Следуй за солнцем

Где-то к началу весны Дика отпустило, и только тогда он заметил, как скован был всё это время. Не совсем сам, конечно — на мысль натолкнули комментарии однокурсников и взрослых, мол, ты так изменился, Дикон, как будто воскрес… Ричард не мог припомнить, чтобы он умирал, хотя как ещё можно назвать его прежнее состояние, как не маленькой смертью? Он наслушался матушки, дядюшки Августа и сочувствующих семье соседей и загнал себя в тупик — тупик ожидания отца, тупик попыток любить матушку искренне, со всеми её срывами и причудами, тупик чужого мнения… Айрис сказала проще и короче: «Наконец-то Дикон перестал крыситься». Что ж, можно ограничиться и этим.  — Опять ворон считаешь? — нагнал его Арно. Ричард отвлёкся от размышлений и обнаружил, что они бегут пятый круг вокруг главного корпуса ОГУ. С потеплением в городе начались новые испытания на физкультуре, от которой ни один факультет не в состоянии избавить ленивого студента: если осенью и зимой физрук Арамона по прозвищу Свин устраивал им волейбольные битвы не на жизнь, а на смерть, сам при этом не умея играть от слова «вообще», то с начала марта он загонял их на улице, в основном заставляя нарезать концентрические круги.  — Считаю, — признался Дик, подстраиваясь под скорость однокашника. — Арно, ты не помнишь, что говорил Берто насчёт весеннего праздника?..  — А, второе посвящение? Ну ты как всегда, — хмыкнул Савиньяк. — Сегодня, Дик. Добро пожаловать в реальность!  — Сегодня?! От удивления он даже ускорился, пронесшись мимо шокированного Свина с секундомером, который за всеми внимательно следил. Первокурсники запланировали какую-то восхитительно масштабную попойку дома у Альберто. Что ж, некоторые вещи не меняются: ударившись в учёбу, исправление оценок и собственные душевные страдания, Ричард напрочь об этом забыл. Ветер дул в спину, волосы прилипали к лицу, начинался шестой круг ада — кто же первый придумал эту шутку? Явно не Арамона, хотя ему бы понравилось. Или не очень. Сегодня вечером, значит, нужно быть вместе со всеми. Избавившись от собственных ожиданий насчёт отца и семьи, Дик как-то незаметно избавился от страха, что ожидают другие от него — это сильно упростило общение с однокурсниками, и он даже, осмелев, познакомился с какой-то скромной девочкой с другого факультета. Очень похожей на госпожу Ариго… Он же может себе позволить развлечься? В конце концов, студент! А в каком состоянии пресловутая научная работа, которую надо будет защищать через пару месяцев? Дик приуныл, а потом вспомнил, что вчера или позавчера вечером поймал вдохновение за хвост и расписал аж половину практической части со всеми примерами, доводами и ссылками, какие были нужны. Осталось только показать проректору и не умереть от страха. Странное дело, в начале года Дик боялся Алву, а теперь — того, что Алва может сказать о его научных шедеврах. Впрочем, по ходу работы претензий становилось всё меньше и меньше…  — Плюсы такой физкультуры, — шепнул Арно, снова его нагоняя, — особенно с утра. Смотри… Вывернув из-за угла, первокурсники неслись прямиком мимо крыльца, чтобы пробежать рядом с Арамоной и услышать, сколько им ещё мучиться, а заодно получить галочку напротив своей фамилии. По времени заканчивалась первая пара, и многие преподаватели и администраторы как раз шли на работу.  — Погоди, а что в этом хорошего? — не понял Ричард. — Мы же сейчас всех снесём.  — Можешь «снести» госпожу Ариго, — и неугомонный белобрысый однокурсник с победной ухмылочкой пнул его вперёд. Остановиться вправду было трудно — по инерции Дик должен был впечататься со всей силы в Катарину, чего бы ему очень не хотелось. Вернее, хотелось бы, но в других обстоятельствах. Либо быстро поздороваться и обойти, потому что иначе он и впрямь её уронит… Испугавшись, что так оно и будет, Ричард начал ещё шагов за пять:  — Доброе утро, госпожа Ариго! Лучшая преподавательница вздрогнула, потом неуверенно улыбнулась и помахала ему рукой. От этого милого жеста у Дика сердце заколотилось быстрее и из спины будто выросли крылья, проблема лишь в одном — он всё ещё бежал. Будь ты проклят, Арно, успел подумать Дик, гигантским прыжком преодолевая расстояние в три ступеньки, чтобы оказаться на безопасном расстоянии от госпожи Ариго. Только вот за тремя ступеньками оказалась пустота.  — Дикон! — завопил проклятый однокурсник, видимо, осознав, что шутка затянулась. Ричард очень хотел сказать ему, что всё нормально, но он уже летел. Хрясь! Это что, падение? Как-то не похоже… Его всё-таки поймали. Распахнув глаза, Дик обнаружил себя висящим на вовремя протянутой руке первого проректора.  — Боже мой! — с другой стороны к ним бежала Катарина, да и вообще на крыльце образовалась толпа. Вот зачем его черти понесли прыгать по крыльцу?! — Я так перепугалась… Рокэ, вы так вовремя!  — Совпадение, — улыбнувшись Катарине, Рокэ стряхнул с руки Ричарда. Ричард чудом не растерялся в этой компании и, оказавшись на ногах, извинился перед обоими.  — Это всё Арно, — буркнул Дик, когда успокоенная преподавательница отошла к Штанцлеру. — Можно я с ним подерусь?  — Почему ты у меня спрашиваешь? — вздохнул проректор. Похоже, он опять работал ночью, потому что шёл против потока из здания универа и вообще выглядел сонным. — Главное, не со Штанцлером.  — А причём тут дядюшка…  — Смотрит твой дядюшка. Сейчас сожрёт, — лаконично объяснил Рокэ. — Так что вы хотели, Окделл? Ричард сориентировался и спросил по поводу работы. Не придерётся же дядюшка Август к тому, что он говорит с проректором по делу! Да и вообще, почему это его должно волновать мнение друга семьи? Он же даже не родственник! Что-то укором кольнуло его в сердце, но Дик сумел, не запнувшись, договорить, что хотел. Тем более, что Штанцлер решительно направлялся прямо к ним. «А ведь мы с ним больше не разговаривали», — затосковал Ричард. Это была не ссора, а как будто последняя точка в долгом диалоге — когда он заявил, что хочет решать всё сам, а дядюшка Август печально улыбнулся. Иногда… да что иногда, постоянно Дик возвращался мыслями к этому разговору и думал, что бы было, если бы он согласился посреди года перевестись под начало госпожи Ариго. Это было страшно, но ничего хорошего Ричарду в голову не приходило.  — Прошу прощения, не хотел вас прерывать, — холодно сказал Штанцлер, останавливаясь за ступеньку до них. — Рокэ, вас ищет ректор.  — Я только что от него, — с вежливой раздражённостью отозвался Алва. — Хотите сказать, за три минуты что-то изменилось, Август? Дядюшка Август немного вытянулся и посерел, Дик хорошо знал это лицо, но сказано было только:  — Я знаю, что он отправил вас по делам, но к нам пришли из министерства. Господа желают видеть в том числе председателя Дорака и вас. Ричард не понял, что в этом плохого, однако ему показалось, что атмосфера разговора похолодела ещё градусов на десять.  — Не вижу смысла огорчать господ из министерства, — пожал плечами Рокэ. — Скажите, что я скоро подойду, а бумаги будут доставлены вовремя.  — Вы не можете разорваться надвое, — почему-то Дику послышалось удовольствие в голосе дядюшки Августа, и его это сильно расстроило. Вместо ответа проректор подозвал Арамону — физрук недовольно топтался чуть поодаль всё это время и забавил Дика. Было ясно, что ему не нравится бездельничающий студент, пусть и полетавший с лестницы на глазах у целого педсовета, но подойти к Алве он попросту боялся.  — Да, вы, Арнольд. Отпустите со второй пары Окделла и Салину, они отправятся по делам государственной важности, — что за дела, Дик не успел понять, только получил в руки увесистый конверт с бумагами и комментарий: — Берите Альберто и езжайте на Багряный проспект, дом десять. Там ничего страшного нет, нужно только довезти отчёты.  — Сделаем! — просиял Дик и побежал искать Берто. Так он не только избавится от неприятных переговоров со Штанцлером, но и узнает у Альберто про вечеринку лично, а заодно сделает важное дело. Кто ещё, как не Ричард Окделл, знает самую короткую дорогу к нужному дому? Осталось только нагнать товарища и взять велосипед…

