***
Скажи кто месяца четыре назад главе Сенджу, что он, находясь в добром здравии, будет избегать встречи с главой Учиха один на один, Буцума бы посмеялся и даже руки пачкать о дурака не стал. А вот теперь, каждый раз, углядев стремительно приближающийся знакомый силуэт, оставалось тихо ругаться и остро жалеть, что нельзя оказаться где-нибудь подальше. Желательно в том самом проклятом храме, чтобы высказать монаху все, что думает о таком способе выявления ёкаев! «Прекрасно выглядишь сегодня, Буцума,» от того, как это было произнесено, на миг бросило в жар. Как и от взгляда. Хорошо, хоть без шарингана. После последней иллюзии Сенджу зарекся в них попадаться. Слишком реальными были ощущения прижавшегося горячего жилистого тела и сильных рук, оглаживающих бока. Странно. Как то, что ему продемонстрировали именно это, так и то, что вообще продемонстрировали. Буцума потер виски. Что-то не сходилось. Его противник раньше никогда не был замечен в изящных иллюзиях. Гендзюцу были максимально простыми, лишь бы задержать. Решив пока отложить решение этой загадки, Сенджу вернулся к разглядыванию разложенных доспехов. Увидь мужчина эту броню, точно сказал бы, что её обладатель не выжил. От доспехов мало что осталось. Даже те пластины, что ещё чудом держались, нуждались в замене креплений. Вот только это были его доспехи, а на самом Буцуме после сражения были разве что незначительные порезы, которые уже почти затянулись даже без лечения, благодаря хорошей регенерации. Усевшись напротив испорченного снаряжения, лидер Сенджу ворошил в памяти моменты прошлого боя. Вот противник словно растворился в воздухе. Гендзюцу! Иллюзию не получилось развеять усилием воли. Отпрыгнуть, чувствуя, как ускользает время. Секунда ожидания боли, но ничего не произошло. Учиха не воспользовался заминкой, чтобы нанести удар? Очередное движение сопровождал тихий треск ремня. Наплечник слетел и сама броня из-за этого слегка сместилась. Буцума коснулся аккуратного среза. Он прекрасно помнил, что в этом месте клинок не задел и одежду. Таджима определенно метил именно в ремень. Как до этого в процессе сражения уже срезал пластины, прикрывающие бедра и пах. Вот только после этого атаки по ногам прекратились. Создавалось впечатление, что Учиха методично выцарапывал его из брони.***
От полигона мало что осталось. Земля потемнела и спеклась от жара, небольшой прудик заметно просел в уровне воды, которая исходила паром. Таджима оглядел дело рук своих и выдохнул. Внутри по-прежнему разгорался пожар чувств, на которые отзывалась чакра. Мысли не отпускали, сны тоже. Во снах Сенджу улыбался. Без всякой опаски и неприятия отвечал на объятья и поцелуи. Горящее огнем от желания тело при пробуждении. Такой бурной реакции не было уже давно. Усложняло дело и то, что мысль о квартале развлечений вызывала отторжение, а человек, которого так хотелось, был недоступен. Теперь в стычках было сложно сосредоточится именно на бое, приходилось усилием воли гнать желание перевести сражение в иную плоскость прямо там же. Хотя соответствующие гендзюцу создались сами собой и, похоже, произвели впечатление. Во всяком случае, иллюзий Буцума теперь старался избегать всеми силами. Приходилось сбегать на полигон, выпускать пар с помощью техник и тренировок до упаду. Падали, что характерно, спарринг-партнеры. Учиха прислушался к своим ощущениям. Ни намека на чакроистощение, даже после затратных техник. Очаг словно стал работать интенсивнее. Старейшины пока молчали, но не было сомнений, что его поведение уже привлекло их внимание. Было лишь вопросом времени, когда они начнут задавать вопросы, на которые у мужчины пока не было ответов. Вернувшись в дом, глава клана вновь постарался вернуться к бумагам. Какое-то время действительно удавалось вникать в дела. А потом под руку попался листок с незаконченным рисунком. Чуть подумав и возродив в памяти тот момент, мужчина провел кистью недостающие линии. Задумчиво посмотрел на получившийся результат. Один из немногих моментов, когда Буцуму удалось заметить в мирной обстановке. Пару лет назад. В