POV Kihyun
Мне бы очень хотелось быть честным. И бесчувственным. Но чем дальше, тем сильнее меня сжимает зависть. Че Хёнвон очень красив, строен и высок, будто какая-то модель. Он улыбается, словно ангел. Его душа чиста и невинна, и это слишком осязаемо, это притягивает. К сожалению, не только добрые намерения. Когда вижу его разбитые губы в первый раз, я удивляюсь. Во второй раз Хёнвон приходит ко мне разбитый полностью — и тут уже ощущаю укол зависти. Я завидую каждой крошечной царапинке на его лице. Потому что это его следы. Спорное удовольствие — получать побои, но в один момент можно стать настолько безумным, чтобы страстно желать хотя бы этого, лишь бы только наяву. Я знаю об этом не понаслышке. Потом безумие становится привычным и нормальным, въедается полностью в каждый миг обыденности, иногда подпитываясь красочными воспоминаниями. А те коварны, имеют две стороны: с одной не дают умереть, а с другой — убивают. Один утренний телефонный разговор, который не предвещал никакой беды, вдруг заставляет время замереть. — Шин ранен. А я… Я оказался здесь случайно, — голос Хёнвона отдаляется, будто я падаю куда-то в пропасть, мир вокруг кружится. — Кихён? Ю Кихён? Ничего не понимаю, рука, держащая телефон у уха, падает вниз, оттуда я ещё слышу звуки голоса, но нажимаю «отбой». Школьный галстук остаётся забытым на аккуратно заправленной кровати вместе со стопкой приготовленных к учебному дню книг. Я выбегаю из дома в расстёгнутой рубашке, наспех запрыгнув в стоящие у двери кеды. На улицах пусто, ещё слишком рано, а я несусь со всех ног так, что в ушах свистит ветер. До больницы далеко, но не думаю об этом. Лёгкие рвёт от нехватки кислорода, но «второе дыхание» открывается сразу же. Забегаю в здание больницы, резко останавливаюсь, смотрю по сторонам, поскольку не знаю, куда дальше. На большом электронном табло в холле нахожу строчку: «1В-32 Шин Хосок — идёт операция» и несусь туда. Меня даже не волнует, что сейчас там может быть Че Хёнвон или кто-нибудь ещё, что это вызовет лишние вопросы, но в коридоре у операционной абсолютно пусто. Я жду там несколько часов, готовый лезть на стену, не находя себе места, и чуть не задыхаюсь, пока не получаю ответ от вышедшего врача. — Его состояние стабильно, он крепкий парень. Скоро очнется. Ноги подгибаются, будто кто-то из них вынул кости, и я плюхаюсь на стоящую у стены скамейку. Имею ли я право быть здесь? Повернув голову, понимаю, что уже некоторое время нахожусь не один — у дальней стены, прислонившись, бесшумно стоит невеста Хосока. Ну, конечно, не мог же человек, окруженный столькими людьми, оказаться в операционной совершенно один, без поддержки за дверью. Имею ли я право быть здесь? Лишним точно являюсь. В итоге, я просто ухожу под внимательный взгляд красивых глаз Кан Сэён, но понимаю, что не смогу не вернуться сюда снова. На следующий день, дождавшись глубокого вечера, я стою перед закрытой дверью палаты, в которой находится Шин Хосок. Убедившись, что посетителей у него в данный момент нет, приоткрываю дверь и тихо вхожу, тая надежду, что Хосок уже спит. Свет выключен, помещение окутано полумраком, но я сразу вижу сидящую на койке единственную фигуру, которая поворачивается на звук. