Сколько себя помню...

Суббота радует своей тишиной. Кроме шума дождя за окном, ничего не слышно. Будильник утром не звонит, Джун не матерится, не громыхает всем подряд. Благодать. Приоткрыв один глаз, Чимин осматривает пустующее место на кровати. И какого фига? Где его носит? Пошерудив рукой под подушкой, нащупывает телефон, разблокирует и смотрит на экран. Ага. Два часа дня, ладно. Может, Джун уже проснулся. Потянувшись, Чимин выползает из кровати, захватив с собой плед. Что-то совсем прохладно. На кухне Джуна не оказывается. В других комнатах тоже. Спросив еще раз у пустоты «какого фига?», Чимин умывается, заглядывает в сортир, сидит там полчаса, хотя со всеми делами управляется быстрее, но, так как захватил с собой телефон, немножко залипает. Последнее время он успешно забил на игры, и Тэмин заваливает личку сообщениями. Приходится успокаивать, говорить, что все в порядке, просто нарисовались дела. Реал поглотил, и все в этом духе. Тэмин грешит, что Чим нашел себе девушку. Обиженно пишет, что друзей на баб меняют только чмошники и каблуки. Чимин пытается его успокоить. Но друг продолжает нести какую-то чушь, скорее в шутку, хотя кто его знает. Чимин думает-думает и спрашивает: можно ли считать его каблуком и чмошником, если он променял друга на парня. Тэмин резко затыкается. Довольный таким эффектом, Чимин наконец выходит из туалета, топает наливать чай. Никаких последствий своих слов он не боится. В любой момент можно сказать, что это просто прикол. Черный юмор. Ну, или не говорить. Посмотреть на реакцию — в конце концов, когда-нибудь придется рассказать все маме, можно порепетировать. До школы остается не так уж много. И, когда начнется учеба, Чимин не сможет так просто сваливать из дома под любым предлогом. Настроение медленно ползет вниз. До сего момента Чимин не думал о таких сложностях. Сейчас ведь каникулы. Он отдыхает. Тэхён, вон, тоже дома не сидит. Но потом... Черт. И что теперь делать? Входная дверь открывается, отвлекая от ненужных мыслей. Джун заваливается в квартиру с несколькими пакетами. Ага, ясно: в магазин катался. Это он хорошо придумал — холодильник полупустой, а Джун жрет как конь. Такими темпами и правда разжиреет, но пока Чимин изменений не замечает, хоть и приглядывается. Нет, он не пытается найти какие-либо изъяны, просто нагло пялится. А хрен ли он ходит полуголый вечно? Развращает малолетних. У Чимина последнее время фантазия такие картинки рисует, что хочется забиться в уголок и скулить. Или дрочить, или то и другое вместе взятое. Вот она сила гормонов, чтоб ее... — Чи, ты чего завис опять? Чимин моргает и понимает, что Джун успел не только разуться, но и пройти в кухню. Красивый весь такой. Зачем-то в рабочей рубашке, правда без пиджака и галстука, с двумя расстегнутыми пуговицами, открывающими вид на широкую грудь. Чимин сглатывает и опускает взгляд. На полу покоятся пакеты возле холодильника. Надо разобрать, пока ничего не испортилось. Чимин поднимается с насиженного места. Делает шаг вперед, наклоняется, хватается за ручку одного из пакетов, замирает на секунду, а потом резко выпрямился. Натыкается на Джунов вопросительный взгляд и как-то пришибленно-задумчиво произносит: — Я тебя, кажется, хочу. Прямо сейчас. И продукты идут в пизду. Потому что Джун оказывается рядом слишком быстро. То ли Чимин с реакцией не дружит, то ли Джун познал силу Флэша. На этом связные мысли и ассоциации заканчиваются — остаются только ощущения. Влага его губ на Чиминовых, его язык, проникающий в рот, и его руки, тискающие задницу через плед. А еще дыхание горячее и прерывистое, рваные вдохи, ворующие воздух прямо из-под носа. Башка почти сразу идет кругом, ноги перестают нормально держать. Джун, видимо, заподозрив неладное, хватает край пледа, дергает в сторону, отбрасывая, как половую тряпку, и, подхватив под бедра, приподнимает. Спина ощутимо врезается в дверцу холодильника, где-то под ногами что-то шуршит и звякает, Джун матерится и пытается отстраниться — ага, хренушки. Чимин вцепляется в его плечи, а затем сразу перемещает ладони на его лицо, сжимает щеки, заглядывает в глаза и угрожающе шепчет: — Я могу и передумать. Потому что и правда может, Чимин вообще может все. Например, сцепить ноги за его спиной, прижать к себе сильнее и, обняв за шею, потереться членом о живот. Еще может зажмуриться и выдать какой-то нечленораздельный звук. И ткнуться в его губы с поцелуем, потому что мозги отключаются и отдают