***

Квентин окинул взглядом собравшееся заседание. Ничего хорошего их явно не ждало. Ректор сидел за своим столом и боялся: Фердинанд мял в руках какой-то карандаш, словно Катарина — платочек. Единственными, кто сохранял относительное спокойствие, были Матильда и Валме: заявившись со своей общей кафедры, они заняли места чуть поодаль, причем Матильда была настроена воинственно, а Валме выглядел скорее заинтригованным. Хотя в последнее время Квентин узнавал его получше и склонялся к мысли, что литератор как минимум насторожен происходящим.  — Мы все умрём? — шёпотом поинтересовался Эпинэ. Ещё один образец спокойствия и выдержки.  — Не думаю, — в тон ему отозвался Квентин. — Ещё рано.  — Спасибо, утешили… Должен же кто-то что-то делать… Чёрт возьми, где Рокэ?! Штанцлера за смертью посылай! Интересно, чем думал Фердинанд, когда посылал именно Штанцлера? Не то чтобы Квентин сильно переживал за Алву — переживай за такого, как же, но сочетание было одно из худших. Август спит и видит, как под знаменем Эгмонта изгоняет первого проректора раз и навсегда. Собственно, он и пытался — распускал слухи, не зная лишь о том, что эти слухи выгодны и полезны для спасения университета. Но не рановато ли пришёл час расправы? Кто знает. Господа из министерства своим видом не говорили ровным счётом ни о чём, так что Квентин сидел за столом недалеко от ректора, считал минуты и хотел кофе. Войдя наконец в длинный конференц-зал при кабинете ректора, Рокэ и Штанцлер демонстративно уселись друг напротив друга. Под суровым взглядом Квентина ректор подал голос:  — Что вы хотели, господа? Почему сейчас приехали? Мы вас слушаем… Неплохо, но всё равно не то. Если бы они знали, что будет, хотя бы велели Фердинанду говорить чётко и уверенно! Он же может, Дорак это знал, но сделанного не воротишь, начало положено. Первые несколько минут беседы Квентин не верил своим ушам. Это начиналось как обычная проверка, головомойка преподавательского состава, но никак не Судный день, которого они все так опасались. Но зачем тогда позвали всех, кого могли собрать? Председатель осмотрел зал повнимательнее. Все деканы и заведующие кафедрами, несколько рядовых преподавателей, высшая администрация. Значит, сейчас ударят…  — Сроки поджимают, — медово улыбнулся доселе молчавший чиновник и посмотрел прямо на Фердинанда. — Государственный университет нашего славного города О. ещё не выплатил прошлогодний долг. Вопроса как такового не было, но он повис в воздухе. Готовясь выступить самому, если потребуется, Квентин считал до десяти.  — Мы об этом помним, — проронил Фердинанд за всех присутствующих. И тоже замолчал. Что ж, а неплохо! Нет вопроса — нет ответа.  — Когда? — ласково спросил похожий на лиса товарищ. — Нас интересует дата. Мы справедливо полагаем, дорогие друзья, что вы уже готовы. Или в стенах славного университета не удалось достичь единства во мнениях? К сожалению, финансы — они как песок… Квентин внимательно слушал мерзкую и противную, но тем не менее восхитительную речь, насыщенную метафорами, «славными» и «милыми» эпитетами и ещё более пугающей правдой. Если вкратце, человек-лис изливал перед всеми историю о том, как предыдущий ректор с той же фамилией задолжал — нужно было доплатить за новые корпуса, рекламу и вообще возросший престиж ОГУ, всё это не обошлось без поддержки — в том числе материальной — министерства; о том, как новоявленный ректор Оллар, двойной наследник предыдущего, откладывал и откладывал уплату, превращая её в долг; о том, как университет «замечательно себя ведёт», но тем не менее… Где-то здесь Лис вздохнул и трагично сложил руки на коленях. Молчит, ждёт. Скотина… Что Дорака восхитило, так это то, как чиновник умудрился подать их драматическую историю. Вышло, что никто конкретно не виноват, что так получилось, но отвечать будете все вы, да, вы, господа преподаватели и администраторы, и не надо опускать глаза. На такую двухслойную речь Фердинанд ответит вряд ли.  — Как вы заметили сами, — вступил Квентин, — ведём мы себя неплохо. Всю информацию о финансовом состоянии университета вы можете узнать у нашего казначея, — сидевший неподалёку от Штанцлера Манрик кивнул рыжей головой. Тоже держится, молодец.  — Но не стоит пренебрегать, — запел Лис, — вашими благодетелями. Вы прекрасно знаете, мои дорогие друзья, что не кто иной, как мой коллега господин Колиньяр просил об отсрочке нашей с вами расплаты. Повисла пауза, за которую Квентин успел отметить «наших», «моих» и «дорогих» и прочие присыпки в речи лисоватого господина, а также вызвать в памяти физиономию отца одного из студентов. Одного из, чёрт его побери, недавно выпертых студентов. «Вот нам и воздастся… здесь и сейчас». Правда была на стороне администрации — нарушение общественного порядка карается исключением. У министра, или кто он там, помощник, тоже была лазейка — учитывая что-нибудь (будь то заслуги за общественно полезную ерунду, какие можно наскрести у любого студента), администрации следовало ограничиться предупреждением, особенно если не было прецедентов. Вот и посмотрим, кто кого. Главное — чтобы Лис и его прихвостни не копнули глубже, разглагольствовать об Эгмонте Квентин не хотел, хоть и был готов. Лис вежливо молчал, пытливо вглядываясь в лицо ректора. Дорак подавил вздох: Фердинанд, может, и читал доклады и отчёты, а может — не читал. В последний раз Дорак не стоял у него над душой, а зря. Может статься, что господин ректор вообще не в курсе, под чьими приказами об отчислении ставил подпись. Стоят закорючки Квентина и Алвы — значит, всё под контролем. Доконтролировались… Молчание затяжное, нехорошее. Квентин собрался отвечать.  — Ну давайте, заканчивайте уже, — потребовал Рокэ и демонстративно зевнул. Председатель чуть повернул голову: Алва развалился в кресле, хотя все остальные были предельно напряжены и как-то сжаты, разглядывал потолок и никоим образом не планировал подыгрывать общественным нервам. — Эстебан Колиньяр, почтенный наследник не менее почтенного, как его там… Квентин уже не сомневался, что лисоподобный товарищ может посоперничать с любым из них, но его коллеги оказались не такими стойкими и повелись на простейший трюк. Один из них побагровел и вякнул:  — Вам следовало бы отзываться более почтительно о том, кто прикрывает ваши… спины! Почему университет не ограничился предупреждением? Рокэ соизволил оторваться от потолка и медленно перевёл взгляд на разоравшегося чиновника. Тот мигом сменил цвет лица с алого на пастельно-серый и стал смотреть на край стола. Конечно, нашёл, с кем играть в гляделки…  — Давайте сопоставим наши данные, господа, — предложил проректор. Дорак знал, что чем учтивее он разговаривает с какими-нибудь нежелательными гостями, тем быстрее эти гости вылетят за дверь. А Алва сегодня не выспался, значит, лететь будут красиво… — Вы сошли с небес и постучались в наши двери, чтобы проверить, действительно ли достоин ОГУ вашего покровительства, без сомнения, столь необходимого. — Вот вертит! Как на бумаге, только вслух, даже не задумываясь над словами. — Университет, знаете ли, такое заведение, которое даёт молодым людям образование, некоторым — жильё, по истечении нескольких лет самым удачливым перепадает и работа. Где говорится о том, что в обязанности упомянутого заведения входит откровенное покрывательство чьих-то родственников, будь то сам господин мэр или, гм, Бог? А говорится это в неписаных законах, подумал Квентин, внимательно следя за реакцией окружающих. Как преподаватель Рокэ терпеть не мог богатых бездарей, поэтому Дорак то и дело уговаривал его не исключать хотя бы парочку из них, иначе, опять же, денег не будет ещё и от платников. К счастью, Алва это понимал лучше казначея, и потому ограничивался издевательствами над всякими наследниками мэров. Штанцлера не прочтёшь, Манрик слушает внимательно, ректор тихонечко дрожит, но на Алву смотрит с такой надеждой, что её хватило бы на всех остальных присутствующих. Кого ещё отсюда видно… Видно платочек в руках Катарины, уже изорванный на лоскутки. Вот кто нервничает, казалось бы, дама безгрешна, как лютик. Матильда явно согласна с проректором куда больше, чем пытается показать, Эпинэ — один сплошной нерв, Валме пытается держать лицо, но очевидно, что от всех выходок Рокэ он в восторге. А беседа продолжалась, и чем дальше в лес, тем больше она напоминала поединок опытных дуэлянтов. Лисоватый взывал к человеколюбию и здравомыслию, то и