Последний шанс

Утром в понедельник моя жизнь, казалось, начинала восстанавливаться. Скорее всего, на меня так влияло хорошее самочувствие и странный заряд бодрости, которого я была лишена на протяжении нескольких месяцев. У съемочный группы произошли неполадки с аппаратурой, и менеджеры грозились, что починка займет около нескольких часов, так что наше утро было абсолютно свободным. Не теряя ни единой минуты, половина ребят разбежалась по сторонам, исполняя какие-то свои заветные планы, а я бесцельно бродила из комнаты в комнату, пока сама себя не вытолкнула на отрезвительную прогулку. Не было ли связано мое приподнятое настроение со странной мыслью, кружащей в моей голове — как прошлой ночью я оказалась в своей постели? Неужели, Чон Хосок принес меня? Мысленно дав себе смачную оплеуху, я попыталась вернуть душевное хладнокровие, которое сильно пошатнулось, начиная с прошлой ночи. Я почувствовала себя слабой и неуравновешенной девочкой, не умеющей контролировать свои чувства и принимающей любую незначительную мелочь за нечто невероятнно важное и серьезное, кидая на все это блик торжественности и праздности. Но реальность одна, и она тверда, как камень, не способная на какую-либо гибкость, какой подвержено наше мечтательное сознание. Я завернула в оранжевую густую аллею, пиная опавшие листья под ногами, когда вдруг врезалась всем телом в чью-то грудь. В нос впился до боли знакомый ментоловый запах геля для душа, и я зажмурилась, потирая ушибленный лоб. — Ну, почему ты всегда стоишь на моем пути? — не без раздражения сказала я. — Извини, — буркнул парень, обогнул меня и пошел дальше. Я опешила, возможно, не ожидая подобной реакции, но отмерла и помчалась в след за его удаляющейся фигурой. — Куда ты идешь? — я пристроилась сбоку него, подхватывая его ритм. — Просто гуляю, — равнодушно ответил он. Взгляд его коснулся моего лица, спустился чуть ниже — на шею — и мгновенно оттаял. — Почему ты опять без шарфа? — Ругался парень. Я смутилась, пытаясь оправдать свою оплошность, и запротестовала еще яростнее, когда Хосок начал раскручивать свой шарф, перекладывая его на мои плечи. — Мне, правда, тепло, — протестовала я, боясь, что его запах может меня просто убить. — Не надо. — Однажды, я уже поверил тебе, — фыркнул парень, закручивая шарф на моей шее. — И где ты в итоге оказалась, маленькая врушка? Я смутилась еще сильнее, загораясь рябиновым цветом. — Думаешь, я не волновался тогда о тебе, когда ты попала в больницу? — риторически спросил он. — Я чувствовал такую вину за произошедшее, что даже не мог там находиться, и мне пришлось выбирать время, когда в палате никого не было, чтобы хотя бы навестить тебя и увидеть твое лицо. И думаешь, я не чувствую вину сейчас за то, что ты больна и вынуждена вернуться домой после съемок? Ты потеряешь много времени, когда как могла бы заняться тренировками. А, возможно, уже бы и дебютировала. Его горячие слова плавили лед вокруг моего слабого сердца. Я чувствовала, как трещины расползаются вдоль, готовые вот-вот лопнуть и раскрошить ледяное образование. Я поддалась немного вперед и, пока заботливые руки Хосока разбирались с шарфом, нырнула в его объятия. Через секунду его руки легли мне на плечи, не отнимая моего тела от его, но Хосок все же спросил: — Что ты делаешь? — Мне холодно, — сипела я. После долгой прогулки по парку, морозный воздух пробирал нас до костей, и парень утащил меня в ближайшее кафе, чтобы перекусить. — Заказывай, что хочешь, — сказал Хосок, сосредоточенно разглядывая меню. — Ох, я так голоден. — Я сама оплачу свою еду, — твердо ответила я, открывая список блюд. Парень отнял небольшую книгу от своего лица и странно на меня посмотрел. — Что? — Спросила я. — Позволь угостить тебя, — неожиданно попросил