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает, даже не давая мне поздороваться первым. Я часто слышу его голос, но сейчас он почему-то больно резанул. — Прости, что побеспокоил, — оправдываюсь, пытаясь рассмотреть его лицо, медленно приближаясь к постели. — Я знаю, что не должен приходить, но… Я услышал о том, что случилось. И… Просто хотел убедиться, что с тобой все хорошо. — Убедился? Я подхожу максимально близко, до Вонхо можно дотянуться рукой. Он молчит и смотрит на меня пустым взглядом, пока рассматриваю сквозь сумрак его лицо, покрытое ссадинами, синяками и кровоподтёками. — Я тут подумал… — вдруг говорит он, и внутри меня загорается что-то предательское. — Ты же общаешься с Че Хёнвоном? Как загорелось, так и потухло. С трудом киваю. — Дай мне его номер. Вонхо отворачивается, берёт что-то с тумбы и протягивает мне свой мобильный. Послушно принимаю телефон и вбиваю номер нашего общего одноклассника. Это неприятно, но я рад быть полезным хоть чем-то. — Он ходит в школу? — продолжает Шин, и я отрицательно мотаю головой. — Почему? — Сказал, что его школьная форма порвалась, — отвечаю и отдаю мобильный обратно, а Вонхо, приняв телефон, смотрит на меня с непониманием. — У него нет денег на новую. Какое-то время мы молчим, Хосок думает о чём-то своём, а я всё ещё рассматриваю его лицо и тело, пытаясь отпечатать каждую деталь в своей памяти как можно ярче и плевать, что он говорит только о Хёнвоне. — Ясно, — первым прерывает тишину, его голос звучит спокойно, очень ровно, будто он сильно устал. — Тебе пора уходить. Я собираюсь спать. Мне остается только кивнуть и послушно покинуть палату, тихо прикрыв за собой дверь.POV Wonho
До самого вечера ко мне приходят посетители, один за другим. В какой-то момент в палате, кажется, вообще не продохнуть. Другие парни из нашего круга, старшие хёны, работающие на моего отца, но всегда готовые помочь мне лично. Всем хочется узнать о том, что случилось, вытащить как можно больше подробностей. Я понимаю, что узнай кто-нибудь из хёнов о школьниках из «Тэджом» — те умерли бы буквально через полчаса. Но я не настолько великодушен, чтобы дать мусору отделаться так просто, поэтому молчу. Они оставляют меня одного, с наступлением на улице темноты. Зашитая под ребрами рана неприятно ноет, как это бывает, когда кожа начинает затягиваться, но меня всё ещё регулярно пичкают обезболивающим и антибиотиками, поэтому физически я чувствую себя довольно странно. Я впервые после случившегося встаю на ноги и прохожу до ванной комнаты, немного согнувшись и не спеша. Долго стою, оперевшись подрагивающими в локтях руками о раковину, смотрю на своё отражение в зеркале, пытаюсь отвлечься на него, но все мысли только о событиях той ночи. Точнее, о Че Хёнвоне той ночью. Один человек и так много вопросов, предположительные ответы на которые порождают лишь новые. Значит ли его поступок то, что он меня не ненавидит? Но это просто невозможно, я помню его взгляд, полный горючей ненависти тогда, в школьной раздевалке. Он абсолютно точно презирает меня, обвиняя во всех своих проблемах. И, чёрт возьми, он прав. Меня не покидает чувство сильного желания увидеть его и одновременно держаться подальше. Как это объяснить? Будто наша встреча с ним сейчас может решить всё. Но мне всё ещё нечего сказать ему, а задавать вопросы я определённо не имею права. Какой-то проклятый замкнутый круг, внезапно замкнувшийся на этом парне. Чёрт. С этими мыслями развязываю плотные бинты, намотанные вокруг талии, снимаю больничные штаны, включаю горячую воду в душе и становлюсь под неё. Под жгучими струями намокают уже отросшие красные волосы, капли падают на плечи, минуя губы, стремительно бегут вниз по животу к ногам. Откидываю прилипшую ко лбу тяжёлую чёлку назад, набираю воды в рот. Она недостаточно горячая, чтобы перестать думать о всяких ненужных вещах, кручу вертушку крана ещё. Кожа горит, ссадины по всему телу ноют, а из шовных чёрных стяжек будто вытекает лава. Ванная комната наполняется паром, зеркало и прозрачная перегородка душевой запотевают. Дышать становится тяжело, как и стоять на ногах из-за дурацкой общей слабости, поэтому я выхожу, наспех вытираюсь полотенцем, натягиваю штаны обратно. Только сейчас