Хранитель

      Мою жизнь не оборвут свинцом,       И не стоит бояться аварий или ножей.       Своего убийцу       Я буду       Знать       В лицо.       И это – еще страшней…       (Пушистый Вареник)       Полтора года – это так долго, особенно когда речь идёт о плене. Ты словно не владеешь своим телом, ведь оно, тело, подчиняется командам, что-то делает, что-то выполняет, а разум находится далеко-далеко, за сотни тысяч световых лет, где – то там, где синее-синее небо целует взасос синий-синий океан, и их слияние настолько откровенно, что напоминает бесстыжие ласки любовников.       Атлантида…       Это название, словно музыка, ласкала ему слух, когда он шёпотом произносил его, оставаясь ночью в одиночестве. Он мог повторять его раз за разом, словно имя любимой женщины, и даже ночью просыпался от собственных медленных, словно фрикции, движений в такт придушенным словам.       Атлантида…       Атлантида.       Атлантида!       Он просыпался от движений своих губ, повторявших раз за разом: «Атлантида!», и пугался этого, потому что находился в полной власти врага, который готов был отнять самое дорогое, что было в его душе – Атлантиду.       Он много раз представлял себе, как вернется. Или как его найдут. Как он обнимет всех своих друзей – всех тех, кто без сомнения отдал бы за него жизнь и за кого бы, не раздумывая, умер и он сам. Он готов был умереть за них, он ХОТЕЛ умереть, чтобы враг ничего не смог им сделать, но на беду, он был умён. Очень умён. Настолько умён, что нужен был живым.       Он готов был умереть, чтобы не помогать ему. Чтобы хоть на месяц, хоть на неделю, хоть на пару часов затормозить работу, внести хаос в упорядоченную структуру исследований. Чтобы тот, кто сам не так давно был лишь экспериментом, а нынче стал хозяином, рычал от злости, от ненависти и от безысходной ярости, не в силах изменить хоть что-то, чтобы всё это закончилось раз и навсегда, и не важно – с ним закончилось или без него.       Но хозяин умел заставлять.       Уговоры не работали, он это видел. Наступало время переходить к действиям.       Он пришёл к нему в лабораторию в то самое время, когда он пытался рассмотреть в небе луну сквозь рваные края низких облаков. На Атлантиде было две луны. «И на Эдеме было две луны. Эдемские луны были такого необычного, зеленовато – жёлтого цвета, прямо как …»       Он не успел додумать. Хозяин пришёл к нему, и пришёл не один – он втянул за собой за руку девушку. Юную, хрупкую, совсем ещё девочку, только-только пережившую пубертатный период. Ей было лет семнадцать – девятнадцать, и из-под спутанной гривы серебристо - светлых волос, упавших ей на лицо, сверкнули огромные зелёные глаза.       На мгновение у него замерло сердце – неужели он добрался до НЕЁ? Но вот девушка откинула волосы за плечо, и он понял, что ошибся. Затем усиленно заработал мозг, подбрасывая всё новую и новую информацию: не было ни крыльев, ни хвоста, да и та, за которую он принял несчастную, была ещё ниже и ещё тоньше, и адреналин ледяным потом стёк вдоль позвоночника, вызывая мурашки на коже.       - Всё ещё сомневаетесь, доктор Бэккет? – спросил рейф, наречённый Майклом, и пристально посмотрел на своего пленника. – Я думаю, я найду способ вас уговорить. Если вы не согласитесь, она умрёт.       Девушка дёрнулась, кинув на Карсона умоляющий взгляд.       - Ты блефуешь, - не очень уверенно проговорил док, не в силах оторвать взгляда от его бесстрастных, безразличных жёлтых глаз с вертикальными щелями зрачков, и его акцен звучал как никогда явно.       Так же бесстрастно Майкл прижал руку к груди девушки, разорвав сорочку и обнажив молочно-белую кожу, и сорвав тихий испуганный вскрик с её губ. Они бы выглядели мрачно и прекрасно, как персонажи готического романа, если бы только они были персонажами. Или актёрами. Но всё было реально, и ровно через пару мгновений девушка сморщилась, скукожилась, старея и покрываясь глубокими морщинами, хрипло втянула в себя воздух в последний раз и обмякла.       Презрительно скривившись, рейф отпустил тело, и оно с глухим стуком упало на бетонный пол около ног дока.       - Завтра я приду снова, доктор Бэккет, и снова приду не один, а пока думайте. У вас есть время до следующей ночи.       «Я знаю, доктор, почему перестало биться ваше сердце на целую секунду. Вы так боялись увидеть ЕЁ, что неосторожно выдали себя, подтвердив тем самым мои догадки. Как знать, может, я найду способ соединить ваши любящие друг друга сердца. А пока – подумайте. На какой по счёту девочке перестанет ёкать ваше сердце? И уверены ли вы в том, что, закалив себя на сотне похожих беловолосых девочек, вы сможете СРАЗУ узнать ту единственную, о которой сейчас думаете?»       - Если понадобится, доктор, я буду приходить к вам каждую ночь и кормиться на ваших глазах столь юными и прекрасными самками. До тех пор, пока вы не внемлите голосу разума, - и, развернувшись, Майкл ушёл, оставив Карсона в одиночестве с тем, что ещё недавно было живым человеком.              ***              - Я согласен на сотрудничество, - глядя в пол, во второй раз повторил док.        - Повторите ещё раз, доктор Бэккет! А то у меня возникает неприятное ощущение того, что вы используете какой – то отвлекающий манёвр, чтобы меня запутать.        - Я. СОГЛАСЕН. С ТОБОЙ. СОТРУДНИЧАТЬ. МАЙКЛ, - Карсон вскинул голову и посмотрел прямо в глаза своему… Пленителю? Хозяину?       Он играл с ним, как кошка с мышью, ему нравилась его покорность, он упивался ею, он в ней купался и получал ни с чем не сравнимое удовольствие от дёрганья за ниточки, от игры по своему собственному сценарию.       Он мучал его, и наслаждался этим, как насильник, терзающий свою жертву.       - Хорошо, доктор Бэккет, я верю вам. Сейчас вы выглядите достаточно откровенным. Я приду к вам позже и расскажу, чем мы с вами будем заниматься. Надеюсь, ваша откровенность никуда не денется.       И его снова оставили наедине с собой и собственными мыслями.              ***              Карсон боялся думать. Он старался прятать свои мысли. Как прятал бы напильник, сидя в средневековой тюрьме – глубоко-глубоко, в маленькой надежде на то, что никто до них не докопается. Находясь рядом с существом, способным проникать в твою голову, это было сложно, и разум порой брал над ним верх, и он снова представлял себе встречу с друзьями.       С ней.       А потом снова пугался тех образов, что возникали в его фантазии, и вновь переключался на что-нибудь, что не имело бы какой-либо значимости для его тюремщика.       Например, на гимн Шотландии. Вернее, на ту стародавнюю песню, которую считали неофициальным гимном его родины.       О, цветок Шотландии,       Когда же мы почувствуем       Твой вкус снова,       За который сражались и умирали…       Шотландцы пели тогда о вкусе свободы, о победе над чуждым для них королем и скорбели о своей земле. И веровали в то, что вновь станут единым народом…       Сможет ли он когда – нибудь снова стать единым с теми, кто, он точно это знал, его ищет, с теми, кто обязательно его спасёт, рано или поздно? Вернётся ли он домой, в свою Атлантиду?       Атлантида…       Атлантида.       Атлантида!       «Нужно перестать думать о тебе, нужно перестать дразнить Майкла мыслями о тебе, пусть он думает, что я полностью погружён в работу».       Ведь и его предложение могло показаться не таким уж ужасным. Он хотел, чтобы Карсон доработал хоффанскую вакцину, чтобы распространить её среди людей, населяющих миры – пастбища. И умертвить как можно больше рейфов. И согласиться на это было бы намного проще, если бы не одно «но» - вакцина убивала половину своих носителей. Ровно половину. Пятьдесят процентов. Каждого второго, в чей организм попадала, случайно или намеренно.       - Ты уверен, что все эти люди согласятся ввести себе инъекцию? – спрашивал он, и ответ был ещё страшнее, чем план:       - А зачем им знать? Пускай думают, что у них эпидемия, а оружием станут те, кто выживет.       А не подчиниться – значило видеть каждую ночь новую девочку, стремительно погибавшую в руках созданного им самим чудовища по имени Майкл.       ***              Ему было плохо от самого себя, он сам себя ненавидел, но продолжал работать над вакциной, стараясь не задумываться о том, сколько людей погибнет от его достижений – счёт шёл на сотни тысяч жизней. Единственное, что он мог делать – это работать ещё лучше, максимально снижая возможное число жертв. Майкл работал с ним – иногда, а иногда улетал куда – то, пропадая на несколько дней, а то и недель, но возвращаясь, всегда проверял, каких успехов достиг Карсон.       Но в те моменты, когда Майкла не было, он мог позволить себе чувствовать. Он зарывался лицом в подушку, лёжа в своей камере, больше похожей на бункер, и рыдал. Кричал от ненависти и боли, не заботясь о том, что его кто-то услышит. Его не мог услышать тот, кто обращал против него каждый его вдох, а остальные – не в счет. Остальные – такие же куклы, такие же пешки, как и он сам, такие же неодушевленные фигурки.       И он рыдал, давясь бессильной злобой, и бил кулаками в стену, и, опустошив себя полностью, забывался тревожным сном.       А во сне снова видел серую башню, пронизывающее небо, и синее – синее небо, беззастенчиво целующее взасос синий – синий океан. Видел северо-восточный пирс, залитый солнцем, и Энжи, плескавшуюся в океане с веселыми визгами. Видел Родни, такого серьезного и задумчивого, склонившегося над очередным хитроумным прибором и цедящего сквозь зубы, чтобы ему не мешали. Видел Элизабет и Джона, общавшихся без слов, одними взглядами, и от их взглядов становилось жарко всем, в радиусе нескольких метров, но он точно знал, что взгляды – это единственное, что могут позволить себе эти двое. Видел Ронона, хохотавшего, запрокинув голову, и накручивавшего на пальце бластер.       