Холодный Прованс

       Пронизывающий ветер прошёлся по стенам опустевшего коридора, в котором осталась Шарлотта один на один с жертвой жестокого общества. Он пытался казаться сильнее, чем на самом деле, желая убить того, кто причинял боль уже много лет. Однако, все мы понимаем, что насилие насилием не победить, как бы это банально ни звучало. Наставляя на обидчика дуло пистолета, ты лишаешь его прав на жизнь и прощение, а себе на веки вечные предоставляешь право на отбывание длительного срока в тюрьме за убийство, который в дальнейшем изменит тебя так, что ни родная мать, ни продавец в хлебной лавке, у которого ты являешься постоянным покупателем, не узнают тебя. А теперь задумайтесь: нужно ли вам рушить свою жизнь из-за одного человека, чья совесть дремлет, но имеет возможность проснуться в любой момент? К тому же, если бы каждого мудака в этом мире убили, то, согласитесь, жизнь была бы пустой и мрачной, как альтернативные версии города Сайлент Хилл.        — Шарлотта, уйди с дороги, — прикрикнул Самюэль, судорожно сжимая в руке пистолет. — Я не хочу, чтобы ты пострадала… Они поплатятся за то, что делали со мной все эти годы, — пылая от ярости, заявил тот, нервно усиливая хватку.        — Сегодня никто не умрет, — осторожно начала Бастьен, еле заметно шагнув в сторону Камски. Шарлотта научилась не показывать свой страх, что она и продемонстрировала в этот момент. — Я понимаю, что тебе тяжело и абсолютно согласна, что они поступают несправедливо, но пойми: ты не можешь вершить суд над ними и не можешь просто взять и лишить их жизни, — констатировав факт, выдохнула та, заметив изменения в его лице.        В его глазах читалось недоумение, которое то и дело сменялось недоверием. Шарлотта прекрасно понимала его чувства, и поэтому от неё так и веяло искренностью и верой в свои же слова. Самюэль ждал следующих слов Шарлотты, которая никогда не причиняла ему вреда, но также никогда не выступала в роли поддержки Камски.        — Если ты убьёшь кого-то из своих обидчиков, то, по сути, не станешь отличаться от них чем-то и превратишься в тех, кого сам ненавидишь, — пояснила Шарлотта, следя за поведением Камски и продолжая медленно, но верно приближаться к нему, чтобы забрать пистолет и обезопасить себя.        Подростки, которые остались на своих местах, с комом в горле поглощали всю информацию, которую старалась донести до жертвы Шарлотта, и не осмеливались убегать. В то же время в коридоре появился полицейский французского департамента. Он действовал оперативно — ему удалось обезоружить Самюэля до того, как Бастьен успела всё решить мирным путем без применения физической силы.        Её брови дернулись, а глаза машинально прикрылись, когда Самюэля оглушили ударом по голове, и из его рук выпал злосчастный пистолет. Он упал на землю, а Шарлотта недолгое время пребывала в прострации, пока не оглянулась и не нашла глазами выход. Невзирая на ошарашенные взгляды в свою сторону, она в спешке удалилась из ужасно давящего на психику учебного заведения прямо в объятия прохладного Парижа, который продолжал меркнуть в тучах, появившихся на небе с самого утра и не желающих покидать прекрасную синеву Франции.        Голова буквально вскипала от переизбытка информации и событий за сегодняшний день, хотя занятия ещё не были завершены, и Шарлотте пришлось прогулять оставшуюся половину уроков ради эмоциональной разгрузки.        В её памяти резкой вспышкой отразились моменты, когда родители разделяли с ней радость о покупке нового мольберта, пока звонок не прервался ужасным писком, что закладывал уши при одном только упоминании о нём. Каждый раз был таким правдоподобным, будто это происходило снова и снова в её жизни и продолжало ломать её изнутри, как заживо погребённого человека приводила в ужас безысходность ситуации, к чему добавлялся песок, который медленно просачивался в крышку гроба, ухудшая положение.        Шарлотта шла, не разбирая дороги, а в памяти продолжали проноситься ужасные воспоминания до момента, как она упала в лавандовое поле, которое страстно желало избавить ее от страданий. Светлые, как золотая рожь, волосы смешались с цветом темной фуксии. На лице мерцали слезы, отражавшие ясное голубое небо, слепившее ярким огнем при любой попытке поднять на него взгляд.        Грудь Шарлотты медленно поднималась и опускалась, а убивающие изнутри мысли улетучились с ветром, который продолжал пронизывать девушку, как иголка, входящая в ткань осеннего пиджака для нашивки пёстрой пуговицы. Девушка подняла руку вверх, чтобы оградить свои глаза от палящего солнца, не так давно разогнавшего хмурые тучи, которые навевали тоску на весь Париж.        — Что со мной происходит? — задавалась вопросом Шарлотта, лёжа посреди лавандового поля.        — Успешно играю роль психолога в чужих проблемах, когда в то же самое время не могу совладать со своими.        Бастьен, приподнимаясь на локтях, устремила взгляд в небо, где солнце беззаботно сосуществовало с облаками, которые прогнали серые тучи и забрали тот пронизывающий холод, который донимал Шарлотту минутами ранее.        Однако, знаете, что парадоксально? Мрачный гость, ранее известный как «пронизывающий», несмотря на своё отсутствие, продолжал дразнить Шарлотту и принудил её обернуться, заставив увидеть знакомое очертание среди лаванд, которое медленно приближалось, но не несло в себе ничего отталкивающего, а, скорее, наоборот, привлекало своей таинственностью и элегантностью.