телу приказы со сбоями. Хочется больше тесного контакта, намного больше. Но не как обычно — обнимашки и поглаживания, хочется сильнее, хочется, как тогда. Джуновы руки и пальцы по всему телу, чтобы сжимал и контролировал. Чтобы стирал своими касаниями и поцелуями все смущение и неуверенность. А еще хочется, как во сне. Мокро и горячо. Через пару тройку поцелуев и искусанных до пощипывания губ, Джун отрывает Чимина от холодильника и, едва не споткнувшись обо что-то на полу, несет в комнату. Туго соображающий мозг уже успевает проложить маршрут до кровати, потому Чимин удивляется, когда Джун тормозит в коридоре, открывает дверь и, спустя пару секунд, запихивает Чимина в ванну. Стаскивает трусы, не давая даже пискнуть и сам раздевается. Вода сильным напором бьет из душа, ударяя в лицо, и пусть не холодная, но в чувства приводит быстро. Чимин отшатывается от теплых струй, протирает глаза, после чего ойкает и переносит ногу через бортик, собираясь вылезти. Неловкая какая ситуация-то — вот говорил же, что может передумать, зачем помогать? — Стоять. Джун удерживает за запястье, но благоразумно никуда не дергает и даже не тянет. Правильно, мокрая ванна скользкая, а Чимин любит падать. Но даже без этого приходится вернуться, потому что стоять одной ногой там, а другой здесь неудобно и, еще больше неловко. Не то чтобы Чимин сильно стесняется наготы. Своей точно нет, а вот Джуновой... Ну не видел Чимин его еще совсем голым. Со стояком тем более. А тут вон, во всей красе. И вроде бы что такого? По сути, у всех все одинаковое, разве что калибром отличается, однако мурашки несутся табуном, и дрожью прошивает со всех сторон, устремляясь в пах и формируясь там в тянущий клубок. Будто невидимые ниточки прицепились внутри по всей окружности тела и натянулись, пуская импульсы и оголяя нервы. Последующие Джуновы прикосновения просто сводят Чимина с ума. Он толком не понимает, от остроты ощущений хочется отстраниться или наоборот подставиться под ласку. Чтобы Джун еще раз прошелся мыльной рукой по груди, цепляя сосок, спустился вниз по животу, провел большим пальцем по головке, по всему члену, обхватив и дальше, по яйцам, ныряя в промежность. Заставляя немного раздвинуть дрожащие ноги, на которые Чимин уже не может положиться, потому опирается одной рукой на стену, а второй держится за Джуна. Смотрит на него не отрываясь. Джун улыбается. Скользит ответным взглядом, заставляя еще больше подрагивать и подаваясь то и дело вперед, проводит языком по Чиминовым закушенным губам. Расслабляет и напрягает одновременно. Придвигая ближе к себе, трется своим телом о его, избавляя от страха и последних зачатков здравого смысла. Чем животные отличаются от людей? Раздельной речью и понятийным мышлением. Чимин сейчас, кажется, не человек. Потому что говорить внятно не в состоянии, а мат не считается — он тоже выходит скомкано и выражает скорее эмоции. Голос снижается в тональности и от тонкого скуления переходит в хрип, когда Джун перехватывает член с яичками у основания и сжимает, не давая кончить. А потом, шепча на ухо что-то успокаивающее, прикусывает мочку и опять начинает дрочить по всей длине, только на этот раз второй рукой поглаживает между ягодиц, надавливая и проникая внутрь, кажется, одним пальцем. Чимина больше не существует. Он где-то в прострации. Не чувствует ног и рук. Все ощущения концентрируются только в середине тела и они настолько сильные, что Чимин готов отключиться. Где он? Кто он? Что здесь делает? Ответов ноль, потому что голова, лежащая у Джуна на плече, абсолютно пуста. Мозг откуда-то извне посылает сигналы, что он вроде на месте и как бы работает, но это не точно. Есть только нестерпимое желание кончить, и этому уже ничто не мешает. Ни пальцы в анусе, которых явно прибавилось, ни легкое пощипывание там же, может, от геля для душа, а может просто от трения. Но оно настолько незначительно, что Чимин даже не концентрируется на этом. Его сводит с ума другое чувство. Тянущее, распирающее, томное, с ожиданием что вот-вот и... взрыв. Чтобы разнесло по галактике, вот как сейчас. Просто на ошметки — до кругов перед глазами и заложенных ушей. Что происходит дальше, Чимин понимает и складывает в сознании кусками. Держащие его руки, чтобы не упал. Вода, стекающая по телу, смывающая мыло и сперму. Мягкое полотенце, стирающее влагу. Смена локации — от ванны до кровати. Слова, долетающие обрывками. Вопросы, которые Чимин не разбирает, а просто