Он видел их всех, он словно подсматривал за ними, без единой возможности намекнуть, что он ещё жив,что вынужден покупать свою жизнь у врага ценой помощи, без возможности сказать, ГДЕ он, и как он их ждёт…       Он ждал уже почти полтора года...       Он ждал свою Атлантиду…              ***              А потом пришла злость. Неужели за полтора года, за целых полтора года они не смогли его найти? Неужели они перестали искать? Неужели они его…бросили? Бросили те, кто не бросает своих? Неужели Шеппард это допустил? Он – тот, кто всегда находил выход из любых ситуаций? Кто должен был умереть уже много раз, но всегда умудрялся обхитрить смерть?       О том, что команда Джона Шеппарда могла попросту не вернуться с какого – нибудь задания, погибнув или попав к рейфам, Карсон не допускал даже мысли. Они просто не могли погибнуть. Просто НЕ МОГЛИ. И ему не оставалось ничего, кроме как уговаривать себя жить и работать дальше.       В один из дней вернулся Майкл. Пришёл к нему в лабораторию, долго изучал накопившийся почти за месяц архив и крутил в руках перья.       Три длинных чёрных пера, связанных между собой прядью серебристых волос. Когда до дока дошло, ЧТО у него в руках и ОТКУДА оно могло у него появиться, ему стало плохо – Карсон упал в обморок.       - Ну же, доктор Бэккет, я и не подозревал, что вы настолько впечатлительны, - медленно произнёс рейф, наблюдая за тем, как дока приводят в себя ассистенты – несколько запуганных до полубессознательного состояния рабов. А может, он настолько подправил им мозги, что те действительно стали бессознательными. Перьев в его руках уже не было. – Вы слишком чувствительны для врача. Я даже не предполагаю, что могло вызвать у вас такую бурную реакцию. Кстати! Я совсем недавно встретил ваших друзей. У меня было время пообщаться только с Тейлой и Джоном Шеппардом, и то – лишь пару минут, но я уверен, располагай мы большим временем, они бы с радостью передали вам привет. Хотя… на обратном пути я встретил вашу любимицу. Правда, нам с ней не удалось поговорить, я слишком спешил к вам, мой друг…       - Ты… ты чудовище, Майкл, - задохнувшись от острой боли, сжавшей сердце, выдохнул Карсон.       - Именно, - согласился тот. – Я чудовище. Я - то самое чудовище, которое вы сотворили собственноручно. Вот только как знать, не поменяются ли когда – нибудь творец и его творение местами?       - Что ты имеешь в виду?       - Ничего, - верхняя губа рейфа дёрнулась, обнажая зубы. – Я просто размышляю.              ***       А потом его перестали выпускать даже для работы в лаборатории. Он метался по своей камере, как зверь по клетке, и ничего не понимал. Да, работа над вакциной продвинулась, да, вместо половины испытуемых сейчас погибала треть, но это был не предел. Он мог работать и дальше, но в нём почему-то перестали нуждаться.       Раз в сутки его выводили для справления естественных нужд, вручая на обратном пути в камеру плошку с какой-то питательной слизью, да раз в неделю приходил сам Майкл и делал ему инъекцию. Раньше он вводил ему успокоительное прямо в лаборатории, чтобы избежать попыток бунта и притупить его реакцию.       - У вас появилось много свободного времени, доктор Бэккет, - объяснял он Карсону, доставая шприц. – Я усилил успокоительный препарат, чтобы слегка приглушить вашу богатую на выдумки фантазию. Мне бы не хотелось тратить время на поиски в случае вашего бегства.       Лишь однажды он решился его спросить:        - Что ты сделал с Энжи?       - Я? – деланно изумился рейф, приподнимая надбровные дуги. – Я не сделал с ней ничего, чего бы она не заслужила.       - Но ведь она ни в чем не виновата!       - Это вам так кажется. Вы готовы оправдывать сколько угодно того, кто вам нравится, и прощать ему тоже – что угодно. Глупость, лицемерие, обман, даже предательство. Но я прощать не умею и не стану.       - Пойми, - пытался торопливо объяснить Карсон. – Ронон ввел меня тогда в заблуждение. Она ни в чем не виновата.       - О, ну конечно. И вы бы отпустили меня? Сделали бы меня своим союзником? Оставили бы меня таким, каков я есть? Я помню ваш уговор, доктор – либо я снова превращаюсь в человека, либо смерть. А чем смерть отличается от полного беспамятства? От полного незнания, кто ты и что ты есть? Вы бы оставили жить моё тело, изменив его до неузнаваемости, при этом полностью уничтожив мою личность. Так чем ЭТО отличается от смерти? Вы говорите, что она не виновата. Да, она была против ваших экспериментов, но ответьте сами – чем она воспрепятствовала? Почему она ничего мне не рассказала? Со мной был честен лишь сатедианец – он меня ненавидел. Все остальные лицемерили и подло лгали мне в глаза: вы, психолог, полковник Шеппард, даже Тейла. И ваша зверушка не была исключением. Признаться, во время своего последнего визита на Атлантиду я позволил ей слишком много – у нас был физический контакт. Она считала нас похожими, ведь мы оба – единственные в своем роде. Она упорно вливала мне это в сознание, и на секунду я даже задумался об этом всерьез. А потом её несдержанность и глупость стоила мне очередного перерождения. Возможно, биологически она ближе к рейфам, я не спорю. Но во всем остальном она – человеческий детёныш, а люди недостойны того, чтобы жить. Откровенно говоря, я думал, что она сможет быть мне полезной. Но я ошибся. Как видите, доктор Бэккет, даже я могу ошибаться…       И он ушел, оставив дока в ещё большем волнении, чем тот пребывал изначально.              ***              Течение времени стало отмечаться лишь походами в уборную да инъекциями. Семь путешествий по коридору до переделанного под туалет бункера – одна инъекция Майкла, семь путешествий – одна инъекция.       Весь мир Карсона Бэккета теперь находился в стенах бункера, в котором он сидел, и отвлечься стало невозможно. Просто не на что. Больше не было работы, не было исследований, он не мог устать и провалиться в тяжёлый сон без сновидений. Он мог только метаться по своей клетке как зверь.       Темнее всего – перед рассветом, убеждал он себя. Если настолько все плохо, значит, ещё не конец. Ещё немного, ещё совсем чуть-чуть – и покажется просвет, думал он раз за разом, стараясь отогнать от себя мысль о том, что свет может оказаться светом в конце тоннеля, по которому на всех скоростях едет поезд, от которого не убежать и не спрятаться, и который готов размазать его к чертям собачьим.       Отчаяние забивало надежду, и казалось, что рассвет не наступит никогда. Воспоминания об Атлантиде стали приносить не облегчение, а боль, тупо режущую в груди. О ней уже не хотелось думать. Не хотелось мечтать. Не хотелось ничего вообще. Мысли разбегались, как испуганные включенным светом мыши, и на него нападало непонятное отупение. Он мог валяться на своей койке часами, невидяще глядя в потолок, и не думать ни о чем. Лишь изредка автоматически начинал нашептывать про себя гимн Шотландии.       Те дни давно ушли       Так пусть же пошлым и останутся,       Но мы, как прежде, можем вновь восстать,       И быть опять той нацией,       Что встала против него       И Гордой Эдвардовой Армии,       И кто отправил короля домой –       Подумать снова…       Он давно перестал обращать внимание на своё бормотание. Оно было тем необходимым звуковым фоном, который помогал не сойти с ума. Снаружи практически всегда было тихо, за исключением тех моментов, когда он слышал шаги выводящих его Майкловых ассистентов, да самого Майкла, когда он заходил к нему.       А потом в привычную неторопливую тишину вклинилась неразбериха. Пол и стены задрожали и состряслись, затем ещё раз и ещё. Непривычная суматоха, смешанная с криками и стрельбой, взволновала его не на шутку.       «Неужели?.. – думал Карсон, сидя на койке и пугаясь своих собственных мыслей. - Неужели это всё-таки ОНИ?..»       Несколько выстрелов раздалось прямо около его двери, и кто-то упал. Док искренне надеялся, что упал охранник, который стерег его дверь, а не кто-то из своих, и практически в ту же минуту услышал голос майора Лорна:       - Этот охранник кого-то защищал!       Железная дверь дёрнулась сначала от выстрела, потом от удара тяжёлого сапога, замок поддался и вся мужская составляющая команды Шеппарда ввалилась в его камеру с оружием наизготовку. Вот только в их лицах не было ни радости, ни облегчения, только непонимание, удивление и… испуг. И то, что увидел Бэккет в их глазах, мгновенно перевернуло всё в его сознании, и он сказал совершенно не то, что собирался:       - Наконец-то, почему так долго?       Лантийцы смотрели на него и как будто не узнавали.              ***              Лучше бы он не возвращался. Лучше бы Майкл убил его. Это бы было не так страшно и не так больно…       Атлантида… Атлантида изменилась. А точнее, изменился он сам, изменился настолько, что город древних его не принимал. Он стал чужим, и чувствовал это даже кожей – недоверчивые взгляды словно царапали.       После всех необходимых процедур по прибытии, его проводили в душ, выдали чистую одежду, а затем закрыли в пустой комнате.       Он просто терялся в собственном непонимании. Его боялись. От него шарахались, как от призрака, и никто ничего ему не говорил.       