Truce

Когда он проходит через ворота территории Вааса, он не чувствует облегчения. Нет чувства завершенности. Он не знал, чего ожидать, но только не этого. Что угодно, но только не это. Его грудь сдавливает сильнее, чем прежде, пройдясь рукой по обрушившейся стене. Кажется, будто граффити потускло, но он знает, что это всего лишь его воображение. Все эти кровоточащие глаза такие одинаковые, будто нарисованы по трафарету. Воздух больше не пропитан сигаретным дымом, лишь легкий налет на былое, воздух спирает в легких при мысли о некогда бурлящем жизнью лагере. Он должен быть счастлив. Он в одиночку уничтожил пиратов, не только для местных жителей, но и для Ракьят. Вместо этого он бесцельно бродит вокруг некоторое время, избегая склада. Борьба оставила большинство зданий поврежденными в некотором роде, но, честно говоря, они, вероятно, были повреждены задолго до произошедшего. Тем не менее, он чувствует окутавшую его тоску, пока он бродит. Через некоторое время он понимает, что кружит вокруг склада, и он знает, что это то, ради чего пришел сюда. Он делает глубокий вдох и открывает двойные двери, ведущие в темноту. Он боялся этого момента, так как он не был уверен, что тут произошло. Первая комната выглядит также, как и в первое его прибытие сюда, но во второй темно, нет неоновых огней. Ку-ку, уебок. Похоже на эхо в воздухе, и он поворачивается, наполовину ожидая, что Ваас там, стоит позади и готов напасть. Но, конечно, тут пусто, лишь отзвук его собственных шагов. Справа от него был рубильник, и включив его, резко зажмурился от яркого света. Когда он оглядывается, он понимает причину, по которой хотел приехать сюда. Он надеялся, что комната принесет определенную ясность в то, что на самом деле произошло, но когда он позволил своей руке пробежать по одному из экранов телевизора Вааса, он приходит к отвратительному осознанию того, что не помнит. Нет ничего, кроме галлюцинаций, и иногда ему трудно даже их вспомнить. Но он знает наверняка, Ваас смотрит на него. Даже когда он заколол пирата, Ваас смотрел, действительно смотрел на него. Он снова чувствует это раздробленное и отчужденное чувство, как будто он смотрит на все из-за пределов своего тела, как будто он актер в кино. Он читал о таких вещах, защитных механизмах, о том, как люди справляются с экстремальными ситуациями. Может быть, эта путаница имеет какое-то логическое объяснение, как и его тело, защищающее его. Или, может быть, я, наконец, потерял рассудок… Он смеется. Потому что это единственное, чего не хватает в его жизни. Смеясь, он чувствует, что что-то в нем высвободилось, потому что на его лице появляется настоящая улыбка, когда он идет по комнатам на складе, и в каждой комнате более абсурдно, чем в предыдущей. Он даже не может себе представить, как выглядят эти комнаты, когда ты в жопу укуренный, но его осеняет, он вероятно знал. Нет другого объяснения тому, что произошло. Скорее всего, Ваас впарил ему наркоту, а может само место пропиталось отравой, исходящей от пирата, до такой степени, что ему сорвало башню при одном лишь контакте с ним. Он проводит рукой по шесту, располагавшемуся в середине комнаты, мимолетное воспоминание о танцующем на нем Ваасе стрельнуло в голову. Вероятно, эта часть была галлюцинацией. Смешок слетает с его губ, не успев взять себя в руки и представляя, как Ваас пытался выглядеть устрашающе, пока кружился вокруг шеста. Хихиканье быстро прекращается, когда он входит в последнюю комнату. Сначала он не может говорить или двигаться, просто смотрит на стену на противоположном конце, смотрит с открытым ртом. Шальная мысль пролетела, что он опять обдолбался дурью на этом складе, и он делает шаг вперед. На стене огромный рисунок самого себя. По крайней мере, он так думает, вряд ли это может быть кто-то другой. Тем не менее, это слишком бредово. Нарисованный