Сколько себя помню...

Дополнительные занятия становятся неактуальными — Чимин просто перестает на них ходить. А зачем? С Юнги гораздо лучше. Во-первых, продуктивнее, во-вторых, веселее, потому что в колледже никто не светит фонариком в лицо с возгласом, как же Чимин задрал тупить и рукожопить. Первые пару раз он переживает, что Юнги, удостоверившись в его способностях, а точнее в их отсутствии, плюнет и пошлет куда подальше, но нет. Складывается ощущение, что ему это вообще больше надо, чем Чимину. Практически каждый день, ближе к вечеру, Чим приходит в гости с долбаным киндером, хомячит шоколад и наблюдает, как Юнги крутит в пальцах желтый контейнер. Чимин фантазировать и представлять больше не пытается — у него так не работает. Юнги поит его различными сортами кофе, мешает его со всякими добавками, и кажется, что на Чимине тупо экспериментирует, потому что сам пьет только обычный черный, редко когда со сливками. Но Чимину неплохо — сладенько, вкусненько, и ладушки. — Почему ты не носишь линзы? — Потому что неудобно. — А может быть, просто лень? Чимин отрывает взгляд от листа и поднимает голову, смотрит вопросительно на Юнги. — Лень? — Да. Очки когда захотел, тогда надел, когда захотел, тогда снял, где захотел, там и бросил. С линзами так нельзя, нужно класть в специальные контейнеры, следить, чтобы в них была жидкость. Чимин жмет плечами. — Я о том и говорю, что это неудобно. И очки, между прочим, нельзя бросать где попало. — Скажи еще, что у тебя есть чехол, в который ты их каждый раз убираешь. — Нет, но... — Что но? Ты понимаешь, что линзы не нужно постоянно поправлять, они не запотевают, на них не попадают капли от дождя, мешая обзору. Чимин откладывает карандаш в сторону. — Ты чего прицепился к моим очкам? — Потому что ты их постоянно трогаешь. — В смысле? — В прямом, — Юнги, опирающийся задницей на край стола, отрывается от него и делает шаг к Чимину, протягивает руку и указательным пальцем тычет в перемычку оправы, благо хоть не сильно, без явного желания впечатать ее в лицо. — Когда наклоняешься, они сползают, и ты возвращаешь их обратно, надавливая, как я сейчас. Когда задумываешься, проводишь вот так, — Юнги ведет пальцем по оправе сверху, еле ощутимо цепляя бровь. — Когда устаешь, трешь здесь, будто массируешь висок, — он перемещает палец на боковую сторону оправы, Чимин скашивает глаза и замечает, что Юнги касается шарнира. — А когда злишься, сдавливаешь тут, — его пальцы смыкаются на дужке и через секунду тянут за нее. — Эй! — Чимин возмущается, выйдя из ступора, когда Юнги уже свистнул очки и нацепил их на себя, только не как положено, а на голову, по типу солнечных. — Не эй, это отвлекает и раздражает. — Мне нормально. Я особо и не замечал этого. — Ты — нет, а я — да. — Твои проблемы, верни на место. Чужие вещи без спроса брать нельзя вообще-то. — Ты мои киндеры без спроса жрешь и ничего. — Чего?! Тебе же только игрушка важна. — Кто сказал? — В первый раз ты сидел три часа и шоколад не трогал... — Правильно, потому что я сначала смотрю, что внутри, а потом заедаю разочарование. — Серьезно? Юнги криво улыбается и качает головой. — Нет, но ведь могло быть и так. — Очки верни. Юнги вздыхает, снимает их с головы и цепляет обратно на Чимина, на удивление не ткнув дужкой в глаз и, в принципе, не зацепив ничего лишнего. — Но линзы тебе все-таки надо купить. И что самое интересное, на выходных Юнги покупает их сам. Вытягивает в субботу днем из дома, толком ничего не объясняя, и тащит за линзами. Выбирают они не обычные, а голубого цвета, какого-то холодного оттенка, будто льдинки вместо радужек. И когда приходят к Юнги домой, он долго смотрит Чимину в глаза, потом называет ангелочком и говорит, что ругать за косяки теперь не сможет, потому что, Чимин «черт возьми, прекрасное, невинное создание». А Чим ведь только успел забыть, что Юнги приебнутый...