А затем к нему пришёл Родни. Он уже готов был испытать облегчение, но МакКей принёс только плохие новости…       Элизабет пропала и, скорее всего, погибла. Тейла, которая вот-вот должна была родить, похищена Майклом. Он сам - клон, творение Майкловых рук. Хуже этого сложно было что-либо себе представить…       Вот и все, думалось Карсону, здравствуй поезд… Переварить полученную информацию оказалось не так – то и просто…       - А где Энжи? – совсем тихо спросил он у Родни, после того, как они вернулись от доктора Келлер, бравшей у него анализы по второму кругу. Спросил - и приготовился к чему-нибудь кошмарному.       Подсознание, впитавшее весь ужас происходящего, уже рисовало ему все более мрачные картинки. Например, что крылатая не справилась со своими способностями, и её мозг не выдержал. Однажды такое уже было. Или что Майкл всё-таки убил её тогда, когда ненавязчиво продемонстрировал ему ее перья. Или что она не прижилась–таки на Атлантиде, и её вернули обратно, в её спящий мир. Или что новое командование её попросту не приняло, и что…       - Она в экспедиции, - ответил Родни. –После смерти Карсона она углубилась в биологию, сейчас она официально входит в команду ботаников и совершает с ними исследовательские экспедиции. То есть, я хотел сказать, после смерти НАШЕГО Карсона…       Подобное уточнение пребольно резануло слух, но док не обратил уже на это внимания. Слишком много боли было в последнее время.       - Она очень скучала по тебе.       - Мне можно будет её увидеть? – спросил Бэккет, глянув на астрофизика.       - Думаю, Саманта не будет против, когда Энжи вернется.              ***              Что-то изменилось. Совершенно кардинальным образом. Она почувствовала это сразу, как только вышла из пространственно – временного перехода врат.       Ментальный фон был практически такой же, как и всегда, за исключением возросшего волнения. Почему – то очень волновалась команда Джона, сидя на бриффинге у Сэм, волновалась сама Саманта, но и это было не тем, что дёрнуло её нутро.       Было что-то… Не что-то. Был кто-то. Кто-то новый. Кто-то, кто был ей знаком и не знаком одновременно. Она сильнее устремилась в его направлении, пытаясь понять, кто он, и не обращая внимания на пиликнувший на ней передатчик, и наткнулась на его мысли.       Это было невозможно.       Это было нереально.       Настолько нереально, что её ноги сделались ватными, и, если бы она не взмахнула крыльями, она бы упала.       Он находился в комнате на восьмом уровне, в одном из обособленных зданий, и Энжи стремительно выбежала из зала прибытия, нетерпеливо отмахнувшись от разнёсшихся ей в след криков.       Добежала до ближайшего балкона – и сиганула вниз, на лету распахивая крылья. Подобные трюки не очень приветствовались, но сейчас ей было всё равно – так было намного быстрее, чем бежать до ближайшего телепортатора.       Приземлившись на один из открытых коридоров, она побежала дальше.       ***              - Пусти меня, я знаю, что он там, я чувствую его, я ЧУЮ, пусти меня, МакКей, иначе я!..       - Ударишь? – Родни кричал с ней примерно в одном диапазоне, но если её голос был просто высоким, то в голосе мужчины уже появлялись визжащие нотки.       - Нет! Но я всем расскажу, о чем ты иногда думаешь перед сном, понятно?       - Это запрещено! – визгливые нотки проступили ещё более явно. – Я думаю о квантовой физике! Кроме того, тебе никто не поверит!       - Поверят! Один квант, второй квант и волна – посередине!       Словесная перепалка происходила где – то у самой двери, и Карсон отчетливо слышал голоса астрофизика и Энжи.       Однако дверь распахнулась, и, на ходу скидывая походный рюкзак, висевший спереди, на груди, чтобы не мешать крыльям, в комнату ворвалась крылатая, с лихорадочно блестящими глазами и неестественным румянцем пятнами.       Ворвалась, практически пролетела те несколько метров, которые их разделяли и…       Резко затормозила прямо перед ним. Такая же маленькая и тоненькая, какой он её запомнил, от волнения она вытянулась перед ним, сжав ладошки в маленькие кулачки и словно став ещё тоньше и немного выше, и только хвост нервно дёргался из стороны в сторону.       Она не решалась посмотреть ему в глаза, глядя куда – то себе под ноги, в пол, и датчики ментальных импульсов периодически попискивали от её мыслей, хороводом скачущих в разные стороны.       - Энжи? – тихо произнес он, подходя к ней ближе.       Девушка вздрогнула. Она была напряжена, словно натянутая струна, и казалось, что она вот-вот взорвется.       - От тебя пахнет по-другому, - еле слышно прошептала она.       - Ты боишься меня?       - Я боюсь того, что сейчас посмотрю на тебя, а это нереально.       - Тогда дотронься до меня. У галлюцинаций нет плоти.       Один из кулаков разжался, и тонкий пальчик осторожно ткнул его в предплечье.       