Мертвец

      Теперь все уже не так, как было раньше, и так, как раньше, не будет больше никогда — поняла Момо, следуя за Кирой, что так крепко сжимал ее руку в своей.       Гомон веселой толпы шинигами утих. Даже рядовые уже разбрелись спать по уцелевшим казармам, опасаясь праведного гнева своих командиров. И немудрено — они танцевали и праздновали до самого утра, сейчас уже рассвело…       В утренних лучах солнца поместье Киры выглядело очень красиво. Конечно, не так богато, как владения дома Кучики, которые так часто посещала Женская Ассоциация Шинигами, но все равно на порядок лучше, чем простенькая, едва ли не убогая хижина в Руконгае, где выросла Хинамори. И теперь это здание, окруженное небольшим садом, будет принадлежать и ей, когда она станет госпожой Кира. И Изуру тоже теперь принадлежит ей, и спать сейчас они тоже не собирались — он спешил, и Момо — тоже, спешили уединиться и насладиться друг другом, и когда они миновали сад и зашли в дом, то прямо на пороге Кира обнял Хинамори, привлекая ее к себе, и его поцелуй был более настойчивым и горячим — в первый раз он старался вести себя как можно более нежно, боялся своих действий и действий Момо, не знал, как надо — сейчас тоже точно не знал, но уже примерно представлял.       Момо застонала ему в губы, сжимая в пальцах его галстук — дурацкая удавка, на самом деле, но Оторибаши-тайчо был непреклонен, во что бы то ни стало решив сделать из своего лейтенанта джентльмена. Эта роль и вправду подходила аристократу-Кире, но все равно — форменная одежда привычней, уже как родная. Но он все равно послушно переоделся в то, что дал ему капитан, а Момо… Момо была в платье, и платье это превращало ее из обычной девушки и лейтенанта в красивую и нежную женщину, что обмякала в его объятиях и таяла от его прикосновений.       «Она — моя невеста».       Кира сжал руки на талии Хинамори, провел ладонями по ее бедрам, а она снова застонала и прижалась к нему теснее — на пороге дома все же, наверное, не стоило, ведь в поместье все еще жили слуги, которые могли заметить хозяев и отвлечь их от приятного занятия. Да и Кире не хотелось лишний раз доставлять Момо проблемы, которые заключались на данный момент во внимании посторонних.       — Пойдем, — сказал Изуру, разорвав поцелуй.       — Куда? — прошептала Момо, явно потерявшая голову и переставшая соображать — слишком много волнений и переживаний за одну ночь: работа, платье, танцы, Тоширо и Карин, Ренджи и Рукия, Кира, предложение руки и сердца, снова танцы…       — В мою комнату, — ответил Кира, снова беря Хинамори за руку, переплетая с ней пальцы и уверенно ведя наверх по ступенькам. Момо послушно шла рядом. Раньше она не заходила в комнаты парней. Тоширо — не в счет, так как он был ее названным братом, и Айзен-тайчо тоже в расчет не брался, потому что Момо считала его кем-то вроде отца, и ни одного, ни другого она не воспринимала, как мужчину. А Кира… теперь все иначе, ведь так?       «Он — мой жених».       Комната Киры была довольно просторной, кровать оказалась широкой, еще здесь стоял письменный стол, а в углу — два шкафа, с книгами и одеждой, но помещение не выглядело жилым — все поверхности покрывал едва заметный, но все же налет пыли, и пахло не так, как в месте, где живут люди — тепла тут не было. Момо скользнула взглядом по шкафу, что ломился от книг, по столу, где лежали аккуратно сложенные тетради еще со времен Академии, по зеркалу, в котором отразилась она — пряди волос выбились из прически, платье сидело уже неровно, щеки раскраснелись, глаза блестели, и губы припухли от поцелуев.       — Ты такая красивая, — сказал Кира.       И это было у них не впервые, но как будто — впервые. Так волнительно и важно для них обоих — и так ценно. То, что скрепит их узы, наверное, крепче брака — своеобразное обещание, клятва, самопожертвование… Лучший способ сказать «Я люблю тебя», лучший способ доказать свою любовь.       Изуру подвел Момо к кровати, и они сели рядом, растерянно глядя друг на друга — в помещении было светло, не то, что тогда, в полумраке комнаты лейтенанта Пятого отряда.       Момо мелко дрожала, пока Кира целовал ее обнаженные плечи и ключицы, позволяла ему проводить языком по коже и ласкать грудь через ткань одежды, чувствуя, как соски твердеют под его пальцами, а потом вдруг решилась — встала и рванула шнуровку на платье, и алый наряд упал к ее ногам — Изуру задохнулся от восторга, увидев тело девушки, скрытое только нижним бельем, пусть простым, но от того еще более соблазнительным.       