juvenile

Год спустя

      После получения диплома об окончании магистратуры времени больше почему-то не стало. На работе буквально заваливают новыми обязанностями и заданиями, отчего Паку иногда не хватает сил на принятие душа или готовку ужина. К счастью, Чонгук как-то незаметно перебазировался к нему, и вот, уже на протяжении трех месяцев Чим наслаждается кулинарными изысками своего парня, даже не подозревая, как много труда на готовку уходит у Чона, которому сейчас и своих забот хватает. Младший не жалуется, успевает и к выпускным экзаменам готовиться, и за Чимином следить.       Вроде, не жизнь, а сказка. Но все как-то не то. Уже несколько дней (или недель?) Пак чувствует ужасно давящую тоску, но никак не может понять ее причины. Вроде, и на работе все получается, и дома тепло и уют, даже ссор нет, хотя будь он на месте Гука, то давно бы закатил парочку истерик. Потому что это вряд ли похоже на здоровые отношения: их взаимодействие начинается и заканчивается в пределах квартиры, теплые объятия и ленивые поцелуи случаются редко и, в основном, по утрам выходных дней. Здесь даже нечего говорить про свидания или приятные вечерние посиделки перед телевизором. Чимин буквально валится с ног, как только добирается до дома, и Гук даже не ворчит. Обижается, злится неимоверно, но на следующий день улыбается так, словно ничего не произошло.       И, наверное, пора бы уже начать тревожиться. Чонгук не ругается, терпит все, прощает каждый промах, а Пак даже не старается исправиться, при этом прекрасно осознавая все свои ошибки. Как бы это глупо не звучало, но Чимин устал. Он морально истощен этими отношениями, вечными секретами и попытками не проговориться в кругу коллег. Радует, что хотя бы от друзей им не нужно скрываться, но и с ними Пак не виделся уже больше месяца.       Пак, понимая, что погряз в собственных мыслях, откидывает документ, который пытался прочитать уже раз пять, на стол и переводит измученный взгляд на коллег. Очень часто они выбираются в обеденный перерыв куда-нибудь в соседнее кафе или проводят вечера где-нибудь в баре. Почти все праздники Чим отмечает именно с этими людьми. Но никак не может к ним привыкнуть, словно они — лишь замена его друзей, лишь прекрасная иллюзия, за которой Пак старается спрятаться от реальности.       Девушка, что сидит почти напротив, очень часто приводит с собой своего жениха, откровенно хвастаясь им перед другими. И остальные ведь не остаются в долгу, переводят тему на личную жизнь, после чего Пак даже не пытается вникнуть в суть их разговора. В такие моменты он ненавидит их больше всего: ни когда они допускают опрометчивые ошибки, из-за которых приходится переделывать отчеты, ни когда они опаздывают на работу, прося прикрыть перед начальством, даже не в те моменты, когда они строят глазки и просят сделать их работу за них. Чимин больше всего ненавидит их именно тогда, когда речь заходит про отношения и семью.       И как, скажите, ему терпеть все это, если его вторая половинка — несовершеннолетний ребенок одного с ним пола? Не то чтобы Пак стеснялся своей ориентации, нет, он признался в этом чуть ли не в первый месяц работы, когда ему начали сватать всех свободных особ их офиса. Но публично признать себя извращенцем, соблазняющим детей — нет, это уже перебор. Поэтому он часто молчит, вымученно улыбается и клянется больше никогда не ходить с коллегами выпивать. Однако все повторяется, один раз сменяется другим, один праздник краше другого, а чувство собственной никчемности все то же. Угораздило же его влюбиться по уши в парня, который младше его почти на десять лет.       Сейчас Чимину двадцать семь, Чонгуку — восемнадцать, меньше, чем через год он будет уже совершеннолетним. Но это, оказывается, нисколько не меняют ситуацию: как бы Гук не рос, как бы не пытался поднабрать мышечную массу, стоит только заговорить о его возрасте, то все надежды бьются, как фарфоровые блюдца. Да, по виду Чонгука и не скажешь, что он — все еще подросток, он уже выше Пака чуть ли не на полголовы. Но документы не подделаешь, а Чона не состаришь. Даже когда ему будет двадцать пять, Чимин на его фоне будет выглядеть настоящим педофилом.       