он. Я застыла, не зная, как сказать ему, что мне неловко и я не хотела бы этого, но парень воспользовался моим молчанием и воспринял его, как некое подобие согласия — отсутствие какого-либо протеста, по сути, и есть согласие. К нашему столику подошла молодая кореянка, работающая здесь официанткой, и при виде живого, наглядного Джей-Хоупа не могла сдержать собственные слюни. Она смотрела на него во все глаза, борясь с очевидными порывами протянуть руку и коснуться его плеча, что было так заметно со стороны. Я невольно насупилась и отвернулась к окну, лишь бы не созерцать этого зрелища. Вероятно, эта девушка, что говорила слишком много лишних слов для той, кто работает официантом в обычном кафе, надумала себе, что встреча с Хосоком — это судьба, и в скором времени они обязательно встретяться снова, а потом он влюбиться в нее без памяти, и они вместе тихо уедут в закат. Что ж.... Вставай в очередь. Я оглядела ее с головы до ног, как раз в тот момент, когда она вспомнила обо мне и повернулась, чтобы узнать заказ. Мой критичный взгляд, который придирчиво оценивал каждый миллиметр ее тела, заставил девушку сжаться от напряжения. В ней, впрочем, не было ничего особенного. Учитывая типологию внешности большой части женского населения Кореи, я бы сказала, что она была плоской и бледной замарашкой. Неосознанно заказав тоже, что заказал Хоуп, я отправила девушку восвояси, отметив также, что она бросила на меня несколько недовольный взгляд, в котором открыто читалась завистливая злоба в перемешку с ревностью. Но это, к слову, мне даже польстило. Польстило мне и то, что Джей-Хоуп, восхлавляющий своих фанаток и улыбающийся каждому встречному человеку, сегодня остался дома, а вместо него пришел Хосок, который не удостоил девушку большим вниманием чем то, которое она требовала, как официант. А когда она сунула ему вырванный из блокнота листочек, Хосок оставил на нем неаккуратную размашистую подпись и так же скупо вернул его обратно. — Зачем ты вчера поднималась на крышу? — повторно осведомился парень. — Возможно, по той же причине, что и ты, — туманно ответила я. — Возможно, из-за каких-то других причин. — Из-за каких это? Из-за тебя Чон Хосок. Еще не понял? Ну да, куда тебе. Все мои проблемы из-за тебя, но я даже себе не могу в этом признаться. — Почему тебя обязательно все знать? Хосок лишь пожал плечами. — Просто любопытно. — Любопытство, в итоге, приводит только к бедам, — сказала я. На своем опыте это знаю. — Возможно, эти причины тебя просто не касаются. — Кого же тогда они касаются? Я закатила глаза, вздыхая. Почему мне хочется одновременно врезать ему и поцеловать? Это и называется любовью? Если так, то отпустите меня домой, я больше не в состоянии в этом участвовать. — Меня, — тихо ответила я, унимая ураган внутри своей груди. — Только меня. Он тихо вздохнул, отвернувшись ко окну. Ближе к полудню нас стали обзванивать менеджеры, возвращая обратно в дом, потому, как бы ни хотелось, но нам пришлось покинуть теплое помещение кафе, врываясь в суровый дубак, стоявщий на улицах Сеула. Сквозь толпу людей, растекающуюся по всем улицам города, Хосок вел меня к метро, изредка проверяя, иду ли я за ним. Я помню, что когда вышла из него утром, прошла довольно большое расстояние прежде, чем оказалась в парке, а от парка еще дорога до кафе, так что, предполагаю, метро далеко от сюда. Мы сошли с тротуара и оказались на обочине, где уже начинался пешеходный переход. Секунды на табеле тикали, но нам необходимо было ждать еще примерно две минуты, когда загорится зеленый свет. Мой телефон завибрировал в кармане, и я достала его, получив сообщение от Мили, которая осведомилась о моем местоположении. Масса пешеходов по мере истечения времени ожидания становилась все