Сентябрь неожиданно заканчивается, а октябрь, пройдя до середины, решает обрадовать снегом. Вот так живёшь себе спокойно, с утра привычно надеваешь кожанку и кеды, а под вечер смотришь, как на этой кожанке медленно тает белая труха.
Холодает не сильно — терпимо. Но мелкие-мелкие снежинки все равно вводят в ступор. Чимин не помнит, чтобы так рано начинался снег.
Он сбегает по ступеням и топает к воротам, смотря на мокрый асфальт. Мама буквально пару дней назад перестала возить его, как маленького, до колледжа и обратно. И если по началу ему было абсолютно все равно, то под конец стало напрягать. И дело не только в ее недоверии, дело в их отношениях. Чимин не хочет особо с ней разговаривать, не из-за обиды, не назло, а просто нет желания. Она спрашивает, как дела — Чимин только отмахивается. Хорошо, хоть она не злится или просто не показывает этого.
Минуя ворота, Чимин сворачивает и проходит по тротуару в сторону остановки. Под подошвой уже начинает чавкать. Слякоть смешивается с опадающей листвой, превращается в оранжево-желтый грязный коктейль. Ближе к кирпичной кладке забора листва кажется более чистой и не стоптанной, а вот у бордюра и под ним, на дороге, совсем печально. Все перемолото в мерзкую кашу шинами припаркованных машин. Чимин буквально на мгновение поднимает взгляд, скользнув по колесам и бамперу близстоящей иномарки, и замирает, вглядываясь в немного заляпанные, но слишком знакомые номера. А потом выше, на лобовое стекло, сквозь него в темноту пустого салона. Джуна за рулём нет, мигает синий огонек сигнализации. А потом на плечо ложится чужая рука. Теплая, чувствуется даже сквозь куртку.
— Чи… — он вздрагивает, мурашки бегут от шеи до поясницы, он зажмуривается и, кажется, затаивает дыхание. — Чимин!
И рывок сильный, будто в воздухе переворачивает. Чимин распахивает глаза, моргает часто от яркого света.
— Ты встать ещё сорок минут назад должен был, быстрее, опоздаешь.
Сквозь резь Чимин наконец разглядывает мамино лицо, вздыхает и натягивает одеяло, прячась с головой. Не хочет он никуда. Не хочет и не пойдет. Верните назад, во сне намного лучше. Пусть даже слякоть и пусть снег в начале октября.
— Пак Чимин! Брызгалку возьму!
Чим фыркает и все-таки нехотя сползает с кровати, под пяткой сминается один из листов. Чимин опускает глаза и шаркает ногой. Незаконченный рисунок взмывает вверх и отлетает в сторону.
— Прибраться бы… — неуверенно произносит мама, а он пожимает плечами.
— Мне нормально.
Комната действительно засрата. Не грязью, не пылью, а листами. Чистыми, разрисованными, смятыми и разорванными на куски. Бесят его эти квадраты, конусы, круги. Бесят светотени. Бесят столы со скатертями, собранными складками. И сны эти ещё дурацкие, время от времени повторяющиеся, из-за которых он посреди ночи подрывается и не может заснуть. Потому хватается за карандаш. Красками, конечно, удобнее и сподручнее, но колледж другого требует. Так что приноравливается совмещать приятное с полезным, только выходит не всегда хорошо. Зато апатия отступает, зато руки опять чешутся и к мольберту тянет раза в два сильнее, чем раньше. Правда до него Чимин не всегда добирается. Потому, помимо листов, по полу разбросаны ещё и карандаши. Разной толщины, разной насыщенности, обычные и угольные, смотря к какому потянет или какой первый под пальцы подвернется.
— Мам, я сам вернусь, забирать не надо сегодня.
— Почему?
Ее пальцы заметно сжимают руль.
— Потому что я так хочу. Ты мне не доверяешь?
— Не в тебе дело, Чимин.
— Мам, времени прошло достаточно. Если бы я хотел, нашел бы возможность с ним встретиться, ладно?
Она вздрагивает и поводит плечами, потом кивает.
— Позвони, хорошо? Если вдруг что. Если передумаешь.
— Ага.
Чимин осторожно хлопает дверью и шагает к воротам колледжа. Болтающийся на плече тубус хреначит по бедру, а сверху прямиком на нос падает холодная капля, а потом ещё парочка. Когда Чимин заскакивает под козырек, сзади плотной стеной обрушивается ливень. Да, кажется, снега сегодня не будет, а если так, то и Джуна ждать слишком глупо. Дурацкий сон, дурацкая наивность. А вообще, может все и к лучшему.
Домой Чимин возвращается позже обычного. Хочется пройтись пешком немного. Но он слишком увлекается и погружается в себя. Выплывает на поверхность только когда на автомате достает из кармана ключи и клацает брелоком по кнопке домофона. Резкое пиликанье отрезвляет, и он удивленно машет головой.
Подъезд встречает тишиной и спертым воздухом, а еще еле ощутимым запахом сигаретного дыма — кто-то из соседей опять не захотел выходить на общий балкон и курил на ступеньках.
Поднявшись на свой этаж и завалившись в квартиру, Чимин машет рукой выглянувшей из кухни маме и шмыгает в свою комнату. Есть не хочется, в обед он перекусил в колледже, да и вообще, последнее время еда в него попадает не по желанию, а скорее потому что надо.
