Мертвец

      Кира обреченно лег на заботливо постеленный Момо диван.       Она почему-то решила, что другу непременно нужно поспать, и уверила в этом капитана Хирако, а Оторибаши давно уже ушел, лишь подмигнув своему лейтенанту на прощание и одними губами прошептав «Не оплошай».       Да как, как он мог оплошать сейчас, когда уже все понятно и все решено? Когда Момо подчеркнуто озабоченно несколько раз взбила его подушку, при этом прекрасно зная, что спать мертвец не будет? Когда удалилась, радостно пожелав спокойной ночи?       Она явно издевалась.       Кира откинул голову на и вправду твердую, как камень, подушку и тяжко застонал.       Так жить было нельзя.       Прямо сейчас где-то в этом здании совсем рядом она — раздетая, спящая, беззащитная — и он, что мучается, стоит только представить ее хрупкое тело среди простыней. Он же никогда не видел, он же ни разу не касался… кроме того раза, когда Хисаги-семпай уговорил Киру сходить в квартал красных фонарей, уверяя, что это очень приятно и Кире понравится. Это правда оказалось приятно и Кире понравилось, но больше он туда не ходил — боялся осуждения товарищей и того, что может узнать Момо. А потом Хисаги-семпай сам влюбился в Мацумото, потеряв сон и аппетит, и квартал красных фонарей потерял еще одного клиента.       Нет, решил Изуру спустя пять минут бестолковой игры в гляделки с потолком. Спать не получится, а значит, и мучить себя незачем. Он встал, размышляя, где же здесь находится пресловутая библиотека, о которой так восхищенно отзывалась Хинамори, и просто наугад пошел по темному коридору, глядя только себе под ноги, чтобы ничего не уронить и не упасть самому, перебудив весь отряд, и, когда решил, что книгохранилище находится именно за той дверью, что он думает, распахнул сёдзи.       …Момо стояла к нему спиной, наполовину обнаженная — она переодевалась из шихакушо в ночную сорочку, за чем и застал ее Кира.

