Мертвец

      Весь день Момо была сама не своя. Ее репутация милой и застенчивой девушки трещала по швам — лейтенант даже не удержалась и накричала на Оторибаши, который умудрился залить чаем стопку с отчетами.       Хирако-тайчо отважно пытался расспросить Хинамори о том, что случилось между ней и Кирой, но, стоило капитану упомянуть имя Изуру, как Момо с хрустом сломала перо, которым писала отчет. Во избежание порчи казенного имущества Шинджи больше в дела своего лейтенанта лезть не стал, только сказал, что всегда готов ее выслушать, если понадобится, а потом удрал.       Момо ненавидела Киру теперь почти так же сильно, как когда-то — Гина. Подумать только — она была готова на все, она обнажила перед ним и тело, и душу, она почти призналась ему в любви, целовала его — впервые, между прочим, целовала кого-то — а он вот так резко ее отверг, почему-то решив, что станет ей отвратителен.       Теперь Изуру действительно стал ей отвратителен.       Больше всего Хинамори боялась снова его увидеть. Не знала, как сможет говорить с ним после того, что между ними произошло — вернее, не произошло. Все-таки они оставались напарниками, и важнее всего было вернуть Готей-13 в строй, восстановить Сейретей, набрать новых рядовых взамен погибших и снова заниматься тем, что должны делать проводники душ, но Момо не была уверена, что у нее получится спокойно разговаривать с Кирой, при этом не запуская ему в голову что-то тяжелое и не срываясь на крик.       К счастью, на завтраке Изуру так и не появился, после того, как позорно сбежал в Третий отряд, и Хинамори была ему искренне благодарна, потому что меньше всего ей хотелось объясняться с ним снова — Момо чувствовала себя отвергнутой, смертельно обиделась и знала — стоит Кире хоть заикнуться о прошлой ночи, как она может снова расплакаться.       Но Кира не появился и к обеду, что было странно, потому что Оторибаши-тайчо как раз пришел, и они с Хирако-тайчо уже спокойно пили чай, обсуждая, как лучше обустроить бараки — именно обсуждая, а не споря. Капитаны не трогали сердитую Момо, подрядив таскать им чай третьего офицера Кирито. Хинамори же, после того, как сорвалась на Роуза, испуганно извинилась и закрылась у себя в кабинете, решив заняться документацией.       Документации было много, гораздо больше, чем обычно, потому что теперь Момо разгребала дела сразу двух отрядов, но количество работы ее даже радовало, потому что было чем занять голову, и не думать о губах Изуру, его руках на ее теле и том, какой он мерзавец и трус.       И только после обеда на территории Пятого отряда замаячила знакомая духовная сила. Момо нечаянно сделала ошибку в вычислениях и сердито скомкала бумагу, беря другой бланк. Лишь бы он сюда не явился, лишь бы он остался таким же трусом, ну что тебе стоит, ну пожалуйста, Изуру, она же не выдержит…       Но духовная сила неотвратимо приблизилась и в сёдзи лейтенанта постучались. Момо закусила губу.       — Уходи! — рявкнула она.       — Момо, просто позволь мне войти и объяснить, — кажется, голос Киры звучал не совсем так, как обычно, более хрипло, что ли. Как будто он кричал. Впрочем, Хинамори это не волновало.       — Уходи! — обиженно вскрикнула она. — Я не хочу тебя видеть! Знать тебя не хочу! Иди в свою библиотеку и сиди там хоть всю жизнь!       За сёдзи замолчали, а потом Хинамори услышала судорожный вздох и звук падения тела.       «Издевается», — мрачно подумала Момо, взяв чернильницу и выйдя из кабинета, намереваясь таки врезать Изуру тяжелым предметом, но…       …кажется, он не притворялся. Прошедшая курсы первой помощи Хинамори могла вычислить, когда шинигами делает вид, и когда ему действительно плохо, судя по реяцу. Реяцу же Киры угасала — медленно, но верно. Он лежал на полу в позе эмбриона, и вокруг него были рассыпаны красные розы, напомнившие Момо пятна крови.       — Кира, — испуганно прошептала Хинамори, роняя, к счастью, почти пустую чернильницу, что со звоном разбилась о пол, и этот громкий звук вернул Момо в реальность. Она упала на колени рядом с лежащим Изуру и потрясла его за плечи, пару раз хлопнула по щекам, и заодно отметила, что на губах его и подбородке видны следы крови — Кира в поисках цветов забыл умыться.       — Изуру! — отчаянно воскликнула Момо, к горлу которой подступали рыдания, сознание заволакивалось туманом, а на глазах выступили слезы. Кира не притворялся, он действительно умирал, умирал у нее на руках, а она ничего не могла сделать, ничего, совершенно ничего…       Кира тихо захрипел, протягивая ладони к карману на форме, и Момо вдруг озарило: его таблетки! Правильно, он же должен принимать таблетки, что специально для него изобрел Куроцучи-тайчо, об этом говорил Акон на собрании лейтенантов! Может, они ему помогут?       Хинамори решительно засунула руку в карман шихакушо Киры, нашла коробочку, дрожащими руками вынула блистер, достала таблетку и, приоткрыв рот юноши, вложила в него пилюлю.       