Вообще-то шинигами в здравом уме и трезвой памяти без особой надобности вроде работы в Двенадцатый отряд, вотчину Куроцучи-тайчо не заходили. Редко кто рисковал соваться к сумасшедшим ученым — а теперь, когда Маюри потерял дочь, его характер и вовсе испортился, но Кира отважно шагнул на территорию Двенадцатого, потому что ему как раз было
очень нужно.
Немури Хачиго выбежала навстречу Изуру, явно почуяв новую духовную силу. За девочкой вышел явно страдающий от своей роли невольной и, естественно, неоплачиваемой няньки Акон, которому не так давно Маюри строго-настрого запретил курить в присутствии ребенка, что настроения лейтенанта ни на грамм не улучшило.
— Господи, Немури, — простонал Акон. — Когда ты уже вырастешь?
Он поднял малышку на руки и только тогда посмотрел на Изуру.
— А, — сказал Акон. — Кира-фукутайчо. У вас же вроде есть еще таблетки?
— Киа! — решительно заявила Немури и протянула ручку, ловко хватая Киру за волосы. Изуру мужественно стерпел дерганье челки и даже в свою очередь погладил девочку по головке — ему сейчас совсем не улыбалось ссориться с Куроцучи-тайчо, а значит, нужно было выносить все выходки его любимой дочурки.
— У меня есть таблетки, — подтвердил Кира.
— Тогда что вы тут делаете? — искренне изумился Акон.
— Мне нужен Куроцучи-тайчо, — сказал Кира.
Акон присвистнул.
— Так-таки сам Куроцучи-тайчо?
Чувствуя себя самоубийцей, Изуру кивнул.
— Именно он, и
срочно.
— Это зачем это? — проскрипел в стороне голос Маюри, отчего и Кира, и Акон с Немури на руках подпрыгнули едва ли не на метр.
— Папочка! — радостно заявила Немури, протягивая ручки к Куроцучи, и Кира стал свидетелем удивительного и уникального зрелища — Куроцучи-тайчо взял девочку на руки и покачал ее, при этом — Изуру готов был поклясться! — нежно и отечески улыбаясь.
— А, я просто ставлю эксперименты на невидимости, — пояснил Маюри лейтенантам. — Но, по-моему, Немури меня видела — то ли действие моего изобретения не распространяется на детей, то ли она просто вся в меня…
«Папенькина дочка», — печально подумал Кира. Он и с прежней Нему не особенно ладил, а теперь ей росла достойная смена.
— Так зачем я понадобился тебе так срочно, Кира-фукутайчо? — спросил Куроцучи, вновь передав ребенка на руки обреченно вздохнувшему Акону.
— Если честно, у меня нет на тебя времени, — продолжил ученый. — Надеюсь, у тебя не развилась зависимость от твоего препарата более, чем в одной таблетке за двадцать четыре часа? Если все же развилась, то, увы,
пока я не смогу помочь.
— Нет, — ответил Кира. — С таблетками все в порядке. Я… эм… по
другому вопросу.
— Так не тяни, — недовольно сказал Куроцучи. — Я еще не закончил эксперимент с невидимостью. К тому же, скоро нужно кормить Немури кашей: я лично модифицировал все ингредиенты.
— Куроцучи-тайчо, вы можете восстановить мое тело? — спросил Изуру, не ходя больше вокруг да около.
Маюри склонил голову набок, разглядывая Киру так, как будто тот был крайне любопытным экземпляром инфузории-туфельки и находился под микроскопом.
— Вообще-то, могу, — сказал ученый. — Но это будет… хммм… больно. Видишь ли, Кира, тот препарат, что поддерживает в тебе жизнь, патологически несовместим с любым обезболивающим. На твои отчаянные вопли сбежится весь Сейретей и меня обвинят — причем совершенно необоснованно! — в садизме.
— Я буду терпеть, — храбро сказал Изуру.
Куроцучи недоверчиво прищурился.
—
Такую боль терпеть нереально, поверь моему опыту.
— Тогда заткните мне рот, — предложил Кира.
Эта идея Маюри понравилась гораздо больше. Во всяком случае, он колебался лишь пару секунд и то явно для виду.
— За мной, — приказал Куроцучи-тайчо, и первым зашагал в сторону операционной. Кира, поняв, что перед смертью не надышится, направился за ним.
— Разденься до пояса и ложись на стол, — скомандовал капитан, тщательно дезинфицируя руки. — Акон! — громко позвал он, —
Акон! Где тебя черти носят?!
— Что, Куроцучи-тайчо? — возник в дверях лейтенант, на руках которого все еще сидела Немури.
— Будешь мне ассистировать, — приказал Маюри.
— Но я… — Акон кивнул на малышку, тискающую один из его рогов.
— Немури тоже полезно будет понаблюдать, — назидательно сказал Маюри, извлекая со столика для инструментов огромный шприц.
Кире поплохело. Немури, наоборот, при виде иглы довольно захлопала в ладоши:
— Спьиц! Спьиц! Игока!
