Шанс

Едва Кэрол за ужином, который теперь без Дэрила не проходил, что даже как-то привычно стало, упомянула о завтрашнем УЗИ, он тут же вскинулся, отложил вилку с намотанными на нее спагетти и громко сказал: — Я с тобой. Когда и куда прийти? Или забрать тебя из дома? — Зачем? — растерянно пожала плечами Кэрол. Она вообще упомянула об этой процедуре случайно и не собиралась никого туда с собой брать. Ей было немного волнительно, потому что в прошлую неделю она случайно прочитала о довольно больших шансах различных патологий в её возрасте. А ещё о том, что с возрастом возрастает риск забеременеть двойней или тройней. Хотя такое доктор Сиддик вряд ли бы пропустил к двенадцати неделям, но все же… — Мам, ну как зачем, интересно же! — ответила вместо Дэрила София, с аппетитом поедающая овощной салат и старательно не смотрящая в их тарелки со спагетти. Несмотря на опасения Мэгги, токсикоз Кэрол медленно, но верно проходил. Её ещё тошнило по утрам, но весь оставшийся день она чувствовала себя человеком. Да и вечерняя сонливость тоже стала куда-то пропадать. — Я бы вот тоже с тобой пошла, если бы не тесты завтра! — продолжила дочка. — Не знаю я, что там может быть интересного, — пожала плечами Кэрол. Дэрил насупился, и она, взглянув на него, с трудом удержалась, чтобы не потрепать его по волосам, которые он после долгих бурчаний, нет, не подстриг коротко, но хотя бы чуть-чуть подравнял. Их отношения за два месяца вошли в накатанную колею и их теперь с уверенностью можно было назвать дружескими. Кэрол его не контролировала и никогда ничего не требовала, а он требовал от неё лишь одного — заботы о себе и ребёнке. И являлся к ним в гости каждый вечер, словно так и надо. Если раньше они только ужинали вместе и немного болтали за чашкой чая, то теперь он нередко оставался до того времени, когда Кэрол собиралась идти спать. Он смотрел с ней какой-нибудь фильм, приносил ей из холодильника мороженое и разминал её уставшие плечи или ступни. Это единственный физический контакт, которые они себе позволяли. Кэрол, по мере того как проходила её тошнота, стала с любопытством наблюдать за ним, пытаясь уловить в его взгляде отголоски прежней страсти, которая так явно читалась в его глазах в ту ночь, ставшую для них обоих знаковой, но ничего подобного не видела. В его глазах была только забота, тревога и что-то такое, что она никак не могла понять. Да и не слишком-то пыталась. Сам он к прикосновениям относился как-то странно и часто дергался, когда Кэрол протягивала руку в его сторону, например, чтобы машинально поправить воротник рубашки. Поначалу она недоумевала, потом просто привыкла, а на днях, отправив явившегося к ним прямо из лесу потного и грязного Дэрила в душ и заскочив буквально через минуту туда же со свежим полотенцем, увидела его без рубашки и, кажется, поняла, в чем его проблема. Вся его спина была покрыта очень старыми, но совершено жуткими на вид шрамами. Когда-то давно, возможно, ещё в детстве его били и били очень жестоко. Она молча отдала ему, прячущему глаза, полотенце и вышла, а потом несколько минут стояла в коридоре, прижавшись спиной к стене, смаргивая непрошенные слезы и вспоминая его слова о том, что отец колотил мать, вынуждая её сделать аборт. А ещё слова его брата, Мэрла, о том, что женщин у Дэрила особо не было. А потом она сопоставила это все с его замкнутостью, с тем, что он порой терялся и смущался от самых обычных слов, что у него, кроме Аарона и его партнёра, и друзей, судя по рассказам, не было, с тем, что он дергался, видя поднесённую к нему руку, словно боялся, что его могут ударить. До сих пор. Прошло столько лет, но то, что он пережил в детстве, влияло на него до сих пор. До сих пор так и не нашлось человека, который смог бы показать Дэрилу другую сторону жизни. Без боли, зато полную любви и ласки. Что ж, Кэрол тоже не могла это сделать. Ласки у нее было много, вот только любить мужчин она, кажется, не умела. Да и они её тоже. Они её хотели, она была им интересна, да, это Кэрол после смерти Эда узнать смогла, хотя поверила в свое время с трудом. Но любовь… это странное чувство, которое она могла понять по отношению к Софии, к работе, но которое ей никак не получалось испытать с мужчиной. Что ж, возможно, этот ребёнок, которого так сильно ждёт Дэрил, действительно ему нужен. Возможно, он научит Дэрила любить и быть любимым, ведь дети справляются с этим лучше всех. Они умеют любить преданно и беззаветно, совершенно не задумываясь, что некоторые родители любви не заслуживают. Вот и София любила отца… долго любила… Но даже детскую любовь можно однажды убить. — Так когда и куда приезжать? — настойчиво переспросил Дэрил, вырвав Кэрол из задумчивости. Она нехотя сообщила ему адрес и сказала, что приём назначен на девять утра. Ведь после ей нужно было быть на работе. На этой неделе и так планировались целых две встречи, не связанные с её кофейнями. Первая — это УЗИ, а вторая — приём у психотерапевта, к которому Кэрол ходила раз в неделю, пока никаких особых перемен не чувствуя. Дениз говорила ей, что она плохо старается и совсем ей не помогает. Но Кэрол просто считала пустой тратой времени попытки мысленно вернуться в детство, к матери, которую она вообще-то и не помнила