столице, на праздновании уже и не упомнишь чего. Встреча длилась буквально секунду. Праздничное кимоно, вместо привычных доспехов меняло Сенджу так, что если бы не додзюцу, даже в не активированном виде помогающее примечать детали, Таджима бы и не понял, кого увидел. Образ извечного противника возник в памяти без всякого усилия. За столько лет запомнилось всё, даже мелкие подробности, как залегают морщины, когда тот хмурится, как какое оружие выхватывает. То, как ставит ноги приземляясь после прыжков — явно результат какой-то старой травмы. Появилось легкое сожаление, что во всей череде воспоминаний нет ни одного, где Буцума улыбался бы. Или делал что-то мирное. Сказать хотелось многое. Слова сами собой ложились на бумагу. То, что адресат никогда не получит этих посланий, не смущало. Учиха погасил светильник. Темнота совсем не мешала. Надо бы ложиться спать, но опять придут жаркие сны, лишающие покоя до утра, но их так не хочется блокировать ментальными техниками. Таджима вышел на энгаву. Ночь манила, дурманила ароматом трав и леса. Сна не было, тело переполняла энергия, словно не было наполненного заботами дня. А еще в груди поселилась неясная тревога. Наследник и двое самых младших детей там, за пределами селения. Вроде как обычный маршрут, всего лишь патрулирование границ, но на душе не спокойно. — Иди, — шепчет полумрак. — Иди, — поет ветер. — Иди, — шелест трав и листьев. Все необходимое у шиноби всегда с собой. Порог дома, улица селения, часовые даже не дернулись, словно тень мелькнула, а не глава клана быстрым шагом прошел мимо. Желания остановиться, узнать, чем вызвана подобная слепота даже не возникло. Дорога сама ложится под ноги, напрямик, даже мысли нет о знакомых маршрутах. Деревья кажутся еще выше, в нос бьют ночные ароматы. И все сильнее тревога. Бежать. Быстрее. Свист ветра в ушах. Чакра соклановцев впереди и чьё-то чужое присутствие. Тихий, но отчетливо слышный чужеродный лесу звук — звон металла. Чуть тянет в переносице и висках во время активации додзюцу. Таджима врывается в самую гущу сражения, успевая прикрыть от удара бросившегося на помощь младшим братьям Тетсую. В груди разгорается огненный шторм, из горла рвется рычание. Удивленные и испуганные крики бьют по ушам. Губы сами собой растягиваются в хищной ухмылке. Никто не смеет трогать его детей! Момент, когда противники кончились, наступил неожиданно. В крови все ещё бушевал огонь. Таджима замер, прикрыл глаза и постарался хоть как-то обуздать бушующие чувства. Наконец запал немного прошел, и можно было оглядеть поле боя. Воздух, казалось, сейчас заискрится от напряжения. Запах паленой травы, деревьев и плоти. Искореженные тела, запах крови. Выжившие соклановцы торопливо проверяли тела, оказывали помощь товарищам. Наследник припадал на ногу, но уже успел отыскать младших братьев и, лишь убедившись, что с ними все в порядке, позволил себе опуститься на землю. Самые юные участники патрулирования "радовали глаз" переходящей в зеленоватость белизной кожи, но держались. Таджима перевел дух. Дети живы. Усталости не было, поутихшая ярость вновь начала разгораться. От сохранившегося запаха боя, от осознания, что еще немного, и он мог не успеть. Как отряд умудрился так нарваться во время простой и почти безопасной миссии по патрулированию?! — Рассказывай! — найти взглядом потрепанного, но не сильно пострадавшего командира отряда получилось легко. Вот только шиноби как-то заторможено кивнул, смотря активированным шаринганом куда-то вниз и за главу. Медленно поднял руки и сложил "кай". Подобное поведение удивило. Еще больше напрягло, что освободившиеся шиноби тоже подобрались и как-то излишне внимательно смотрели на него. Терпение кончилось. — Что замерли?! — рычание, дополненное ки, сдержать не удалось. — Раньше бдить надо было! Соклановцы вздрогнули и как-то разом расслабились. Теперь желание сложить "кай" появилось у Таджимы. Странная реакция на проявление недовольства. — Это была засада. Они откуда-то узнали маршрут, — наконец ответил командир, не отрывая взгляда от чего-то. Было любопытно, что вызвало