еще бурлили ярость и негодование. Ему хотелось причинить Алеку боль. Такова была его натура. Отвечать той же монетой. Но прошло достаточно времени, а он все бездействовал. Даже сейчас не отталкивал его так, как мог бы.       Лайтвуд старался не отвлекаться на эти провокации, сосредоточившись на своих воспоминаниях. И в какой-то момент ему это удалось. Что-то екнуло внутри, и связь затянула обоих. Магнус чувствовал, понимал эмоции Алека. Словно переживая все заново. Их первая встреча. Робость, нервозность, неуверенность в себе, исходящие от Лайтвуда, а затем желание и восхищение при виде Магнуса. А дальше обида от его отказа. Злость. Первая в его жизни, достигшая таких масштабов, что Алек выпалил все, о чем только думал, о своем соулмейте и жизни в целом. Потом были страх и желание сбежать, которым паренек и воспользовался.       Очередная встреча. Испорченный семейный ужин Лайтвудов. Появление Бейна и полнейший шок от этого. А дальше страх перед неизведанным, страх перед семьей. Неприятие чужих ссор, желание все урегулировать. Очередная волна восхищения и желания, в адрес Магнуса, когда тот поставил на место его родителей. Но эмоции того вечера все, от начала и до конца, были пропитаны боязнью разных мастей.       А дальше свадьба. Волнение. Предвкушение. Опять страх. Неуверенность в себе. И желание. Жгучее, страстное. Интерес к Магнусу. Странное чувство из смеси защищенности и адреналина, который испытываешь, пока бродишь по тонкому льду, грозясь вот-вот рухнуть в ледяную реку. А еще здесь мелькнула симпатия. Самая настоящая симпатия.       Дальше все сменялось куда быстрее. Мгновение за мгновением. Чувство за чувством. Эмоция за эмоцией. Магнус смог, наконец, прочувствовать своего мужа. Неуверенного в себе, всегда сомневающегося в собственных поступках, старающегося поступать правильно, даже если это вредит ему самому. Вечный комок нервов, комплексов, доброты и всепрощения.       А потом настал момент их первого раза. И Магнуса повторно пробрало от испытываемых тогда чувств. А еще он знал, что случилось на следующий день после этой ночи. И ему стало страшно. Не хотелось видеть, как разбивается его сердце в очередной раз. Не хотелось вновь чувствовать ту любовь, которая была адресована другому мужчине. Пусть Алек и планирует продемонстрировать Бейну свою верность, свое желание оттолкнуть Джейса и соблюдать супружескую верность, но ведь Магнуса задело совсем иное. Его убивала безответность его собственных чувств, которые этот упрямец пытался отрицать, не думать о них. Но Алек не позволил забыть. Он в очередной раз расковырял незарастающую рану, взбудоражил тем ощущением абсолютного единения, которое возникло во время их первого секса.       И тогда Магнус нарушил контакт. Он отстранил свою ладонь, переместив ее на шею юноше, и притянул его к себе, впиваясь в губы. Это был не привычный нежно-страстный поцелуй, который всегда дарил Алеку супруг. Это было нечто злое, яростное, обиженное. Это было наказание. Умеренная жестокость. Но Магнус ощущал отклик. Услышал легкий стон. Почувствовал, как заботливые руки, притягивают его, вжимают в родное тело. А дальше все завертелось. Быстро. Жарко. Эмоционально.       Они высказывали друг другу скопившиеся обиды, мстили за раздор в отношениях, не произнося ни слова. Каждый жест, каждое движение — очередная боль, вспышка страсти. Пощечина. Укус. Шлепок. Кровь. Синяк, еще один. Глубокая царапина от ногтей. На утро их тела будут похожи на отбивные. Но ни одного, ни второго это не останавливало. Они всегда идеально чувствовали друг друга. И сейчас, как и всегда в их жизни, направления желаний было единым. Совместным. Жестким.       — Ты ебаный ублюдок, — прошипел Магнус, хватая Алека за волосы и больно оттягивая, впиваясь в его шею.       Но оскорбление лишь сильнее раззадорило. Вызвало смех.       — Не лучше тебя, эгоист хуев, — ответил ему супруг, с силой шлепнув по заднице.       Пожалуй, теперь Алек не смотрел с омерзением на окружающее их пространство. Скорее с любопытством, придирчиво, выбирая. Потому что в ближайшие сутки он намеревался использовать в этой комнате все, что только можно.       Оба будто лишились рассудка, здравого смысла и превратились в одержимых маньяков. Одержимых друг другом. Жаждущих друг друга. Трахающих друг друга. Выбивая стоны, мольбы и просящих не останавливаться. Как и в первый раз, их захватила единая волна. Их было двое, но они все делили напополам. Сгорали в этом. Взлетали на небеса и падали в ад, держась за руки. Наслаждаясь. Истязая. Радуясь. Ликуя. Доминируя и не желая сдаваться.       Их секс ни на грамм не потеплел. Они до самого конца искали все новые и новые способы мучить друг друга. Пусть это и приносило удовольствие, смешанное с болью, но вместе с тем давало эмоциональную разрядку. Отпускало. Успокаивало. И лишь в самом конце, когда они лежали в кровати, не чувствуя ни тела, ни сил, Алек крепко обнял Магнуса, притянув его к себе и чмокнув в макушку.       — Я надеюсь, ты понимаешь, что секс ничего не меняет между нами, — сонно проговорил Бейн.       В ответ на это его супруг измождено улыбнулся и ответил:       — Доброй ночи, вредный упрямец.       Магнус хотел сказать, что это не самый жуткий эпитет, которым Алек окрестил его этой ночью, но усталость брала свое. У них еще будет время поговорить. Завтра. А сейчас обоим так тепло и уютно. Так сладко и спокойно. Потому что их связь окончательно закрепилась благодаря действиям Лайтвуда.