Истребители вампиров

Ночью Минхёк просыпается от возни под боком. Хосок ворочается и что-то бубнит, его брови нахмурены — сразу видно, что ему снится кошмар. Он прислушивается: Кихён уже бренчит посудой на кухне, вероятно, уже готовит отвар. Хёк незаметно подкрадывается к кровати хена и кладет ладонь ему на лоб, убирая взмокшую челку, и гладит по голове. Вскоре подходит Кихён и убирает руку Хёка со лба Хосока, положив туда влажное полотенце. Ю тихонечко похлопывает его по щекам и шепчет: «Просыпайся». Он указывает Мину возвращаться в постель, но тот настойчиво спрашивает, что случилось с его хёном. — Его мучают кошмары, — отвечает Ю и успокаивает проснувшегося и тяжело дышащего Хосока. — А это что? — Хёк указывает на чашу, обеспокоенно поглядывая на Шина. — Отвар душистых трав и ромашки, — продолжает преспокойно отвечать тот, не отвлекаясь от своего дела, словно опытный доктор. — Я начинаю беспокоиться за ваши жизни, — обращается он уже к Хосоку, которого знобит, поэтому тот кутается в одеяло. — Допьешь и ложись спать. Ты тоже, — говорит он Хёку и уходит в другую комнату. — Хён, ты как? — еле слышно спрашивает Ли старшего, садясь на край его кровати. — Нормально, — немного испуганно говорит тот. — Неправда, — он хмурит брови и цепляется за его ладонь. — Ты говорил, что ничего особенного не происходит, а оказалось, что тебя мучают кошмары! — Эй, тише, Минхёк-а, — с улыбкой произносит Хосок, накрывая его ладонь своей, чуть поглаживая. — Разве в этом есть что-то особенное? — Конечно! — возмущается тот. — Ты так беспокоишься обо мне, — замечает Шин. — Почему? У Минхёка горят щеки отчего-то: то ли от пылких речей, то ли от чего-то еще, но даже в такой ситуации он нашел ответ: — По кочану! Хосок смотрит на него изумленно пару секунд и, недоумевая, хлопает ресницами, после чего начинает смеяться. Минхёк улыбается тоже, и старший отправляет его спать, уверяя, что после отвара трав ему стало намного лучше. Он ложится, но, пригрозив пальцем, говорит, что будет внимательно слушать, не будет ли нарушен его сон опять. Сам же Хосок, поправив подушку, думал над своим вопросом, который назрел от какого-то трепетного чувства в груди, однако так и остался без ответа, утонув в глубине мистической ночи. Всем было неспокойно этой самой ночью: под окнами и дверями постоянно скреблись, а с улицы доносились жуткие крики и вопли. Минхёк пытается подглядеть сквозь щелочку в занавесках, что же там происходит, но с его стороны было видно только соседскую избу и старое разбитое корыто, стоящее у ее стены. От незнания происходящего он не мог спокойно сидеть на месте, до тех пор, пока с кухни не вернулся Кихён и не дал ему подзатыльник, потому что «уже третий час ночи» и «вам нужно выспаться». *** Знойным летом хорошо бы попасть куда-нибудь в тенек. Конечно, сейчас не лето, но сентябрь, и солнце еще припекает, не собираясь уступать место холодной погоде. В поле работают люди в легких футболках и рубашках, вытирая пот со лба, но истребители как раз сидят в заветном теньке. Казалось бы, лучше тени в жаркую погоду места не найти, но именно в этом месте прохлада такая, что по коже пробегают мурашки. Они сидят на старом кладбище. Кихён остался далеко позади, не отваживаясь подойти близко. Старые могильные камни и прогнившие временем деревянные кресты криво торчали из земли, вокруг пахло гнилью и сыростью, а в нескольких метрах отсюда — ядовитое болото, в которое стекает весь смрад ближних земель. Что удивительно: земля много где рыхлая, а в некоторых местах валяются пальцы ног и рук, глаза или маленькие куски плоти. Лицо Хёну не выражает никаких эмоций, но тот напряжен, о чем-то думая; Хосок привычно хмурит брови и чуть поджимает пухлые губы; Минхёк же сидит на ветхой ограде и с любопытством и страхом смотрит то на открывшийся жуткий пейзаж, то на мрачных товарищей. — Мы с таким раньше не