***
Оказавшись в своих покоях, Сигюн обессиленно упала на кровать, впялив взгляд в потолок. День был, мягко говоря, тяжёлым. Похороны — явление в Асгарде редкое. Даже самые обычные асы живут долгие столетия, не говоря уже о высшем пантеоне, обладающим различным набором магических сил. Сигюн удавалось только читать об асгардских похоронах, но никакие книги не передадут ту атмосферу, которую боги выстраивали, прощаясь с одним из своих. Все скорбели, честно и без наигранных слёз. Каждый вспомнил что-то хорошее, что младший царевич сделал для мира и для них лично, и вот ему простили всё, даже попытку убийства Тора — всеобщего любимца. Трикстеру пришлось умереть, чтобы его полюбили и признали его важность. Всё-таки асы лицемерный народ. Ване хотелось забыться долгим и глубоким сном, чтобы все тревоги и волнения отпустили, позволяя уставшему сознанию наконец обрести долгожданный покой. Но её планам не суждено было сбыться. Тихий скрип двери известил, что кто-то решил проведать целительницу. Нехотя, она поднялась с кровати, смотря на того, кто потревожил её в столь неподходящий момент. — Тор? — удивилась девушка, глядя, как Громовержец аккуратно шагает по её покоям, осматриваясь. — Сигюн, — поклонился он с несвойственной лёгкостью. Вана насторожилась. Её чутьё говорило, что рядом опасность, но ведь это же Тор, её давний друг, но что-то с ним было не так. Движения, интонация, даже взгляд — всё виделось странным. — Ты что-то хотел? — из-за удивления, девушка вовсе забыла о приличиях. — Да, родная, — хмыкнул Бог, проходя вглубь комнаты, скрываясь в углу, которого избегал солнечный свет. Сигюн отвернулась, чтобы не видеть испепеляющий взгляд Громовержца. Инстинкты кричали, что нужно бежать, а разум просил остаться. Хотя подсознательно вана уже понимала, что ловушка захлопнулась, — мне лишь нужно знать, — голос стал искажаться, становясь мягче и женственней, — зачем ты убила моего брата? — Целительница даже опомниться не успела, как мощная волна заклятия настигла её, впечатывая в стену. Вана пыталась сделать вздох, но лёгкие будто сжало невидимой силой. Она уже знала, кто на неё напал. — Маленькая, хрупкая Сигюн, — хмыкнула Анна, скинув с себя иллюзию. Вкус охоты плясал на языке, вызывая фантомный привкус крови и смерти, — бедная ванахеймская девочка, которую никто никогда не любил, а асы презирали, потому что она была другой, но вот появился он, тот самый, который стал и первым другом, и первой любовью. Он тоже был отверженным, другим. И они думали, что нашли друг друга, что смогут побороть этот мир вдвоём, но Он оказался не таким, как Сигюн думала, Он выбрал иной путь, а она продолжала любить, как и полагается доброй и чистой девушке. А после его смерти, девочка не справилась, оставшись одна, она потеряла смысл, затерялась в своих метаниях и боли, потому отправилась вслед за ним, — она говорила нараспев, протягивая каждый звук, словно рассказывала сказку, — очень печальная, но правдивая история, каких на свете случается великое множество. Как тебе такой конец? — Аннабелла, — просипела Сигюн, у которой уже начало темнеть в глазах, — постой. — Я, признаться, ожидала более слёзной мольбы. — Девушка подошла вплотную к ване, шепча ей на ухо. — Прости, ничего личного, я всего лишь хочу сохранить свою тайну, а ты можешь её разболтать, кому не нужно. Локи тебе верил, потому я не трогала тебя, но теперь его нет, и я могу наконец убрать тебя со своего пути. Положение казалось безвыходным. Объяснять что-то Анне сейчас — всё равно что говорить с диким зверем. Собрав все силы в кулак, Сигюн быстро проговорила слова