— Шприц, — внятно и четко проговорил Акон. — Немури, скажи «ш-п-р-и-ц».
— Спьиц! — отозвалась девочка.
— Акон, не забивай ребенку голову, у нее еще не готов речевой аппарат, — строго сказал Маюри. — Лучше пристегни Киру-фукутайчо к столу и отключи ему голосовые связки.
«Может, еще не поздно убежать?» — подумал Изуру. Уж больно Двенадцатый отряд походил на сумасшедший дом.
А потом вспомнил глаза Момо, ее теплые руки, ее мягкие губы, ее сердитый звонкий голос — и понял, что готов ради нее вынести боль. Или, скорее — ради себя. Он ведь не был уверен, что обязательно станет противен Хинамори, если она увидит остатки его груди. Добрая и сострадательная Момо точно не подала бы виду, и любила бы его даже
таким,, но Кира все равно не хотел ее пугать и стеснялся показывать ей свое искалеченное тело.
Нет, в том, что он здесь, нет вины Момо. Он сам так решил, и не надо придумывать оправдания, мол, делаю это ради нее. Момо первая бы отговорила Изуру от такого шага.
— Так ты ляжешь? — спросил Маюри, набирая в шприц какую-то пурпурную жидкость.
— Ах да, конечно, — ответил Кира, и действительно разделся до пояса и самостоятельно лег на операционный стол, пресекая все свои попытки к бегству. Акон опустил Немури на пол и занялся пристегиванием запястий и лодыжек Изуру к столу.
— Сейчас будет немного неприятно, — пообещал Акон, вкалывая в предплечье Киры какую-то смесь, отчего у него и вправду мгновенно пропал голос — лейтенант пытался что-то сказать, но из горла не вылетело ни единого звука.
— Отлично, — кивнул Куроцучи. — Немури, не смей трогать скальпели! Акон, как ты присматриваешь за ребенком?!
Акон побрел отнимать у дочери капитана скальпели, а Маюри склонился над распростертым и безмолвным Кирой, подняв шприц.
— Ах да! — как будто припомнил что-то Куроцучи. — Существует вероятность, что данная сыворотка не приживется в твоем теле, и тогда ты умрешь. Шансы на смерть мизерны, учитывая твое… эээ…
нынешнее состояние, но все же имеются. Но отступать тебе тоже уже поздно, к сожалению… Я и так потратил на тебя много драгоценного времени.
И Маюри вколол в вену Киры ту самую пурпурную жидкость — и это действительно было больно.
Очень больно. По телу как будто растекся жидкий огонь, и Кира извивался от боли, корчился в судорогах и, лишенный способности кричать, хрипел, пока его тело разрывалось на части, пока создавались новые клетки, обрастая плотью на месте ужасающей дыры.
Из глаз лились слезы, а рот наполнился кровью из прокушенных губ, но Кира изо всех сил старался думать только о Хинамори, но, как назло, вспоминал только то, как она сказала «Чтоб ты сдох еще раз», послала его ко всем чертям и громко захлопнула сёдзи перед его лицом. А он тут умирает ради нее, а ей, может, это и не нужно вовсе.
Так глупо.
Боль длилась, наверное, вечность. Кира уже не мог ни дергаться, ни хрипеть, просто обессиленно лежал, теряя сознание и малодушно надеясь, что Маюри был прав и он все же умрет. Акон бегал за Немури с тарелкой каши, а Куроцучи наблюдал не столько за показателями жизни Киры, сколько за тем, как его любимая дочь плюется кашей в Акона.
Но вскоре боль стала утихать. Медленно ее волны отступали от несчастного, истерзанного тела Изуру, и он уже снова мог дышать, а потом — двигать пальцами на ногах и руках, а потом даже перестал морщиться — боль ушла.
— О, Кира-фукутайчо, ты жив! — похоже, Куроцучи очень удивился этому факту. — Ну, то есть,
относительно жив, если быть точным, — поправился ученый. — Ты ведь не будешь сейчас кричать, если Акон вколет тебе антидот от немоты? Покачай головой, если не будешь. В противном случае антидот ты не получишь.
Кира покачал головой.
— Ты уверен? Что ж. Акон! Акон, да где же ты?! Вводи антидот. И не забудь, что через пять с половиной минут должна быть готова еще одна порция каши для Немури!
Мрачный и заплеванный первой порцией каши лейтенант вколол Изуру еще какой-то препарат, и из горла Киры вырвался уже более осмысленный хрип, в котором присутствовали еще и звуки.
— Скажите «па-па», — на автомате произнес Акон, и тут же злобно сплюнул. — Тьфу ты, привычка! — извинился он перед Изуру. — Можете не говорить «па-па». Скажите хоть что-нибудь.
— Сначала выведите ребенка, — прохрипел Кира.
— А, понятно! — просиял Маюри. — Раз ты хочешь нецензурно выражаться, да еще и заботишься при этом, чтобы площадную брань не слышал ребенок, то точно будешь жить! Можешь одеваться и покидать мой отряд. Естественно, на время — таблетки тебе еще нужны. Но вот твое тело… Да сам посмотри.