Печально усмехнувшись, док поднял руки, медленно положил их ей на плечи, ближе к шее, и аккуратно погладил большими пальцами по щекам.       Резко вкинув голову, она словно обожгла его своим зелёным взглядом, и подалась вперед, обнимая руками и крыльями, так, что они оба оказались закрытыми чёрным оперенным коконом. Прижалась к его груди, зарываясь лицом в одежду, и заплакала.              ***              В его комнате не было балкона, только окно. Было ли это задумано заранее, из целей безопасности, либо так совпало случайно, он не знал. Но в любом случае не имел ничего против того, что его держат без возможности тайных перемещений по Атлантиде. Он был слишком умен, чтобы обижаться, и понимал, что безопасность людей превыше всего.       Поэтому он сидел, как Рапунцель в своей башенке, и ждал вердикта полковника Картер. И тем сильнее было его изумление, когда он услышал тихий стук в окно.       Он сел в кровати – стук повторился. Что-то копошилось снаружи, и ему на мгновение стало страшно – он находился на восьмом уровне, до платформы было метров тридцать – тридцать пять. Встав, он очень тихо, бочком, двинулся к оконному проёму.       Снаружи была Энжи.       Она держалась за внешний козырек, упираясь в стену ногами, которые трансформировались в когтистые цепкие лапы, крылья уже были сложены, и только хвост торчал стрелой, помогая удержать равновесие.       - Что ты здесь делаешь? – ужаснулся Карсон, распахивая окно.       - Я к тебе. Мне можно? – пальцы уже были белыми от напряжения; одна из ног-лап, соскочив, шкрябнула по стене, а крылья вздрогнули, готовые раскрыться в любой момент.       - Конечно, давай, - он помог ей пролезть. – Так что ты здесь делаешь?       - Нам так и не удалось пообщаться днём, я опять не справилась с эмоциями, а потом пришлось возвращаться в медблок для экспресс-обследования после экспедиции. Но сейчас я полностью свободна, - объяснила девушка, постепенно возвращая своим конечностям более привычный вид. Бэккет, как завороженный, наблюдал за её трансформацией. – Если ты не против, я бы хотела побыть с тобой.       - И тебя не смущает, что я клон?       - Ты позволишь? – она поднесла ладошки к его голове. Он знал, что для того, чтобы его просканировать, физический контакт ей не нужен был в принципе, что её силы хватило бы для того, чтобы разнести ему голову на маленькие кусочки, будь на то её желание, но некоторые поступки, словно маленькие ритуалы, помогали расслабиться и настроиться на нужный лад.       - Давай, - пожал он плечами. – Возможно, появится хоть один человек, который будет уверен во мне больше, чем я сам.       И, прежде чем в его голове образовалась звенящая пустота, он успел уловить её импульс:       «Но ведь я не человек, Карсон…»       Она могла сканировать легко, едва-едва касаясь, прощупывая собеседника на откровенность и скрытые намерения. Чтобы увидеть два года плена Карсона, она влезла глубже и бесцеремонней. Нет, она не причинила ему боли, никак ему не навредила, но и её присутствие не осталось незамеченным.       Док шумно выдохнул, когда она опустила руки, и тряхнул головой.       - Прости, - она подалась ему навстречу и крепко обняла за шею. – Мне всё еще казалось, что ты нереален, доктор Карсон.       - Ох, Энжи, - он прижал её к себе, зарываясь пальцами в её волосы. – Иногда мне самому кажется, что я нереален.       Они проговорили всю ночь напролёт. Вместе смеялись и плакали. Он ругал её за попытку сброситься вниз, и тут же жалел. Ругал за то, что она так неосмотрительно лезла к рейфу Тодду, и не мог не улыбнуться, когда она рассказывала про рукопожатие. Хмурился, слушая про операцию на гипоталамусе, и радовался выздоровлению её второго крыла. Смеялся почти до слёз, когда она рассказывала, как лупила рейфа и Ронона, как гонялась за Родни почти по всей Атлантиде, чтобы дать заслуженного пинка под зад, и утешающе обнимал, когда она рассказывала о последней встрече с Тоддом и о том, что в итоге от него узнала.       - Мора, - удивленно вскинул брови док. - Так вот значит, кто ты такая. Изменённая Эдемом мора. Лекарство от безумия… Ничего себе, юная леди! А я, признаться, предполагал, что ты – один из экспериментов древних над рейфами. Я ошибался…Я так много ошибался, и мои ошибки имеют такие ужасные последствия! Прости меня, Птенчик, если бы я тебя послушал тогда, всё было бы совершенно по-другому…       - Тише, тише, - девушка быстро подсела к нему ближе, совсем близко, обхватив ладошками лицо и гладя по щекам. – Ты ни в чем не виноват, Карсон. Это сделал не ты. Я понимаю, что ваше сознание до некоторых пор было неразделимо… Карсон, посмотри на меня!       