***
Ближе к глубокому вечеру телефон Хёрин начинает вдруг сходить с ума, жужжа почти без остановки: «Сонбэним…» «Тут такое дело…» «Надо бы…» «М-м… Как бы выразиться…» «Что ты там мямлишь? Говори уже яснее!» — яростно стучит она пальцами по экрану. «Вам бы не помешало помыться. Как-то там… не очень комфортно… ощущается…» «Я просто вас предупреждаю, если что…» У Чан внутри всё холодеет. Неужели начались? Твою ж налево, Закон подлости просто зверствует! Она, яростно закусив губу, перезванивает стажёру и рявкает, как только тот снимает трубку: — Ким Сокджин, не смей меня лапать! Ты слышал? — Не, ну, а как ещё вы себе это представляете? Теперь я — это вы. И наоборот… — Я сама приду себя помою! — от осознания ситуации аж голова болеть начинает. — Ага, а со стороны как это будет выглядеть? Ким Сокджин пришел к сонбэ в душ, вымыть её собственноручно? — Хёрин слышит, как хлопает дверь, и голос Сокджина звучит, как из трубы. — Серьёзно? Что за порнография? — Проклятье! Ким Сокджин, богом клянусь… — Не стоит! Вы один раз уже так на эмоциях выговорились и вот к чему это приве… Сонбэним!!! У меня кровь! Ноги в крови!!! — Так! Тихо! Спокойно! — Вы что, смертельно больны?! Я умираю?! Что это?! — Прекрати истерить, Джин. Это месячные. То, от чего у тебя болит живот. — И что мне с этим делать?! Я не понимаю, о чём вы! Хёрин дёргает ящик тумбочки, хватая тканевую косметичку и пакет с бельем: — Жди. Сейчас приду и всё объясню, покажу. Угораздило же!***
Высокий молодой мужчина в костюме, прислушиваясь и озираясь по сторонам, осторожно движется по гостиничному коридору. Стискивает в руках какой-то мешок. Ему повезло, что вечер уже совсем поздний, и большинство постояльцев видят десятый сон. Найдя нужный номер, он коротко стучится в дверь и замирает в ожидании, нервно дёргая ногой. И когда та распахивается, быстро проскальзывает внутрь, тут же запираясь на замок. — Ты что, так и ждал меня в этом? — Хёрин почему-то говорит шёпотом, оглядывая печальное зрелище: перепачканные светлые брючки и поникший Джин. — Хоть бы переоделся… — Вот знаете, после кровавых рек как-то резко расхотел что-либо предпринимать. Мало ли… Чан фыркает. Заглянув в шкаф, сдёргивает с вешалки отельный халат. И, перекинув его через плечо, тащит Кима в ванную за шкирку: — Пойдём со мной. Сокджин пытается вяло сопротивляться, но у него это выходит из рук вон плохо. В теле девушки недостаточно сил, чтобы противостоять мужчине. И это угнетает. — Вы узурпатор… — бросает он раздосадовано. — Чего ты там бормочешь? — Нет, ничего… Он старательно жмурит глаза, заламывая брови, мучительно заливается краской от стыда, когда Хёрин уверенно орудует влажным полотенцем, смывая кровь: — Такие странные ощущения… — нарушает Джин до жути неловкое молчание. — Совсем не так, как у нас, мужчин… — Вот сейчас реально заткнись. Девушка грубит ненароком. Просто не хочет показывать, что сама пребывает в диком смущении. Пусть тело молодого человека сейчас и временная оболочка, видеть, как мужские жилистые руки прикасаются к её собственной коже как-то… непривычно, неуютно. Интимно. Багровый Сокджин сидит на кровати в банном халате, крепко сжав ноги вместе и уместив между коленями сложенные руки. Он напряжён, печален и мрачен. Судьба к нему явно не благосклонна на этот раз. Почему? За что? Доколе? Стажёр, насупившись, слушает Чан Хёрин, один глазом посматривая в монитор мобильника, что маячит перед его носом. Та вдруг замолкает, внимательно и задумчиво оглядывая парня в девичьем обличии. — Почему вы так на меня смотрите? — Не думала, что могу так краснеть… — Вы тоже выглядите не лучше, — ворчливо парирует Джин. Его копия уже давно вовсю полыхает алыми щеками. Взаимный обмен взглядами добавляет в смущающую атмосферу что-то ещё более необычное, особенное. Чан прочищает горло, отворачивается. Передаёт в тонкие женские руки чистое бельё вместе с небольшим цветным квадратиком: — На, попробуй сделать сам теперь… Уныло кислое выражение проскальзывает на лице Сокджина. Он долго возится с прокладкой, стараясь её присобачить куда надо. Взрывается: — Блин, как вы, женщины, вообще живете?! Это ж какое-то наказание! И Хёрин, пожалуй, впервые после всего произошедшего улыбается искренне: — Это ты сейчас нам посочувствовал? Следующая часть ликбеза пошла намного тяжелее. С муками и такой-то матерью Чан, обливаясь потом, рассказывала о тампонах. — Это обязательно делать? — стажёр с ужасом смотрит округлившимися глазами на маленький продолговатый предмет в руке. — Поверь, я и сама не горю желанием, чтобы ты… там… Ну ты понял… Но тогда, как пить дать, протечёшь ночью и всё будет в противных пятнах. Я ж видео-инструкцию показала? Так что — уф! — всё получится, да… — она и сама-то звучит не очень уверенно, что уж говорить о побледневшем парне. — Я натурал! И не намерен засовывать в себя какие бы то ни было штуки! — складывает он руки на груди. — Видел бы ты себя со стороны, когда говоришь это. Халат запахни, развратник! В таком случае, придётся чаще ночью вставать и менять всё… — Я готов! Уж лучше так… — Айщ-щ, почему мы обменялись телами именно в эти дни?! — вспыхивает Хёрин. — Может треснуть тебя? Вырубишься на пару дней, пока я разберусь… — Вы же шутите, да? Вместо ответа она со зверским лицом молча пихает Киму косметичку со средствами гигиены. — Всё-таки вы и правда ведьма… — Чего-о-о? — «Поменяйся мы телами, ты бы сдох от этой боли, Ким Сокджин!» — передразнивает стажёр писклявым голосом. — Это же вы ляпнули, и вот результат! — Можно я тебя всё-таки стукну? И так тошно.