такую реакцию, но не вертеться же, тем более чувство опасности молчит. Внезапное тянущее чувство в области крестца, ощущения прикосновений, странные, непонятно чем вызванные. Таджима повернул голову и почувствовал, как шаринган вспыхивает сам собой. Ничего не изменилось. Откуда-то взявшиеся темные пушистые хвосты, все четыре, никуда не исчезли, младшие дети продолжали их с интересом теребить и тянуть. — Папа-лисичка! — непосредственно заявил младший из детей. Повисшая тишина взорвалась нервным смехом. — Мягкие какие! — хватка усилилась, как и довольно неприятные ощущения. — Ну-ка, отцепились! — любопытство сыновей понятно, но это уже переходило границы. Таджима мысленно возблагодарил судьбу, что хотя бы наследник пытается казаться серьёзным и не виснет на хвостах. Дети нехотя выпустили из рук новую игрушку. Мужчина вздохнул. Что ж, теперь, хотя бы понятно, с чего так потянуло на тофу.***
Колючка, подцепленная где-то в лесу и впившаяся в мех, позиции сдавала неохотно. Наконец удалось ее вытянуть. Источник беспокойства вспыхнул и осыпался пеплом прямо в пальцах. Мысль о необходимости обзавестись щеткой-пуходеркой уже не казалась такой уж смешной. Что со всем этим делать, было непонятно. Медитация — прекрасный способ привести мысли в порядок, вот только в этот раз он оказался недоступен. Хвосты мешались. Никак не получалось их устроить удобно. А постоянное внимание со стороны детей не способствовало расслабленности. Взрослые тоже не оставляли изменения во внешности главы без внимания, но они хотя бы не пытались оторвать неожиданно обретенные дополнительные конечности. Тихий шепоток и практически осязаемое ощущение чужих взглядов. Малышня подкрадывалась для своего возраста достаточно умело, вот только фонила любопытством на всю округу, сводя на нет собственные старания. Мысль демонстративно "не заметить" была не лишена смысла. Запретное всегда притягивает. А так, глядишь, потрогают и успокоятся. Пришлось приложить усилия, чтобы хвосты рефлекторно не отдернулись при первых же прикосновениях. Ощущения были странными, но не неприятными.***
— Таджима-сама, что мы будем делать с Сенджу? Может, по-простому, захватить вам Буцуму, потом запечатать чакру, наложить гендзюцу и жить спокойно. — На пачке взрыв-печатей! — весело закончила старейшина Этсу. Таджима с недоумением смотрел на подвыпивших стариков. Когда к нему поздним вечером прибежал призывный кот одного из них и, почему-то сочувственно глядя, передал вежливую просьбу прийти, мужчина ожидал всякого, вплоть до попыток усомниться в законности его нахождения на должности главы, но точно не такого. — Не стоит, — предложение было заманчивым, но Таджима справился с искушением. — Я хочу именно победить, чтобы Сенджу пришел сам, добровольно. Это первое. Второе. Нужно ограничить миссии детей, — мужчина придержал рвущееся с языка «детенышей», — вне селения. Иначе их гибель будет бессмысленной. Собеседники отреагировали как-то заторможено и явно не от алкоголя. — Ну, и о чем я сейчас говорил? — не выдержал Таджима. Ответили ему после некоторой паузы, но верно. Мужчина вздохнул. Он, конечно, всё понимал, но такое залипание на хвосты напрягало. Неожиданно обретенные конечности дернулись, вновь переключив на себя внимание старейшин. Если не обращать внимания, то хвосты не мешались, а стоило о них подумать и разом становилось непонятно, как их удобнее устроить и вообще управлять. Реакция окружающих не давала возможности не думать. — Да потрогайте уже и успокойтесь! — не выдержал мужчина. — Настоящие они.***