Джейсон изображен с раскинутыми руками, мягкое сияние, как огонь, размывает контуры его тела. Это напоминает ему о росписи Иисуса в церкви, в которую Грант отвел его в Рио. Тот же кровоточащий глаз покрывает большую часть его лица, но одежда… Это он. Позади него расположены телевизионные экраны в форме креста, и он понимает, что стоит в той самой комнате, где закончилась борьба. Он касается рисунка и с удивлением обнаруживает, что краска свежая. Настолько свежая, что ее можно стереть, и когда его палец оставляет след, понимает, что под рисунком что-то есть. Он не знает почему, но он делает размашистое движение рукой, стирая краску, и тут же чувствует подкатывающую тошноту, когда обнаруживает следы красного цвета. Он стирает больше, видя знакомые очертания под рисунком. Дикая смесь его самого и пирата, их тела будто сливаются. «Вот оно», — думает он отчаянно, почти желая снова засмеяться. — «Я, блять, окончательно свихнулся». Собираясь отвернуться, чтобы, наконец, покинуть этот богом забытый остров, слышится звук. Только мельчайший намек на звук, но Джейсон уже перегружен до максимума, он уверен, что он сможет услышать, как мышь прокрадывается с другой стороны долбанного лагеря. В противоположном углу есть узкая лестница, нет перил, нет никаких признаков их наличия, лишь зияющая дыра в полу, и он, возможно, пропустил бы ее, если бы не тот малюсенький звук. Черт возьми. Он знает, что это глупо, но он начинает спускаться в темноту, не заботясь о том, что может ему помочь. Поначалу он ничего не видит. Прощупывая стены руками, догадывается, что он в коридоре. Джейсон оборачивается на секунду, следя за тем, чтобы тусклый свет сверху освещал ему путь, но лишь до тех пор, пока не оказывается в кромешной тьме, продолжая двигаться вперед. Он подходит к некому подобию перекрестка и смотрит в темноту, пытаясь понять, куда идти. Тьма темна, бездонна, кажется, будто он ослеп. Тьма темна. Ебать, Джейсон, да ты поэт хренов. И он снова хихикает, но здесь внизу смех прозвучал громко, слишком громко, и с его правой стороны раздался еще один тихий звук. Он слепо идет на него, опираясь на стену, пока не доходит до очередного пересечения. И на этот раз он видит что-то на расстоянии. Мерцание. Свечи. Его улыбка тут же исчезла, больше не отвлекаясь, пистолет наготове при приближении. В воздухе витает непонятный запах, он не может определить его, но от него его желудок сводит. Как сожженный соус барбекю, сладкий и кислый в то же время. Он сейчас так близко к двери, и впервые за долгое время он действительно чувствует страх. Чертовски не круто помирать в таком месте. Джейсон колеблется, когда доходит до двери, она слегка приоткрыта, но он ничего не видит за ее пределами. Хреново, и Грант говорит ему об этом, но его ладонь уже на ручке двери, не успев ни придумать план, ни разведку устроить. Дверь блаженно тиха, когда он открывает ее, осматривая комнату, пытаясь сориентироваться. Повсюду свечи, и их дохрена. Дышать почти невозможно, воздух густой и тяжелый от дыма и свечей. Запах стал более интенсивным, металлическим и тяжелым. В одном углу лежит куча листов и запертая дверь в другом конце комнаты, но кроме этого всего — комната пуста. Джейсон ощущает покалывание в районе затылка. Если здесь кто-то был, зажигал свечи, тогда он обязательно вернется. Звучит голос Гранта, но он не двигается. Он не может сдвинуться. Он замер, как олень в свете фар. И когда он слышит, как кто-то нажимает на ручку двери напротив него, кажется, будто время замедляется. В тот момент, он как будто видит яснее. Он даже не удивлен, когда дверь открывается, и Ваас выходит из нее. Бледный, но живой. Они замечают друг друга одновременно. Их глаза встречаются, оба замирают, просто смотрят друг на друга. Джейсон первый прерывает молчание. — Ты… И Ваас смеется. Откидывает голову и смеется.