больше, и я не заметила или не обратила внимания, как толпа протолкнула меня чуть вперед. Мои пальцы ловко набирали текст на смартфоне, где я сообщала подруге, что скоро спущусь в метро и что Чон Хосок сопровождает меня, но не успела я его отправить, как услышала крики рядом стоящих женщин и рев мотора, а затем сильные руки сжали мои предплечья и утащили с дороги. Бешеный мотоциклист пролетел в сантиметре от меня, подняв ветер, и будь я на том же самом месте, то летела бы сейчас лицом по асфальту. Я помню, что успела только повернуть голову, заметив сигнальные фары и опасность, но не успела бы сделать этот шаг самостоятельно. Сильные руки не отпускали меня, нанося уже физическую боль моему телу, но когда я обернулась, чтобы отблагодарить свое спасителя, то столкнулась своим носом с носом Хосока. Его лицо было прямо напротив меня, глаза распахнуты, дыхание сбито. Он смотрел так, словно не верил, что это случилось или что я осталась жива. Благодаря ему. В это мгновение все вокруг замерло, как мне казалось, и остались только мы. А возможно, только я. Не понимаю, как с такого расстояния мне удалось удержаться и не поцеловать его. — Ты в порядке? — прежде всего спросил он, немного отступая и оглядывая меня, а когда я утвердительно кивнула, вздохнул с облегчением и злобно насупился. — Ну что за кретины? Он же мог покалечить тебя или просто... убить. Хосок еще некоторое время сетовал по этому поводу, отряхивая в некоторых местах мое пальто, на котором не было никакой грязи, и проверяя мое состояние, а я все это время смотрела туда, где совсем недавно была видна спина мужчины на мотоцикле. Мои мысли спутались, а ощущение реальности ослабилось. Снова появилась эта пелена, образующая вакуум, но сейчас она была немного гуще, так что даже голос Чона едва мог проскользнуть внутрь. Наверное, это называется шок. — Анабель, ты слышишь меня? — звал Хосок, и я откликнулась, выходя из этого ступора. От меня не скрылось, с каким акцентом он произнес мое имя. Мне бы хотелось, чтобы он звал меня так всегда. — Эй. — Все хорошо, — кивнула я. — У меня короткая линия жизни, и видимо она уже близиться к концу. Я попыталась выдавить из себя улыбку, но получилось слишком криво. Загорелся зеленый свет, и мы вынуждены были переправляться на другую сторону, чтобы не быть затоптанными огромной толпой пешеходов. Хосок схватил меня за руку и потащил вперед, затем довел до метро. Уже когда мы ехали в вагоне, я удивленно посмотрела на замок наших рук, внутренне довольная этим, а внешне безразличная. Парень проследил за моим взглядом и смутился. — Прости, — сказал он, ослабляя хватку, чтобы выпустить мою ладонь, но я не позволила, сжимая ее сильнее. — Не отпускай, — попросила я, поднимая взгляд и разбиваясь на миллионы частиц при виде его карих глаз. — Мне так спокойнее. Хосок посмотрел на меня удивленно и обескураженно, но не протестовал — кивнул и снова мягко сжал мою ладонь. Я была готова отдать все, что у меня есть, только бы этот момент, когда Чон Хосок держит меня за руку, никогда не прекращался. Я бы отдала за это тысячу и тысячу жизней, но увы, как только мы приблизились к порогу нашего дома, пришлось разомкнуть ладони и разрушить нашу неосязаемую, но такую очевидную связь. Я подняла глаза, встретившись с огромным фасадом здания, который прежде казался мне уютным и симпотичным, а теперь выглядел так угрожающе, имея негласные претензии к нашей ментальной связи, что готов был обрушить на меня всю свою силу, и я ненавидела его в этот момент. — Благо, вы добрались! — радостно воскликнула нуна из стаффа, встречая нас почти на пороге. — Я переживала, что что-нибудь может случиться или пойти не так. С меня за это столько шкур спустят, что даже не сосчитать. Скорее, пора уже