***

      Никто не знал, что тихоня-лейтенант Пятого отряда Хинамори Момо умеет ненавидеть. Ненавидеть ярко, пламенно, яростно, как ненавидела она Ичимару Гина, или тихо, спокойно, ровно, будто само собой разумеется, как со временем научилась ненавидеть бывшего капитана Айзена. И Момо тоже не знала, что умеет ненавидеть, пока не увидела тело своего тайчо, безжизненное, обескровленное, прибитое к стене здания Совета. Тогда внутри Хинамори словно что-то взорвалось — она не помнила себя, выхватывая Тобиуме и бросаясь на убийцу капитана…       Ненавидеть Гина было легко. Его многие не любили еще до тех пор, как он стал официальным предателем. Ненавидеть Айзена было еще легче — его возненавидели все и сразу, без каких-либо оговорок. Вдохновленная этим опытом Момо наивно полагала, что и Киру она сможет ненавидеть, за то, что он так резко сказал…       А что, собственно, он сказал? Он назвал ее плачущей девчонкой? Так ведь это правда. Он сказал, что он мертвец — и это тоже, как ни больно признавать, было правдой. Так почему она настолько разозлилась? Даже… ударила его. А сейчас он лежит где-то в гостиной отряда, так близко, пока она тут…       Момо сбросила шихакушо, упавшее к ее ногам, и шагнула в ночнушку, но, как только подняла одежду на уровень лопаток, оставив открытыми плечи, сёдзи в ее комнату распахнулись и на пороге застыл Кира. Хинамори тоже застыла, ощущая его взгляд на своей коже. Она думала, что Кира извинится и бросится прочь, но он молча стоял и смотрел, а Момо смотрела в ответ, и ресницы ее подрагивали, и она не спешила натягивать ночную сорочку полностью, тая под взглядом Изуру, как будто ощущая его физически.       — Момо, — прошептал Кира и шагнул к ней, резко сократив расстояние. Его рука легла на ее открытое плечо, огладила кожу подушечками пальцев, и по телу Хинамори прошел ток. Она должна его оттолкнуть — думала Момо. Сейчас же, немедленно оттолкнуть. Дать ему еще одну пощечину или даже ударить Бьякураем. Но она стояла и позволяла Изуру нежно и ласково гладить ее плечо, не решаясь взглянуть в его глаза, голубые, как весеннее небо.       Сейчас она оттолкнет — думал Кира, лаская плечо Момо, но она стояла, чуть склонив голову набок, и будто чего-то от него ждала. Будто Кира переступил еще не все границы.       И он переступил — прижался горячими губами к нежной шее Хинамори, там, где у нее пульсировала жилка, целуя и проводя языком по сладкой персиковой коже, легко прихватывая ее зубами — ожидал как минимум Сокацуя, но Момо как-то слишком покорно подставила шею его поцелуям и с ее губ слетел тихий стон. Кира нерешительно положил ладонь на ее поясницу, а потом уже более уверенно привлек Момо ближе, а она… А она в ответ прижала ладошку к его лицу, к той же щеке, которую днем ударила, и так нежно погладила, что Кира крепче прижал ее тело к себе, ощущая ее тепло сквозь свою форму.       — Кира, — прошептала Момо, но совсем не сердито, а как-то жалобно и просяще, — Ки… ра…       Она взяла его лицо в ладони, приподнялась на цыпочки и неумело прижалась губами к его губам. Кира шумно вдохнул, не отпуская Момо из объятий и углубил поцелуй, заставляя Хинамори приоткрыть рот, и это совершенно сводило с ума.       Нет. Да. Нет.       Он хотел этого больше всего на свете и боялся одновременно — боялся того, что будет потом, когда они оба придут в себя… нет, когда она придет в себя, и тогда она сотни, тысячи раз пожалеет, что позволила своему всего лишь другу такие вольности. И тогда смерть от огня Тобиуме покажется Кире волшебным избавлением, потому что он и сам будет себя ненавидеть. Но сейчас — сейчас его ладони опустились ниже, поглаживая бедра Момо, и их тела оказались очень, непозволительно близко, и он ощутил ее прерывистое дыхание на своей шее, ее руки — на своих плечах — Момо стягивала с Киры одежду.       Вот уж точно нет! Никогда! Ни за что!       Он забыл, совершенно забыл — но, вспомнив о своем увечье, Кира рывком сделал шаг назад, освобождаясь из рук Хинамори. Пусть она ненавидит его, проклинает и бьет, даже Сокацуем, но он не может. Момо не должна видеть его тело. Не должна видеть ту страшную рану. Только не это.       — Изуру, — прошептала растерянная Хинамори. — Изуру, почему ты?..       Снова это ее «Изуру». Его имя на ее устах. Она так его произносит, как будто вздыхает — И-зу-ру…       А он — снова подлец и трус. И снова сбегает, и снова не может взглянуть ей в глаза.       Но — нельзя, невозможно, недопустимо.       — Изуру! — требовательно воскликнула Хинамори, протягивая руку… и ее ладонь коснулась пустоты под шикахушо юноши. Кира виновато улыбнулся.       — Теперь ты понимаешь, — хрипло сказал он пересохшими губами. — Прости, Момо-чан…       — Нет, — выдохнула Момо. — Никогда не прощу. Я никогда тебе этого не прощу, — сказала она, снова притянув Изуру к себе за воротник косоде, и, кажется, ничуть не смущаясь его раны. Ее же ночная сорочка соскользнула с тела, и теперь Хинамори стояла перед Кирой полностью обнаженной — у него перехватило дыхание и он тяжело сглотнул.       — Момо, — простонал Изуру. — Что ты делаешь?       — Угадай, в кого я влюбилась впервые в жизни, — шепнула Момо ему на ухо, прикусывая мочку, отчего по телу юноши пробежали мурашки.       — В Айзена? — попробовал угадать Кира.       — Не угадал, — лукаво продолжила Момо, через ткань косоде лаская то, что осталось от груди Изуру, проникая ладонью под одежду и никак не реагируя на то, что периодически ее пальцы встречали пустоту.       — В Хицугаю-тайчо? — снова рискнул Кира.       Момо опустилась поцелуями к его шее, а потом — ключице, опаляя кожу пламенным дыханием.       — Ты дурак, — шепнула Хинамори.       — В Ренджи, что ли? — удивленно спросил Кира.       — Изуру! — рявкнула Момо. — Ты издеваешься?! Его щеки вспыхнули румянцем — да быть не может, не бывает так, он спит и ему это снится.       — Но… не в меня же?       А ведь она не хотела первой признаваться в любви, даже в прошедшем времени. Но это был Кира — добрый и чуткий, на самом деле благородный Кира. Он поймет, даже если ее отвергнет, он поймет…       Но Изуру перебил Момо, когда она уже набрала воздуха в легкие для ответа.       — Я люблю тебя, — горько сказал он, виновато опустив голову. — Я очень люблю тебя, Момо. Давно. С самого начала. С Академии. Я пытался забыть тебя и отпустить, но не смог. Но сейчас я тоже не могу. Ты… такой, как я, не должен быть рядом с тобой. И дело даже не в том, что я мертвец, просто… Если бы нас не сделали напарниками, я бы до сих пор молчал. Я — трус, Момо.       — Почему? — прошептала Хинамори ему в шею. — Почему?       — Потому что я не хочу, чтобы ты это видела, — просто ответил Кира. — Поверь, это ужасное зрелище. Я сам пугаюсь, когда в зеркало смотрю. А ты… Я стану тебе отвратителен.       — Нет! — возразила Момо. — Изуру, все совсем не так!       — Ты не знаешь, — воскликнул Кира. — Ты даже не представляешь!       — Изуру!       — Момо, — умоляюще прошептал юноша, сжимая ее ладони в своих и отводя от своей, по счастью, все еще прикрытой груди, — я прошу тебя, не надо.       — Тогда… тогда зачем ты вообще пришел ко мне посреди ночи? — спросила Хинамори.       — Я искал библиотеку, — честно ответил Кира.       — Что?!       В него все-таки запустили Бьякураем. Вспышка заклинания разрезала ночную темноту — белая молния, слетевшая с рук Момо, ударила Изуру в грудь и он вылетел из комнаты девушки, больно приложившись затылком о стену. Оскорбленная до глубины души Хинамори рявкнула вслед незадачливому ночному гостю что-то нелицеприятное и тоже явно почерпнутое из руконгайского словаря их общего друга Абараи. Кира охнул и потерял сознание.