— Ого! Сразу четыре хвоста! — незнакомый голос и внезапное ощущение чужого присутствия в комнате заставили резко развернуться. Только усилием воли удалось удержаться от атаки, хотя сюрикены скользнули в пальцы. На татами, как ни в чем небывало, сидел молодой светловолосый мужчина в кимоно. Близкое присутствие раздраженного шиноби, его совсем не беспокоило. А в образ обычного человека не укладывались уложенные вокруг него пушистые хвосты. Да тень на стену ложилась четким лисьим силуэтом. — Горжусь тобой, племянник! — незнакомец лучезарно улыбнулся, вот только интуиция у Учиха просто взвыла от ощущения надвигающихся проблем. — Означает ли это, что я не все знаю о своих бабушках? Или, все же, дедушках? — уточнил Таджима у внезапно обретенного родственничка. После неожиданного разговора со старейшинами он чувствовал себя морально готовым к очень многому. —Это означает, что мне лень просчитывать степень нашего родства аж от Индры!— отмахнулся лис.— Мое имя Таске, и всех Учиха мне проще звать племянниками. — Значит, жена Индры была кицунэ,— подобное заявление уже не вызвало особого удивления, прекрасно объясняя повысившуюся хвостатость. — А то! У сестрицы тогда уже восьмой хвост отрос, так просто не раскроешь. А вот у тебя контроль как у однохвостого, плохо. — Как это вообще контролировать?! — хвосты нервно дернулись. — А еще лучше, убрать! — Вот этим и будем сейчас заниматься, — кицунэ в предвкушении потер руки. — Тебе еще сыновей учить. — Дети-то тут причем? — насторожился Таджима. — Они не получили никаких ран. — Но кровь ёкаев в них уже пробудилась. В таком возрасте связь с родителями сильна. Не знаю, как старшие дети, но твои младшие сыновья скоро смогут обращаться в лис. — Это все твоих рук дело. — Констатировал мужчина, борясь с желанием прибить виновника всех проблем. — Зачем? — Конечно!— не стал отпираться лис. — Потому что я имел неосторожность не четко сформулировать обещание, а кицунэ должны их выполнять. Кстати, учитывай это всегда! Пришлось постараться, чтобы Сенджу сами, добровольно использовали зелье. А уж про процесс приготовления я и молчу! Спрашивай-спрашивай, у тебя явно много вопросов! — Это из-за того снадобья? — уточнил Таджима, дыша в ритме медитации, чтобы не сорваться. — Поэтому я так странно реагирую на главу Сенджу? — Нет, — пожал плечами Таске. — Лучше подумай, как получить желаемое! — Я не понимаю, почему желаю именно его, — уточнил Учиха. — И почему меня так бесит одна только мысль об опасности детям? Не только моим, но и вообще. — С тебя сейчас сорвало все наносное. Защита потомства, один из древнейших инстинктов, сейчас он не заглушен условностями. Как и восприятие окружающих. Ты привык видеть Буцуму только врагом, а сейчас видишь как личность. — Последний вопрос, — шиноби помассировал переносицу, — как часто тебя хотят убить в первые же минуты знакомства? Писк, похожий на смех вызвал мгновенную реакцию: сюрикен вонзился у самой головы дернувшейся крысы. Грызун, выбравшийся из-за тансу, стоял на задних лапах, прижавшись спиной к стене, человеческим жестом схватившись за сердце. — Не обижай Иши, — попросил кицунэ, состроив умильную физиономию. — Он не виноват, что форму потерял! — Я форму потерял?! — вместо крысы появился невысокий мужчина с неприятным лицом. — Возможно, — он быстро успокоился, — а вот ты её явно улучшил! Знай, шиноби, твоего родственничка обычно хотят убить, лишь взглянув на рожу, так что ты очень терпеливый. — О ком я ещё должен знать? — обреченно поинтересовался Таджима. — Чтобы не прибить ненароком. — Цуру на крыше, — буркнул нэдзуми, — высокопарно страдает, что придется быть рядом с источниками насилия. Сейчас проплачется и спустится знакомиться. — Это рядом с Таске-то? — Таджима прекрасно понял, о чем шла речь, но не смог сдержаться. — Действительно, нелегко! — Моя семья! — расплылся в улыбке восьмихвостый кицунэ.***
— Какая хорошая бутылка! — старейшины вновь разлили сакэ по чашкам. — А у нас у самих ничего не отрастет? — поинтересовалась старейшина Маюри. — А тебе бы пошли хвосты! — заявил ее давний оппонент. — Все девять! — Вот не надо намекать мне на возраст! — возмутилась женщина. — Выясняйте отношения дома! — оборвал зарождающуюся перепалку негласный лидер. — Мы собрались, чтобы решить, что делать с текущей ситуацией! Реакцию Таджимы-сама и его слова, я надеюсь, все ясно видели-слышали? — Это действительно наш глава клана,— сразу взяла слово Этсу, как наиболее разбирающаяся в медицине. — Настолько мастерски подделать все показатели невозможно. Остается признать, что где-то в главной ветви клана отметилась кицунэ, а вот теперь это