Момо неловко улыбнулась и села к нему на колени, уверенно развязывая галстук, и, хотя ее пальцы непослушно дрожали, она справилась, а потом принялась расстегивать его рубашку — Изуру хотел бы просто сорвать одежду, к черту эти пуговицы, какая разница — но ему нравилось наблюдать за сосредоточенным личиком Хинамори, пока она так старательно его раздевала. В брюках уже давно было тесно, но медлить — тоже приятно. Даже намного приятнее, чем получить все сразу.       Момо стащила пиджак с плеч Киры, затем сняла и рубашку, погладила кончиками пальцев его грудь, опустила голову и прижалась губами к шее — Изуру шумно вздохнул, прижимая девушку к себе за бедра, и она почувствовала его возбуждение, и очень смутилась, не решаясь даже коснуться пояса брюк. Тогда — в полумраке — полностью тела Киры она не видела. И не знала, готова ли видеть.       «Он — мой жених».       — Разденься, — пересохшими губами сказала Момо, поднявшись с колен Киры и присев на кровать, решив внимательно смотреть. Это — тоже своего рода тренировка. Сильной нужно быть во всем, а не только на поле боя.       Изуру встал, медленно расстегивая пояс — у него тоже дрожали руки — и снял с себя брюки вместе с бельем — теперь уже Момо задыхалась от зрелища обнаженного мужского тела, от того, что видела, насколько она его возбуждает. Протянув руку, Момо дотронулась, не веря собственной наглости, и Кира застонал — но, вроде бы, не от боли. Момо провела рукой, немного осмелев, но Изуру не хотел так — такие ласки казались ему слишком развратными и порочными для его чистой невесты. Он убрал руки Момо, толкнув ее на постель и нависая сверху, неторопливо расстегивая ее лифчик, целуя маленькие округлые груди, лаская их языком, пока Момо жмурилась от удовольствия, потираясь коленом о его бедро, а потом раздел ее до конца.       Кира уже знал, какая она на вкус, но все равно попробовал, не удержался — Момо изогнулась, шумно дыша, ловя воздух ртом. Снова он так делал — это ее ужасно смущало, хотя и было потрясающе приятно.       — И…зу…ру, — выдохнула Хинамори, запуская пальцы в светлые волосы Киры и бесстыдно прижимая его лицом к себе ближе, совсем близко, вплотную, так, что он провел языком именно там, где надо, и Момо застонала громче, чувствуя, что хочет большего. Кира же до сих пор не собирался спешить — изучал ее тело при свете солнца, и, когда поднялся выше, вдруг увидел на груди Момо, чуть выше солнечного сплетения, шрам, оставшийся от двух клинков, что пронзили ее тело в одном и том же месте. Айзен. Хицугая. Один навредил ей намеренно, другой — нечаянно, но все равно — как они могли?       Кира поцеловал шрам Хинамори, провел языком по ее телу, продолжая изучать дальше — осыпал поцелуями живот, острые колени, огладил бедра и поясницу… Торопиться некуда. Весь Готей-13 отсыпается после праздника, врагов пока нет, можно расслабиться…       Момо простонала как-то требовательно, раздвинула бедра, позволяя Кире устроиться между ее ног, а потом снова притянула его к себе и поцеловала — жадно, страстно и горячо, как будто она сама была сгустком пламени и горела в его руках — но не обжигала, не разрушала, а грела и созидала, поддерживая в нем — мертвом — едва не потерянную жизнь.       Да, ради нее стоило выжить.       Изуру все равно входил осторожно и бережно, что-то ему подсказывало, что второй раз от первого не слишком отличается, и он боялся снова причинить боль, но Момо застонала от наслаждения и сжала коленями его бедра, сцепила ноги на его пояснице, заставляя проникать глубже и двигаться быстрее. Стонали уже оба — Кира не сдерживался, исступленно целуя Хинамори, пока она снова кусала его губы и цеплялась ногтями за спину — пусть останутся следы, думал Изуру. Пусть останутся на его теле следы, как напоминание, доказательство того, что это правда было. Что Момо сказала «да», что она пришла к нему домой и снова отдалась — отдала всю себя, не требуя ничего взамен, но зная, что в ответ получит его целиком.       Кира снова сосредоточился на шее Хинамори, целуя и прикусывая ее нежную кожу, а она зарылась пальцами в его волосы, портя прическу, спутывая светлые пряди. Когда они были так близко впервые, из-за заложенного носа Момо не чувствовала запаха, но сейчас — поняла, что волосы Изуру пахнут ветром, почему-то морем и еще чем-то приятно горько-терпким, одеколоном, что ли… Челка его липла к покрытому испариной лбу, и от элегантного пучка Момо тоже ничего не осталось — черные волосы разметались по простыне беспорядочным вихрем.       Еще, еще, еще… Нужно насытиться, хотя — нет, никогда, этот голод неугасим, непобедим, невозможно его утолить, он может замолкнуть только на время, затаиться, как дикий зверь, а потом захочется снова — но ведь это правильно и хорошо — хотеть тела того, кого любишь.       Кира понял, что еще немного — и он не выдержит. Момо тоже была близка к завершению — она дрожала и стонала еще громче, извиваясь под ним и жмурясь от удовольствия. Кира попытался отстраниться, выйти из нее, но Хинамори ему не позволила, прижавшись еще теснее, как будто хотела влиться ему под кожу, стать окончательно единым целым…       — Изуру!       