Сколько себя помню...

Чимин не совсем понимает, как это работает. Да, конечно, лето подходит уже к концу, но какого черта опять льет дождь? И какого черта так холодно? Капли начинают стучать по стеклу посреди ночи, Чимин к этому времени успевает заснуть, но вынужденно просыпается. Перелезает через Джуна, закрывает окно, подскальзывается на луже, успевшей образоваться на полу, и бьется коленкой об батарею. Давно он травм не получал. На улице темно. Чимин трет пострадавшее место, елозит ногами по паркету, чтобы не лезть в кровать слишком мокрым, и таки возвращается под теплый Джунов бок. Подползает совсем близко, утыкается носом ему в шею, складывает на него все конечности и достаточно быстро вырубается. А теперь снова просыпается от противного холода. Сложенный плед лежит на краю кровати. З-заботка. С настроением дружить не получается с самого утра. Интересно, а Юнги придет сегодня рисовать или отговорится мерзопакостной погодой? Чимин, если честно, не против второго варианта, потому что больше всего на свете ему хочется закутаться в плед и продолжить спать. Это он, собственно, и делает, но как только погружается в легкую дрему, слышит стук в дверь. Плохой день. Очень плохой. Чимин поднимается с кровати со стоном. В коленку стреляет и она начинает ныть. Повышаем ставки: день не просто плохой — он ужасный. Чимин встречает Юнги с перекошенным лицом. Тот это замечает, отвечает примерно такой же недовольной миной и переступает через порог. Чимин только открывает рот, чтобы заорать, но Юнги, на удивление, тормозит сам и разувается, не став нести в квартиру грязь. Вот и хорошо. Еще бы только знать, где у Джуна гостевые тапки. Оказывается Юнги они не нужны: он скидывает с плеч рюкзак, и достает из него зеленые кеды, идентичные тем, что стоят у двери. Штампует что ли? Чимин выглядывает в подъезд. Пустота и тишина. — А где... — Спят. Или трахаются, подробностей не знаю. Чимин выпучивает глаза, но вместе с тем его отпускает. Проблема не в нем с Джуном — у Юнги, по всей видимости, все шутки в одной плоскости. — А разве они не должны помогать? — Меньше народу — больше кислороду. Юнги наконец завязывает шнурки на втором кеде, не заправляет их внутрь, оставляет болтаться кривыми бантиками с разного размера петлями. Чимин только кивает и с чистой совестью собирается идти досыпать. Раз Айю с Бэкхёном не приехали, значит Юнги может справиться сам, и значит его можно оставить в полном одиночестве. На самом деле, не смотря на зевоту и желание спать, у Чимина все еще остается интерес. Но без Айю ему явно нечего делать в комнате. Вот только Юнги дошедший до нужного дверного проема тормозит и оборачивается. — Ты идешь? — Зачем? — Потому что мне будет скучно. Отныне Чимин отказывается понимать этого человека. Но чтобы наблюдать, понимать не надо, так что он пожимает плечами и кивает. — Окей, только сначала умоюсь и выпью кофе. Юнги округлил глаза, тычет указательным пальцем в потолок и, вытянув губы, брякает: — О! Кофе и я буду. Рюкзак летит в комнату, а Юнги, крутанувшись на пятках, топает обратно. И в этот момент Чимин только удостоверяется, что Юнги точно больной на голову. Сильно и, походу, непоправимо. Через пятнадцать минут выясняется, что Юнги не пьет «помет» из банки. Ему нужен свежесваренный кофе. — Вот кофе, вот турка. Вари, — спокойно произносит Чимин, ставит все на стол, а сам клацает кнопочкой на чайнике и сильнее закутывается в плед. Хорошо, тепленько и совсем чуть-чуть неудобно. — Я? — Юнги выгибает бровь, выражая полное недоумение всем своим видом. — Да. — Я вообще-то в гостях. — Ты вообще-то на работе. Юнги поднимает большой палец, вытягивает указательный, остальные прижимает к ладони, имитируя пистолет и выстреливает в сторону Чимина. — Тоже верно. Но каждый уважающий себя человек должен уметь варить кофе. Чимин пожимает плечами, повторяя про себя: «больной на голову, какой же он больной». — Я не умею и меня все устраивает. — Если ты не умеешь варить кофе, тебя не может все устраивать. Это технически невозможно. — Хочешь сказать, если я научусь, то устраивать будет все? — Как тебя там зовут? — Чимин. — Так вот, Чимин, это так не работает. Одна варка кофе не может решить всех проблем. — Окей, следующий вопрос: зачем мне учиться его варить, если это ничего не исправит? — Как это ничего? Одну проблему решит точно, — Юнги разваливается на диванчике и смотрит до боли серьезно. — И какую же? — Так не интересно. Сначала нужно научиться. Потом ты