***
Кира едва ли не впервые проснулся счастливым. Он вообще редко испытывал счастье, но с тех пор, как Момо призналась ему в любви и они долго целовались под дождем, совсем как в романтических генсейских фильмах, Изуру едва смог заснуть, а проснулся окрыленным, улыбнувшись своему заспанному отражению в зеркале, которое крайне удивилось такому настроению своего хозяина. Кира же готов был любить весь мир, потому что в этом мире жила Момо. Теперь уже его Момо. — Дурак ты, Изуру-кун, — вместо приветствия сказал Оторибаши-тайчо. — Почему дурак? — недоуменно спросил Кира. — Ты какого черта Хинамори-сан вчера под дождем держал? — Э-э-э… — выпал в осадок Кира. — А откуда вы знаете? — Она простудилась, — сообщил Роуз. — Теперь Пятый отряд, считай, без верхушки. Я не хочу сказать ничего плохого про моего доброго друга Хирако, но… — Простудилась? — тупо переспросил Кира. И тут же миллион раз себя проклял. Идиот. Мертвый идиот. Конечно, она простудилась. Это ему ничего от дождя не сделается, а она — она живая! Прежде чем Оторибаши его остановил, Кира сорвался в шунпо, несясь к Пятому отряду.***
Хинамори весело болтала с Кийоне. Ее температура благодаря стараниям девочек Котецу понизилась, и сейчас Кийоне очень забавно пересказывала Момо разные смешные истории из жизни медиков в целом и своего товарища по оружию Сентаро в частности. — А потом этот придурок Коцубаки сказал, что сможет засунуть лампочку себе в рот и потом вынуть ее. Разумеется, у него не получилось — ты бы видела его рожу, когда он понял, что не сможет вынуть лампочку и теперь должен идти со своим позором к Унохане-тайчо! Хорошо, что Унохана-тайчо отсутствовала, и его проблемой занялась Исане-онее-чан — она же мне все и рассказала! — услышал Кира из коридора звонкий голос младшей Котецу. В ответ ей раздался такой же звонкий смех Хинамори. — Вы очень близки с Сентаро, — отсмеявшись, сказала Момо, и Кийоне покраснела, отведя глаза. — Да прям уж близки, — возразила она. — Просто он постоянно за мной бегает и мешает, хорошо хоть в разных отрядах… теперь, когда капитан Укитаке… — ее взгляд потемнел, но Котецу-младшая быстро справилась, и снова улыбнулась. — Ладно, Момо-чан, я чую, что к тебе посетители! Я тогда пойду. Ты через полчаса еще раз эту микстуру выпей. Думаю, к утру будешь уже в порядке. Ну, пока, Момо-чан! — Пока, Кийоне-чан! — ответила Хинамори. В дверях комнаты Момо стоял виноватый и несчастный Кира. Как только лейтенант Четвертого отряда прошла мимо, кажется, не догадавшись о цели его посещения, он подошел к постели Хинамори и сел на место, с которого встала Кийоне. — Прости меня, Момо, — прошептал Кира. — Я дурак. — Все носятся вокруг меня так, как будто меня снова мечом проткнули, — недовольно пробурчала Момо. — Я в порядке, Изуру. И тут нет твоей вины — у меня и своя голова на плечах имеется. Кира наклонился и прижался лбом к ее лбу. Он страдальчески щурился, пока не ощутил ладошку Момо, что гладила его грудь, поднимаясь к ключице. Отстранившись, Изуру увидел лукавый блеск в ее темных глазах. — Хирако-тайчо вроде как ушел, — прошептала Хинамори, гладя Киру по щеке и привлекая к себе, а потом потянула его так, что юноша навис над ней и только тогда понял, что значит отсутствие Хирако, и что неплохо бы Хирако поотсутствовать еще хотя бы полчаса. Кира провел ладонью по мягким волосам Момо, очертил пальцами линию ее щеки, снова наклонился и прижался губами к ее шее, на этот раз намереваясь продолжить свои действия. Хинамори тихо застонала и откинула голову назад, подставляясь под поцелуи. — Раздень меня, — прошептала она. Изуру повиновался, развязав пояс ее оби, распахнул косоде, припал губами к