почти, бабушке и отцу. А думать об Эде ей было просто неприятно. Особенно о нем в то время, кода она забеременела Софией… Несмотря на то, что визиты к психотерапевту приносили мало радости, Кэрол все же не бросала это дело. Она каждый раз обещала себе больше не приходить, но потом собиралась с силами и снова шла в тихий и уютный кабинет, где можно было сесть на мягкое кресло, откинуться на его удобно опускающуюся спинку, закрыть глаза и немого помолчать. Ровно до тех пор, пока Дениз не начинала задавать свои вопросы. К счастью, вопросы доктора Сиддика, который вместе с женщиной-специалистом делал ей УЗИ, после того как она сдала необходимый анализ крови, были гораздо более простыми и особого напряжения не требовали. Он очень обрадовался, увидев Дэрила рядом с Кэрол, и теперь, водя по животу Кэрол датчиком, подробно рассказывал ему то, что можно было увидеть на экране. — Он шевелится, — почти шёпотом произнёс Дэрил, наконец увидев то, что ему так усердно показывали доктор со специалистом УЗИ, и сияющими глазами посмотрел на Кэрол. — Прикинь, он там у тебя шевелится! Совсем как живой! — Он и есть живой, — рассмеялся Сиддик. — Ты же сам мне два месяца назад рассказывал о появившемся уже сердцебиении, а теперь удивляешься, что он живой, — усмехнулась и Кэрол. Дэрил что-то пробормотал себе под нос и с прежним восторгом уставился в экран, пока врачи считали какие-то параметры и сверяли их с таблицей. — У вас все в полном порядке, — с облечением сказал наконец Сиддик. — Нужно ещё дождаться результата крови. Я завтра вам позвоню и сообщу все сведения. Но для беспокойства повода нет. — Отлично, — принялась Кэрол вставать, и не обращая внимания на то, что Дэрил подал ей руку, быстро вытерла живот салфеткой. Бросив взгляд на часы, она поморщилась: время поджимало, назначенная встреча с менеджером одной из кофеен должна была состояться через полчаса, а ведь Кэрол хотела ещё успеть набросать план вопросов, которые ей нужно не забыть задать. Конечно, она в любой момент сможет перезвонить своему сотруднику с этими вопросами, но ей больше нравилось решать все лично, с глазу на глаз. Попрощавшись с доктором и — через три минуты во дворе клиники — с Дэрилом, который, кажется, что-то хотел ещё сказать, но, взглянув в её лицо, решил промолчать, Кэрол поспешила на встречу, временно выбросив из головы все, связанное с её положением. Это была её новая тактика: полностью стирать из памяти все мысли о ребенке на время работы. Таким образом Кэрол большую часть дня практически не нервничала, оставляя то странное тянущее чувство тревоги, преследующее её с тех пор, как она узнала о беременности, на вечер, когда её немного отвлекали София с Дэрилом. София, конечно, не осталась в стороне и сегодня днём. После теста она позвонила Кэрол, чтобы убедиться, что все прошло нормально, потом заявила, что иначе и быть не могло, и тут же отключилась. Следующей позвонила Мишонн все с тем же вопросом. За ней была Андреа, а затем Кэрол только вздохнула, увидев на экране телефона, что даже Бет решила поинтересоваться новостями. Она сейчас выступала в роли няньки для своего племянника, за что Мэгги платила ей зарплату, что было вполне логично, но с Кэрол общаться не перестала, немного расслабившись, когда та перестала быть для неё строгой начальницей. Перекусила Кэрол все в той же кофейне и вернулась в офис уже во второй половине для, с трудом удерживая в голове задачи, которые она наметила себе для выполнения в оставшиеся рабочие часы. — Ну как там? — встревоженно вгляделась в её лицо поднявшаяся навстречу Мэгги. — Неплохо. Проблема с посетителями окончательно решилась. Оказывается, все дело было в той второй официантке, которую привела с собой Розита — они соседки, что ли. Девушка исполнительная и приветливая, но у неё проблемы со здоровьем, которые она по какой-то причине не решала. А посетители, заходящие вкусно поесть, и каждый раз чувствующие очень сильный и неприятный запах от обслуживающей их официантки… сама понимаешь. — Кэрол, да знаю я это! Уже все знают, и цифры, на сколько именно увеличилось количество посетителей в этот месяц, которые ты сегодня узнала, меня тоже не интересуют. Ты же была на УЗИ? Как там? — А, да, — кивнула Кэрол, немного уставшая отвечать всем одно и то же. — Там все в порядке, не волнуйся. — Ну слава богу, — с искренним облегчением вздохнула Мэгги и сунула Кэрол папку с документами из соседнего отдела. — Они сказали, ты ждёшь. И ещё кое-что. Она прошла вслед за Кэрол в её кабинет и показала на её стол, на котором красовалась ваза с огромным букетом из белых цветов. — А это что? — А это тебе, — улыбнулась Мэгги. — Приехал какой-то мужчина на байке, и знаешь, что-то подсказало мне, что он вовсе не курьер, и оставил для тебя цветы. Там, кажется, записка есть. Прочитаешь? — Спасибо, Мэг, — кивнула Кэрол и улыбнулась вслед своей помощнице, скорчившей забавную рожицу, когда она поняла, что записку в её присутствии читать никто не станет. А в записке было всего одно короткое слово: «Спасибо!» И от этого слова, от этих цветов и от воспоминаний о лучащихся искренним восторгом глаз Дэрила Кэрол вдруг села на кресло и горько расплакалась. Она не знала, о чем плачет, но эти слёзы приносили ей облегчение.