Fake me

— Если ты здесь умрёшь, то только вместе со мной, — неожиданно шепчет Хосок, отрываясь на мгновение от его губ. Наконец становится теплее, Чон уверен, что не только из-за огня в камине. Он придвигает Мина плотнее к себе, укладывая одну руку на спину, а вторую на его бедро. — Спасибо, за то, что ты у меня есть, — ещё тише говорит юноша, улыбаясь в бесчисленные поцелуи.       Юнги жарко — и он уверен, что это не из-за огня в печи. То, как собственнически Хосок прижимает его к себе, заставляет Мина буквально дрожать от накатившего возбуждения. Не будь у него опоры в виде принца, колдун бы точно не смог стоять на ногах — колени предательски подгибаются, а сам Юнги практически стонет, хоть и старается сдерживаться. — Я не могу больше, — Хосок заползает ему руками под рубашку, сжимая бока пальцами. Теплая кожа как шелковая под пальцами. — Мы наконец одни за эти несколько дней. Как же мне надоело быть под вечным наблюдением, — наследник снова опускается на его шею, чуть наклоняя назад. У него внутри все клокочет от того, что он сдерживает свои резкие порывы. Он мог бы подорваться со своего места, прижав его к стене, но это же Юнги. Хосок его любит, а не просто хочет. Его всегда учили сдерживаться, всегда говорили, что разум должен владеть телом, а не инстинкты, но он молодой альфа, у него есть человек, которого он желает, так почему он не должен этого делать?       Чон аккуратно поднимается вместе с ним, придерживая Юнги за ягодицы, и по памяти находит кровать, которая скрипит под их весом. Дом совсем не новый, далеко не похож на дворец, но Хосок готов здесь остаться. Ему хочется возвращаться сюда снова и снова, как в их тайное место. Как резиденция его отца в другой стране, этот дом мог бы стать их собственным местом отдыха от остальных. — Пожалуйста, скажи, что ты не против, — просит Чон, погладив его по щеке. В конце концов, Мин мог и не хотеть этого, а принуждать его к чему-то Хосок не мог себе позволить. За какое-то ничтожное время мнение этого человека стало куда важнее своего собственного.       Хосок не приказывает, не берет то, что, по сути, уже его — он спрашивает, глядя на блондина так, что у того невольно спирает дыхание. Проходит несколько мучительно длинных минут, прежде чем Юнги хрипло отвечает: — Я… Я не против, — конечно, он помнит их первый и последующие разы, и те поначалу болезненные ощущения, которые определенно повторятся и в этот раз, следом принося удовольствие, но… Это же Хосок. Его Хосок, который точно не сделает ему больно. И к Дьяволу всё, Юнги и сам не может терпеть.       Хосок с детства привык быть в комфорте, но сейчас казалось, будто его никогда не было до этих минут. Он с упоением думал о тех мгновениях когда просыпался и видел рядом с собой не пустующее пространство, а Юнги. Со сладостью вспоминал, как маг сидит рядом, прижавшись, с книгой в руках или чашкой чая, когда никого нет и им никуда не надо. Была бы у него возможность, он бы бросил все к ногам именно этого блондина. За его улыбку. За его прикосновения. За поцелуи и простые взгляды украдкой. — Я тебя люблю, — прерывая тишину, говорит Хосок, считая это важным именно сейчас. Юнги просто должен это всегда помнить. С кем бы Чон ни был, в каких бы отношениях он не состоял официально, только для Мина он будет тем, кто его так беззаветно любит. В его голове проносится мысль, что он готов отказаться от трона, и жить здесь, рядом с ним, лишь бы вместе. — Я знаю, — улыбается маг и тянется за поцелуем, после чего отстраняется, чтобы затем притянуть к себе рыжего, покрывая поцелуями его щеки, лоб, скулы, губы — беспорядочно, жадно — чародей никогда не подумал бы, что вообще способен на такие чувства к кому-либо. Он расстегивает пуговицы на своей рубашке, кожей ощущая полный желания и