замечаю на полу у раковины небольшую сумку, которую вижу в первый раз. Раскрываю молнию — внутри сменная одежда, некоторые предметы гигиены и пистолет Mk3 с глушителем. Улыбаюсь. Понятно, сумку оставил кто-то из хёнов, заботясь о моей самозащите. В палате теперь ощущаю прохладу, клонит в сон, но уснуть я не готов, будто ещё не всё успел сделать. За окном совсем темно, загораются уличные фонари. Смотрю на них и по-прежнему пытаюсь прогнать мысли о Че, когда слышу за спиной звук открывающейся двери. Узнаю фигуру, появившуюся на пороге, сразу. — Что ты здесь делаешь? — я в шоке, совсем не ожидал его появления здесь. Ю Кихён мнётся у дверей, говорит что-то о том, что беспокоился и хотел убедиться, что я в порядке, а я снова начинаю думать о Че. Ловлю себя на мысли — было бы здорово, если бы это был он. Но он, в отличие от Ю, не дурак. — Убедился? Кихён не отвечает и подходит ближе, а меня вдруг осеняет. — Я тут подумал… Ты же общаешься с Че Хёнвоном? — Кихён кивает. — Дай мне его номер. Почему-то слишком волнуюсь, но не подаю вида, голос звучит довольно ровно. Быстро оборачиваюсь к прикроватной тумбе в поисках мобильного, протягиваю его. Вопросы о Че снова начинают жужжать в голове, пытаясь свести меня с ума, и я не выдерживаю. — Он ходит в школу? Ю не смотрит на меня, набирает номер в мобильном и отрицательно качает головой. Сжимаю простынь в пальцах, и всё ещё пытаюсь держать себя в руках, не выдавая кольнувшую сердце панику. — Почему? — Он сказал, что его школьная форма порвалась, — отвечает Кихён и протягивает смартфон обратно, а я с упоением смотрю на номер. Прямо не верится, что набор этих разных цифр связывает меня с Хёнвоном будто невидимой нитью. Оторвавшись от телефона, думаю над сказанным Кихеном и не понимаю. — У него нет денег на новую, — словно уловив мой непонимающий взгляд, поясняет Ю. Че Хёнвон настолько беден? Я удивлён, потому что он определённо не похож на нищего, повадки не те. Я совсем не знаю его. Выпроваживаю Кихёна, сославшись на то, что собираюсь спать, и остаюсь один. Ю — странный парень, но сейчас не могу думать о нем. Отношения, стремительно связавшие меня с новеньким из Сеула, — самые запутанные в моей жизни. Не могу так, это не дает мне покоя и вряд ли когда-нибудь вообще отпустит. Я привык жить любовью или ненавистью, другого мне не дано. Я обещал сломать его, но, кажется, сломан сам. Обломал все свои шипы о его неприступную гордость. После длительных раздумий, растянувшихся на всю ночь, я прихожу только к одному выводу: Че Хёнвон, возвративший меня к жизни, должен либо забрать её обратно, либо суметь простить.POV Hyungwon
Мобильный несколько раз завибрировал. «Сынхо: ну, как ты там? решил вопрос с тем плохим парнем?» «Сынхо: давно тебя не слышно» «Сынхо: забыл уже старых друзей? : (»«Не знаю, решил или нет… » «Кажется, что я сделал только хуже» «Время покажет, не буду унывать» «Всё хорошо :) »
***
Я возвращаюсь домой вновь только после того, как мама отправляется на работу. Она уходит очень рано, возвращается слишком поздно. Уже даже не знаю, на скольких работах она вкалывает, чтобы содержать нас и суметь хоть что-то отложить. Я всё ещё не теряю надежды после школы поступить в Университет, хотя это кажется уже не таким важным и реальным. Маме, безусловно, очень тяжело, ведь она тоже не знает, как выживать. Она старается из-за всех сил, а я… в данный момент уничтожаю остатки своей окровавленной школьной формы, а после долго лежу в ванной и со всей силой тру кожу грубой мочалкой, будто это поможет стереть всё то, что произошло. Много думаю, вспоминаю, что же я говорил в последний раз маме, какую ложь выдумывал тогда? Второго комплекта формы у меня нет, денег — тоже. Я подумываю о том, чтобы