Бросив тубус и рюкзак на кровать, Чим выуживает среди вороха бумаги чистый лист, цапает краски и в первые за долгое время все-таки доходит до мольберта. Утренний сон все еще сидит в голове, потому он решает выкинуть его оттуда на бумагу. Избавиться так же, как мама избавилась от других рисунков.
Красный, желтый, оранжевый, коричневый, черный. Чимин мешает два цвета, получает третий, из третьего четвертый. Рисует темный тротуар, мокрый из-за тающего снега, рисует грязную листву. Где-то заполняет пространство неопределенными пятнами цветов, а где-то детально прорисовывая измятые листья с изорванными краями. Стену забора, из потемневшего кирпича с паутинами трещин, осыпающийся песком цемент на стыках. А потом с другой стороны бордюр, мешанину листвы и слякоти под черными шинами колес. Кусок бампера и прямоугольник с номером, знакомым, выученным наизусть.
А потом дышать становится сложнее, потому что нос закладывает. Чимин срывает с мольберта рисунок и сминает его, перехватывает в одну руку, продолжая комкать, а второй скользит по лицу. Вытирает мокрые глаза, щеки и выходит из комнаты.
— Чимин, все в порядке?
— Ага, — кивает маме, все еще сидящей на кухне.
— Задания эти чертовы, ничего не получается.
Он сильнее сминает в руках лист, понимая, что тот местами уже порвался, размоченный обилием краски и не успевший высохнуть. Чимин наклоняется и зашвыривает рисунок в мусорку под раковиной. И, больше ничего не говоря, сваливает обратно в свою комнату. Пинает карандаши, валяющиеся на полу, неаккуратные стопки листов. А потом и рюкзак, который специально скидывает на пол, и хорошенько бьет по нему, отправляя в другой конец комнаты. Легче не становится. Он трет лицо, совершенно точно измазывая его краской с грязных пальцев, закапывается в волосы, тянет пряди в разные стороны. Все равно не легче.
Прикрывает глаза, выдыхает и делает первый шаг к компьютерному столу. Потом второй, третий, пятый. Рывком выдвигает кресло и плюхается в него, бьет ногой по системному блоку, безошибочно попадая большим пальцем по кнопке включения. Пара секунд и экран загорается. Загрузка, заставка, моргнувшие папки на рабочем столе и иконка антивирусника в углу. Привычной тычок по скаченному приложению, страничка соцсети открывается автоматом. А потом сообщения, полоски диалогов — не так уж много, на самом деле, но все же после поступления в колледж количество их явно пополнилось. А где-то там внизу — кругляш с нужной аватаркой. А может и не нужной, но рука сама двигает мышку и клацает по кнопке. Диалог открывается мгновенно. Всего два сообщения. Номер Айю и краткое «спасибо» висит еще с августа, и больше ни слова. Стоит, конечно, все оставить так, но Чимину слишком плохо.
Юнги в сети. Это только подталкивает. В итоге, помявшись с минуту, Чимин все-таки печатает банальное «привет» и клацает на Enter.
Минута, две, три. Он уже было тянется, чтобы удалить сообщение к чертям, но еще секунда — и оно прочитано, вторая секунда — система сообщает, что там что-то печатают в ответ.
Привет.
Ну да, прекрасное начало для любой беседы.
Ты закончил комнату?
Давно уже.
И фонари нарисовал?
Мою вариацию, ты же сбежал.
Так было нужно… Юнги, а есть фотографии?
Есть, как и других моих работ.
Можешь скинуть, пожалуйста?
А что мне за это будет?
Эм, а что ты хочешь?
Кофе, например.
Сейчас.
Так налей!
Лень.
То есть, ты мне сейчас говоришь, чтобы я приехал и сварил тебе кофе?!
Интересный вариант, но нет.
Значит отправь фотки, а я скажу спасибо и разойдемся на этом.
Спасибо ты сказал за номер Айю, халявная демоверсия кончилась, дальше придется платить.
Ты серьезно?!
Вполне.
Сколько?
Точно не помню.
Юнги…
Я сказал, что хочу кофе, мой любимый кончился. А этот сорт я покупаю в соседнем городе, там есть прекрасный магазин…
Я не поеду в другой город, чтобы купить тебе кофе.
На нет и фоток нет.
Ты издеваешься?
Я совершенно серьезно.
Ну и катись!
Покачусь, завтра. Старый автовокзал, автобус отходит в 14:50. Передумаешь, маякни.
На это Чимин ничего не отвечает и ехать никуда, конечно, не собирается. У него учеба вообще-то. Правда пары три, заканчиваются без двадцати два, Чимин даже успевает, но… нет. Это бред и тупость. Определенно бред. Он же не больной. Нафиг оно ему надо?
Правильно, и нафиг не надо. Только мозг в этот момент клинит. Короткое замыкание, походу. Иначе не ясно, как объяснить то, что после мыслей о бредовости он уже стоит на кухне и сообщает маме, что завтра будет поздно. А еще удивляется, что она не начинает истерить и смотреть подозрительно, шею потирает только и, не поднимая взгляд, произносит:
— Хорошо, будь на связи только. А еще сядь и поужинай.
И Чимин садится, потому что аппетит просыпается вдруг. Потому что сейчас именно хочется, а не потому что надо.