***

      — Да чтоб ты сдох… еще раз!       Прекрасно, как только Кира очнулся, нежный голосок любимой девушки искренне пожелал ему смерти. Впрочем, действия Момо напрямую расходились с ее словами — она, уже полностью облаченная в ночную сорочку, сидела на полу, пока голова Изуру покоилась на ее коленях, и ее ладони светились голубоватым сиянием, в котором Кира узнал кайдо.       Момо не заметила, что Кира пришел в себя, и продолжила вдохновенно ругать его, на чем свет стоит. Изуру молча лежал, слушал не ее слова, но звучание ее голоса, и нежился на ее мягких коленях, пока Хинамори вполне логично не забеспокоилась о состоянии Киры, который по всем правилам от ее лечения уже должен был очнуться.       — Кира! — позвала Момо.       Кира старательно и вполне успешно притворился мертвым, а вернее — остался самим собой.       Момо потрясла его за плечи и умоляюще воскликнула:       — Изуру! Черт бы тебя побрал! Я же… я же не специально, я не хотела, я…       Она почти плакала, и Кира испуганно открыл глаза, но увидел на ее лице вместо слез торжествующую улыбку. Плачущий тон голоса оказался не более чем простой, но очень хорошей актерской игрой.       И когда только научилась?       — Живой, — констатировала Момо и бесцеремонно спихнула Киру с колен, поднимаясь на ноги. — Ну… относительно. А теперь — убирайся отсюда.       — Момо, я умоляю тебя, — начал Изуру, но Хинамори не дала ему договорить:       — В библиотеку ты шел, да?! В библиотеку?! Среди ночи? Изуру, ты не умеешь врать, и не пытайся!       — Да не вру я! — возмутился честный Кира. — Я правда дверью ошибся! Но… Но я не жалею, я очень рад, что все получилось так, и что ты меня простила…       — Кто тебе сказал, что я тебя простила? — холодно спросила Момо, скрещивая руки на груди, тем самым словно отгораживаясь от Киры.       — Но… — удивился тот, — А как же?..       — Это не значит, что простила! — отрезала Хинамори.       — Тогда я… пойду? — робко спросил Изуру.       — Да катись ты ко всем чертям! — ответила Момо и захлопнула сёдзи перед его носом.

***

      Остаток ночи Кира провел все-таки в библиотеке. Он порылся на полках в надежде найти книгу вроде «Сто способов понять девушек», но потерпел неудачу, и удовольствовался каким-то, впрочем, весьма неплохим детективом с грунта.       Утром Кира поспешил вернуться на диван, чтобы Хирако его ни в чем не заподозрил, но на его диване уже сидел капитан Пятого отряда, а Хинамори стояла рядом с ним и яростно размешивала сахар в своем кофе.       — О, Кира-кун, — сказал Хирако. — Доброе утро! А где же ты спал?       — А Кира-кун не спал, — язвительно подала голос Момо. — Он всю ночь читал. Он вообще любитель почитать, Хирако-тайчо. Просто книжный червь!       Хирако непонимающе посмотрел на своего сердитого лейтенанта, а потом — на несчастное и виноватое лицо Киры, сложил два и два и охнул.       — Момо-чан, так вы… Так ты…       — Я же говорю — он всю ночь читал! — злобно сказала Хинамори и удалилась.       Кира пробормотал что-то про то, что его комнату в Третьем отряде уже наверняка починили и исчез в шунпо, торопясь домой.       Как же он себя ненавидел, кто бы только знал!..       Но… у Киры был план, который он сегодня же собирался воплотить в жизнь.