Туманность Андромеды

Нимфадора пожелала вернуться вместе с мужем в свой дом в Уилтшире в тот же вечер, не откладывая переезд на завтра. Пока она собирала чемоданы, Люпин стоял в прихожей, неловко переминаясь с ноги на ногу, а Тэд, с нахмуренными бровями и побагровевшим лицом, неодобрительно молчал. Видимо, он и желал высказать все, что думает о зяте, и в то же время боялся обидеть дочь — память о ссоре была еще слишком свежа. Однако Андромеда чувствовала, что внутри у него все прямо-таки клокочет от возмущения. И в конце концов он не выдержал. — Зачем ты пришел? — обратился он к Люпину. — Мало она из-за тебя плакала? Только немного успокоилась, пришла в себя… и ты снова заявился, как ни в чем не бывало. А что будет дальше, ты подумал? Опять жизнь под постоянной угрозой? Я, как целитель, говорю, что для беременной женщины оборотень — отнюдь не самое лучшее соседство. Да у тебя ведь и работы нет! Дора из Аврората ушла — и правильно сделала, ей сейчас нужно подальше от всего этого держаться. Но на что вы будете жить? — Простите меня… Я тоже так думал, и все же… Если уж мы женаты и у нас будет ребенок… теперь уже ничего не поделаешь. Я больше не оставлю Дору одну, а на время моих… моей болезни… мы будем принимать меры, — Люпин смотрел на Тэда откровенно несчастными и виноватыми глазами, но голос его был тверд. — Ты вообще не должен был допустить, чтобы она забеременела! Это слишком опасно… и для ребенка, и для нее самой. Из своей комнаты вышла Дора, левитируя перед собой пару чемоданов. Она прислушалась к разговору отца с мужем, и сияющая улыбка на ее лице мгновенно поблекла. — Нет, папа! — прервала она Тэда. — Я знаю, что ты думаешь, мы ведь об этом уже говорили… Но ребенок родится в любом случае! Каким бы он ни был, я все равно буду его любить. И Ремуса я не оставлю. Люпин торопливо подошел к жене и подхватил чемоданы. — Дора, я прошу тебя… останься с нами, — с отчаянием произнес Тэд. — Тебе у нас будет лучше… Ведь, если он снова тебя бросит… Как волка ни корми, он все в лес глядит (1)… Натуру не переделаешь. Люпин дернулся, как от пощечины, и побледнел, глаза сузились и вспыхнули желтыми огоньками, но он не тронулся с места. — Нет! — вскрикнула Нимфадора. — Папа… Ремус… — Дора, я обещаю тебе… — начал Люпин, но Тэд его перебил: — Я ему не верю! Он еще принесет тебе несчастье… Губы Нимфадоры задрожали, на глазах показались слезы. — Если это случится, — вмешалась молчавшая до сих пор Андромеда, — то Дора, конечно, вернется к нам, и мы ее примем. — Я обещаю, что больше не оставлю Дору, — повторил Люпин. — Да, я очень виноват перед ней… и перед вами… Но это больше не повторится. Я сделаю все, что смогу… — Ремус… — Нимфадора погладила его по плечу, — милый… Не слушай, пожалуйста… Пойдем домой… Папа! — повернулась она к отцу. — Ну как же ты можешь такое говорить?! Ведь ты теперь точно в таком же положении, как Ремус… Мама… ну, скажи ему! Андромеда приблизилась к дочери и обняла ее. — Идите к себе. Не сердись на отца. И помни — что бы ни случилось, ты всегда можешь на нас рассчитывать. Это и твой дом тоже. Нимфадора прижалась к матери, всхлипнула и, бросив на отца обиженный взгляд, подтолкнула мужа к камину. Взяв щепотку летучего пороха и бросив в огонь, она исчезла в зеленом пламени. Люпин последовал за ней. А Тэд все никак не мог успокоиться. — Ну как так можно? И эта дурочка даже ни слова упрека ему не сказала, нет, она как будто счастлива, что он снова до нее снизошел! А ты… ты ее одобряешь?! — Тэд, — ровным голосом произнесла Андромеда, — я ее, не то чтобы одобряю… Нет, конечно, по правде говоря, я бы тоже хотела, чтобы она осталась у нас, и лучше бы он не возвращался… Но я понимаю, что она сейчас чувствует. А так, как ты с ней разговариваешь — так нельзя, будет только хуже… Ты же не хочешь, чтобы она от нас совсем отдалилась и никакой помощи не принимала, даже когда ей это будет нужно? Я тоже не исключаю, что он снова может уйти. И куда ей тогда деваться, если не к нам? — Разумеется, только к нам… — вздохнул Тэд. — И, разумеется, мы ее не выгоним. Но следовало бы дать ей понять, что нельзя так себя вести. Нужно же себя уважать! Этот никчемный, безответственный тип… Да что она в нем нашла, в конце концов? — он повысил голос, снова распаляясь гневом. — И ведь это еще не самое страшное — если он опять сбежит! Ох, да пусть бы сбежал! Боже мой… как подумаю, что Дора теперь там одна, с оборотнем… — он замолчал, переводя дыхание, потом снова обратился к жене: — Дромеда, а когда полнолуние? — Через неделю. У нее все есть для аконитового, если будет нужно, я ей помогу и сварить, и ингредиенты достать… Тэд, — Андромеда взяла мужа за руку, — ты прав, я совершенно с тобой согласна в том, что этот брак был ошибкой. Но пойми, сейчас уже поздно, все уже случилось. И нам остается только принять это так, как есть… если мы не хотим ее потерять. Она не отступит. — Да, кто бы мог подумать… У девчонки совершенно отсутствует здравый смысл… Но я не собираюсь с этим мириться! — А