Кире было стыдно, что так получилось — от такого бывают последствия в виде детей, но раз Хинамори его удержала… Думала ли она об этом или просто снова потеряла голову от страсти? Момо умела идти на поводу у своих эмоций, уж Кира-то знал, какая она бывает, и даже чувствовал это на себе — зазвенел ведь тысячу лет назад клинок о клинок, положив конец старым отношениям и начало — новым. Но даже придя в себя, отдышавшись и устроив голову у Киры на плече, Момо не жалела. Она перебирала непривычно распущенные волосы Изуру, лениво щурясь на солнце, что освещало их постель.       — Момо, ты знаешь, — осторожно начал Кира, — нужно зайти к Котецу-тайчо, узнать по поводу… ну…       Он покраснел, стесняясь произнести простое, казалось бы, слово «контрацепция», но Хинамори все поняла и улыбнулась:       — Все в порядке. Я думала об этом, поэтому и не отпустила тебя. Я хочу… ребенка. Не знаю, какой буду матерью… Но хочу. Что-то свое, понимаешь? Свою семью. То, что я создала… то, что мы создали вместе. А ты не хочешь? Клану Кира не нужен наследник? — лукаво поддела его Момо.       — Да что ты, — ужаснулся Кира, боясь, что Хинамори поймет его превратно, — Как я могу не хотеть? Я просто… боялся, что ты не… А ты… — сбивчиво начал он объяснять, — А вообще, когда мои родители умерли, я понял, что очень хочу снова иметь семью, понял, что мне одиноко — пошел в шинигами отчасти для того, чтобы тоску заглушить чем-то новым. А там ты появилась… ну и Ренджи…       — Ренджи хочет жениться на Кучики-сан, — сказала Момо, припомнив разговор с другом.       — Но я все же первый сделал предложение своей девушке, — улыбнулся Кира, целуя ее запястье и снова пробуя на вкус персиковую кожу, проводя по ней языком. Момо засмеялась:       — Изуру, щекотно же!       — А где мы поженимся? — спросил Кира. — Как ты хочешь?       Ему казалось, что его Момо заслуживает всего самого лучшего и самого красивого. Оторибаши-тайчо был прав — Кира действительно хотел бросить к ногам Хинамори весь мир, мир, в котором не будет зла, печали и горечи. И свадьба тоже должна быть самой лучшей — белоснежное платье, белоснежные же розы, музыка, гости, банкет…       — У меня есть сбережения, если что, — добавил Изуру.       У него просто не было времени, да и желания тратить деньги. Питался в отряде, не желая большего и довольствуясь этим, спал там же, в отряде, новых книг не покупал, предпочитая брать их в библиотеке, в одежде тоже не нуждался — хватало форменного шихакушо…       — Не надо тратить на свадьбу много, — отрезала Хинамори. — Нам пригодятся деньги, если мы хотим еще и ребенка. Нужно содержать дом, в конце концов! Зачем выбрасывать средства всего лишь на один праздник?       В отличие от аристократа-Киры, Момо росла в Руконгае, и пусть не голодала и не испытывала большой нужды, но все же знала цену деньгам. Бабушка учила ее вести хозяйство, подсказывала, на чем можно — и иногда даже нужно — сэкономить, и с детства Хинамори умела копить деньги и даже получала от этого удовольствие.       — На твои сбережения можно увеличить дом, — подумав, сказала Момо. — Хозяйственные пристройки сделать, например — всегда хотела иметь домашних животных.       — У нас есть курятник, — ответил Кира. — Но, правда, кур там нет…       — Значит, купим кур, — загнула палец Момо. — Это уже — мясо, а еще — яйца… Если хорошенько этим заняться, то можно даже завести торговлю в Руконгае!       — Ага, — засмеялся Кира. — Лейтенант Готей-13, торгующий яйцами… Ты просто бизнесвумен, Момо.       — Сам ты бизнесвумен, — Хинамори обиженно ткнула его в бок. — Вообще-то это ты должен думать, как прокормить семью, ты же мужчина!       Кира пристыженно умолк.       — А вообще, — продолжала Момо, — если у нас появится ребенок, то я покину звание лейтенанта.       Кира подавился воздухом.       — В смысле? Ты же так долго шла к этой цели!       Он знал, как сильно Момо хотела дослужиться до лейтенанта Пятого отряда. Ему было даже больно видеть ее упорные тренировки. И теперь она все бросит? Так легко?       — А что я получила, став лейтенантом? — пожала плечами Хинамори. — Только меч в грудь. Я не рвусь в битву, я — не воин… Я привыкла к отряду и своим ребятам, но лишь потому, что у меня не было ничего другого. А если будет, то… Ладно, — сонно проговорила она. — Потом вместе подумаем. Давай спать, Изуру, мы оба устали…       — Я тебя очень сильно люблю, — сказал Кира, зарываясь носом в ее мягкие волосы.       — Ага… — уже сквозь сон прошептала Хинамори. — Очень… люблю…       Кира обнял Момо, притянув ближе, и вскоре они оба сладко спали.