страсти взгляд, а затем откидывает ненужную сейчас вещь на пол. О, лекарь более чем уверен, что они не замерзнут — и дело не только в огне. — Позволь мне… — Мин не в первый раз раздевает наследника, но в этот раз все ощущается как-то… интимнее. То, как он постепенно открывает новые участки смуглой кожи, тут же скользя по ним языком, обводя соски, кусая выступающие ключицы, так, что точно останутся следы — но в данный момент это Юнги не волнует. Он тянется сам, исследует новое, буквально вытягивает из возлюбленного стоны, вслушивается в сбившееся дыхание и продолжает дразнящими поцелуями покрывать живот и грудную клетку принца. — Ты прекрасен, Хосок~а. Мой принц, — с придыханием шепчет, отрываясь от изучения чужого тела, чтобы заглянуть в глаза — черные, как беззвездная ночь, в которые, казалось бы, можно смотреть целую вечность.       Хосок собственник, но готов делить себя и свое личное пространство с Юнги и только. Тот оставляет следы — непозволительно ни для кого, но наследник даже за, если это Мин. Он даёт ему насладиться лидерством, добавляя адреналина в кровь своими стонами, но все же ненадолго. Чон тянет его выше, заставляя сесть к себе на бедра. Его накидка соскальзывает на пол вслед за остальной одеждой, и Хосок все же роняет один стон от вида обнаженного тела возлюбленного.       У них нет с собой масла, а если у Юнги и есть где-то флакон, Хосок не вытерпит, пока он отыщет его. Принц сжимает его ягодицы ладонями, смотря снизу, а потом просит облизать свои пальцы, чтобы тому не было так неприятно, пока смазки не будет достаточно. Конечно, это совсем не масло, но наследник вряд ли сможет его от себя сейчас отпустить, чтобы дождаться возвращения домой.       Юнги горячий, как раскаленные камни, и любимый, как никто другой. Хосок осторожно двигает пальцами внутри него, стараясь не причинять дискомфорт. Мин неприятно упирается кулаками в его грудь, но это мелочи. Принц увлекает его к себе, чтобы поцеловать, потому что возбуждение отдает болью в виски. Он безмолвно просит его потерпеть, извиняясь за будущую боль глубоким поцелуем, и медленно насаживает на себя, удерживая за бедра.       У его возлюбленного потрясающее тело — Юнги заворожено проводит пальцами по обнаженному торсу, изредка царапая короткими ногтями кожу, и не отрывает взгляд от Хосока даже тогда, когда становится больно. Принц не торопит, дает привыкнуть к уже знакомым ощущениям. Юнги такой Хосок нравится (хотя, будем честными, магу он нравится любым) — нежный, ласковый, он держит блондина в своих руках, будто хрустальную вазу. Хотя с последним чародей бы поспорил — он готов стерпеть любую боль, лишь бы видеть в глазах напротив желание, наслаждение и любовь.       Хосок даёт ему пару минут, а потом все так же медленно начинает двигаться, не закрывая глаза, чтобы уловить все эмоции Юнги. Блондин как отражение всех его потаённых желаний. Чон не может заставить себя закрыть глаза дольше, чем на несколько секунд.       Если бы он мог, он бы остановил время прямо сейчас, чтобы любоваться Мином, как картиной. Он сжимает его бока и бедра до следов от своих пальцев, зная, что больше никого бы не смог держать так же крепко. И не хочется верить, что когда-нибудь это может закончиться.       Привыкнув, Юнги сам начинает задавать темп, а после и вовсе, приложив некоторые усилия, опрокидывает рыжего на кровать, устраиваясь поудобнее на мощных бедрах. Упираясь ладонями в грудь наследника, Мин медленно двигается, находя свой собственный темп. Так, чтобы можно было сохранять зрительный контакт, хотя давалось это с трудом — красные щеки выдавали лекаря с головой. Зато в такой позе можно было целовать любовника в любой момент; наклоняться, чтобы быстро коснуться своими губами губ Его Высочества, не прекращая при этом двигаться. — Я никому тебя не отдам, — вдруг шепчет маг, дивясь самому себе — он никогда бы не подумал, что когда-то может стать таким собственником. Но сейчас это совсем другое дело: его возлюбленного вот-вот могут женить на какой-нибудь принцессе, наверняка красивой и умной, чтоб была Хосоку под стать. Юнги не назвал бы себя полным дураком, но ему во многом не хватало манер, да и замашки простолюдина давали о себе знать, как бы Тэхён не старался.       