Раньше, еще полгода назад, Чим об этом не задумывался. Он, наверное, и не стал бы думать о себе в таком ключе, если бы однажды не подслушал разговор двух девушек, что работают этажом ниже. Они очень эмоционально обсуждали какую-то знаменитую пару, разница в возрасте у которых не сильно отличается от разницы между ним и Чонгуком, поэтому Чим позволил себе задержаться в кафе чуть дольше, морщась чуть ли не от каждого слова сплетниц. Тот разговор иногда так и звенит в голове, давя на нервы и вызывая боль, и Пак никак не может избавиться от чувства неправильности. Он раньше и не замечал, как сильно на него влияет общественное мнение.       С тех самых пор в груди зародился противный червячок, который с каждым днем становится все больше и прожорливее. Теперь Пак боится не то, что ходить с Чонгуком на свидания, а даже просто пройтись с ним до магазина. Мало ли, кого они могут встретить по дороге, чем вызовут огромное количество слухов.       Чимин больше не сомневается в чувствах Чонгука, не сейчас, когда все стало так напряженно и тяжело. Несмотря на то, что Пак заставляет младшего переживать, запрещая ему провожать себя на работу или касаться в общественных местах, да и вообще больше не появляясь с ним на людях, Гук все с тем же теплом встречает его с работы, провожает по утрам легким, ненавязчивым поцелуем и во время обеда, как по расписанию, шлет сообщение с напоминанием о том, что необходимо оторваться от работы и поесть.       Кажется, это и есть счастье, но только Пак почему-то совсем не рад. С каждым днем становится все тяжелее смотреть в любимые глаза, светящиеся неподдельной любовью, и это давит тяжелым грузом, часто доводя до обреченности. Чимин задыхается в этих рамках, которые сам же и воздвиг, но перестроить себя не может. На них с Чонгуком всегда будут косо смотреть, этого не избежать. И Пак даже готов признать, что из них двоих именно он оказался не готов к этому, хотя поначалу был уверен в обратном. Он думал, что Гук наиграется, поймет, что Чим ему не нужен и уйдет уже через месяц отношений. Но все завертелось, заискрило, и Чимин потерял счет времени. До тех пор, пока не встретился с реальной жизнью, что бьет наотмашь по лицу.       Все было намного легче, когда после работы он срывался на учебу, постоянно пропадал за проектами или домашним заданием, а не выслушивал сплетни своих коллег. И сейчас, проводя с ними большую часть своего времени, Чим жалеет, что магистратура не длится пять лет. Однако менять место работы он не собирается, ведь большая часть его коллектива — девушки, которые более лояльно относятся к людям нетрадиционной ориентации, нежели мужчины. Поэтому Пак терпит, в подробностях знает все сплетни как офиса, так и развлекательной индустрии, и всерьез задумывается о том, что прекратит тайные отношения с Чонгуком именно он.       Когда рабочий день подходит к концу, Чим вежливо отказывается от предложения выпить и буквально срывается домой. Его впервые окутывает такая страстная уверенность в собственном выборе, он не был так уверен даже когда соглашался встречаться с Гуком, когда поцеловал его при друзьях, когда рассказал родителям про свои отношения с подростком. Переполняемый чувствами и эмоциями, Чимин в рекордно короткое время добирается до дома и замирает только после того, как входная дверь захлопывается за спиной, а квартира встречает его тишиной. Если бы не брошенные как попало кроссовки у порога, Пак бы подумал, что младшего нет дома, но тот явно просто не в настроении, вот и не вышел встречать.       Почти сразу же направившись в спальню, Чим на секунду задумывается, станет ли ему легче, если он все это прекратит. Любит ли он Чонгука меньше? Нет, точно нет. Устает ли он от его внимания и заботы? Господи, надо быть конченым дураком, чтобы устать от такого. Вынесет ли он еще несколько лет этого напряжения и гнетущего чувства? Определенно нет. И Чонгук его вряд ли поддержит в этом выборе, возможно, даже замкнется в себе на какое-то время. Но Пак будет рядом, всегда будет рядом, просто больше не в роли любящего парня.       