***
— Это последний отчет, — сказал Изуру, собирая бумаги в стопку и стуча ими по столу, чтобы выровнять. Момо дописала последнее слово, глянула на свою работу — и поняла, что тоже закончила. Можно было идти… домой. — Рюджи и Амико уже наверняка все подготовили, — проговорил Кира, поднимаясь с места. Хинамори тоже встала, и на ее лице так явно отобразилось волнение, что Изуру тихо рассмеялся: — Момо, мы же не под венец идем, а домой! И да, я сказал Амико, что ты любишь персики. Она обязательно приготовит их на десерт. Подойдя к девушке, Кира взял ее за руку и повел за собой. Момо послушно шла, но чувствовала себя так, как будто и вправду идет под венец. В голове все перемешалось. Пока молодые люди проходили по улочкам Сейретея, Хинамори не могла поднять взгляда от своих варадзи. Вдруг Кира остановился. — Смотри, как красиво, — сказал он. Момо посмотрела. Они стояли на пригорке, и под их ногами расстилался весь Сейретей, а в небесах пылал яркий, будто алый, закат. Облака были рассыпаны по небу, как растрепанные ветром клочья ваты. Момо смотрела во все глаза, а потом Кира нежно взял ее за подбородок, повернул к себе и мягко поцеловал. Хинамори не ожидала этого, но ответила на поцелуй, обнимая юношу за шею и прижимаясь к нему. Над ними полыхало небо.***
Рюджи и Амико встретили Киру с Хинамори у порога. Увидев, что они идут, держась за руки, старые слуги растрогались — Амико утерла слезы, а Рюджи закашлялся, явно скрывая, что тоже едва не заплакал. Видя это, Кира на глазах у стариков притянул Момо к себе за плечи и поцеловал в висок. Хинамори покраснела. Амико зааплодировала и побежала к ним навстречу, приговаривая: — Изуру-кун, Момо-чан! Как же мы рады, что вы будете жить здесь! Момо-чан, вы любите персиковый джем? Я приготовила для вас — вместе с рисовыми моти! Вы уж извините, если с ужином что-то не то — все-таки мы с Рюджи пока вас не знаем достаточно хорошо… Но мы постарались! «И правда — постарались», — подумала Хинамори, глядя на накрытый стол. Еды было столько, что и пятерым не съесть, причем блюда были разнообразными и очень аппетитными. Момо и Кира заняли места во главе стола, но слуги с ними не сели — Изуру отнесся к этому спокойно, а Хинамори удивилась: — Амико-сан, Рюджи-сан, а почему вы не едите? Садитесь с нами, пожалуйста! Старики переглянулись — юная госпожа вряд ли знала о правилах поведения за столом. — Хинамори-сама, — покраснев, сказал Рюджи. — Видите ли… Так не принято. — Отныне — принято! — отрезала Момо, сдвинув бровки. — Нам с Изуру столько не съесть. Прошу, садитесь и спокойно кушайте, а обслужить себя мы сможем и сами, верно, Изуру? Кира кивнул. — И правда, Рюджи, Амико, почему бы и нет? Новая метла, как говорится, метет по-новому, — улыбаясь, сказал он. Амико улыбнулась в ответ, лукаво посмотрела на Хинамори: — Ну что ж, Момо-чан, как прикажете. Слуги заняли места за столом и присоединились к поглощению ужина. Момо ела мало — Амико смотрела на порции в ее тарелке неодобрительно. Кира ел с явным удовольствием, нахваливая готовку старой служанки. Рюджи тоже не отставал, осыпая жену комплиментами. — Очень вкусно, Амико-сан, — вежливо сказала Хинамори. Она давно не ела с кем-то за одним столом — столовая в отряде, понятное дело, в расчет не бралась. Совместные же обеды и ужины с бабушкой и Широ уже давно успели практически стереться из памяти — так давно это было. — Да вы почти ничего и не едите, Момо-чан! — обиженно воскликнула старушка. — Если бы было вкусно, вы бы за обе щеки уплетали — а вы, ну совсем как птичка! Хотя госпожа Юкико тоже ела очень мало, — вздохнув, сказала Амико. Хинамори смущенно опустила глаза. Кира посмотрел в ее тарелку и спросил: — Ну и чего ты стесняешься, Момо? Ты же знаешь, что не наешься этим. Амико, не забывай, что моя мать не была шинигами, а шинигами нужно есть много. Ешь, Момо. Тебе же нравится? Или нет? Хинамори покраснела. — Нравится, — прошептала она. — И