Мертвец

      — А я тебе говорю: сначала отстроим эти бараки!       Момо с чувством хлопнула сёдзи. Со стены посыпалась штукатурка, и Хинамори виновато посмотрела на Киру, но друг был занят просмотром документов, и на шум просто поднял голову и спросил:       — Еще ругаются?       — Аж перья летят, — печально подтвердила Хинамори, присаживаясь на свой стул и отбирая у Изуру часть документов. Юноша благодарно на нее взглянул.       Зря лейтенанты надеялись, что Хирако и Оторибаши сработаются. Пока они были просто изгнанниками-вайзардами, это не мешало им дружить и сотрудничать, но, как только каждый вновь обрел свой собственный отряд, оказалось, что ни один из них не умеет работать в команде. Шинджи и Роуз спорили по любому поводу, оба с пеной у рта доказывали свою правоту и не желали уступать ни на грош. Вот и сейчас они не на жизнь, а на смерть сцепились, и спор разгорелся снова, а ведь по какой пустяковой причине — капитаны обсуждали, с какой стороны начинать отстраивать бараки Третьего отряда, который в войне пострадал немного больше Пятого, потому за него взялись в первую очередь. Хирако считал, что бараки слева отстраивать практичнее, но Оторибаши казалось, что будет ровнее и гармоничнее отстроить бараки справа, и… И с самого утра они орали друг на друга, пока Кира и Момо прятались в кабинете последней, разбирая документацию и тихонько страдая. Впрочем, тихонько страдал только Изуру — Момо злилась не меньше капитанов, и даже порывалась идти их разнимать, но Кира ее отговорил, сказав, что не маленькие — разберутся сами как-нибудь.       Вот только дело до сих пор так и не сдвинулось с мертвой точки.       У Момо болела голова. Она не выспалась: ей снились кошмары, в которых Кира умирал на ее руках. В целом к кошмарным снам Хинамори успела привыкнуть, но Изуру в них появился впервые; наверное, потому, что в связи с последними событиями она думала о нем чаще, чем обычно.       Как странно: чтобы она задумалась о нем, ему нужно было умереть.       Момо нервно грызла кончик пера, смотрела на отчет и ничего не видела. Кира вздохнул и поднялся из-за стола.       — Тебе принести кофе? — спросил он.       — Ой, Кира-кун, да что ты, я сама принесу, — заволновалась Хинамори, роняя перо, но юноша уже направился к двери.       — Без молока, две ложки сахара! Пожалуйста! — крикнула ему вслед Момо, и снова уставилась в отчет.       Кира вышел из кабинета подруги и прислонился затылком к стенке, слушая уже ставшую привычной перебранку капитанов, что сливалась в его ушах в ровный гул. Стенка приятно холодила голову.       Находиться рядом с Момо оказалось невыносимо трудно — он не думал, что все будет так. Что именно их отряды соединят в пару, и их снова столкнут вместе, и рядом уже не будет сглаживающего острые углы Абараи, и Момо будет сочувственно смотреть на него, Изуру, а он…       А он — умер, и непонятно, для чего его оживили. Непонятно, кому он был нужен, ведь он не нужен даже ей — своей школьной подруге, в которую влюбился едва ли не с первого взгляда.       Ну, не с первого взгляда, конечно. С первого взгляда ему просто понравилась хорошенькая девушка с забавно торчащими хвостиками, которая всегда так сияюще и искренне улыбалась. Потом Кира узнал ее поближе, понял, что Момо в придачу к миловидной внешности еще и добрый человек и хороший товарищ, смелая, умная и огненная — она единственная бросилась на помощь Хисаги-семпаю, нарушая его приказ, пока они с Ренджи — мужчины, называется! — трусливо удирали, бросая Шуухея на растерзание Пустым.       И с тех пор Кира смотрел только на Момо. И ненавидел себя, когда ему пришлось скрестить с ней мечи, защищая в тот момент не столько капитана Ичимару, сколько саму Хинамори — ведь Ичимару с легкостью мог убить обезумевшую от горя девушку, а потом хитроумно бы выставил это за самозащиту. И все же им не стоило драться — это отдалило Киру от Хинамори еще сильнее. В ее жизни был капитан Айзен, был капитан Хицугая, но Изуру в ее жизни больше не было.       А потом он и вовсе умер.       