Тяжело жить так, как не велит сердце. Хочется касаться, иметь возможность целовать у всех на виду, не бояться осуждения и косых взглядов. Но Чимин никогда этого не получит, их отношения с самого начала обречены на постоянные испытания и трудности. Это тяжело, невыносимо больно, Чим просто не в состоянии вынести такой психологической нагрузки, как бы ему не хотелось сейчас ударить себя по лицу и наконец одуматься. Пути назад нет.       Справится ли он без Чонгука? Нет, точно нет. Сможет ли наблюдать со стороны за тем, как Гук будет улыбаться не ему, касаться кого-то другого? Нужно быть совсем придурком, чтобы согласиться на такое. Хочет ли он отпускать его? Возможно, это единственный вопрос, что встает комом в горле. Чимин уже не понимает, чего он на самом деле хочет, но ему кажется, что станет намного легче, если он найдет в себе силы отпустить все это, если он сможет прекратить тайные отношения и больше не заморачиваться об их сокрытии от других.       С этими мыслями он открывает дверь спальни и замечает сжавшегося чуть ли не в клубок Чонгука. Он не двигается, дышит размеренно, и Пак почти верит, что младший спит, но взгляд натыкается на ладонь, обнимающую плечо, и сердце пропускает удар. Костяшки Чонгука разбиты в кровь, даже не обработаны толком, и вся его поза так и кричит о помощи.       Оказавшись возле постели, Чимин присаживается на свою половину кровати и касается головы младшего, медленно стягивая капюшон красной толстовки и зарываясь пальцами в его растрепанные волосы. Гук не дергается, смиренно ожидает реакции, но даже не смотрит в его сторону, поджимая разбитые губы. — Что произошло? — он словно читает своего парня, замечая каждую отразившуюся эмоцию на его лице. Чон прикусывает нижнюю губу, зашипев от вспышки боли из-за раны, но больше ни звука не издает. — Чонгук?       Прекрасно зная, что на него лучше не давить, Чимин честно старается сдерживать себя, но сердце не в порядке. Давно не в порядке. С тех самых пор, как он впервые встретился взглядом с этими темными омутами чужих глаз, как впервые увидел его смущенную улыбку и улыбнулся ему в ответ. Как давно это было? Сколько они уже пережили вместе? Чимин явно не в порядке, раз решил отказаться от своего солнечного мальчика. — Подрался, — все же буркает он, прикрывая глаза, один из которых через пару часов точно заплывет из-за гематомы. — Родителей в школу вызвали. — Не расскажешь? — скинув пиджак, Чимин пододвигается к парню ближе и скользит ладонью по его спине, позволяя ощутить свою поддержку. — Ты же знаешь, что я не люблю, когда обижают слабых, — бормочет Гук, явно подготавливая себя к признанию. Чимин невольно улыбается, зная лучше других, какой его парень борец за справедливость. — Не смог пройти мимо, когда избивали парня с параллели. — И ты полез, не разбираясь? — перебирая пряди темных волос, Чим скользит взглядом по изуродованному чужими кулаками лицу, с щемящей болью в груди отмечая для себя синяки и ушибы на коже младшего. — Они били его впятером, не было времени разбираться, — бубнит Чонгук и невольно ежится, словно пытаясь закрыться от старшего. Через несколько минут тишины, которые ему дает Пак на осмысление, он все же продолжает. — Разве можно ненавидеть человека только за то, что отличается от других? — И чем же тот человек необычен? — не стараясь сейчас проводить воспитательную беседу, Чимин просто выслушивает. Он в любом случае поддержит Чонгука, ведь младший никогда в жизни не полез бы в драку без причины. — Он гей, — коротко выдыхает Гук, ощутимо вздрагивая под руками Чимина. — На его месте мог бы оказаться я. — Если судить по твоему лицу, то ты и так оказался на его месте, — не радостно усмехается Пак, наклоняясь ближе к замершему подростку.       