заклятия, которое отбросило Лафейсон на рабочий стол. Послышались звон стекла и разъярённое рычание. Вдохнув, вана материализовала в руках пару кинжалов, на которых светились защитные руны, желтоватое сияние окружило девушку, выстраивая магический щит. — Неплохо, — хмыкнула Царица, смотря как целительница пытается сопротивляться. Да, в ней определённо была сила, но её недостаточно, чтобы спастись, — это даже забавно. Аннабелле не хотелось возиться с девкой, хотелось просто уже свернуть ей шею, чтобы наконец почувствовать сладкое утоление от свершённой мести. Колдунья сконцентрировала в руках мощное тёмное заклятие, которое могло убить вану за секунду, оставалось только навести прицел, чтобы попало в самое сердце, а дальше — дело за малым: написать прощальную записку, вложить в руки кинжал и проткнуть им грудь. Глубоко вдохнув, девушка уже готова была сделать свой финальный ход, как чья-то сила развеяла её колдовство и стала душить. — Ну, почему ты такая своенравная? — раздался знакомый голос откуда-то сбоку, — я же ясно сказал: «Не ходи за мной». center>***</center> Задуманное им — безумие, но когда что-то было по-другому? Как только портал в Йотунхейме закрылся, в покоях Сигюн появился один крайне надоедливый и хитрый Бог, которого хозяйка покоев, конечно же, видеть не ожидала. Разговор состоялся не из лёгких. Лофт в красках излагал свой план действий, а вана лишь ошарашенно хмурилась, стараясь понять, не сон ли всё это. Она чувствовала себя, как минимум, странно, хотелось умереть и больше никогда не испытывать боли. Вот, вроде бы, перед ней друг, которого она знала с детства: те же лицо и тело, даже улыбка была похожей на ту, которая появлялась на лице Бога Обмана во времена его молодости, когда он рассказывал про очередную шалость, но то был не он. Локи казался лишь бледной и пугающей тенью себя прежнего, а смысл его слов пробирал целительницу до костей. — Я не стану больше обманывать ради тебя, Локи, — дрожа сказала она, смотря в глаза, ища там что-то, что дало бы ей надежду, — ты больше не тот, кого я когда-то знала, тот Локи умер, а тебя я не знаю, и боюсь, что знать не хочу, твои цели темны. В них я тебе не помощник. — Ты права, дорогая, — пролепетал он, ехидно ухмыляясь, весёлые искорки плясали у него в глазах. Он уже чувствовал подступающее возбуждение от такого масштаба шалости; Локи ощутил себя прежним. — Но мне нужно это, понимаешь? Дела мои действительно темны, а вот Асгард и прежняя моя жизнь могут помешать, ты не хочешь, чтобы я сам разобрался с Одином? Я выбрал самый мирный способ решения проблемы. Ради тебя. И без твоей помощи не обойтись. План был… интересным. Конечно, можно было бы найти и другой способ разобраться с Асгардом, например, свалить вину за уничтожение Тэйнебрионов на Таноса, но это не очень-то интересно. Да и вообще цель всего задуманного была не столько связана с планами Норн, сколько с желанием Локи оставить прошлую жизнь навсегда. А оставить он её мог, только окончательно умерев. Нет, по-настоящему умирать трикстер не собирался, он всего лишь хотел увидеть собственные похороны. Размах шалости оказался куда шире, чем изначально предполагала Сигюн. Её роль была не столь обязательна, если рассудить. — Я не понимаю, — задумчиво протянула девушка, — в чём моя работа? Ты всё сделаешь без меня. — Нет, — хмыкнул Локи, — когда Тор принесёт мой хладный труп во дворец, ты проведёшь экспертизу и скажешь, что это точно я, и что я точно мёртв. Иные могут увидеть магию, а ты лишь прикроешь. — Ты можешь представить, что будет со мной, если всё раскроется? — поинтересовалась