***

Через несколько дней локация меняется — Юнги теперь заходит к Чимину. Первый раз это происходит случайно. Юнги возвращаясь с очередного заказа предлагает пересечься по дороге. Они пересекаются, и Юнги спрашивает, какого фига Чимин не берет трубку, а Чим, пошарив по карманам, понимает, что либо просрал телефон, либо забыл дома. Приходится возвращаться. Пока ходят туда-сюда, мама успевает вернуться и встречает их на пороге. Столько неприязни и подозрения к его знакомым Чимин ранее за ней не замечал. И теперь пугается, что Юнги спизданет какую-нибудь неприятную фразочку, и всему придет конец. Но он удивляет. Буквально за пару секунд из пришибленного неформала незримо переквалифицируется в обычного парня и, тепло улыбнувшись, протягивает маме руку: — Добрый вечер, меня Юнги зовут, а вас? Мама немного тормозит, примерно как и Чимин, чтобы вспомнить, с каких пор у Юнги такой мягкий и приятный голос — а потом пожимает его ладонь. — Бёль. — Рад знакомству. Я помогаю Чимину с учебой, видели его последние работы? Он преуспевает. Мама улыбается и оборачивается к Чимину, выглядя как-то растерянно. Конечно, фиг она что видела. И раньше-то не особо придавала значения его увлечениям, с чего бы сейчас начинать. Не то чтобы это обижает, просто Юнги одним вопросом проводит черту, по одну сторону которой Чимин, а по другую мама. — Телефон забыл, — произносит он, отвечая на ее молчаливый взгляд и, схватив его с тумбочки, намыливается обратно к двери. — Нет, не видела, — мама останавливает, положив руку на плечо, — Юнги, может, попьем чаю? Чимин, а ты как раз покажешь, что у тебя получается. И вот вроде она задает вопрос, но Чимин понимает, что ответить должен положительно и никак иначе. — Зачем? — решает попытаться. Приглашать Юнги не хочется, и дело даже не в нем... — Хочу понять, чего ты достиг и к чему стремишься, — звучит это очень двойственно, и по ее тону не сложно понять, что двойственность не случайна. — Стремлюсь к тому, чтобы закончить колледж. Когда корочку получу, тогда увидишь, чего достиг. Чимин не хочет, чтобы звучало грубо, но получается именно так. Он не знает, что на него находит, но знакомить их с Юнги более близко не собирается от слова совсем. Единственное, что Чимин собирается, это побыстрее свалить. Только Юнги думает по-другому. Так что когда Чим, игнорируя мамину руку, сжавшую плечо сильнее, и свое имя, произнесенное ею с вопросом, делает шаг вперед, чтобы выйти из квартиры — Юнги делает тот же шаг, только навстречу: из подъезда. — Я не очень люблю чай, могу сварить кофе, хотите? Юнги подается чуть в сторону, чтобы увидеть маму за спиной Чимина. — Умеешь варить кофе? — И весьма неплохо. Он опять улыбается, потянувшись назад, хватается за ручку и закрывает за собой дверь, давая понять, что никуда они не пойдут в ближайшее время. В итоге мама выставляет перед Юнги на кухне пару упаковок кофе, которые ей подарили клиентки, и разрешает обшарить коробку со специями. К рисункам она не возвращается, все свое внимание обращая на Юнги и задавая ему кучу вопросов. Чимин ждет, когда же Юнги начнет язвить или нести бред, но он ведет себя очень мило. Чимин же сидит на иголках и бесится, потому что мама переходит на вопросы о личной жизни. Чим прекрасно понимает, что она хочет узнать, действительно ли они с Юнги занимаются именно рисованием или Чимин просто нашел замену Джуну. А он не хочет, чтобы она лезла куда ее не просят. Апогеем становится ее вопрос в лоб об ориентации Юнги. Чимин успевает только зубами скрипнуть, а Юнги, склонив голову к плечу, всматривается в мамино лицо. Молчит около минуты, а потом, игнорируя ее вопрос, задает свой: — У вас правильные черты лица, можно я вас нарисую? Мама мешкается, а Юнги добивает очередной улыбкой и просительным: — Пожалуйста? Ориентация отходит на второй план, а потом и вовсе забывается. Мама пытается