Его губы касаются нежно, но достаточно ощутимо, поднимаясь поцелуями по щеке, избегая видимых синяков, и останавливаются на виске, оставляя длительный поцелуй у края волос. Чонгук все это время, кажется, не дышит, не ожидав от старшего такой нежности. Он представлял себе различные исходы, но никак не ожидал поддержки, Чим в этом не сомневается. — Хотел бы я сейчас начать ругаться, но не могу. Успокой меня и скажи, что у тебя нет серьезных травм, иначе я сойду с ума. Боюсь даже прикоснуться к тебе, — шепотом просит Чимин, встретившись взглядом с глазами Чонгука. — Я в порядке, пострадало только лицо, — слабо улыбаясь, Чон немного приподнимается, потянувшись за старшим, и замирает в нескольких сантиметрах от его лица, выдыхая судорожно и надрывно. — Только это не все… Теперь… Вся школа знает, что я встречаюсь с парнем. — Это определенно проблема, — не задумываясь, выдыхает в чужие губы Пак, тут же цепляя пальцами низ красной толстовки. — Но она не столь важна, как твое состояние. Покажи, пожалуйста, свое тело, чтобы я мог успокоиться. — Хен, — резко обрывает его Чонгук, перехватывая его запястья и слегка хмуря брови. — Ты не злишься? — Чонгук, это твое решение, я полностью его поддерживаю, ведь сложно скрывать себя настоящего, — понимающе улыбается Пак, нервно сминая пальцами плотную ткань одежды. — Дай мне осмотреть тебя, а потом мы решим, что делать. Хочешь сменить школу? — Я не собираюсь бегать от трудностей, — горделиво фыркает Чонгук, усаживаясь напротив Чимина и все же стягивая с себя толстовку. — Ты не перестаешь меня удивлять, — качает головой Пак, внимательно осматривая сначала торс парня, а после заставляет его обернуться, чтобы осмотреть и спину.       Не заметив ни единого ушиба, Чимин облегченно выдыхает и опускает голову на плечо младшего, давая себе время прийти в себя и собрать хаотично мечущиеся мысли в кучу. С Чонгуком никогда не бывает спокойно, он всегда заставляет чиминово сердце волноваться и ускорять свой ход, и Пак к этому вряд ли привыкнет когда-нибудь. — Что сказали родители? — немного погодя, интересуется Пак, не мешая парню одеваться обратно. — Кажется, они даже не были удивлены, — издает смешок Чонгук, поворачиваясь к старшему лицом. — Я всегда был занозой в заднице.       Кивнув ему в ответ, Пак внимательно всматривается в родные глаза и с ужасом понимает, что потерять этого ребенка он еще не готов. Возможно, ему понадобится время, чтобы перестать считать его своим, чтобы отпустить навсегда. И сейчас в голове судорожно разрабатывается план, который позволит Чимину побыть на расстоянии от Чонгука. Предлагать ему паузу он не собирается, ведь оттягивать неприятный момент вовсе не хочется, но бросить прямо сейчас просто рука не поднимается. — Как дела на работе? — тем временем Гук переводит тему, изучая лицо старшего пронзительным взглядом, от которого по спине пробегает холодный пот.       Не только Чимин научился видеть своего парня насквозь. Они теперь друг для друга, как открытые на нужных страницах книги. — Ох, точно, — цепляясь за его слова, Пак старается улыбнуться как можно менее натянуто. — Меня отправляют в командировку. На две недели. — Правда? — удивленно вскинув брови, Чонгук вмиг меняет взгляд на тоскливый. — И куда? Когда? — Кажется, в Китай, — пожимает плечами Пак, задумчиво хмыкая. — Завтра утром самолет. — Почему так неожиданно? — тут же хмурится Чон, поджимая разбитые губы и даже не морщась от боли из-за недоумения и раздражения. — Ты ведь не знаешь китайский. — Со мной будет переводчик, — неуверенно врет Чимин, криво улыбаясь. — Всего две недели, Гук, неужели не переживешь? — Просто это действительно слишком резко, — немного тушуется он, опуская взгляд. — Тебе нужно собраться и хорошенько выспаться. — Да, но сначала — обработать твои раны, — Чимин стремительно поднимается с кровати, привлекая внимание младшего. — Подготовь мазь и ватку, я пока в душ.       Подросток молчаливо кивает на его слова и вымученно улыбается. Когда старший скрывается в ванной, Чонгук откидывается обратно на постель, игнорируя ноющую боль в вывихнутой из-за драки ноге, и тупит взгляд в потолок. Шестеренки в голове работают с поразительной скоростью, подкидывая логичные выводы и умозаключения. Чимин собирается его бросить, это понятно уже давно. Старший несколько месяцев подряд ведет себя странно, нервно реагирует на откровенные прикосновения и даже не позволяет целовать себя дольше положенного. Что творится в его мыслях — Чон не знает, но ему несложно сложить дважды два и получить правильный ответ.       