Ну! Ну! Ну же, тебе это поможет, должно помочь!       Момо знала, что для врача, как и для воина, очень важно сохранять холодный рассудок. Она обычно полагалась именно на свой разум, потому что не могла похвастаться физической силой — и на поле боя у нее это получалось. Получалось выстраивать хитроумные ловушки из кидо, заманивать противника под удар и лечить раненого Хирако, пока вокруг грохотали взрывы. Но теперь, когда умирал Кира, у Момо не выходило оставаться спокойной и собранной. Она тряслась от страха за него, всматриваясь в ставшее еще более бледным лицо Изуру и сжимала его руку, прижав пальцы к запястью, где тихо и медленно бился пульс.       — Изуру… — шептала Момо. — Нет, только не умирай… Я совсем этого не хочу, хотя вчера сказала… Я ведь правда тебя люблю… Как же я тебя ненавижу… Живи… Изуру…       Белесые ресницы Киры дрогнули, и он открыл глаза — Момо успела вовремя дать ему препарат, продлив жизнь лейтенанта еще на сутки.       — Момо… — прошептал он.       Хинамори две секунды смотрела на него, а потом зарыдала и бросилась его обнимать. Кира растерянно прижал ее к себе, поглаживая по спине и волосам в попытке утешить. До него постепенно доходило, что произошло: Момо спасла ему жизнь. Момо дала ему таблетку. Момо снова плачет из-за него, но уже от счастья, что он, Кира, жив.       Кира радостно улыбнулся и прижался губами к макушке Хинамори.       В тот же момент ее кулачок довольно болезненно врезался в его плечо.       — Ты… ты… ты!.. — бушевала Хинамори, глотая слезы. — Ты что… ты специально?! Почему ты не принял таблетку? Хотел картинно умереть у меня под дверью? Или… или… — ее лицо стало испуганным, — Или я… или я тебя довела? Кира! Да разве так можно, да разве я того стою, да разве ты не понимаешь…       — Все не так! — растерялся Изуру. — Я просто правда забыл совсем, я не специально, клянусь тебе! Я не собирался умирать, тем более сейчас, я собирался извиниться…       Кулачок Хинамори снова ударил его, на этот раз — в другое плечо, а потом на Киру посыпался град ударов, в основном приходящиеся в грудь. Он молча терпел, пока Момо колотила его — а потом она вдруг осознала, что когда ударяет туда, где должна быть дыра, ее рука не встречает пустоту! Чтобы проверить, Момо ударила еще пару раз — и поняла, что это не подложенная подушка или что-то еще, а настоящее тело!       Хинамори решительно схватила Киру за воротник и рывком распахнула его косоде, прежде чем Изуру успел ей помешать — а он не торопился ей мешать, покорно застыв и позволяя девушке себя раздеть.       Момо стащила с Киры косоде и с изумлением выдохнула — у него было совершенно нормальное тело. Грудь как грудь… только кожа с той стороны, где была дыра, выглядела чуть более гладко, чем кожа на другой стороне туловища.       — Ой, — проговорила Момо и прижала ладонь к восстановленной груди юноши, ощутив тепло и мягкую кожу под подушечками пальцев. Кира вздрогнул, но не от боли, а от удовольствия, что дарили прикосновения Хинамори.       — Момо, хватит, — взмолился он, надевая косоде обратно и начиная собирать рассыпанные по полу розы.       — Но… Но как? — спросила Хинамори. — Ты же… я же ночью трогала, там пусто было!       — Скажем так, современная наука творит чудеса, — загадочно улыбнулся Кира, собрав все розы и, все так же сидя на полу, протянул цветы Хинамори.       — Вот, Момо-чан. Я… надеюсь, что ты простишь меня. Я меньше всего на свете хотел тебя обидеть, но еще меньше я хотел, чтобы ты видела то, каким я был. Но теперь, сама видишь… И я хотел спросить тебя… То есть, предложить тебе… Но надо, чтобы ты меня простила. Прости меня, я умоляю тебя, Момо-чан!       Они оба сидели на полу друг напротив друга — Момо сидела на коленях, а Кира кое-как встал на одно колено и виновато склонил голову, протягивая ей цветы — воплощение отчаяния и смирения.       — Кира, я… — тихо начала Хинамори, собираясь взять букет.       — Момо-чан, ты где? Ой! — за угол коридора завернул Хирако. Увидев, что его лейтенант и лейтенант Третьего отряда явно заняты чем-то интимным, судя по их позам и цветам, капитан прижал ладонь ко рту, но не ушел.       — Момо-чан, я не хочу тебя отвлекать, но у нас пожар, — виновато сообщил он. — Казармы снова горят. Надо эвакуироваться, а то мало ли…       Хинамори и Кира одновременно вскочили на ноги. Кира поспешно запахивал косоде, придерживая букет цветов. Момо поправляла волосы и терла покрасневшие щеки.       — П-пожар? — испуганно переспросила Хинамори. — Раненые есть? Все целы?       — Да что им сделается, — махнул рукой Хирако. — Я же говорю: эвакуация. Мы уже отправили бабочку в Десятый к твоему Хицугае, он мигом все потушит. А вы с Кирой, я вижу, помирились? — подмигнул капитан.       — Хирако-тайчо! — возмутилась Момо. — Сейчас не время!       — У тебя никогда не время, — скривился Хирако, и Кира был с ним солидарен.       — Да что вы стоите? — поторопила их Хинамори. — Идемте скорее к солдатам!