спросить что-то еще, но Юнги, сидящий уже за мольбертом, просит ее не разговаривать, чтобы он правильно смог передать изгиб ее губ. Мда, так искусно маму еще никто не затыкал. В тот день они к Юнги так и не попадают, а на следующий мама покупает рамку и, запихивает в нее портрет, вешает у себя в комнате. А еще, не известно по какой причине: из-за портрета, обаяния Юнги или маминого стремления контролировать, Юнги становится желанным гостем. Хотя, скорее, она даже настаивает на том, чтобы их занятия проходили именно в родном доме. Чимин пытается возразить, но быстро понимает, что лучше не спорить. Смиряется, решает, что через пару визитов она успокоится и все вернется на круги своя. Но через те самые пару визитов Юнги заходит в Чиминову комнату и, закрыв за собой дверь, спрашивает кратко: — Какого хрена? — В смысле? — Какого хрена ей от меня надо? Чимин прекрасно понимает, о ком он, но объяснять никакого желания нет. Так что играет в дурочка и приподнимает брови. — Ты что, дебил, спалиться умудрился? — В чем спалиться? — а вот тут, действительно, Чимин уже не понимает. — Что гей. Голова резко кружится, Чимин переступает с ноги на ногу и пытается проморгаться. — Что?.. — переспрашивает тихо, надеясь, что ослышался. Юнги закатывает глаза и начинает загибать пальцы. — Ты делаешь эскиз, с особым упорством и усердием помогаешь мне, потом вдруг резко сообщаешь, что больше не участвуешь, сваливаешь в закат, твой ебарь ходит темнее тучи и бесит меня своим нахождением в комнате и наблюдением за тем, как я работаю, через полтора месяца ты мне пишешь и просишь фотки, едешь хуй пойми куда, тратишь деньги непонятно на что ради этих фотографий, а следом твоя мать прожигает меня совсем недружелюбным взглядом и спрашивает об ориентации. Еще раз спрашиваю, ты спалился? — С чего ты вообще взял, что Джун мой... Юнги отмахивается. — Это уже другая история. На вопрос ответь. — Нет, не спалился. Сам сказал. — Омг, нахрена? — Это уже другая история! — передразнивает и, сделав пару шагов, опускается в компьютерное кресло. Стоять становится тяжело, дышать тоже. Но не как в прошлый раз на кухне — горло не сдавливает, просто воздух кажется теперь густым и спертым, а щеки и уши сильно жжет. Юнги будто мысли читает: проходит в глубь комнаты, раздвигает шторы и открывает окно. — Не парься, мне плевать. — Почему? Ты тоже? — Нет, просто есть множество других причин, чтобы ненавидеть людей, по сравнению с которыми ориентация даже до раздражения не дотягивает. — Но ты все-таки считаешь это неправильным? — Нет, я же сказал, что мне плевать, — он садится на стул у мольберта и поправляет волосы, которые падают ему на лицо из-за задувающего в окно ветра. — Плевать, пока тебя не касается? Юнги улыбается и качает головой. — Нет, просто плевать. Секс — это потребность, и как ее удовлетворяют, мне все равно. — А как же любовь? В смысле, чувства, эмоции — почему только потребность? Юнги привычно закатывает глаза и опять убирает волосы, заправив их за ухо. — Давай поиграем в ассоциации и я отвечу на все вопросы разом, окей? — Окей, — Чимин еще раз его передразнивает и готовится внимательно слушать. — Секс — это потребность, еда — это тоже потребность. Тебе нужно есть, чтобы твой организм нормально функционировал. Это первостепенная задача. Но что-то ты ешь, чтобы не сдохнуть, а что-то приносит радость. У тебя есть любимое блюдо? — Есть. И? — Выбирая между обычным блюдом и любимым, что ты выберешь? — Любимое, конечно. — А если выбора не будет? — Съем то, что есть. — Отлично, с потребностью и любовью разобрались? Чимин неуверенно, но кивает. — Поехали дальше. Есть то, что ты не ешь? Чимин опять кивает. — Но другие люди едят и им нравится. Ты их ненавидишь за это? — Нет, конечно. — Едят и пусть едят, тебе плевать, так? Чимин прикрывает глаза, слабо улыбается, но потом отрывается от спинки