Мини-драбблики BTS

— А ну верни! — угрожающе рычит Чонгук, бросая взгляд исподлобья, не обещающий ничего хорошего. От этого грозного вида сердце в пятки уходит моментально. Страх щупальцами подбирается к гортани, не давая нормально вдохнуть. Ты его разозлила. Чертовски разозлила! Но отступать уже нельзя! Давно пора показать зубки этому спесивому грубияну. — А то что? — нахально вскинув подбородок, дёргаешь бровью ты и еще крепче стискиваешь пальцами кожаный переплёт молескина. — Опять окатишь водой? Запрёшь в кладовке на несколько часов? Подговоришь своих дружков подстеречь после пар? Тело потряхивает от волнения и той боли, что отравой проникает в душу. Угораздило же тебя влюбиться в этого мерзавца! Как же долго ты сносила ему все его выходки, по ночам рыдая в подушку от безысходности. Не понимая, почему именно тебя главный красавчик универа избрал своей жертвой. Но каждому терпению когда-нибудь приходит конец. И вот ты стоишь в пустой аудитории, сжимая в руках блокнот Гука, с которым он вечно таскается и оберегает, как зеницу ока, не давая никому заглядывать в содержимое. Дрожишь, как осиновый лист, глядя на разгневанного одногруппника. Стараешься не показывать испуга. Уже почти жалеешь о своей выходке… Он ведь всего раз отвлёкся, но этих секунд тебе вполне хватило. Чонгук медленно выпускает воздух через ноздри. Прикрыв глаза, сжимает кулаки. Говорит тихо, но устрашающе требовательно: — Отдай, что взяла, и я тебя не трону. Обещаю. — Вот, значит, как заговорил… Думаешь, я тебе поверю? Думаешь, надо мной можно издеваться без последствий?! Не на ту напал, Чон Чонгук! — выпаливаешь резко, звонко. Храбришься. Парень стискивает зубы. Прошипев что-то матом, делает резкий выпад вперед, стараясь ухватить рукой свое имущество, но ты реагируешь быстрее и мышкой юркаешь между рядами, останавливаясь на безопасном расстоянии. — Теперь мне еще интереснее, что же ты там прячешь… — улыбаешься торжествующе, видя адский огонь в глазах Чона. Играть, так на полную катушку! — Ну-ка, посмотрим… Ты сама не веришь своей сумасшедшей смелости и дерзости. Цокнув языком, просто раскрываешь блокнот на первой попавшейся странице. Не видишь, как Чонгук меняется в лице. Не слышишь, как он щелкает замком двери, запирая аудиторию. — …Не могу потушить тот огонь, что сжигает сердце до пепла, — читаешь написанные его почерком строчки громко и с выражением. — Ощущаю лишь дикую боль, каждый день взывая к ответам. Ты сковала, пленила меня, заставляя творить безрассудство, — голос звучит все тише и тише, когда начинаешь осознавать смысл фрагмента. — О, Т/И, пощади же, даря вновь покой и прощая мои… мне… безумства… Последнее слово шелестишь шепотом, потому что голос неожиданно сел. Потерянно замолкаешь, не в силах поверить тому, что только что прочитала. Ты вскрикиваешь, когда записную книжку грубо вырывают из рук. Поднимаешь взгляд и инстинктивно сжимаешься, видя лицо Чона и его прожигающие насквозь угольно-черные глаза в каких-то миллиметрах от себя. В них неистовством сквозит. Молодой человек хватает тебя за запястье, сжимает силой, и ты морщишься от дискомфорта. В твоих распахнутых ярких глазах такое количество разнообразных эмоций! Изумленное неверие, горечь обиды, невыразимая тоска, а еще надежда и мольба. Ты не можешь их скрыть, как не пытаешься. — Ты… мое проклятье, Т/И… — на одном выдохе низко, с рыком произносит Чонгук, выпускает кисть из рук. Всхлипнув, зажмуриваешься, не пуская дурацкие слезы, что застилают зрение. Ждешь неминуемой расправы. Но поблескивающие в уголках глаз капельки вдруг гасят ярость Гука, словно водой. Его гнев сменяется отчаянием и болью. Запоздалым раскаянием. Чувствуешь на своей щеке теплые пальцы, что скользят от скулы к подбородку. И жгучие горячие губы, что вдруг порывисто приникают к твоим. Давишься воздухом, когда сильные руки притягивают ближе к крепкой груди. Поцелуй Чонгука напористый, пылкий, полный упоения и ненасытности. Его терпкие на вкус губы терзают, доводят до изнеможения. Прикусывают, сминают, а потом ласкают нежно. Легкий аромат одеколона кружит голову. А от горячности подкашиваются ноги. Это безумство! Настоящее безумство! Стоит оттолкнуть от себя юношу, ведь он столько шрамов на сердце оставил. Но вместо этого ты лишь плотнее к нему жмёшься, хватаясь за широкие плечи, окончательно теряя рассудок. В состоянии аффекта раскрываешься ему навстречу, не в силах совладать с той бурей, что бушует свирепым огнем внутри. Поддаешься его грубой чувственности, что ослепляет разум. Чонгук разрывает наконец долгий поцелуй. Дышит часто, тяжело. Запустив пятерню в твои длинные волосы, обнимает, сжав в объятиях до хруста костей. Стонет в макушку с таким страданием, что сердце ёкает. — Исцели и спаси от агонии, пожирающей душу и сердце, — тихий шепот щекочет волосы у уха. Чон заканчивает недочитанный отрывок. — Я молю, протяни ко мне помощи руки. И я буду рабом твоим вечно.