Док глянул ей в глаза. Привычной гипнотической глубины не было, но в них плескалось нечто большее – забытое выражение безграничного доверия и непонятного восторга. ТАК она смотрела на него когда–то давно-давно, когда только оправилась после эпилептического припадка, и от этого взгляда у него всегда щемило сердце.       - Я счастлива, Карсон. Я безумно счастлива, что Майкл стал тем, кто он есть. Наверное, я чудовище. Умом я понимаю, что ничего хорошего мы ему не принесли в его жизни, наоборот, мы сломали его жизнь, мы обрекли его на вечное одиночество, на вечные страдания, и это ужасно, но как же я счастлива, что всё получилось так, как получилось. Ведь если бы Майкл не стал Майклом… Он не вернул бы Атлантиде тебя…Не вернул бы МНЕ тебя, Карсон. Мне так тебя не хватало, док… Как же сильно я по тебе соскучилась…       И она обняла его так крепко, что он почувствовал, как бьётся пульс на её шее, прижатой к его.       «Хочешь, я спою тебе? Моя песня принесёт покой и облегчение…Я пела так многим на Атлантиде, но я ни разу не пела тебе. Или хочешь, я всю ночь напролёт буду рассказывать тебе обо всех, кого ты знаешь, чтобы у тебя не было ни одной свободной секунды, чтобы сомневаться в себе? Хочешь, я буду придумывать сказки и баюкать тебя, как дитя, чтобы ни одна печальная мысль не смогла омрачить твоё сознание?»       Её шепот внутри его головы шелестел, словно волны океана, синего-синего океана, целующего взасос синее-синее небо…       - Энжи, - чуть слышно сказал он, немного отстраняясь, - я так часто вспоминал вас там… Вспоминал ТЕБЯ там… Энжи, именно ТАМ я, кажется, понял, что я тебя…       - Чшшш, - она приложила пальчик к его губам, заставляя замолчать. – Тебя нет там. Больше нет никакого «ТАМ», Карсон. Есть только ЗДЕСЬ. Есть ты – здесь. Есть я. И я рядом с тобой. Посмотри! – девушка усмехнулась. – А ещё лучше – дотронься, ведь у галлюцинаций не бывает плоти! И если реальна я, здесь и сейчас, значит, нереально любое «там»!       Бэккет усмехнулся в ответ и зарылся пальцами в её волосы. Развязал ленточку, и они рассыпались, закрывая её плечи и лицо. Мора засмеялась, отбрасывая серебристые пряди назад.       Откинувшись на спину, он дёрнул её за руку, и с веселым писком она бухнулась на подушку рядом с ним.       - Хорошо, Птенчик. Никакого «там» на сегодня!       В итоге они так и заснули вместе на его кровати, просто отключились на полуслове, не выдержав вновь пережитых печалей и радостей, лёжа лицом друг к другу и почти касаясь друг друга носами.       В дверь комнаты позвонили, но они не услышали. Они проснулись только тогда, когда в комнату ввалились Джон, Родни и Ронон, причём последний держал бластер наизготовку.       Увидев их вдвоем, под одним покрывалом, Шеппард только присвистнул, а Маккей бесцеремонно воскликнул:        - Бэккет, вы что, переспали?       - Нет! – возмущенно воскликнул док.       - Да, - пожала плечами Энжи и обернулась к Карсону. – Мы же поспали, или это не то?       - Ну, он хотя бы человек, а не рейф! – хмыкнул Декс, пряча оружие в кобуру.              ***              А потом у доктора Бэккета начались проблемы. Майкл прекрасно осознавал, что док ему больше не нужен, и нашёл способ утилизировать его своим собственным, весьма изощрённым путем.       У Карсона стали отказывать внутренние органы. Все. Один за другим, практически одновременно. Хранитель металась над ним, пытаясь залечить несуществующие раны, но и её энергия подходила к концу.       А после своей встречи с Майклом, той самой, когда он не смог в него выстрелить, док практически сдался. Было сложно морально, было бесконечно тяжело и больно осознавать, что даже будучи вызволенным из плена он всё равно остался марионеткой, ниточки которой были в руках у кукловода, а не у него самого.       «Вот только как знать, не поменяются ли когда-нибудь творец и его творение местами…»       Эти слова всё чаще всплывали в его голове. Поганый полурейф был гением, пусть злым, но всё же гением. И он нашёл способ убить его медленно, смакуя каждую минуту, растягивая удовольствие и наслаждаясь его незнанием. Даже тогда, на базе, где они спасли остатки атозианцев, он как будто невзначай обронил:       - Ты плохо выглядишь, надо было оставаться со мной. Я бы ввёл инъекцию, но у меня с собой ничего нет, - словно он даже не сомневался, что Карсон может отказаться.       Карсон не смог защитить Тейлу. Не смог. Он держал Майкла на прицеле, и не мог нажать на спусковой крючок. Пальцы млели от напряжения, и рука начинала трястись от возрастающего напряжения, в голове бил болью колокол, и словно пелена застилала глаза. Майкл мог быть уверен в своем творении – творение никогда не причинит вреда хозяину. Не тюремщику, не пленителю. Хозяину. И Хозяин просто вынул пистолет из его рук, не встретив ни крупицы сопротивления. А потом не глядя парализовал его и ушёл, уведя с собой беременную.       «Ты сослужил свою службу».       Чувство вины рвало его на части изнутри, он ненавидел сам себя и сам себя боялся. Как он может быть в себе уверен? Как он может быть уверен в безопасности своих друзей рядом с ним?       Его тело отключалось, и не было никакого другого выходы, кроме как погрузить его в стазис. Он боялся.       - Родни, я сам врач. Я знаю, что меня ждёт. Как только я попаду в капсулу, мне оттуда не выйти… - говорил он другу, лежа в медотсеке. Ему стало совсем худо, и он понимал, что конец близко. Он сослужил службу и стал не нужен хозяину. Становилось тошно от осознания собственной беспомощности.       Дженифер ввезла его в стазисный зал на кресле – пройти такое расстояние самому у него вряд ли бы получилось.       Страх превратился в животный ужас, сжимавший сердце и мешавший дышать.       - Послушай, мы будем работать, пока не найдём лекарство, - произнесла Келлер, помогая ему подняться. – Этим занимается вся группа, лучшие люди.       - Спасибо.       - Мы получим снадобье, как только возьмем Майкла, - добавил Джон. Каждый из них пытался успокоить и подбодрить его. Получалось не очень.       Косо усмехнувшись, Карсон подошел к Картер, стоявшей неподалёку.       - Саманта, у меня есть письмо для матери, - тихо произнёс он. – Не бойтесь, я писал осторожно. Скажите, что нашли его, когда разбирали вещи. Там несколько мыслей, которые я должен был сказать давным – давно.       Саманта тепло улыбнулась:       - Я передам.       Карсон повернулся к Шеппарду, тот похлопал его по плечу.        - Не волнуйся, док, мы вернем тебя.       - Полковник, - почти прошептал док, - приведите ЕЁ домой…       - Я на это рассчитываю, - кивнул Джон.       Рядом с ним стоял Ронон. Покивав головой, он хмуро обронил:       - Этого я и боялся.       - Я знаю, здоровяк, прости, - и он принял крепкое дружеское объятие сатедианца.       После Декса к нему подошла Энжи. Они крепко обнялись без слов, и он снова зарылся пальцами в её волосы.       «Энжи, ты меня слышишь?»       Девушка вздрогнула от его мысленного позыва, ведь подобным образом к ней обращался только Тодд.       «Конечно, Карсон, что такое? Ты не хочешь, чтобы нас слышали остальные?»       «Нет, не хочу. Птенчик, тогда ночью я хотел сказать тебе… Если вдруг у меня не будет другой возможности сказать тебе об этом… Я просто хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя, Энжи».       - Карсон, я… - выдохнула она, но он уже отстранился и покачал головой.       «Ничего не говори. Я просто хочу, чтобы ты это знала».       Последним, уже около самой капсулы, к Бэккету подошёл МакКей.       - Ты ничего не почувствуешь, только холодок, - начал он, взволнованно жестикулируя руками. – Твои показатели будут выводиться на аппарат четыре-дробь-семь.       Карсон вошёл в капсулу.       - Не волнуйся, всё будет хорошо.        - Спасибо, Родни, - кивнул док, стараясь не прислушиваться к ментальным призывам крылатой. Ему было страшно и тревожно. – Хочу, чтобы все знали. Снова увидеть вас –это стоило многого, и не важно, что будет потом.       Саманта кивнула, с трудом проглотив комок в горле, Родни растерянно покрутил головой – он тоже волновался. Он очень переживал за своего лучшего друга.       - Меня всегда привлекала идея программировать сны! – сказал он, через силу улыбаясь и вкидывая брови. – Не хочешь? Я мог бы показать рыбалку в Шотландии, с парочкой блондинок – массажисток!       Заметив недоуменный взгляд Энжи, перебегавший с него самого на астрофизика, док лишь укоризненно покачал головой:       - Ро-одни…Всё хорошо…       Страх уже сжимал горло, и говорить становилось труднее.       - Ладно, отлично, - МакКей продолжал ободряюще улыбаться и помахивать указательным пальцем. – Я не говорю «прощай», я говорю «до скорого»! Мы ведь договорились!       - Правда?       - Я так это запомнил!       Непонятно, почему, но именно эта фраза его немного успокоила. Вернула почти угасшую надежду. Родни – гений, и он обязательно что-нибудь придумает. Он никогда его не оставит. НИКТО из лантийцев никогда его НЕ ОСТАВИТ. Потому, что они не бросают своих ни при каких обстоятельствах. Хранитель, уловив изменение его эмоционального фона, сама немного успокоилась, прекратив попытки достучаться до его головы. Только в уголках глаз у неё что – то подозрительно блеснуло.       «Не печалься, док, мы скоро встретимся вновь».       Карсон улыбнулся, и его улыбка была уже не вымученной, а вполне открытой:       - Тогда ладно. До скорого!       Астрофизик согласно кивнул, ввёл в систему код, и Бэккета залило прозрачное голубоватое нечто, больше всего напоминавшее органическое стекло. Капсула погрузилась в стазис, унося своего обитателя в удивительное состояние «здесь и сейчас»…