Мин чувствует, что Хосок на пределе — он чуть ускоряется, не меняя позы, и кончает первым, пачкая простыни и живот, а затем чувствует, как его заполняет чужое семя. Слава Богам, что он не забыл про печать. Обессилено выдохнув, юноша ложится рядом с наследником, удобно кладя голову тому на грудь и обнимая поперек живота. — Я хотел бы остаться здесь с тобой, — едва слышно говорит он, прижимаясь ближе к горячему телу. — Вылечил бы тебя, и мы бы жили тут, «долго и счастливо».       И не сдерживает горькой усмешки — его мечтам, к сожалению, не суждено сбыться. — Тебе пришлось бы учить меня домашнему хозяйству, — Чон обнимает его за плечи крепко, дыша в макушку, а Мин тихо смеется. — Я бы хотел, но мы даже не знаем, сколько мне точно осталось. — Но, Хосок, я же… — Ты не можешь знать, что будет! — Чон неожиданно рычит на него, чувствуя, как омега вздрагивает в его руках. — Извини, я просто… Переживаю.       Юнги кивает. Конечно, он понимает. Хосок с ним почти всегда спокоен и безмятежен, но это не значит, что у него нет эмоций. Мин улыбается и целует его в плечо, хитро улыбаясь. — Если бы ты был одним из заблудившихся путников, забредших ко мне, я бы тебя не отпустил. Околдовал, и оставил бы себе. — Ты уже меня околдовал, — Хосок смеётся тихо, поднимаясь. Они совсем забыли про чай. Он натягивает на себя штаны, оставляя Юнги на узкой кровати, и подходит к огню, распаковывая коробочку с сушёными листьями. — Давай немного подлатаем твой дом и будем время от времени сюда сбегать? — Мм, отличная идея, Ваше Высочество, — Мин мурлычет негромко, чувствуя, как от вида такого домашнего и уютного возлюбленного что-то теплится внутри. Тот Хосок, с которым он познакомился, совсем не похож на этого и, возможно, именно Мин сделал его таким. Это заставляет улыбнуться. Хосок же думает о том, что не может позволить себе такой роскоши, как свобода. Он ответственен перед королевством, перед родителями. Не может даже на пару дней без чужих глаз пропасть.       Долго Юнги на кровати разлеживаться не мог — не голубых кровей все-таки. Чародей, по-прежнему закутанный в одеяло, довольно грациозно и почти бесшумно спускается с кровати, после чего со спины обнимает принца, чувствуя под своими руками сильное тело и млея от понимания, что этот мужчина принадлежит ему, что именно Мину можно целовать и трогать это тело, отдаваться Хосоку со всей страстью, на которую он только способен. — Однажды, — тихим шепотом на ухо начинает лекарь. — Я представлял, каково это, жить во дворце. Быть омегой какого-нибудь графа или советника. — И как тебе? — Ну, советник мне не достался, но и так сойдет, — хихикнув, Мин отстраняется, но лишь для того, чтобы прижаться уже не со спины; льнет к груди и легко целует в губы, дивясь тому, как много, оказывается, в нем нерастраченной нежности. Словно он и был каким-то диким зверьком, которому нужна была ласка и любовь. Хосок дал и то, и другое — с ним всегда чувствуешь себя защищенным. Чувствуешь себя омегой. Именно поэтому колдун не сомневается в том, что из юноши выйдет достойный правитель — лучше, чем нынешний, при всем уважении к Его Величеству. — Эй, о чем ты думаешь с таким напряжением на лице? — Моя будущая жена, — он вздыхает и переводит тему. — Тебе не холодно? — спрашивает он негромко, отгибая край одеяла на его плече. — Ты мог бы вернуться в кровать. Сейчас я доделаю чай, и приду к тебе.       