начинать. Почему вы совсем не торопитесь? Пойдем же! Женщина средних лет, думаю не более тридцати пяти, выглядела взволнованной, без умолку тараторила одно и тоже и все время наровилась ухватить нас под руки. Когда, забывшись, она почти ушла в комнату, мы с Хоупом переглянулись и не смогли сдержать своих улыбок. Улыбка — возможно, единственное, что было нам обоим сейчас так необходимо. Наши съемки больше не вгоняли меня в волнительную трепещущую эйфорию, заставляя все мое тело дрожать от нервозности и счастья, теперь я относилась к этому спокойно и более рассудительнее. Ну, как рассудительнее — настолько, насколько это вообще возможно, учитывая, что странность — вторая сторона моей натуры. После вечерних посиделок, разговоров с парнями и прочей рутины, я еще полчаса просидела под бесполезной капельницей и уже выжатая, как лимон, поплелась спать. В безоблачных мечтах о теплой кровати, я мнила, как обрушусь в ее ватные объятия и моментально усну. Это вызвало измученную, но довольную улыбку. Я бесшумно поднялась по лестнице в полной темноте и ступила в коридор, оказавшись в ореоле яркого света. Он исходил от луны, которая, как и прошлую ночь, сияла на черном мрачном небе, освещая заблудшим путь в кромешной тьме. Мне нравится, когда такие обыденные вещи, как эта, ассоциируются с чем-то глубоким и извечным. Думаю, луна одна из вечных тем мироздания. Я подошла к окну и приблизила свое лицо к прохладному стеклу, созерцая картину, раскрывающуюся передо мной. Сегодня, и правда, было так же безоблачно, и так же красиво. Отступая назад, я проскользила взглядом вниз и увидела крышу от веранды, а на ней, одетый лишь в штаны и тонкий свитер, сидел он. Наверное, это то о чем и говорил Хосок — крыша, теперь, его убежище, его дом. Зайдя в комнату, я схватила теплые вещи, плед и отправилась на кухню. Дверь была не заперта, так что я без проблем прошла на улицу. Хосок сидел спиной к лестнице, его голова была слегка запрокинута, глаза закрыты, и, как всегда, виднелись верхние зубы из-под приоткрытых губ. Я подошла и накинула на его плечи теплый плед, заставив вздрогнуть и открыть глаза. Парень посмотрел на меня удивленно, но затем его взгляд смягчился, и легкая улыбка тронула губы. Я присела рядом. — Ты и сегодня не расскажешь мне, почему пришла? — спросил Чон. — Мне не спалось, — откровенно призналась я. — На протяжении недели я не могла нормально уснуть, поэтому нашла себе место, где смогла спокойно проветриться. — Ты не заболела? — поинтересовался Хосок, прикасаясь к моему лбу рукой. — Из-за чего же проблемы со сном? — Да, я больна. Но ничем новым. Не переживай, я уже сходила к доктору. Он кивнул и неожиданно накинул на меня часть пледа, заставив сесть почти вплотную к нему. — Не могу сказать, что мне не нравится, что ты пришла сюда, — сказал Хосок, сжимаясь. — Но я хочу, чтобы ты одевала что-то теплое, когда проводишь время на крыше. Свет от фар проехавшей мимо нашего дома машины блеснул между нами, осветив тусклой вспышкой наши белые лица, и тут же пропал, уступив луне дальнейшее свое ночное царствование. — Я переживаю, — вдруг сказал Хосок, вглядываясь в темный горизонт. — Из-за сегодняшнего. Я снова и снова думаю, что мог бы не оказаться там, и это меня пугает. Сегодня, это причина, по которой я сижу здесь. Я рад, что ты пришла, потому что это успокаивает меня, давая понять, что мой страх — простое наваждение. Но уже второй раз... второй раз я вижу, как ты вдруг оказываешься на какой-то незримой грани, и я ничего не могу с этим поделать. Парень умолкнул, не отпуская своего взгляда с какой-то далекой-далекой точки — где все хорошо, где светит солнце и царит умиротворение —, наверное, от смущения. Если бы в тот момент он поднял голову, то увидел бы, как блестят мои