вана. Девушка осознавала, что для этого Локи она лишь пешка, — меня могут даже казнить. Ты сам прекрасно знаешь, если не Всеотец, так Тор меня прикончит. Милая подруга, — рассмеялся трикстер, развалившись на кресле, вальяжно закинув ноги на стол, — у тебя нет фантазии, и ты совершенно не умеешь лгать! Скажи, что ужасный йотунский выродок заставил тебя помогать в его тёмных и лживых делах, пригрозив убить, или лучше даже забрать в рабство в свои ледяные земли. — Я не стану говорить такие гадости про тебя, — стушевалась Сигюн, — тем более это неправда, я не хочу выставлять тебя перед Всеотцом в таком свете, учитывая то, что… ты уже сделал. — Ох, милая, не волнуйся за это, — выпрямился Локи, смотря прямо в глаза ване. — Я не обижусь, если ты скажешь так, и уж точно не расстроюсь от того, что Один подумает обо мне плохо. Вы все не хотите понять одну очевидную вещь: мне больше не нужен Асгард, Один, Тор и остальные. Я угробил всю жизнь на то, чтобы служить им всем, чтобы доказать, что я достоин их любви и уважения, но все от меня отвернулись, всем стало глубоко наплевать на то, как я себя чувствую. Один лгал мне всю тысячу лет, что я достоин трона, а я, как глупый мальчишка, верил ему, стараясь угодить, он лишь использовал это для своих целей; натаскал меня, как ручного пса, а Фригга смотрела за этим, ничего мне не говоря. А асы? Лицемерные и жалкие создания, которые мнят о себе больше, чем на самом деле являются. Я взошёл на трон честно! Тор был в изгнании, а Один впал в свой сон, Фригга сама передала мне Гунгнир! — Ты сорвал коронацию Тора, — грозно начала Сигюн. Девушка всегда так раньше делала, чтобы успокоить трикстера, ведь знала, что если найти несправедливость с его стороны, то можно его утихомирить, — это разве честно? — Ха-ха-ха, — отчеканил Локи, смотря на Сигюн. Ему не нравилась её интонация, вана делала так раньше, когда хотела приструнить его, но теперь она, кажется, не понимала, что не имеет над трикстером той же власти, что и раньше, — я всего лишь доказал, что Тор не готов править. Я не виноват, что Один не понимает речи, что ему что-то можно доказать только варварским путём насилия. Ты можешь утешать себя тем, что из Тора вышел бы хороший царь сколько угодно, но ты понимаешь, что это не так. Изгнание и сон Одина — это не моя вина, а последствия феерического провала всеми любимого Громовержца. Я только лишь пустил йотунов в хранилище, зная, что Разрушитель их остановит. А всё остальное вина Тора. И с меня хватит, я больше не буду получать камни в спину и падать в Бездну за то, в чём не виновен. Асгард мне больше не нужен, век моего служения ему окончен. Я больше ничего не сделаю для этого прогнившего до основания мира. У меня теперь свои планы на эту Вселенную, и если Асгард встанет у меня на пути, я без зазрений совести сожгу его дотла и убью всех, кто будет мне мешать: Одина, Тора, да даже тебя, если вздумаешь мне перечить. — Локи, — от такой пылкой речи, у Сигюн скрутило нутро, — они же твоя семья… — Моя единственная семья сейчас в Йотунхейме, — хмыкнул он, — а они мне не семья, а даже если и семья, то я от неё отказываюсь, потому что они мне не нужны. Своей ложью Один довел меня до того, что мне пришлось убить родного отца ради него, а он лишь сказал мне «нет», когда я висел над Бездной. Они сами от меня отказались. — Локи замолчал. Говорить ему было сложно, потому он решил закончить с этим. — Ты последняя в Асгарде, кому я могу верить, поэтому, если ты поможешь мне, то я пообещаю, что в случае чего не стану трогать тебя и твоего отца. — А твоя сестра? — Она тоже не станет. Я