обнимает ослабевшими руками и тычется, как кутенок требуя ласки и внимания. Выпрашивает и получает — касания по всему телу, губы там же и прохладную подушку подсунутую под поясницу. Тихий вопрос, шепотом куда-то в висок: — Готов? — Да... К чему? Этого Чимин спросить уже не успевает — Джун разводит его ноги, подхватывая их под коленками и устраиваясь между. Тут Чимин наконец соображает. Но ничего не меняется. Говорить «нет» он не собирается. Чимин с интересом наблюдает, как Джун раскатывает презерватив по члену и выдавливает из тюбика на ладонь прозрачную субстанцию. Откуда он все это взял? Чимин успевает отвлечься, потому что Джун медлит. Ну, начинай, что ли? Он, видимо, читает все по лицу, потому что в следующий миг наклоняется и прижимается всем собой, втягивает в поцелуй, а после чуть приподнимает его таз и Чимин чувствует давление на анусе. И ровно пропорционально тому, как Джун — миллиметр за миллиметром — входит, Чиминовы глаза округляются. Где? Где, блядь, обещанное чувство наполненности, как в тех сраных рассказах? Он скорее сравнит это с сажанием на кол. Именно это приходит в голову, а вместе с ним приходит боль. Не выдержав, Чимин отрывает верхнюю часть тела от кровати, упирается руками в матрац и пытается отползти. Нахуй, нет, не нахуй, а подальше от него. Но соскочить с члена, Чимин не успевает, Джун удерживает за бедра и возвращает обратно. Не насаживает сильнее, просто придвигает к себе, впечатывая поясницей в подушку. — Тише, Чимин, выдохни. — Не хочу. Я передумал. Потом, давай, потом. Чимин упирается пятками в кровать, делает еще одну попытку вырваться. От былого жара и возбуждения не остается и следа. Паника неожиданно накрывает с головой. Чимин дергается, угрожая навредить самому себе. — Выдохни, говорю! — Джун повышает голос, но не кричит, угрозы не чувствуется, скорее уверенность и полный контроль, ослушаться невозможно. Чимин выпускает воздух через рот, с шумом — не помогает. Джун делает показательный глубокий вдох, Чимин повторяет. И снова выдох. Бешено колотящееся сердце успокаивается вместе с дыханием. — Ложись обратно, расслабься, я не буду продолжать, пока не будешь готов, договорились? Чимин подчиняется и кивает. Шмякается затылком о матрац. Поднимает руки и закрывает ладонями лицо. Давит на глаза до черных кругов, продолжая глубоко и размеренно дышать. Спокойно, Чимин, все хорошо. Джун действительно не давит, не пытается толкнуться. Вместо этого скользит пальцами по внутренней стороне бедер. Большими пальцами поглаживает и разминает дрожащие от напряжения мышцы. Нежно, потом надавливая, и снова мягко, осторожно. Чимин расслабляется окончательно. Джун отстраняется, щелкает крышкой смазки. — Пальцами, хорошо? Как в душе. — Да. Как в душе действительно было хорошо. Чимин разводит ноги сильнее и ерзает бедрами, устраиваясь. Прохладные скользкие подушечки, смазывают колечко мышц, обводят по кругу и проникают немного внутрь. Растягивают, расширяют, продвигаются глубже. Боли нет, совсем, скорее наоборот. Чимин убирает руки от лица, кладет на простыню и почти сразу сминает ткань, не сдерживая приятный стон. Джун свободной ладонью гладит по животу, перемещается в бок, очерчивает короткими ногтями линию крайних ребер, добирается до солнечного сплетения и выписывает там маленькие круги. — Слишком поторопился. Так лучше? Чимин закусывает губу и мелко кивает. Джун оглаживает ребра уже с другой стороны. Слегка щекочет и двигается вниз до выступающих косточек таза, опять к центру, проходится по углубленной полоске между пахом и бедром вниз. Гладит яички, перебирая их. Обхватывает член у основания, скользит выше. Обводит по кругу головку раскрытой ладонью, надавливает. Сжимает в кулаке. При этом ни на секунду не переставая двигать пальцами внутри. Чимин опять пытается приподняться, теперь, чтобы видеть. Сталкивается взглядом с Джуном. Он ободряюще улыбается. Чимин смущается и опрокидывается обратно. Но лежать спокойно не получается. Хочется двигаться. Ерзать по простыне, подкинуть бедра, опуститься обратно, толкнуться навстречу. Слишком хорошо и недостаточно хорошо одновременно. Джун следит за метаниями и вынимает пальцы, Чимин подается задницей вслед, но почти сразу натыкается на нечто большее. Рефлекторно сжимается. — Тшш, расслабься. Голос низкий. Блядский и успокаивающий одновременно. Чимин послушно распластывается на постели. На этот раз идет куда легче. Джун потихоньку проникает глубже. Разводит его ноги чуть