что ты можешь сделать? Это же наша, блэковская кровь, — Андромеда мягко, примирительно улыбнулась. И поймала себя на странном чувстве — что почти гордится Нимфадорой. Дочь, которую ее семья никогда не признавала, тем не менее, пошла в их породу, она — самая настоящая Блэк. — Вот уж нашла, чему радоваться… — покачал головой Тэд. — Прости, но родня у тебя… Чего стоит сумасшедшая сестрица, которой только детей пугать… Или твоя тетушка, прогнавшая родного сына… — Сириус сам ушел, — возразила Андромеда. — Хлопнул дверью, сказал, что ненавидит и дом, и родителей, и брата… — И поделом! А Вальбурга даже после смерти не смирилась, — проворчал Тэд. — Помнишь, Дора рассказывала, как Сириус с портретом матушки бранился… — Портрет — это все же не человек, — покачала головой Андромеда. — Видимо, его писали, когда тетя перед смертью уже была не в себе. — Она вздохнула: — Как это, должно быть, страшно — так умирать… Она отвернулась от Тэда и подошла к окну, за которым сейчас не было видно ничего, кроме ее отражения в темном стекле. Ее родители, Сигнус и Друэлла, умерли несколько лет назад — сначала отец, а вскоре и мать — ушли друг за другом. И она узнавала об этом только из газет — после ее побега все связи с домом Блэков были прерваны. Как она тогда плакала — втайне от Тэда и от Нимфадоры! Но возле мамы и папы в их последние дни была, по крайней мере, младшая дочь — Нарцисса… Да и Андромеда с Беллой все-таки были живы. А вот каково пришлось тете Вальбурге — умирать, зная, какая страшная судьба постигла обоих сыновей… и обвиняя себя, что не уберегла… * * * Люпин не ушел, более того, он, видимо, всячески старался загладить свою вину перед женой, взяв на себя почти все домашние хлопоты. Впрочем, Дора никогда не отличалась хозяйственностью, а Ремусу, как выяснилось, за годы одинокой жизни в крайней бедности многому пришлось научиться. Ночь полнолуния прошла благополучно — на следующее же утро, выждав лишь, когда Тэд уйдет на работу, Нимфадора появилась в доме родителей. — Я так и думала, что вы, наверно, опять всю ночь не спали, вот и пришла к вам сразу же… Чтобы вы знали, что у нас все в порядке. Скажи папе, хорошо? Андромеда вздохнула: — А ты сама не хочешь с папой поговорить? Нимфадора в ответ сердито поджала губы: — Он опять начнет Ремуса ругать… Пусть он его не обижает, и вообще, оставит нас в покое! — Подожди немного, — Андромеда погладила дочь по волосам, которые теперь, когда Нимфадора чувствовала себя умиротворенной и почти счастливой, приобрели теплый красно-золотой оттенок. — Дай отцу время привыкнуть. А кстати, где твой муж был все это время, он тебе не сказал? — Ну почему же, сказал, — улыбнулась Дора. — Он у братьев Уизли в магазине кое-какую работу выполнял, иногда ингредиенты добывал для них, или еще что-нибудь… Ему даже немного денег скопить удалось. Ну, и с нашими, из Ордена, встречался. Да, и еще у оборотней побывал, — она нахмурилась, — но те почти все на стороне Сама-Знаешь-Кого… (2) Они сейчас в егеря очень охотно идут — их целые банды, рыщут по лесам и ловят тех, кто объявлен в розыск… Впоследствии Нимфадора все же стала ненадолго приходить и тогда, когда отец был дома — но всегда одна, без мужа. Орден Феникса, как поняла Андромеда, свернул свою деятельность, все сидели по домам и ничего не предпринимали. Только близнецы Уизли — не без помощи Ремуса — организовали подпольную радиостанцию и время от времени вели передачи по волшебному радио. Иногда на этих передачах выступал Люпин или другой человек из Ордена, призывая всех волшебников Британии не отчаиваться и надеяться на победу — и защищать магглов, которые могут пострадать от произвола слуг Того-Кого-Нельзя-Называть. Андромеда лишь горько усмехалась про себя, когда ведущий утверждал, как некую неоспоримую истину, что нужно верить Гарри Поттеру, который каким-то образом всех спасет, и что он сейчас именно этим и занят. Но вслух она ничего не говорила — муж и дочь слушали радио, как завороженные: у Нимфадоры горели глаза, и Тэд, казалось, чувствовал себя увереннее. Был еще журнал «Придира», который издавал Ксенофилиус Лавгуд, совершенно открыто выражавший поддержку Гарри Поттеру. Андромеда удивлялась — как это журнал еще не закрыли, а сам Ксено жив и на свободе? Но, может быть, Темный Лорд и Министерство просто не принимают его всерьез? Да, пожалуй — она и сама считала Лавгуда, мягко говоря, человеком с большими странностями. Но сейчас репутация чудака, помешанного на несуществующих животных и бесполезных изобретениях, играла ему на руку. Тем временем осень окончательно вступила в свои права, принеся с собой дожди и туманы. Почему-то в этом году холода были особенно пронизывающими, и Андромеда все время куталась в шаль и заботливо следила, чтобы Тэд обязательно надевал теплый свитер. Проводив мужа на работу, она подолгу стояла у окна, глядя на тоскливо-серое, свинцовое небо, и ей становилось неуютно и тревожно, когда она думала о тех, кто в это время вынужден покинуть свой дом и скрываться в лесах.