ты не потолстеешь, — невозмутимо продолжал Изуру. — Все уйдет в духовную силу. Еще больше покраснев, Момо принялась накладывать себе различные блюда. Она и вправду была очень голодна, но стеснялась перед Рюджи и Амико, боясь показаться им прожорливой. Кира-то знал, что шинигами нуждаются в еде, и его Хинамори стеснялась в последнюю очередь. Но она перестала смущаться, и, увидев, с каким аппетитом ест молодая хозяйка, Амико снова утерла набежавшую на глаза слезу. Наконец, общими усилиями все было съедено. Рюджи и Амико заторопились уйти в комнаты для слуг, чтобы оставить юных господ наедине. Кира и Момо устроились на террасе с чашками чая, сидя рядом и глядя на звезды. Сначала они просто молча пили чай, а потом Изуру спросил: — Не хочешь переодеться в домашнее? В форменном шихакушо расхаживать по собственному дому и правда было странно. Момо посмотрела на Киру и лукаво улыбнулась: — Надену домашнее, когда ты снимешь с меня форму. Изуру сглотнул. — Здесь? — хрипло спросил он. — Где хочешь, — шепнула Хинамори, поворачиваясь к Кире, беря его руки в свои и кладя его ладони на свой оби. — О господи, Момо, — проговорил Кира, торопливо развязывая ее пояс и путаясь в узлах. — Ты меня в могилу сведешь. Нельзя быть такой красивой и при этом еще и соблазнять! Хинамори томно вздохнула и стянула край косоде, обнажая плечо. Кира шумно вздохнул и тут же припал губами к ее плечу, оставляя на нежной коже след поцелуя. В то же время он продолжал быстро развязывать оби Момо, и наконец ему это удалось — пояс упал на землю. Изуру отодвинулся от плеча Хинамори и раздвинул края ее косоде, обнажая грудь и живот. Возможно, заниматься этим на террасе было слишком смело — Момо застонала, когда Кира прижался лицом к ее груди, обводя языком вокруг пупка, и подумала, что было бы даже интересно сделать это здесь, раз уж именно здесь их накрыло возбуждение. Изуру, впрочем, думал иначе. Он подхватил Хинамори на руки, крепко прижимая к груди, и понес наверх, в спальню, где они уже однажды ночевали. Теперь в этой комнате были и вещи Момо — отдельный книжный шкаф, одежда в шифоньере, резной деревянный прикроватный столик ручной работы, который когда-то подарил Ренджи на день рождения, а на письменном столе гордо восседал плюшевый слоник. В спальне не было и следа пыли, в отличие от того раза, когда они пришли сюда после праздника. Рюджи и Амико все вымыли и вычистили, застелили постель свежим бельем — Момо заметила все, хотя и сквозь пелену возбуждения. Кира опустил ее на накрахмаленные простыни, снова разводя края косоде в стороны и осыпая поцелуями ее грудь. Соски Хинамори напряглись и она длинно и сладко простонала, дотягиваясь до пояса Изуру и принимаясь его развязывать. Кира прижался носом к ее шее там, где она переходила в плечо, вдыхая приятный запах ее кожи. Момо же тем временем коснулась ладонью пояса Изуру, ощутив твердость, и довольно улыбнулась, облизывая губы. Кира застонал. — Момо… Зачем ты? — Раздевай меня, — шепнула Хинамори ему на ухо, заодно прикусив мочку. Руки от паха Изуру она не убрала. Кира послушно начал раздевать ее — сначала снял косоде, осыпая поцелуями ее плечи и грудь, потом стянул хакама, оставив Момо только в нижнем белье. Лифчик он еще раньше стащил вниз, но теперь расстегнул его и отложил в сторону, приступая к трусикам. Поцеловав острое колено Момо, Изуру снял с нее последний элемент одежды. Хинамори не позволила ему снова припасть губами к своему лону — остановила, положив ладонь на грудь юноши. — Теперь моя очередь тебя раздевать, — проговорила Момо, садясь напротив Киры и развязывая его оби до конца. Изуру замер. Хинамори распахнула косоде на его груди и поцеловала ключицу, проводя языком влажную дорожку вниз. Сняв форму с плеч, приступила к хакама, стаскивая их вниз. Увидев эрекцию, Момо задрожала и наклонилась — Кира в последний раз попробовал ее удержать: — Момо, это же… — Что? Ты делал такое со