***

      Казармы горели хорошо, красиво и ровно. Вокруг них стояла толпа выживших после войны служащие и горестно вздыхали. Благо, пожар случился не ночью и все солдаты были полностью одеты, а некоторые даже успели спасти личные вещи вроде ложек, зубных щеток, сменных носков и фотографий родных. Пара старших офицеров прижимала к груди книги.       Момо первая выбежала к солдатам. Позади нее шли Хирако и Кира, все еще держащий букет роз — цветы были неуместны, но не выбрасывать же?       Изуру не мог взглянуть в лицо капитана Пятого отряда и злился на него — прервал своим дурацким пожаром его объяснение с Хинамори! Не мог пару секунд подождать — она уже ведь почти простила! С другой стороны — предлагать любимой девушке руку и сердце на полу в коридоре — совсем не романтично и Момо заслуживает большего, так что, может, Хирако не так уж и неправ.       — Ребята, вы в порядке? — Момо подбежала к солдатам. — Никто не пострадал?       — Все целы, Хинамори-фукутайчо, — доложил третий офицер Кирито Аки, вытянувшись в струнку перед лейтенантом. — Виновник пожара обязательно будет найден и наказан!       — Виновник? — удивилась Момо, и тут же изменилась в лице, помрачнев. — Кирито-сан, вы хотите сказать, что это был саботаж?       — Не могу знать, Хинамори-фукутайчо, но многое указывает на поджог, — сказал третий офицер. — Огонь в этой части казарм просто не мог возникнуть сам по себе…       — Ясно, — четко проговорила лейтенант. — Значит, среди нас есть предатель. Я не ожидала такого от вас, ребята! Я думала, что теперь мы все заодно, особенно сейчас, когда нам так важно быть сплоченными и действовать сообща! Вы меня очень разочаровали…       Говоря это, Момо скользила по строю солдат тяжелым и испытующим взглядом, под которым дрожали коленки у самых бывалых вояк.       — Хинамори-фукутайчо! — не выдержав, взвыл один из рядовых, распихал своих товарищей локтями, вырвался вперед и бухнулся в ноги лейтенанта. — Умоляю Вас, простите меня, Хинамори-фукутайчо! Я не хотел! Я случайно! Я всего лишь уронил сигарету!       — Имя и звание? — холодно поинтересовалась Момо.       — Рядовой Чоджиро Рюуске, Хинамори-фукутайчо! — простонал солдат, ударяясь лбом о землю.       — Арестовать рядового Чоджиро, — приказала Хинамори.       Товарищи подняли рыдающего парня на ноги и повели в сторону Второго отряда.       — Нет, ну ты видел? — восхищенно шепнул Хирако Кире, — Видел? Момо-чан уважают больше меня! И боятся больше… А казалось бы, какая она милая девочка!       — Очень милая, — согласился Изуру, вспоминая, с какой силой врезался в его занпакто клинок Тобиуме, о чем Хирако, конечно же, знать не мог.       — Так вы помирились? — спросил Шинджи.       — Не знаю, — честно ответил Кира, покосившись на потрепанные розы в руке.       Трясущаяся от злости Момо вернулась к Хирако и Изуру.       — Молодец, Момо-чан! — похвалил ее капитан. — Так их всех!       Хинамори промолчала, проследовав мимо мужчин и не удостоив их даже взглядом. Хирако пожал плечами.       — Ну удачи тебе, Кира-кун, — сказал он лейтенанту, и начал распоряжаться по поводу скорейшего прибытия капитана Десятого отряда.       Кира побежал следом за Хинамори.       — Момо-чан, я просто хотел сказать…       — Извини, Кира, но ты сейчас совершенно не вовремя! — резко сказала Хинамори и снова захлопнула сёдзи перед растерянным лицом Изуру.       Кира испытал дежавю.       Оставив букет роз лежать у двери в кабинет Момо, он снова ушел в Третий отряд, по пути заметив, что Хицугая-тайчо уже прибыл и даже успел потушить огонь.