глаза в лунном свете, в которых крохотными изысканными бриллиантиками засверкали слезы. Я была искренне тронута его словами, тем, что было важного для него. Но почему, тогда он сказал обратное, разбив мне сердце и заставив сквозь внутреннее сопротивление ненавидеть его? — Ты плачешь? — Взволнованно спросил юноша. В раздумьях я не заметила, как Хосок повернул свое вытянутое лицо в мою сторону. Если бы я заметила, то никогда бы не позволила ему увидеть мои слезы. — Я прошу прощения. Я не хотел заставлять тебя плакать. Прошу прекрати, мне не по себе, когда девушки плачут. Он потянул свою ладонь к моему лицу и смахнул пару влажных бриллиантиков. Его взгляд застыл в моих глазах — горячий и пронзительный —, а рука легла на щеку, согревая тонкую белесую кожу. Его верхняя губа была приподнята, и я снова видела эти белые резцы. Он смотрел на меня с нерешительностью, не в силах больше смотреть куда-то еще. Я и сама, наблюдая за контуром его скульптурного носа, линией волевого подбородка и большим чуть вытянутым ртом, не заметила, как потеряла рассудок. Помню, что в следующую минуту, пробовала его губы на вкус, прикасаясь к ним робко, немного неуклюже, но крайне настойчиво и уверенно. В тот момент мне показалось, что целая вечность пролетела мимо нас, застыла, а потом просто исчезла, превратившись в пугающую черную пустоту, где были только мы вдвоем, освещаемые тусклым блеском реальности, мелькающем где-то в дали. Но когда парень слегка наклонил свою голову, взяв полный контрольный над ситуацией, я оказалась в полной власти эфимерности и осознала, что новый мир, возникший в результате исчезновения чего-то раннего, обыденного, и есть то место, в котором мы можем и должны существовать. Единственный верный путь для нас двоих. От напора, который исходил от Хосока, я чувствовала как наклоняюсь, но его рука крепко держала мою спину, не давая упасть, а другая убирала пряди волос, падающие на мое лицо. Этот поцелуй напоминал гонку, в которой наши сердца соревновались по скорости ударов в секунду, я чувствовала глухое биение под своей ладонью, которая упиралась в его грудь. Хосок то робко и нежно сминал мои губы, то жестко и страстно всасывал нижнюю, от чего я все сильнее оседала на крышу. Даже, когда мне казалось, что он вот-вот потеряет контроль над собой, я осознавала, что в этом поцелуе нет ни пошлости, ни вульгарности. Он, скорее, напоминал мне что-то невесомое и легкое, поющее о глубоком и неясном. Словно парень напротив меня взывал к моему нутру, ища спасения в блаженстве моих собственных чувств. Он молил о спасении. В момент, когда из легких испарился весь кислород, нам пришлось остановить это безумие. Я оторвалась от его губ и заглянула в глаза, внутри которых бушевал ураган, неведомый и непредсказуемый. Мои же глаза отражали агонию чувств, сливающихся в единое мессиво внутри моего разума. Мы сидели молча и неподвижно, смотрели друг другу в глаза, и по мере того, как секунда нашего откровенного влечения испарялась, радужки становились темнее и беспокойнее, отражая не только страсть, но и неловкость. Признаю честно, видя, как в его глазах возрастает смущение, я испугалась. Испугалась, что попала в ту же сеть, к тому же рыбаку, забыв о том, с какими ранами вырвалась из всего этого в прошлый раз. Осознание пришло ко мне в мгновение ока, словно разум никогда и не был затуманен, и я, не удержавшись, кратко коснулась губ Чон Хосока напоследок, пожелала ему спокойной ночи и поспешила ретироваться с этой крыши. Когда мои стопы уже коснулись вымощенной веранды, я услышала его ответ, и мои губы растянулись в улыбке. Остаток ночи я либо проведу в сумасшедшей лихорадке, либо вырублюсь моментально от переизбытка чувств. Благо, мой истощенный организм избрал второй путь.