Мини-драбблики BTS

♫ Natalie Taylor — Surrender       Медленно поднимаюсь по служебной лестнице, уткнувшись в экран телефона. Я возвращаюсь в свой номер после короткого совещания. Бегло пролистываю заметки, чтобы убедиться еще раз, что записала всё. Надо просмотреть список медиа изданий, пославших запросы на интервью. Утвердить какую-то часть и раскидать по времени на оставшиеся два дня пребывания в Штатах. Судя по всему, не спать мне сегодня полночи, перекраивая расписание.       Где-то наверху хлопает тяжелая дверь, и в тишине раздаются торопливые шаги. Кажется, кто-то явно спешит, перескакивает через ступеньку и скоро добежит до моего этажа. Отхожу в сторонку, облокачиваясь о стену. Не хватало, чтобы еще снесли по дороге. Жду, все также не отрывая взгляда от смартфона.       — Айщщщ, чёрт! Нуна, ты меня напугала! — знакомый голос выдирает меня из раздумий.       Вздрагиваю от неожиданности, поднимаю удивленно глаза: — Чонгук?       Чон, одетый во всё чёрное и неприметное, мнётся в нерешительности, поправляет маску, спущенную под подбородок. Заведя руку за спину, подтягивает ремень на плече. На нём написано Canon.       — Ты к себе? — спрашивает как будто невзначай. Сдаёт чуть назад, жестом указывая на свободный лестничный пролёт. — Проходи.       Я щурюсь, с подозрением осматривая его с ног до головы. Скрещиваю руки на груди:       — Куда собрался? Почему один? Ты же знаешь правила, Чонгуки. Они придуманы для вашей же безопасности…       — Я не хочу упустить этот момент, а Седжин хён уехал с Чимин хёном уже. Нуна, я совсем ненадолго. Буквально туда и обратно. Никто и не заметит. Тут недалеко… Я буду осторожен, обещаю!       — Какой момент?       — Закат, — макнэ выуживает свою камеру из-за спины. — Сколько раз мы бывали в Калифорнии, небо всегда чистейшее, без единого облачка. А сейчас… Там такая красота! Я нашел смотровую площадку всего в нескольких километрах. Попрошу консьержа такси вызвать…       — Какое такси? Чон Чонгук, клянусь…       — Тогда давай вместе поедем! У тебя же есть местные права.       Он смотрит на меня такими умоляющими глазами, что я растерянно застываю. Моргаю и в следующее мгновение уже сижу за рулем автомобиля и еду по хайвею. Как он это делает? Встряхиваю волосами в негодовании. Гипноз?