Только, умирая, думал о том, что жалеет о своем молчании. Жалеет о том, что не рассказал Момо о своих чувствах — пусть она не разделила бы их, не приняла, но хотя бы знала, что существовал на свете такой Кира Изуру, который любил ее всей душой, желал ей счастья и хотел защитить — как умел.       И вот — он мертв, но ходит, дышит и разговаривает, и даже не просто разговаривает, а разговаривает с Хинамори, на которой клином весь свет сошелся, но не говорит ей ни слова о своих чувствах, и вообще держится с ней сухо и деловито, даже не так, как с другом — они общаются, просто как коллеги, не более того.       Кира уже давно понял, что он — трус. Одно дело — сражаться с врагом, там хотя бы все понятно: ты или тебя, а вот говорить с нравящейся тебе девушкой — куда сложнее.       Он отошел от стены, направляясь на кухню делать кофе. Без молока, две ложки сахара — Изуру все услышал и запомнил. Себе кофе он делать не стал — как он будет пить с дырой в груди? А жаль, что не может, потому что аромат у напитка просто божественный, да и взбодриться Кире не помешало бы.       Кстати.       Он достал из кармана шихакушо коробочку таблеток, которую все время тщательно прятал от Хинамори и вообще ото всех, стыдясь своей зависимости от препаратов, щелкнул ногтем, вынув из блистера пилюлю и положив ее под язык. Таблетка растворилась почти сразу, как и полагалось, впитываясь в его тело, чтобы поддержать жизнь еще на один день. Двадцать четыре часа в запасе.       На языке появилась неприятная, но уже знакомая и почти родная горечь.       Кира вернулся к Хинамори, которая буравила сосредоточенным взглядом отчет, забрал у подруги бумагу и поставил перед ней чашку с дымящимся кофе. Момо обхватила чашку ладонями — в помещении было достаточно холодно, и ее руки успели замерзнуть.       — А… ты? — бездумно спросила Хинамори, не увидев чашки для Киры, и тут же испуганно прикрыла рот ладошкой — снова забыла!       Кире же, кажется, нравилось ее ранить:       — Мертвецам не нужна еда, — холодно и сухо пояснил он, садясь на свое место за столом и пододвигая к себе стопку документов — таблетка заодно взбодрила сознание.       Момо злобно сверкнула глазами, но промолчала, отпивая кофе. Какое она имела право отчитывать Изуру — теперь, когда они общаются, как чужие, словно и не было лет, проведенных в Академии и всего, что они пережили вместе. Момо казалось, что Кира хотел бы об этом забыть, и решила ему не напоминать. Она могла остаться для Изуру лишь воспоминанием — может, даже не очень приятным — если бы не решение Кьёраку объединить Третий отряд именно с Пятым.       — Момо-чан! — в кабинет лейтенанта ворвался злющий и растрепанный Хирако. — Момо-чан, ну хоть ты скажи ему!       За Шинджи появился такой же растрепанный и злющий Роуз, указав на Киру:       — Изуру-кун, ну разве я не прав? Смотри, ведь эти бараки восстановить куда легче, чем те, что слева! Для этого нужно меньше стройматериалов, и значит, отстроить их будет гораздо быстрее!       — Момо-чан, но ведь бараки слева более функциональные! Там находятся кухня, ванная и кабинет первой помощи! Отстроим мы спальни — и толку? А жалеть стройматериалы сейчас вообще не к месту! — воззвал Хирако, тыча пальцем в чертеж.       — Изуру-кун, ну скажи ему…       — Момо-чан, разве я не прав?!       Кира сидел, тупо переводя взгляд с Шинджи на Оторибаши, которые окружили стол лейтенантов, каждый встав за спиной у своего, и спорили теперь над их головами, призывая подчиненных поддержать их мнение. Оба были по-своему правы — да, для бараков справа нужно меньше материалов и восстановить их быстрее, но бараки слева действительно нужнее для солдат, которые благодаря мягкому климату Сейретея могут спать и в полуразрушенных зданиях, но принимать пищу и ванну в своем отряде, а не в соседних, менее пострадавших…       Пока Кира колебался, как всегда, не зная, чью сторону принять, Момо вспылила, вскакивая с места и ударяя ладонью по столешнице. Капитаны мгновенно заткнулись — даже Кира, который просто молчал, втянул голову в плечи; ему стало неуютно от того, каким огнем горели глаза его любимой девушки — уж Изуру испытал ее гнев на себе, как никто другой, и снова попасть под раздачу не хотел.       — Немедленно перестаньте! — вскричала Хинамори. — Оба вы хороши! Тоже мне, товарищи — договориться не можете! Неужели непонятно: первым делом нужно строить кухню и ванную, а потом заниматься жилыми бараками справа, и уже после этого отстраивать жилые бараки слева?!       Хирако и Оторибаши пораженно застыли и переглянулись: Момо подала здравую идею, которая ни одному из них не пришла в голову.       — Момо-чан, ты сокровище! — восхитился Шинджи, сгребая Хинамори в объятия. Кира ощутил необоснованный укол ревности, но Момо решительно сбросила с плеч руки своего капитана.       — Делом лучше займитесь! — недовольно сказала она. — Мы с Кирой и так всю работу за вас делаем, пока вы грызетесь из-за ерунды…       — Ой, точно! — Хирако расплылся в улыбке Чеширского кота. — Роуз, а Роуз, ты посмотри, какая Изуру и Момо-чан чудесная пара! Разве они не подходят друг другу?       Оторибаши задумчиво кивнул.       — Да, они определенно хорошо смотрятся вместе, — проговорил он, наводя на лейтенантов сложенные в рамочку пальцы, словно оценивал картину. — Изуру-кун, тебе ведь нравится Хинамори-сан? Эх, был бы я помоложе!       — П-перестаньте, Оторибаши-тайчо, — краснея, пробормотал Кира.       Момо в это время гневно прожигала взглядом Хирако и румянца друга не заметила.       — Хирако-тайчо! — воскликнула она. — Я же вас просила! Вы ведете себя, как ребенок, ей-Богу, вы должны заниматься важными вопросами, а не сводить нас с Кирой, сейчас совершенно не время для глупых шуток, как же вы не понимаете…       «Глупая шутка, — печально подумал Кира. — Для нее это глупая шутка».       Оторибаши заметил перемену в лице Изуру и прервал раздраженную речь Момо:       — Хинамори-сан, но разве вам совсем не нравится Изуру-кун? Он же довольно привлекательный молодой человек! Добр, умен, благороден, — принялся расхваливать Киру Роуз, — и аристократ к тому же! Да и вы давно друг друга знаете… Разве ваше сердце холодно к моему бедному лейтенанту, Хинамори-сан?       Щеки Момо покраснели — или Кире почудилось? Да нет, ее персиковую кожу определенно тронул румянец смущения… или она просто еще больше рассердилась?       — Хватит нас сватать! — отрезала Хинамори. — Мы… Мы просто друзья! А теперь покиньте мой кабинет, пожалуйста, и заберите хотя бы часть бумаг, имейте совесть, вы же командиры, а на нас всю работу свалили…       Пока она ругалась, едва ли не пинками выпроваживая капитанов, Изуру печально смотрел в окно на то, как ветер срывает багряные кленовые листья. Просто друзья. Нет, он не должен сейчас открывать свои чувства — Момо их не примет, да и глупо прозвучит из его уст признание в любви. Он вообще не должен находиться так близко к Момо, он — мертвец, а она — такая живая и яркая. Ему не место рядом с ней. Если раньше он и мог на что-то надеяться, то теперь, когда он мертв, ему остается лишь молча страдать, довольствоваться хотя бы тем, что Хинамори счастлива… вот только она не счастлива. Правда, в такой обстановке трудно быть счастливым — вокруг обугленные развалины, столько забот, а ей еще и приходится работать с двумя капитанами-раздолбаями и мертвецом…       — Кира-кун, ты в порядке? — озабоченно спросила Момо, когда наконец выгнала Хирако с Оторибаши и вернулась за стол.       «Я не в порядке, — хотел закричать Изуру. — Я не в порядке, потому что ты мне не друг, потому что я люблю тебя, но теперь я мертв и не имею права даже рассчитывать на твое внимание!»       — Все в порядке, — ответил Кира. — Спасибо. Твой кофе, кстати, уже остыл. Принести еще?       — Нет, спасибо, — отказалась Хинамори, чтобы не напрягать Изуру снова. Она взяла бумагу и перо, вспоминая, сколько кирпичей ушло на отстройку крайней правой казармы Пятого отряда. Кира невольно залюбовался ее задумчивым лицом — Момо выросла, изменилась, похорошела. Это уже была не та девочка с озорными хвостиками — та девочка погибла, сгорела в пламени войны, и, подобно фениксу, из пепла возродилась красивая и сильная девушка. У нее такие красивые глаза, напоминающие спелые вишни, а волосы уже длиной до плеч… она же была коротко подстрижена, как он не заметил, что волосы отросли?       — Что? — недовольно и совсем не вежливо спросила Хинамори, поймав на себе взгляд Киры — видимо, она еще злилась на Хирако. И тут же смущенно моргнула:       — Прости, Кира-кун, я… Зла не хватает просто на этих… Я не хотела тебя обидеть…       «Меня не ты, меня жизнь обидела», — подумал Кира.       — Все нормально, — сказал он вслух. — Ты можешь не извиняться каждый раз. В этом нет твоей вины, Момо-чан.       «Я умер не из-за тебя».       — Иди отдохни, — продолжил Изуру. — Я все заполню, я и про Пятый отряд все помню. А мне отдых не нужен, я и так уже…       Хинамори не дала ему договорить, вскочив из-за стола. Ее темные глаза снова метали молнии, а руки сжали спинку стула так, что побелели костяшки.       Кира не стал ее щадить:       — Я и так мертвый, — договорил он. — И тебе лучше не так много времени проводить с таким, как я.       Момо громко всхлипнула, не сдержав в груди подступившего к горлу рыдания. Мертвый. Он постоянно об этом говорит, и так спокойно, обыденно, будто это в порядке вещей: он — мертвый, Хинамори — живая, ей нужен отдых и пища, а ему — нет, и то ли он страдает от этого, то ли гордится этим… Как же Момо ненавидела его в этот момент — и в то же время жалела всем сердцем, всей душой, жалела своего друга, свою первую несбыточную любовь, зародившуюся еще до появления Айзена, Киру, с которым прошла огонь и воду — ей хотелось ударить его и обнять одновременно. Целовать в губы и бить по щекам. Какой он все-таки… жестокий!       Кира удивленно уставился на Хинамори, не в силах поверить, что она плачет — но она плакала. Слезы катились по ее щекам, но вряд ли лейтенант Пятого отряда это замечала, потому что даже не утирала мокрые дорожки на лице. Она просто смотрела на Киру и плакала, а он сидел на месте, как приклеенный, не умея утешать девушек и не веря, что она плачет из-за него, из-за его слов — ну да, он мертвец, живым рядом с ним не место, и что? Это факт, только и всего. От этого никуда не деться ни ему, ни ей.       — Момо, — с бессильной мольбой прошептал Изуру, глядя на нее снизу вверх. — Момо!       Хинамори ловила воздух ртом: горло ее сжималось от сдерживаемых рыданий. Она даже ничего не могла сказать, боясь, что из груди вырвется крик, снова прибегут Хирако и Оторибаши, а то и подчиненные подтянутся, все будут утешать ее, и главное — все узнают, что она плачет из-за Киры — и Кира, конечно, тоже узнает, а ей не хотелось, чтобы он знал — хватит унижаться перед мужчинами! Больше ни один человек не узнает о любви Момо, если не будет разделять ее чувства! Бегала за Айзеном, как преданная собачонка — хватит! Хватит с нее любви без взаимности!       Не желая больше видеть Киру, Хинамори бросилась прочь, зажимая рот ладонью и заливаясь слезами. В ее голове стучало «мертвец-мертвец-мертвец»…       Кира. Ее Кира. Не ее Кира. Кира, с которым она дружила. Кира, который ей нравился. Кира, с которым она сражалась — неважно, против него или плечом к плечу…       Мертвец.       Как же это больно, когда он так спокойно говорит, что им лучше не так часто общаться — и ведь будто специально постоянно напоминает о том, что мертв!       Момо упала на скамеечку, которая чудом уцелела в войне, закрыла лицо руками и в голос зарыдала, впервые с того момента, как Айзен был побежден и заключен в Мукен — во время войны с квинси она не плакала. Сдерживалась. А теперь…       Унохана-тайчо укоризненно покачала бы головой и мягко сказала бы «посттравматический синдром» — но нет больше Уноханы-тайчо, благодаря которой Хинамори до сих пор жива. И Укитаке-тайчо нет, и Генрюсая-сотайчо, и даже Комамуры-тайчо уже нет…       Момо рыдала, размазывая слезы по лицу, пока кто-то не тронул ее плечо.