Хосок подпихивает его к кровати. Светловолосый, не показывая истинных эмоций, легко кивает принцу и с ногами усаживается на кровать, чуть поерзав, дабы одеяло закрывало плечи и оголенную грудь полностью.       Будущая жена его возлюбленного… Боже, это больше походит на какую-то трагикомедию. То, как во дворце отзываются об этой девушке — главной кандидатуре, уже навевает на мысль, что, возможно, Чон сможет и полюбить её. Если вдруг ему наскучат такие неправильные отношения с Юнги, если вдруг отец надавит своим авторитетом и властью, если вдруг… И таких «если» — еще множество. В конце концов, любой союз может развалиться под гнетом насущных проблем и чужого влияния.       Чон неожиданно понимает, что не смог бы здесь жить. Потому что он ничего, фактически, не умеет. Он не привык к холодным температурам или лесу. Он не сможет остаться здесь один, если вдруг Мину куда-то понадобится сходить. И пускай ему нравится тут, рыжий бы предпочел видеть рядом с собой Юнги во дворце, желательно в его кровати, или в любой непосредственной близости к его телу. И почему только эти ужасные правила заранее показывают их любовь преступлением? Все могли бы видеть, какой у него красивый возлюбленный. Какой он нежный и восхитительный.       Чон вспоминает, что все далеко не так отлично. Правила все ещё существуют, и если их ещё можно нарушить, то он все еще проклят. Полтора года. Полтора года ему отведено на настоящее счастье. Он поворачивается и разливает ароматный напиток в кружки. От них начинает подниматься едва заметный дымок, и Чон передает одну из них Мину, усаживаясь рядом с ним на кровати и перекидывая его ноги через свои. — Давай поженимся? — спокойно спрашивает Хосок. — До того, как меня женят на принцессе. Я знаю человека, который мог бы нас поженить. Разумеется, мы сделаем это тайно, но до своей смерти я хочу знать, что я женат не на нелюбимой женщине, а на том, кто украл мое сердце своим первым взглядом. Осталось ведь не так много времени… — рыжий тяжело вздыхает, поглаживая его ноги, и задумчиво смотрит на огонь в камине. — Что скажешь?       Мин с благодарностью принимает от Хосока кружку, чуть касаясь ободка губами — напиток горячий, почти кипяток, но чародей все равно успевает распробовать с одного глотка и понять, что Чон постарался на славу. Второй глоток едва не становится для Юнги последним: после слов наследника он едва не давится чаем и чудом умудряется не расплескать всё на себя и одеяло. — По… поженимся? — переспрашивает лекарь, пытаясь убедиться, что ему это не послышалось — мало ли, всякое бывает. — Подожди, ты… Хосок… Это не делается так скороспешно, да и твой отец, он… Вдруг он обо всем прознает? Мы не можем быть уверены в том, что всё не раскроется…       Предложение Чона — а это, видимо, оно и было — выбило мага из колеи. Он пару раз хлопает ресницами, а затем подрагивающими руками ставит кружку на деревянный пол рядом с кроватью. В голове — абсолютный сумбур, а еще в душе творится что-то непонятное. Юноша придвигается ближе к возлюбленному, кончиками пальцев касаясь его щеки и поглаживая. — Ты так торопишься, потому что уверен, что я не сниму проклятие? — скольких трудов ему стоит говорить спокойно, когда на деле хочется плакать от отчаяния. — Мы справимся, Хосок~а. Я обещаю, что ты будешь жить. И… — пока Чон не сказал ничего… Будь, что будет. Несмотря на женитьбу принца, несмотря на то, что это неправильно, всему противоречит и вообще порицается обществом, несмотря на статус и правила… — Я согласен, Хо. Давай поженимся, — Мин дарит возлюбленному легкую, счастливую улыбку, берет того за руку и переплетает их пальцы, а затем, прикрыв глаза, целует «замок», скрепляющий их союз.