наружу полезло. Схожие симптомы еще у нескольких бойцов, получивших раны от Сенджу. Посмотрим, как скоро проявятся хвосты у остальных. — Думаешь, это их рук дело? — Вряд ли они ожидали такого эффекта! — пожала плечами медик. Заявление вызвало веселые смешки, стоило представить реакцию давних врагов. — Слава ками, они не осознают, какую Буцума получил власть. И что теперь? Нельзя допустить, чтобы глава из-за чувств потерял контроль над собой. — Для начала убираем эту бутылку, а то выпивка в ней не заканчивается. Еще допьемся до идеи мира с Сенджу. — Начинай привыкать к этому. Мальчишка влюбился, и мы все прекрасно знаем, что это значит. Все старейшины тяжко вздохнули, они были Учиха и прекрасно знали, что против воли богов и влюбившегося соклановца не попрешь. — Точно влюбился? — без особой надежды уточнил самый старый из них. — Может проще все же отловить ему Буцуму? Для особо близкого общения. Все понимающе переглянулись. — Большой мальчик, хотел бы, сам отловил, а вместо этого стихи пишет и полигоны выжигает, — вздохнула Маюри. — Может, не все так плохо? Мы всю жизнь воевали с Сенджу, наши отцы, деды и прадеды. А победы так и не предвидится. Это отличный повод сменить тактику. — Будут недовольные. — А мы на что? Вот и проследим, чтобы попсиховали и смирились.***
— А ну стоять, паршивцы! Братья с хохотом кинулись в рассыпную, демонстрируя неожиданную для своего возраста ловкость и верткость. Пальцы лишь успели мазнуть по одежде. Тетсуя кинулся следом. Прыжок. Вот только вместо Акайо в руках оказалось полено. А в следующую секунду в голову прилетела сосновая шишка. — Мимо!— младший из братьев юркнул за дерево. — Не поймаешь! — вторил Широ, прячась в зарослях. Тетсуя выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Сам виноват, в последнее время слишком мало времени стал уделять братьям, даже традиционные вечерние истории свалил на Мадару. Но они коварно спрятали все снаряжение! И зная мстительность и изобретательность мелких, можно было не сомневаться: самостоятельно найти его не получится. Глупые! Он же ради их защиты старается! Стоило подумать о том, что в тот раз отец мог не успеть, как становилось жутко. Не смог защитить. Да что там, сам подставился глупым образом! Отец ни слова не сказал, но и к чему? Совершенно не достойное поведение для наследника великого клана! Мальчик заставил себя остановиться, встать ровно и прикрыть глаза. Вдох-выдох. Надо немного подождать. Широ такой, он не утерпит, обязательно полезет провоцировать. Чакра брата всё ближе. Ещё чуть-чуть. А вот и Акайо, с другой стороны. Если повезет, схватит обоих. Дыхание в ритме медитации помогает окончательно успокоиться, очистить мысли. Рывок! Оба брата кидаются в стороны, но не успевают. Тетсуя схватил виновников переполоха за вороты. — Попались! Вот только в следующий миг пальцы непроизвольно разжались. Не будь активированного шарингана, он заподозрил бы какую-то странную технику замены, или гендзюцу от затаившегося где-то Изуны. Два лисенка шмякнулись на землю. Покачиваясь, зверьки поднялись на лапы, открыв пасти, глянули друг на друга, перевели взгляды на Тетсую и дружно с тявканьем рванули в разные стороны. — Ксо! — только и смог выдохнуть Тетсуя. К такому жизнь его не готовила. — Я за Акайо!— раскрывший своё укрытие Изуна кинулся за меньшим из лисят. Отмерший наследник кинулся ловить другого брата. Широ, хоть его облик и претерпел значительные изменения, чакрой пользоваться не разучился и вовсю использовал её при беге. Брат несся, не разбирая дороги, и Тетсуя мысленно молился, чтобы тот не выскочил на отрабатывающего техники катона соклановца. И вообще ни на кого не выскочил! Рефлексы шиноби вещь такая, могут ударить не разобравшись. Пришлось изрядно ускориться, чтобы нагнать маленькую молнию. В следующую секунду наследник великого клана порадовался, что не снимал перчатки. Зубы у Широ стали под стать облику. — Тише-тише, всё хорошо,— прошипел Тетсуя, прижимая к себе извивающуюся добычу. — Это я, твой старший брат. Сейчас мы найдем Изуну с Акайо и пойдем к отцу, он что-нибудь придумает.