дело укалывая напоминаниями о деньгах, Рокэ пересказывал наизусть нормативно-правовые документы, регламентирующие поведение студентов, что им должно делать, а что — не должно, Квентин не находил погрешностей ни у одного, ни у другого. Но знал, что погрешность быть должна. И она дала о себе знать:  — Раз вы так великолепно знаете устав, любезный мой господин проректор, — снова разулыбался лисоподобный чинуша, — то наверняка помните и о том, что любой, даже самый безнадёжный ученик имеет право на предупреждение. Поскольку все сведения о студенческих недовольствах проходят через мои руки, я знаю, что эта ошибка — первая, совершённая юным Эстебаном. Более того, он не мог быть организатором нашего маленького беспорядка. Маленький беспорядок обернулся вот этим вот жутким заседанием. А Лис наверняка в курсе того, как Рокэ без суда и следствия подрал студбилет на лоскуты. Дорак задним числом задумался, заметил ли Алва, чей документ взялся уничтожить, и вспомнил ли вовремя, сколько грехов числится за студентом? Оказалось, что да.  — Я, конечно, польщён вашей похвалой, — максимально непольщённо и даже сухо отозвался Алва, — но и вы должны понимать, что далеко не вся информация в ваших руках. Напомните господам присутствующим, что по нашему уставу считается нарушением общественного порядка. Лис без запинки, под стать своему сопернику, перечислил всё, от драки на территории с последствиями до экстремистских призывов. Квентин никак не мог припомнить чего-то криминального, к чему приложил лапу злополучный Колиньяр. Черт возьми, первокурсник! Не путает ли Рокэ его с Раканом? Дорак отбросил сомнения — сомневаться в первом проректоре было последним делом, но всё-таки его грызло то, что он знает не всё. Далеко не всё. А вот Алва — знает, но откуда?  — Отлично, — улыбнулся Рокэ. — Господин Райнштайнер, как представитель факультета точных наук, вы не могли бы зачитать докладную от семнадцатого октября прошлого года?  — С удовольствием, господин проректор, — церемонно отозвался немец и поразил Дорака в самое сердце. Чем? А подробным докладом о студенческой потасовке, случившейся в столовой ранним октябрьским утром. Теперь Квентин понимал, почему он не в курсе и почему не в курсе ректор: дело было сущей мелочью, никто бы и не заметил… Но деканом Колиньяра оказался не какой-нибудь раздолбай, а крайне исполнительный и честный профессор Райнштайнер: даже зная, что никому до мелких драчек дела нет, он скрупулезно записал всё, что выяснил, и вручил в руки проректору. А проректор Алва, в свою очередь, не стал беспокоить господина ректора такой ерундой… Стоп! Не сходится. Какое дело Рокэ до юных математиков? И с чего бы Райнштайнеру ему это рассказывать? Квентин уже убедился, что и докладная существует, и драка на самом деле была, но что-то не вязалось. Совершенно неожиданно вступил Фердинанд:  — Видите, господа, — тихо, но уже без дрожи в голосе сказал ректор. — Благодаря осведомлённости нашего… первого проректора… вы можете убедиться, что предупреждением бы не обошлось. По документам всё верно… Если вы ещё желаете говорить о долгах, пожалуйста, господин Манрик…  — Я к вашим услугам, — рыжий казначей сделал замечательную вещь: он встал, и по инерции начали вставать другие. Лису и его компании оставалось только повторить. Поднялась какая-то ленивая суета, и Квентин едва не упустил Рокэ — проректор фактически удирал, хоть и небыстро, и Дорак в последнюю секунду сцапал его за локоть.  — Одну минуту, Рокэ… Я помню, что обещал отпустить вас спать…  — Искренне рад, что ваша память способна на такое, — полуобернувшись, Алва выжидательно смотрел на него. — Вам что-то не понравилось, Квентин? Я даже ничего не порвал.  — Откуда вы знаете об этой драке? — не стал тратить время Дорак. — Математики, ещё и первокурсники, никогда вас не интересовали. Откуда про этого Колиньяра… Вы не можете читать все докладные, хоть разорвитесь, ну не можете!  — Не могу, а оно и не надо, — неожиданно усмехнулся Рокэ. — Скажите спасибо вашему нелюбимому Ричарду Окделлу. Мой подопечный очень любит не к месту делиться студенческими впечатлениями… Теперь всё?