сталкивались, — заключает Шин. — Верно, — подтверждает Сон. — Но я предлагаю оставить старые методы. Хосок, — поворачивается к нему, — сходи с Минхёком в деревню и раздобудь каждому из нас по топору. Я осмотрюсь здесь. Хёну уходит вглубь кладбища, оставляя Хосока и Минхёка одних. Сон привык работать один, ему так удобнее. Несколько лет назад судьба свела их с Шином, вдвоем работа была прогрессивной и комфортной для Хёну, однако с приходом шумного Минхёка тот все больше нуждался в минутах тишины. Хосок знал товарища достаточно хорошо, чтобы не принимать его временные отдаления ото всех близко к сердцу. К тому же у него был принцип: из всего, что происходит, извлекать пользу. Например, в такие моменты, когда Хёну хочет остаться наедине со своими мыслями, Хосок может остаться наедине с Минхёком. Он любит, когда они разговаривают о чем-то вдвоем, ведь тогда внимание младшего всецело приковано к нему, что Хосоку очень нравится, ведь ему не хочется делить с кем-либо Хёка, ему хочется гулять с ним по красивым местам и болтать о чем-то беззаботном, но они — истребители вампиров, и поэтому все его мечты тяжелым грузом ложатся на плечи, подавляя его. Но сейчас на него с легкой улыбкой смотрит Минхёк, и он, улыбаясь в ответ, ведет его в сторону деревни, отпустив пару слов о том, в каком же жутком месте они сегодня побывали. *** — Хен, он тяжелый! — жалуется Хёк на вес топора. — А какой он еще должен быть? — удивляется Хосок. — Ну… — запинается тот, — не настолько же. — Главное, бей хорошо и пытайся ударить по шее, чтобы отсечь голову. — Понятно. Ли покачивается на низком заборе, вдыхая свежий деревенский воздух полными легкими, прикрывает глаза, подставляя лицо слабенькому ветерку. Хосок наблюдает за ним, как бы подглядывая из-под челки. Солнце ему к лицу, красиво освещает и подчеркивает черты, в особенности скулы. — Давай вновь сходим на то место? — спрашивает у него Шин. — На какое? На кладбище я не хочу… — оживился Минхёк. — Нет-нет, я про то место, которое под дубом, на холме. — А-а, — Хёк спрыгивает с забора и откидывает назад челку. — Давай. Минхёк постоянно дурачится по дороге к холму: то смешную рожицу скорчит, то скажет какую-то ерунду про то, что у Хосока уши милые или что облако похоже на медвежонка. За уши, конечно, немного обидно, но Хосок почему-то уверен, что Минхёк сказал это в качестве своеобразного комплимента. Младший пару раз споткнулся, заболтавшись о чем-то. — Аккуратнее, — говорит Шин, подхватывая его. — Давай руку. Мин, не задумываясь ни на секунду, тут же берет его за руку и идет дальше, к счастью, больше не спотыкаясь. У него была удивительная способность трактовать уже всем известные факты, но так, чтобы собеседнику было интересно. Он рассказывал о каких-то уже произошедших с ними ситуациях, но с новой стороны, делая упор на эмоциях, которые он тогда испытал. Хосок узнал, что его до жути напугала та ночная перестрелка, что его бессонница уже потихоньку отступает от него, он может засыпать быстрее, но вот за сон Хосока он очень беспокоится, однако, понимая, что разговорами об этом очень его смущает, надолго задерживаться на этом не стал, переключаясь на обсуждение вкуснейшей кихёновой редиски. Дошедши, наконец, до нужного места, Хосок решил прилечь. Хёк лег рядом и смотрел на проплывающие мимо облака. Хосоку с Минхёком очень спокойно лежать вот так вот, пусть и не так близко, как хотелось бы, но он никуда не торопится. Небо яркое-яркое, а облака слепят глаза своей белизной, и Хосок жмурится, пытаясь спастись от этого света. Он слушает тихий и хрипловатый голос младшего, рассуждающего, на что похожи облака. Тот ведет себя, как ребенок, но в отличие от многих людей, которые каждое отдельное облачко видят как отдельную фигуру, Ли видит целые картины и рисует в голове сюжеты, повествуя о них Хосоку. Для того это подобно сказке, под которую он сладко засыпает.