сам поймешь, ну или, на крайний случай, подскажу. Чимин смотрит на него недоверчиво. Потом на упаковку кофе. Опять на него и на турку. Да ну, бред какой-то. Юнги ему мозг ломает. — Нет, не хочу. — Надо, Чимин, надо. — Да нафига? — Секрет. Давай. Я буду подсказывать, что делать. Это неизлечимо. Точно. Интересно, а Юнги вообще можно находиться в обществе? Сомнительно. Но Чимин все-таки соглашается. Препирательства все равно никуда не приведут. Сейчас сварит ему гадость какую-нибудь, зальет к чертям печку, а Джуну скажет, что виноват Юнги. И еще за вчерашний день нажалуется. Только вот... кофе получается сносным. Что очень странно, учитывая, что Юнги не поднимает жопу от дивана и диктует что делать, залипая в экран телефона, каким-то образом умудряясь вслепую уловить тот момент, когда турку пора снимать с плиты. — Вот видишь, как прекрасно. Юнги обхватывает ладонями горячую чашку. А пальцы-то у него длинные и тонкие. А еще на ногтях лак в цвет кедам. Кислотно-зеленый. Наверное, лицо ему бьют-таки часто. — Не вижу ничего прекрасного, — Чимин насыпает в свою кружку сахар и кофе, заливает кипятком, потом разводит холодной водой и поворачивается к столу. — Я не заметил, чтобы хоть одна проблема решилась. — Две. — Что? — Две проблемы, и они решились. — Какие? — Я получил нормальный кофе, а ты научился его готовить — здорово же. Чимин молчит. Сказать нечего. Его наебали. Опять. На кухне Юнги торчит чуть меньше часа. Пялится в телефон, долбит пальцами по экрану и раз в пять минут делает глоток кофе. Раз в пять чертовых минут. Ровно. Потому что Чимин засекает время. Когда чашка пустеет, он запихивает смартфон в карман, моет за собой посуду, убирает в шкафчик, из которого Чимин ее достал и молча топает в комнату. Это типа: отдохнули, можно и поработать, да? В комнате Юнги достает из рюкзака планшет. Из рюкзака, который до этого швырнул на пол. Чимин лезть с нотациями не пытается. В конце концов, вещи не его. Юнги еще какое-то время ковыряется в планшете. Крутит его и так, и эдак, пока Чимин не подходит ближе заглядывая в экран с его эскизом Ну как, его — отредактированным и исправленным. — Эй, эй, эй. А какого черта фонари переделали? — Что? — Юнги оборачивается. — Фонари другие. Это важно. — Мне так больше нравится. — Да мне срать. Я делал другие. Юнги приподнимает уже две брови. Прикусывает гвоздик в губе с внутренней стороны, так что с внешней он впивается в кожу. — Так это твое творчество? — Мое. — Ну, значит, возьмешь кисточку и будешь рисовать свои фонари, потому что я то убожество изображать не буду. — Тебе за это деньги платят. — Именно. Мне платят деньги за это, — Юнги крутит планшетом перед Чиминовым носом. — Договор подписывается после того, как я показываю конечный вариант. Если заказчику не нравится, он пытается оспорить и идет на хуй, либо соглашается — Намджун согласился. Долбаный Джун. В смысле, да, квартира его и решает он, но какого черта? Чимин же старался. Это же важно. Очень. Было. Ужасное настроение показывает на плинтус. Спрашивает, видит ли его Чимин, и после положительного ответа ныряет куда-то под него. Очень глубоко и вообще из ужасного трансформируется в наимерзейшее. Как все вернуть и исправить, Чимин не знает, так что затыкается и усаживается на стул, притащенный из кухни. Будет наблюдать. Юнги откладывает планшет, копается в вещах, принесенных вчера Бэкхёном и Айю. Достает пару свертков и вместе с ними лезет на подоконник. До Чимина только спустя минуту доходит, что это шторы плиссе, очень плотные, чисто черного цвета. Юнги снимает защитную пленку с клеящейся ленты, крепит к одной части рамы и расправляет «гармошку», потом повторяет то же самое со второй створкой окна. Комната погружается в темноту. Затем Юнги включает один светильник, передвигает его, освещая часть одной стены и наконец тянется к краске. Дальше время течет очень быстро. Чимин просто пялится на Юнги. На его плотно сомкнутые губы, прищуренные глаза. Движения кисти. Один короткий мазок, будто на пробу. Легкий кивок головы. Уверенная длинная линия. Легкая улыбка. А потом полное отрешение. Иногда он качает головой и притоптывает ногой, видимо, воспроизводя в мыслях мелодию. Затем и руки приходят в движение. Он уже не просто рисует. Он, скорее, танцует. Плавные шаги туда-обратно, провернутая в пальцах кисть. Капельки краски, сорвавшиеся на пол. Юнги не строит рисунок последовательно. Ни сверху вниз, ни слева направо. Он заполняет пустое пространство