шире. Боли почти нет, но и приятных ощущений мало. Чимин закрывает глаза в ожидании и прислушивается к себе. С каждым осторожным толчком, выпуская из легких воздух и хватая новую порцию. Не вовремя приходит мысль, что Чимин конченное бревно. Поэтому пробует обхватить Джуна ногами за талию и двинуться на встречу. Одновременно с болезненным вскриком получает шлепок по ляжке. — Чимин, мать твою... — оборвано с каким-то придыханием, — в героя любовника играть будешь потом, а сейчас просто расслабься. Пожалуйста. Чимин прикусывает губу, и не сразу, но выполняет его просьбу. Медленное проникновение постепенно сменяется толчками. Сначала осторожными, плавными, потом более быстрыми и глубокими. Чимин поморщился. Боль снова начинает пульсировать. Чимин вскрикивает и отрывает голову от матраца, сталкивается носами с Джуном. Он опускает это касание ниже, превращает в поцелуй. Чимин в ответ кусается, передает частичку боли, а после целует уже иначе. Как научился и, как нравится, с яростью, перерастающей в страсть. Обнимает за шею. Сжимает плечи, царапает спину. Крышесносного кайфа не появляется, но башню все равно срывает. От Джунова языка во рту, от его зубов на губах, от его рук, блуждающих по телу. От тяжелого, горячего дыхания на лице, за ухом и на шее. Боль отходит на второй план. Чимин концентрируется на Джуне целиком и полностью. На проскакивающих низких стонах. Начинает водить по его бокам и спине, надавливает на выступающие позвонки. Чувствуя, как с каждым толчком, тело утопает в кровати. Чимин шепчет отрывистое блядь и все же обхватывает Джунову талию ногами, когда он судорожно вжимается несколько раз. Прижимает ладони сильнее к его спине, мышцы под ними сокращаются, Чимин прощупывает их пальцами. Шепчет что-то нечленораздельное и только имя вылетает четко. Последнее его движение. И Джун на полминуты придавливает собой к кровати. Сбивчивое дыхание в районе уха, а потом он проскальзывает вниз, и Чимин выкрикивает его имя уже совсем по другой причине. После первой приятной волны, Чимин приподнимается и наблюдает, как его губы обхватывают головку плотным, горячим кольцом. Как член быстро скрывается в его рту. Джун утыкается носом в пах и издает какое-то урчание. Вибрация прошивает, кажется, до самой жопы, и Чимин подается бедрами навстречу этому охуенному ощущению. Блядь, он согласен на все. Ради этого он готов терпеть, даже если каждый раз будет как первый. Даже, как первый в самом начале. Чимина размазывает. Дергает вверх и одновременно распластывает по кровати. Ногти царапают простыню, он выгибается, елозит пятками, поджимает пальцы на ногах и, задыхается, что-то выкрикивает в перемешку со стонами. Горло начинает саднить, но молчать невозможно. Чимину остается только кончить, выкрикивая имя Джуна с перерывом между слогами и оборванным наполовину вдохом. Он конвульсивно вздрагивает, выгибается дугой, до хруста позвонком. Это непередаваемо охуенно. Стыковка с кроватью проходит успешно. Под спиной сбитая к черту простыня и край уехавшей подушки — от осознания этого бардака, становится совсем хорошо. Чимин не может шевелиться и даже глаза открыть. Стоит признать, что это лучше, чем все эксперименты с родными правой и левой, вместе взятыми. Но один вопрос остается открытым. Сглотнув, Чимин облизывает губы для проверки пересохшим языком и разомкнув их спрашивает: — А когда я теперь смогу двигаться? Джун хрипло смеется, где-то там, между ног. Чимин подхватывает. Постанывая при этом, потому что все тело начинает ныть. Морщится страдальчески и, одновременно, счастливо улыбается. В голове всплывают строчки из песни — собирая последние силы, Чимин тихонько завывает: — О-о-о, мама, хорошо, космонавтам нам. Ай, мама, тяжело астронавтам! Астронавтам! Джун опять оказывает сверху. Целует, нежно, втягивая Чиминовы губы, играя с ними языком. Отстраняется. — На день рождения подарю тебе шлем космонавта. — Типа ролевые игры? — Типа звук заглушать. Щеки обжигает, Чимин смущенно отворачивается. Но Джун ловит подбородок пальцами и опять целует. — Тш, мне нравится. Расслабься. — Точно? — На сто процентов. А вот соседям не знаю. Но, возможно, им придется привыкнуть — Ох, нет... Джун снова смеется, кусает за кончик носа и ложится рядом. Притягивает ближе к себе. Чимин кое-как переворачивается набок, прижимается к нему, закидывает одну ногу и, приподнявшись, устраивает голову на плече. Все, на большее он не способен в ближайшее время. А там посмотрим.