об этом позабочусь. Дело оставалось за малым — нужно было всего-то найти труп. В Асгарде редко кто-то умирал, потому Локи отправился на Земли и быстренько нашёл то, что ему нужно. Явившись в покои Сигюн с покойником на руках, трикстер разложил его на столе. Слушай, какова будет история, — начал рассказывать Локи, покрывая заклятием тело, — падая в Бездне, я попал вовсе не к своей сестре, а к Тэйнебрионам, которые быстренько схватили меня и посадили в камеру. Как пленник я провёл там несколько месяцев, после чего узнал, что их главный планирует отыскать камень бесконечности, чтобы поработить всю Вселенную. Я выбрался из темницы и уничтожил все бумаги о местонахождении камня, а после провёл ритуал, который уничтожил Великое Древо, но умирая, их предводитель проклял меня, из-за чего я якобы погибну прямо на руках у Тора. — А труп ты взял, чтобы иллюзию можно было трогать, — задумчиво предположила Сигюн, — а голос и движения ты воплотишь, находясь неподалёку. — Именно. — А потом, не снимая иллюзии, отправишь «себя» в ладье. — Я умру во славе, а Один больше не станет искать меня.***
Тор в очередной раз прогуливался по лесу. Атмосфера его успокаивала. Асгард не славился своей природой. По красоте зелёных пейзажей Город Богов всегда уступал Альвхейму и Ванахейму, но Одинсон искренне любил асгардские леса. Их незатейливая красота пробуждала приятные воспоминания. Любовь к природе в Торе развил брат, который, если не пропадал в библиотеке, то гулял по лесам, ища ингредиенты для зелий, или делал заметки в своих тетрадях. Почему-то Тор никогда не интересовался, что младший там пишет, он вообще был далёк от всех его начинаний. И, как жаль, что он осознал свою ошибку так поздно. Возможно, если бы он больше времени уделял Локи, всё обернулось бы по-другому. Тор был Богом, но это не мешало ему сожалеть. Вокруг ничего не поменялось, но поменялся сам Тор. Его жизнь превратилась в бесконечную череду ярких воспоминаний, которые причиняли одну лишь боль. Друзья говорили ему смириться, принять, как данность, что Локи мёртв, и что, более того, сам в этом виноват. Но у Громовержца появилась надежда. Хеймдалль сказал, что видел кого-то… Тор не должен был радоваться, ведь если бы Локи был жив, то это значило бы, что он стал монстром, уничтожил целую расу, но лучше живой монстр, чем мёртвый брат. Потом Тор услышал какое-то жужжание, перерастающее в громкий гул. Наследник сразу же бросился на источник звука, сердце его от чего-то тревожно забилось, тяжёлое предчувствие беды клокотало в груди. Он бежал всего пять минут, но запыхался так, словно позади остались километры пути. Достигнув цели, Громовержец застыл, как вкопанный, словно его всего свело судорогой. Перед ним лежало тело, тёмные волосы свалены и растрёпаны, одеяния были отличны от асгардских, но в лице незнакомца Тор узнал брата. Из груди торчала стрела. Одинсон подхватил Локи под спину, начиная трясти. Локи глухо застонал. — Брат, — воскликнул Тор, проводя ладонью по бледному лицу, на него уставились два изумрудных глаза, — держись, лекари тебе помогут. — Тор, — начал тркистер, с грустью смотря на брата, — у меня не было другого выхода. Я… я не хотел их всех убивать. — О чём ты? — Тэйнебрионы хотели найти камень, чтобы уничтожить всех. — Трикстер закашлялся, измазав кровью руки Тора. — Прости меня, брат, прости, я был дураком. Скажи матери и отцу, что я их любил. — Сам скажешь, — решительно ответил Одинсон подхватывая брата. — Я люблю тебя, брат, — на последнем издыхании сказал трикстер, а после его взгляд остекленел. Истошный крик Тора заполнил весь лес.