груди, лаская ее, отчего Момо застонала чуть громче и тоже принялась развязывать пояс Киры — к слову, очень вовремя, потому что его тело реагировало на столь близкое присутствие любимой девушки весьма предсказуемо. Момо задышала тяжело и прерывисто, пробежалась пальцами по восстановленной груди Киры, пока он поспешно сдирал с себя форму. Потом он помог избавиться от шикахушо и Хинамори, бросив одежду куда-то на пол и снова начал целовать ее грудь и ключицы, а потом опустился ниже — к животу, провел языком дорожку по телу Момо и поцеловал внутреннюю сторону ее бедра, а потом — потом окончательно потерял рассудок, бесстыдно целуя ее именно там, где хотелось, отчего Момо выгнулась и утробно застонала, зарываясь пальцами в его волосы и неосознанно прижимая ближе к себе. Кира понял, что ей нравится, и продолжал, пока она стонала и извивалась, сжимая бедрами его голову. — Изу… ру… Да-а… — шептала Момо. Она была очень горячая и сладкая, и такая податливая, и мягкая, и нежная, и очень хрупкая, и… Она застонала громче и вдруг как-то дернулась, а потом расслабилась. Кира подтянулся на руках выше, устраиваясь между ее разведенными бедрами, заодно поцеловав колено. Глаза Момо блестели уже от возбуждения, а не от температуры. Она потянулась к Кире и страстно поцеловала его, как еще ни разу не целовала — даже прикусила его за губу до крови. Изуру тем временем оглаживал руками ее грудь и плечи, а потом выдохнул Хинамори в губы: — У тебя… впервые? Он не сомневался, что да — у Момо просто не было времени на кавалеров, но спросить был обязан. — Да, — прошептала Момо. У Киры закружилась голова. Он осторожно вошел в Хинамори, не зная, как поступить в такой ситуации — резко или все же медленно? — но Момо двинулась ему навстречу и все стало понятно. Просто, понятно и очень правильно — а как иначе? Так и должно быть — и горячее тепло ее тела, обхватившее его, и их судорожное дыхание почти в унисон, наполняющее комнату, и ее ногти, впивающиеся в его плечи, и ее колени, сжимающие его бедра, и ее стоны, и просьбы еще, да, вот сюда, и его сдавленное хрипение удовольствия, и ее поцелуи-укусы, и то, как она зарывается пальцами в его волосы, дергая за пряди, и его губы на ее груди, и то, как их одновременно накрыл пик наслаждения, когда Кира не сдержался и застонал, а Момо почти закричала, больно дернув его за волосы одной рукой и оставив след от ногтей на плече другой… — Изуру! После они просто лежали рядом, не торопясь одеваться и нарушать момент полного единения. Момо ласкала грудь Киры, а он жмурился от удовольствия и целовал ее ладони. Его Момо. Уже полностью его Момо. А он — он всегда принадлежал ей, еще когда она была той маленькой девочкой с задорными хвостиками, перед которой краснел белобрысый мальчишка. — Ой, мне микстуру надо выпить! — спохватилась во всем ответственная Хинамори, потянувшись к тумбочке у кровати и отливая лекарство в ложку, затем отправляя себе в рот и морщась. — Гадость редкостная, — призналась Момо. — Но тебе лучше? — обеспокоенно уточнил Кира. — Лучше, лучше, — беспечно ответила Хинамори и прижалась к нему, целуя в шею и мурлыча, — Мне очень, очень хорошо, Изуру…***
Хирако на цыпочках вошел в комнату своего лейтенанта, боясь ее разбудить, если она спит, и намереваясь спросить о ее самочувствии, если она бодрствует. Но Момо спала, причем даже не одна. Ее головка покоилась на плече Киры, который тоже мирно спал, приоткрыв рот. Одежда молодых людей комком валялась на полу, и в общем-то было ясно, что тут произошло, пока капитан руководил отстройкой бараков. «Оставь их хоть на минуту, — думал Хирако, поспешно ретируясь. — Ну, может, внуков все-таки дождусь…»