Только вот как избежать этого, он пока не понимает. Останавливать Пака и слезно просить его не уходить он не станет, это ниже всякого достоинства. Стараться его вразумить — тоже, ведь если старший разлюбил, то ничего с этим не поделаешь. Поэтому Чонгук затыкает свое ноющее от ран сердце и глубоко вдыхает, чтобы унять поднимающуюся по телу дрожь. Он должен это пережить, он был к этому готов, ведь Чимин никогда не обещал остаться с ним навсегда, да и сразу же установил границы — три года. И все равно, что до истечения срока еще больше года, Чимин явно не собирается тянуть.       Когда Пак возвращается обратно в комнату, он замечает Гука в той же позе, что и полчаса назад. Парень лежит к нему спиной, поджав ноги к груди, и о чем-то думает, словно выпав из реальности. Мазь он так и не принес, поэтому Чимин самостоятельно находит аптечку и берет все необходимое. — Повернись ко мне, — мягко просит он, вновь размещаясь рядом с подростком.       Тот лениво переворачивается на спину, не смотря в его глаза, и раскидывает руки, явно не зная, куда их деть. Чимин на это лишь улыбается, принимаясь обрабатывать раны антисептиком, и иногда наклоняется непозволительно низко, чтобы подуть на кровоточащие в некоторых местах ушибы. — Хен, — тихо зовет его Гук, когда Пак почти заканчивает наносить мазь. — Мне на это время вернуться домой?       До старшего не сразу доходит смысл его слов, из-за чего он на секунду зависает. Как только Чон покинет его квартиру, это приблизит их к расставанию еще на шаг. И как бы Чимину не хотелось сейчас сказать «нет», он прикусывает язык и на секунду прикрывает глаза, чтобы не позволить себе показать свою слабость. — Да, — заторможено кивает он, сталкиваясь с ошарашенным взглядом Гука. — Думаю, тебе здесь будет одиноко. — Вот как, — криво усмехается тот, возвращая себе прежнюю непринужденность. — Хорошо, тогда я съеду, как только ты улетишь. — Поможешь собрать сумку? — резво переводит тему Пак и убирает лекарства на тумбочку, поднимаясь с кровати. — Ну уж нет, сам ищи свои вещи, — смешно фыркает Чонгук, тихо посмеиваясь над старшим.       Это их последний совместный вечер. Это их последняя ночь. И Гук не хочет тратить такое драгоценное время на выяснение отношений и ссоры. Чимин захотел уйти тихо — Чонгук ему это позволит. Только вот он не знает, как теперь себя с ним вести, насколько ему можно открываться. И сохранятся ли у них те же доверительные отношения, которые они выстраивали все это время.       Чонгуку хочется о многом рассказать: о том, что нашел работу и теперь сможет накопить на поездку в Японию, которую хотел преподнести Чимину, как подарок на двухлетие их отношений; что сдал пробные экзамены почти на отлично, и если немного поднапрячься, то он сможет поступить в престижный университет со стипендией; что Хосок позвал их в гости, предлагая провести тихий, семейный ужин. Что он, Чонгук, соскучился дико, места себе не находил последние недели, не понимая, что творится с его парнем.       Сейчас понял. Понял, но вряд ли простил. Его обида настолько огромна, что ему едва удается сдержать слезы и мучительно улыбаться беззаботно собирающемуся в дорогу старшему. Разве так поступают с теми, кого любят? — Тебе привезти сувенир? — из мыслей его вырывает голос Чимина, который звучит так близко, словно Пак лежит рядом.       Резко повернувшись на звук, Чонгук встречается взглядом с карими глазами парня и судорожно выдыхает. Чимин действительно рядом, почти касается своей грудью его плеча. — Лучше себя привези, — на автомате выдыхает Гук, не отводя взгляда. — Обязательно, — смеется с него Пак и чмокает в щеку, боясь трогать разбитые губы. — Только ты дождись.       И этот мимолетный жест порождает надежду в груди младшего. Возможно, все еще не закончено, и он просто накручивает себя. Возможно, после поездки Чимин разберется в своих мыслях и объяснит свое поведение.       Чонгук дождется, обязательно дождется.