мной, — ответила Хинамори. — Я тоже хочу сделать такое с тобой. Замолчи и терпи. Ее губы коснулись его головки, и по телу Киры прошел ток. Он запустил пальцы в волосы Момо, расплетая ее и без того уже повредившуюся прическу. Темные пряди рассыпались по молочно-белым плечам, а Хинамори тем временем заглотила глубже, проводя языком по часовой стрелке. Теперь уже Изуру дрожал и тяжело дышал, едва сдерживаясь от того, чтобы не придержать Момо за голову и не начать толкаться ей в рот. Нельзя. Он никогда бы так с ней не поступил. Вместо этого Кира просто сжал кулаки и закусил губу, пока Хинамори ускоряла темп движения ртом, с каждым разом вбирая все глубже. Ее руки тоже ласкали его тело — сжимали и гладили. Вскоре Изуру был уже готов к концу — хотел отстранить Момо, но она не далась, и проглотила все, что попало ей в рот. У Киры от стыда буквально горели щеки. Он поднял Хинамори за плечи и более грубо, чем обычно, толкнул на кровать, подминая под себя. Вошел без предупреждения — благо, она была уже достаточно мокрая. Момо вскрикнула, но не от боли, а от неожиданности и наслаждения. Изуру задвигал бедрами, резко набирая темп, настойчиво поцеловал Хинамори, чувствуя на ее губах вкус собственного семени, исследуя языком ее рот, прикусывая за губы. Она тем временем вцепилась в его плечи, оставляя на коже ярко-красные следы от ногтей, сжала коленями его бедра, двигаясь навстречу и вскрикивая с каждым толчком, повторяя его имя. Кира излился ей внутрь, прижавшись лбом к ее лбу и тяжело дыша. Момо не сразу выпустила его из себя — удержала на пару минут, и они лежали рядом, переводя дыхание, соединенные телами в одно целое. — Какую ты хочешь свадьбу? — отдышавшись, спросил Изуру. Хинамори задумчиво закусила губку. — Я всегда хотела европейскую, — ответила она. — Ну, знаешь… Белое платье, белые розы, принести клятвы у алтаря. Мне всегда это нравилось больше японской свадьбы. — Тогда нужно все подготовить, — улыбнулся Кира. — И гигаи в том числе. Ну, тут Урахара-сан поможет… А платье ты выберешь с Рангику-сан и Нанао-сан, верно? — Да, — сказала Момо. — И… Я бы хотела пожениться в Париже. Ну… просто я много читала о Франции и хотела бы там побывать… — Никаких проблем, — ответил Изуру. — Будет и Париж. Представляю себе, какой ты красивой будешь в белом платье! Хинамори устроила голову на его плече. — Спи, Изуру, — сказала она. — Завтра снова… работа. Кира крепко прижал Момо к себе, вдохнул запах ее волос и вскоре тоже спал.***
Хирако встретил Хинамори с таким лицом, что она с ужасом поняла: случилось что-то ужасное. Особенно ее напугало то, что капитан ждал ее у ворот отряда, когда она вышла из шунпо, впервые за много лет своей службы опоздав на работу. Но Хирако вряд ли собирался ее за это ругать — смотрел на лейтенанта почему-то виновато. И явно не хотел ей ничего говорить, но считал, что узнать о произошедшем Момо должна именно от него. — Что произошло? — в лоб спросила Хинамори. Хирако прочистил горло и потер затылок. — Ну, знаешь, Момо-чан… Харука… Она отравилась. Покончила с собой. — Что?! — ахнула Момо. — Харука Мэй? — Ага, — грустно подтвердил капитан. — Ночью. Ее подруга увидела, как там ее… Мидори? Только поздно уже было. Не успели помочь. Хинамори сморгнула подступившие к глазам слезы. Акира и Харука. Такая чудесная пара. Веселые, красивые, молодые, подающие надежды, сумевшие пережить войну… И теперь никого из них нет. Почему-то Момо не могла отделаться от мысли, что Акира и Харука умерли вместо них с Кирой. Почему-то ей казалось, что на месте рядовых должны были быть они, но судьба решила иначе. — Не плачь, — взмолился Хирако. — Ты пойми правильно, Момо-чан, но и так все паршиво. Еще твоей истерики не хватало. Хинамори утерла глаза рукой — она и не заметила, что слезы катились по лицу, чертя на щеках соленые дорожки. — Не будет истерики, Хирако-тайчо, — буркнула лейтенант, отворачиваясь и проходя мимо капитана в отряд.