занять немного у Ю Кихёна, и потом уже рассказать очередную «сказку» маме, детально продумав всё заранее. Ю Кихён. Я звоню ему прямо из ванной, и почему-то кажется, что он не возьмёт трубку. — Да, — вопреки моим ожиданиям, отвечает сразу же. — Хёнвон-а, прости, телефон разрядился, я совсем забыл… — Да? Тогда всё хорошо, я немного переживал из-за того оборвавшегося звонка, — кажется, что Ю мне врёт, но это не имеет значения, все мы в последнее время что-то недоговариваем. — Ты сам в порядке? — В порядке. Но я какое-то время не появлюсь в школе… Форма порвалась, денег на новую сейчас не хватит… — я делаю паузу. — Ты поможешь мне с этим? Я верну. — Конечно, — сразу отвечает Кихён, — без вопросов. Мы сухо прощаемся, и я засыпаю, как только касаюсь головой подушки. Сплю практически до вечера, но во сне продолжаю страдать. Мне снится кровь, появляющаяся из ниоткуда, капающая на лицо и постепенно полностью покрывающая тело. Я тону в багровых ручьях, захлёбываюсь слезами, кричу. Меня хватают чьи-то руки, они неоднозначно скользят по моему телу, забираются под одежду, гладят по губам, вызывая приступы дрожи и очередных криков. Я не выдерживаю и распахиваю глаза. Щёки и подушка мокрые от слёз, всё тело горит и ломит, горло саднит — организм не выдерживает и сдаётся. Оно и к лучшему, не придётся ничего выдумывать в ближайшее время для мамы, можно ссылаться на болезнь, что так вовремя подкосила меня. Я снова засыпаю, крепко вцепившись двумя руками в подушку и спрятав в неё лицо. Кошмары отступают, лишь несколько раз подкидывая странные картины. Я чувствую сквозь сон чьё-то прикосновение, но оно нежное и успокаивающее. Сколько сплю в этот раз — не знаю, давно потерял счёт времени, но яркий свет, бьющий из окна, намекает о начале нового дня. Привстав в постели, я обнаруживаю возле себя на полу стакан с водой, бумажный аптечный пакетик, градусник и сложенную пополам записку.«Хёнвон-и, мой мальчик. Отдыхай и не забудь принять лекарства. Обязательно поешь! Следи за температурой! Мама.»
На душе мгновенно становится тепло, я слабо улыбаюсь и включаю градусник, сунув его в рот. Я проспал почти сутки?.. Через какое-то время слабым попикиванием электронный прибор сообщает, что температура моего тела тридцать восемь и три. Оно и неудивительно: голова трещит, словно мне вскрыли череп и насыпали туда раскаленных углей. Во рту дико пересохло, нос заложен, а дыхание словно пламенное. Но я впервые чувствую удовольствие от подобного состояния, оно не даёт мне рухнуть эмоционально. Покопавшись в бумажном аптечном пакетике, я вдруг думаю о больнице и Шин Хосоке. Он же там жив?.. По всем законам жанра подобные люди не умирают так просто, хотя учитывая его образ жизни… Умереть в каком-то грязном переулке, истекая кровью — самое оно. И никто не будет в этом виноват. Я принимаю нужные лекарства и собираюсь снова пойти принять душ, потому что сильно вспотел, но внезапный стук в дверь заставляет меня вздрогнуть и напрячься. Я бесшумно подхожу к двери, поплотнее заматываясь в тонкое одеяло, и прикладываю к ней ухо. — Служба доставки! — сообщает жизнерадостный голос с улицы, а я снова напрягаюсь, ведь ничего не заказывал, но дверь решаюсь приоткрыть. — Добрый день! Вы — Че Хёнвон? — спрашивает молодой мужчина, одетый в ярко-жёлтую форму службы экспресс-доставки. — Да, но я ничего не заказывал, — отвечаю я, высовываясь из-за двери и, на всякий случай, покрепче сжимаю ручку изнутри. — Если Вы — Че Хёнвон, значит это — Вам, — уже более равнодушно заявляет мужчина, протягивая мне довольно крупных размеров картонную коробку, и просит расписаться у него в бланке. Я оставляю подпись, забираю посылку, которую тут же роняю на пол, и спешно захлопываю дверь. Коробка