хаотичными кусками. Иногда Чимину даже кажется, что его движения воспроизводят музыку у него самого в голове. Не четко и ясно, а где-то там, на краю сознания. Вроде слышишь звучание, оно очень знакомое, но до конца понять невозможно. Обычно в таких ситуациях у Чимина возникает раздражение, а сейчас нет — завороженность. Да, именно это Чимин ощущает. Время от времени Юнги прерывается. Бегает в туалет, или просто намешивает краску другого цвета. Меняет кисти. А заметив с какой внимательностью и залипанием Чимин за ним наблюдает, манит пальцем к себе и припрягает помогать. Смеривает насмешливым взглядом. Наверняка Чимин похож на любопытное дитятко, сидящее на кухне, пока мама готовит. И чтобы не доставал и не мешал, Юнги поручает ему легкие задания. Теперь Чимин протягивает ему нужные по размеру кисти или держит лоток с краской. Кисточки на рукоятках помечены разноцветными кружками, так что проблем не возникает. Юнги просто называет цвет, а Чимин протягивает ему нужную. Интересно, он специально сделал разметку? Не один Чимин такой любопытный? Заканчивается все снова с приходом Джуна. Чимин не замечает сразу, пока он не заходит в комнату и не зовет по имени. А следом количество недовольных лиц возрастает от нуля до трех. Сначала их с Юнги тандем, потому что приходится отрываться от занятия, а потом и Джун, при виде их. Приходится все бросать и идти кормить его ужином. Точнее, составлять компанию, потому что две тарелки и две кружки уже стоят на столе. Чимин только успевает помыть руки, сесть за стол и съесть пару кусочков картошки, как Юнги мелькает в коридоре. Быстро переобувается и бросив негромкое «до завтра», скрывается за дверями. А буквально через десять минут начинается скандал. Оказывается, не только Чимин может ревновать и долбить мозг. Только в чем проблема, Чим так до конца и не понимает. На все его вопросы и недоумение, Джун, как дебил, повторял «ты просто не видел все со стороны». Но зачем видеть со стороны, когда Чимин знает изнутри? Как можно ревновать к Юнги? Вот к кисточкам можно, согласен. Еще можно завидовать его таланту и мастерству. Но это же не те чувства, которые должны вызывать ревность. Вон, взять Джуна и его секретаря. Тоже такой радостный был и чуть ли не на крыльях летал. Но Чимина же отпустило. Почти. Джун любит свою работу. Она для него важна, очень. А Чимин любит рисовать. Это его хобби, его увлечение... Но Джун ни фига не слушает. Обижается и уходит в комнату смотреть телевизор. Чимин сначала топает следом, но, постояв с минуту в дверном проеме, разворачивается и идет дальше. Забирает из зала мольберт, перетаскивает в комнату, включает светильники. Подвигает стремянку и усаживается на нее, используя как стул. Ничего так, кстати, вполне удобно. Рисовать особо-то и не хочется. Так что просто берет карандаш и заполняет белый лист разными узорами, геометрическими фигурами и еще по мелочи. Солнышко, совсем детское, просто кружок и лучики, облачко. Несколько смайликов. Маленький плеер с нитками наушников, а потом вспоминает Юнги и рисует несколько нот. Половинную, восьмую, шестнадцатую, а еще скрипичный ключ. Чимин не погружается в это. На самом деле, он ждет, что Джун успокоится и придет. Но единственное, чего он дожидается, так это того, что в соседней комнате выключается телевизор, в ванной шумит вода, еле уловимо скрипит кровать, а потом — сплошная тишина. Чимин сидит еще немного, крутит карандаш между пальцев и думает, что если придет сам, итог будет тот же. Если Джун еще не спит, то помириться, наверное, не составит труда. Как и в тот раз, когда Чимин ломал себе мозг, а он залипал в телефон в ожидании. Чимин даже встает со стремянки, а потом садится обратно. Какого, собственно, черта он должен делать первый шаг? А если это опять тот самый лабиринт? Новые коридоры, новые тупики и один единственный выход? Не хочет, не пойдет, не будет. В этот момент Чимин вспоминает, как Джун сказал ему топнуть ножкой. Мысленно Чим так и делает, улыбается самому себе и вместе с мольбертом тащится в зал. Потом возвращается, забирает плед и обратно. Выключает свет, ложится на диван, поджимает ноги, укладывает голову на подлокотник и, плотнее закутавшись, рассматривает в потемках стенку. Еле различимые книжки, статуэтки, рамки с фотографиями. Без Джуна не спится, Чимин пару раз даже думает плюнуть на свои загоны, но через парочку отговорок «еще немножко полежу и пойду», чувствует, что уже и не надо, потому что начинает засыпать.