***

      Я опираюсь обеими руками о деревянные поручни ограждения, нависаю всем телом на них. Вдыхаю свежий воздух полной грудью, подставляя лицо ветру. Он, словно обрадовавшись гостям, весело треплет полы лёгкого пиджачка, играется с прядями распущенных волос, целует щеки. Передо мной простираются зеленые холмы, скрытые наполовину густым вечерним туманом. Заходящее солнце застилает всё оранжево-золотистой дымкой, будто укрывает свои владения мягким пледом. Сколько прожила в Калифорнии, а всё никак не привыкну к этой красоте! Довольно жмурюсь, улыбаясь. Утираю выступившие от порывов слезы. Сзади раздаётся щелчок фотозатвора.       Оборачиваюсь. Чонгук стоит прямо за моей спиной, смотрит в дисплей камеры. Улыбается. Поднимает глаза, закусив губу. Вскидывает снова зеркалку, направляя объектив на окрестности. Щёлкает пулемётной очередью. Наблюдаю за ним исподтишка. Закатные лучи касаются его скул, носа, шеи, отчего кожа становится еще более загорелой, бронзовой. Такой приятно медовой, что я ловлю себя на странном желании коснуться её. Гук сосредоточенно ловит фокус, выставляя экспозицию. Рот его приоткрыт, и я не в силах оторвать взгляда от ягодных губ. И от ямочек на щеках, когда он, нахмурившись, придирчиво листает получившиеся фотографии.       Парень ловит меня на откровенном разглядывании. Подмигивает. Отчего-то смущаюсь, будто застукали на чем-то неприличном. Отворачиваюсь в сторону. С тревогой вглядываюсь в низкие плотные тучи, что кажется, движутся в нашу сторону. Это не предвещает ничего хорошего. Надо бы сворачиваться… Деревянный заборчик, на который я облокотилась, вдруг пошатывается. Рядом раздаётся довольный вздох. Плечо Чонгука притирается к моему, вызывая неожиданный табун мурашек:       — Красиво… — тихий голос подхватывает ветер, уносит в сторону холмов.       — Очень, — соглашаюсь. Бросаю взгляд на макнэ. — Ты закончил? Нам надо возвращаться. Этот туман может быть очень коварным…       Почему меня волнует то, что Чонгук так близко? Что случилось? Перенасыщение кислородом? Избыток положительных эмоций? Окружающая красота природы? Его искренняя улыбка? Черт знает, но эти ощущения застревают искрящимся шаром в солнечном сплетении. Провожу руками по разметавшимся волосам, собирая их в хвост, скручиваю в жгут. Объектив фоторужья нацеливается на меня, но я успеваю подставить ладонь, загораживая обзор:       — Не надо…       Опустив камеру, Гук смотрит на меня, склонив на бок голову. Открывает было рот, чтобы что-то сказать, но крупная дождинка, упавшая ему на нос, заставляет парня вздрогнуть. Синхронно задираем головы к небу. Морщась от посыпавшихся тяжелых капель, я вскакиваю на ноги:       — Скорее к машине, пока еще хуже не стало! В горах дожди кратковременные, но сильные. Можем вымокнуть до нитки! — кричу, быстрым шагом направляясь к тропинке.       Не замечая того, что Чонгук даже не дёрнулся, прижимая камеру крепче к себе. Лишь закрыл глаза, довольно улыбаясь и подставляя лицо каплям. Только спустя долгих несколько секунд, смахивает бисеринки влаги с чёлки и припускает следом. Он обгоняет меня на узенькой тропе. Подскочив вплотную к носу, хватает со смехом за руку и утягивает за собой вниз по пологому склону в сторону небольшого информационного стенда.       Влетев под козырёк, вжимает телом в плоскую поверхность. Становится так близко и тесно, что я отчётливо улавливаю аромат кондиционера для белья. А еще геля для душа вперемешку с тонким запахом кожи. И от этого почему-то слегка кружится голова. Я растерянно моргаю, слышу смешок. Взмах ресницами. Гук, удерживая камеру сбоку, улыбается широко. Глаза сияют яркими озорными огоньками. Счастливый настолько, что хочется… Хочется стукнуть. Челка намокла, липнет ко лбу. Капли дождя на скулах вздрагивают, катятся вниз. Под подбородок, по влажной шее, что находится как раз на уровне моих глаз.       Утыкаюсь взглядом в ключицы. Хмурюсь. Все органы чувств резко обострились. Как не стараюсь абстрагироваться, ощущаю горячее дыхание на своих волосах. И движение его грудной клетки. Как она тяжело поднимается, опускается. Запыхаться успел? Меня пробирает крупная дрожь, вынуждая передёрнуть плечами. Наверно это от ветра, что холодит намокшую одежду. У меня не получается перестать думать о тёплых пальцах Чона, что сжимают локоть. О крепком бедре, мышцы которого я чувствую даже сквозь плотные джинсы.       Дождь усиливается.       Чонгук прижимается еще сильнее, пытаясь хоть как-то укрыться под крохотным козырьком. Но это мало помогает. Он вдруг выгибается в пояснице, тонко ахнув. Отчего у меня ком в горле встаёт, мешая вздохнуть. Шипит сквозь зубы, осознавая, что толстовка сзади успела основательно промокнуть. Не могу. Не могу так больше! Сердце колотится, как сумасшедшее. Моё или его?       — Камеру спасай! — хрипло вскрикиваю я, обретя наконец голос. Выворачиваюсь из плена. Сдёрнув пиджак, накрываю ценную технику, стараясь не касаться лишний раз ладоней парня. Наплевав на всё, бегу на стоянку, подхватив покрепче свёрток. — Догоняй!       Я рывком распахиваю дверь автомобиля с водительской стороны. Карабкаюсь в салон. Следом хлопает соседняя дверь, и на пассажирское сидение плюхается Чон. Встряхивает кистями рук, вытирает мокрое лицо. Оттягивает худи, заглянув через ворот. Откладываю кулёк с камерой в сторону, тянусь к бардачку. Дрожа от зябкости, достаю жалкую упаковку бумажных салфеток. Единственную. Выдергиваю сразу всё из пачки. Половину всучиваю в руки Чонгука, остальными промокаю торопливо ему лицо и шею. Нельзя оставлять его мокрым! Любой сквозняк или прохладный воздух, и мгновенно продует. Ох, настучат мне тогда по шапке!       Гук вытирает руки, прикладывает салфетки к вискам. Потянувшись рукой за спину, включает печку. Сердце истерично подпрыгивает, когда его тело прижимается к моей груди, а подбородок упирается в плечо. Содрогаюсь от резкого наплыва целого каскада ощущений. Мурашки размером со слона табунами пробегают по позвоночнику. Взгляд макнэ скользит по мне. Зардевшись, он отводит глаза в сторону. Прочищая горло, ёрзает на кресле, — ткань на спине противно сырая и холодная.       Салфеток не хватает. Комкаю рвущуюся, липнущую к пальцам тонкую бумагу. Что же делать? Радостно вскрикиваю, когда меня в то же мгновение осеняет. Точно! Как же я могла забыть? Суматошно шарюсь на заднем сидении, нащупывая спортивную сумку. И выуживаю оттуда пляжное полотенце.       — Не дай бог заболеешь. Несдобровать мне тогда, — бормочу, накрывая им голову Чонгука и просушивая пряди.       — Откуда у тебя это? — парень перехватывает руку, останавливая. Стаскивает полотенце, пытливо вглядываясь в лицо. Я вдруг краснею густо. — Ты на пляже была! Признавайся!       Чон нахлобучивает мне его на макушку, сжимает ладонями щеки с двух сторон.       — Ты что делаешь? — слова вылетают коверканными из-за севшего разом голоса.       Черные глаза напротив, кажется, в душу заглядывают. Приковывают к себе, околдовывают. Я совершенно теряюсь в пространстве и поздно соображаю, что он тянет меня к себе.