с виду простая, какая-то надпись на английском языке и что-то смутно напоминающее логотип какого-то бренда. В строке «кому» действительно было моё имя, а вот «от кого» — пустовало. Может, мама решила что-то себе заказать? Я разрываю защитную плёнку и поднимаю крышку — внутри лежит, аккуратно сложенная, идеальная и чистая, а главное — точно ни разу не ношенная, школьная форма. Я приподнимаю за плечики пиджак, на котором красуется блестящий от своей новизны значок с моим именем. Долгое время в голову ничего не лезет. Я просто сижу рядом с раскрытой коробкой и смотрю в пол. Либо это Ю Кихён сошёл с ума настолько, что решил купить для меня такую дорогущую форму, либо мама всё узнала, либо…что? Но, если бы мама узнала, то вряд ли бы оставалась такой спокойной. И, вряд ли бы заказала форму у очевидно дорого бренда. На всякий случай, я решаю спрятать коробку у себя в комнате. Если это организовала не мама, то и не стоит ей видеть лишнего. Кстати, о лишнем. Я останавливаюсь у маленького зеркала, стоящего на старом комоде между нашими комнатами, и с досадой оглядываю своё лицо. Старые синяки пожелтели, но всё ещё отчетливо видны, а на нижней губе красуется свежий запёкшийся след от руки Ли Джухона. Как хорошо, что Кихён оставил мне тональный крем, взятый тайком у его матери. Сказал, что ещё может пригодится — как в воду глядел. Несмотря на то, что до прихода мамы с работы ещё много времени, замаскировываю всё заранее. И не зря. Примерно через час дверь открывается, и на пороге появляется мама. Её лицо выглядит обеспокоенным, но что-то выдаёт вполне неплохое настроение. — Хёнвон-и! — зовёт она меня, наспех снимая свои потёртые туфли на невысоком каблуке. — Как ты себя чувствуешь? Совсем заучился, мой мальчик! Сняв обувь, она кидается ко мне и заключает в нежные объятия. Я наклоняюсь, чтобы ей не тянуться, и довольно кладу голову на её плечо. — Всё хорошо, мам, — раздаётся мой бас, и слышно, что голос севший. — Я принял лекарства, уже лучше. Мама отстраняется и берёт моё лицо своими теплыми ладонями. Она суетится ещё немного, закидывая вопросами, типа «поел ли ты?», «какая температура?», «как давно измерял?», и всё в таком духе. Пока она гремит кастрюльками, стучит ножом и шумит водой, я сажусь на полу возле маленького традиционного обеденного стола, всё так же укутываясь в одеяло, и наблюдая за ней. — Хёнвон-и, — вдруг обращается она. — М? — У меня для тебя хорошие новости. — Интересно, — улыбаюсь я, — какие же? Она накрывает бурлящую кастрюльку крышкой и присаживается ко мне. — Я нашла новую работу, — говорит мама, широко улыбаясь, и продолжает под моё восторженное выражение лица. — Зарплата потрясающая! Сегодня я уже ездила на собеседование в тот дом, где предстоит работать. Он, конечно, очень большой, работы много, но… — Мам, — перебиваю, — я очень рад, но, пожалуйста, не нагружай себя сильно, хорошо? Мама вытягивает руки и берёт в них мою, ласково её поглаживая. — Если будет трудно, ты должна мне сказать об этом, хорошо? — говорю серьезно. — Я могу помогать тебе после школы. — Какой же ты у меня добрый мальчик. Как же мне повезло с тобой, Хёнвон-и. — Ма-а-ам, хватит нежностей! — недовольно бурчу под её тихий смех и, поднявшись, ухожу в свою комнату, старательно скрывая счастливую улыбку. Этот вечер полон необходимой мне ласки, домашнего уюта и спокойствия. Я чувствую себя хорошо просто от того, что мама рядом. Все тревоги отходят на задний план, но этому ощущению остаётся совсем недолго. Ближе к ночи на мой мобильный поступает звонок с неизвестного номера, и я, конечно же, по глупости, отвечаю на него. — Это я, — произносит голос в трубке, от которого все обожжённые высокой температурой внутренности опускаются вниз.