кресла и подается немного вперед. — Так-то оно так. Но если тебе начнут пихать эту еду, тебя это взбесит, разве нет? — Нормальные люди не пытаются впихнуть, они могут предложить, а если тебе это не нравится, ты просто откажешь, без каких-либо отрицательных эмоций. — Ладно. Но есть ведь мерзкая еда, и противно просто находиться рядом с тем, кто ее ест. — Но тому, кто ее ест, нравится. Так? — Да. — И раз такая еда существует и ее готовят, значит на нее есть спрос. Значит, она нравится не одному человеку и не двум. Им вкусно. Так, может, проблема не в них? — Ага, конечно. А как же это распространенное: против природы, не по-божески и вообще вредно для здоровья? Юнги, видимо, задолбавшись поправлять волосы, закрывает окно и опять поворачивается к Чимину, внимательно смотрит в глаза. — Знаешь, Чимин, если бы Иисус увидел, какую отраву мы жрем на постоянной основе, он бы перекрестился. Чимин смеется, громко, очень, а потом, закрыв лицо руками, понимает, что смех трансформируется в рыдания. И как это называется? Через несколько секунд слышит, как ручка на окне опять проворачивается, и в комнату врывается поток холодного воздуха, а следом ему в макушку тычут пальцем. — Ты, это, давай заканчивай. Я умею рисовать, а вот успокаивать людей — не очень. — Все нормально. Чимин потирает глаза пальцами и делает несколько глубоких вдохов, чтобы отпустило. Он вообще-то и не собирался сопли пускать, просто вдруг накрыло. Ему не плохо, Юнги ничем не обидел. Наоборот. Сказал что-то очень правильное, сказал то, что было нужно. У Чимина есть Хви, которая на его стороне, но не покидает ощущение, что Чимин для нее, как неведомая зверушка. Отношения с Джуном ей просто были интересны, банальное любопытство. Тэхен тоже на его стороне, но только по той причине, что любит и не хочет видеть, как Чимину хреново. Есть Джун, но он сам скрывал свои предпочтения от окружающих. Про маму Чимин вообще молчит. А Юнги, смотря прямо в глаза, говорит, что ему плевать. Гей и похуй. Это не плохо, не хорошо — просто без разницы. А без разницы по той простой причине, что для него это нормально. Есть люди, у людей есть потребности, и удовлетворять их в порядке вещей. Все легко и просто. Никаких предрассудков, никаких лишних мыслей. И как так вышло, что человек, которого Чимин считал больным на голову, оказывается адекватнее остальных? — Может, воды? Чимин еще раз протирает глаза. — Нет, не надо. — Обнимашки? — предлагает Юнги второй вариант. Чимин неоднозначно качает головой, а потом подается вперед и утыкается лбом в его живот. Минута тишины и полной неподвижности. А потом Юнги кладет ладонь на затылок и задумчиво произносит: — Интересно, что подумает твоя мама, если сейчас зайдет в комнату? Чимин резко отшатывается и возмущенно смотрит на Юнги, который, прикусив губу, кажется, старается не смеяться. — А я только успел подумать, что ты не такой дебильный, как казалось. Он все-таки смеется и отступает назад. — Как видишь, зря. Чимин хихикает и глубоко вздохнув, откидывается на спинку кресла. — Спасибо, — шепчет. — Не за что. Но предлагать обращаться не буду. — Я бы и не стал — успокаиваешь ты и правда так себе. — Ага, зато рисую хорошо, а ты хуево, так что поднял задницу и пошел к мольберту. Чимин еще немного сидит, а после поднимается. Закрывает окно, достает из шкафа толстовку, оглядывается на Юнги, покопавшись среди вещей, достает еще одну и протягивает ему. Комната проветрилась неслабо так. Одевшись, Чимин плюхается на высокий стул и тянется к карандашам. — Нет, подожди. — А? Юнги подвигает компьютерное кресло ближе и садится в него. — Нарисуй что-нибудь свое. — В каком смысле? — В прямом. Рисуй что хочешь и чем хочешь. Разгрузочный день. Чимин еще несколько секунд смотрит на Юнги, а потом поворачивается, безошибочно находит взглядом кисти с красками и мысленно еще раз говорит ему спасибо.