Кира опасливо опустил глаза на свою грудь, но вместо дыры увидел выросшую заново плоть, даже покрытую кожей.
— Конечно, внутренние органы этот препарат не восстановил, — вещал Маюри, — Так что ты все еще мертв. Но с эстетической точки зрения… ммм… неплохо, правда же?
Изуру ощупал грудь и с радостью понял, что чувствует свои прикосновения — а значит, почувствует и прикосновения Хинамори!
— Спасибо вам, Куроцучи-тайчо! — искренне сказал Кира.
Куроцучи-тайчо не расслышал. Куроцучи-тайчо был очень занят — он ловил Немури, чтобы впихнуть в любимую дочь очередную ложку чрезвычайно питательной и полезной модифицированной каши.
***
Из Двенадцатого отряда Кира вышел счастливым. Теперь он действительно был почти нормальным, как все остальные шинигами — и почему раньше к Куроцучи не пошел? Теперь даже страшный и чокнутый Маюри казался Изуру милейшим человеком.
Дело оставалось за малым — извиниться перед обиженной до глубины души Хинамори (и угораздило же его ляпнуть про библиотеку!), предложить ей выйти за него замуж (иначе аристократ-Кира не мог), а потом затащить девушку куда-то в укромный уголок и там доказать свою любовь не только на словах.
Но вот как извиниться, Кира не знал.
Точнее, знал, конечно, потому что всю свою сознательную жизнь перед кем-то извинялся, но перед любимой девушкой еще ни разу не приходилось. Он даже за инцидент у Совета так нормально прощения и не попросил… А та обида, которую он нанес Момо прошлой ночью, была даже глобальнее!
Решив спросить совета у Оторибаши-тайчо, Кира пошел к своему отряду.
Роуз вдохновенно играл на гитаре, когда лейтенант робко заглянул в его кабинет.
— Оторибаши-тайчо, я должен поговорить с вами…
Роуз отложил гитару.
— Ты снова обидел Хинамори-сан? — укоризненно спросил капитан. — Она весь день сама не своя. Даже на
меня накричала, а ведь я просто опрокинул кружку с чаем, причем совершенно случайно… Мой друг Хирако ломает голову, что между вами произошло, но уж мне-то ты можешь рассказать? Я клянусь, что унесу твою тайну с собой в могилу!
Кира вздохнул и вкратце рассказал, как было дело, и Оторибаши помрачнел.
— Так, — произнес он. — Та-ак. Почему мой лейтенант так неуклюж с девушками? Ты ведь красивый молодой человек, Изуру-кун! Ты должен быть уверенней в себе!
— Как мне извиниться? — спросил Кира.
— Обычно подобные преступления смываются только кровью, но я вижу, что ты
и так… — Роуз красноречиво покосился на окровавленные и искусанные губы Изуру, о чем тот совершенно забыл. — Поэтому просто подари ей цветы и скажи правду, что ты ее любишь. Хинамори-сан хорошая девушка, думаю, она не очень больно тебя убьет…
— Я правда так сильно ее обидел? — спросил Кира.
— Я бы сказал, что ты нанес ей
смертельное оскорбление, — ответил Оторибаши. — Когда женщина уклоняется от… кхм… постели, это понятно и простительно, но когда это делает мужчина… Мда, Изуру-кун… Я тебе не завидую.
Кира обреченно вздохнул.
— Но, как сказал великий классик — цветы покрывают все, даже могилы! Так что… А ты знаешь, какие цветы любит Хинамори-сан?
Кира, к своему величайшему прискорбию, не знал.
— Тогда подари ей красные розы, — посоветовал капитан. — Беспроигрышный вариант. Девушки любят розы. К тому же, на языке цветов они означают признание в любви.
***
Вооружившись букетом алых роз, Кира вошел на территорию Пятого отряда. На пути лейтенанту попадались лишь вежливо приветствующие его рядовые, что косились на розы с явным пониманием, но теплая реяцу Момо ощущалась в ее кабинете. Туда Изуру и отправился, робко постучавшись в сёдзи.
— Уходи! — крикнула Момо, сразу распознав его духовную силу, которую Кира не успел скрыть.
— Момо, просто позволь мне войти и объяснить, — взмолился Изуру.
— Уходи! — повторила Хинамори. — Я не хочу тебя видеть! Знать тебя не хочу! Иди в свою
библиотеку и сиди там хоть всю жизнь!
Она сердито зашуршала бумагами.
— М-момо, — вдруг дыхание Киры перехватило, и он с ужасом понял:
таблетки! Таблетки, благодаря которым он до сих пор жив — их действие скоро закончится, а он
не успевает вынуть заветную коробочку, потому что руки заняты цветами, и пальцы дрожат, и…
На звук упавшего без сознания тела Изуру из кабинета таки выглянула злющая Хинамори с тяжелой чернильницей в руке, но тут же ярость на ее лице сменилась ужасом.
Розы лежали, рассыпанные по полу алыми пятнами крови.
