Правила шахматной доски сдерживают хищные инстинкты некоторых фигур. Alice: Madness Returns
* * *
Кровь. Однажды она становится неотъемлемой частью твоей жизни, словно неудачная татуировка на всю руку, и как бы не хотел ты от неё избавиться, ничего не выйдет. Можно оттереть, выцарапать её из себя, но ничто не уходит бесследно. Примерно на этом этапе осознания всей безысходности она становится наркотиком. Вещью, с которой ты учишься жить и уживаться, не смея прогнать нежелательного соседа из теперь уже общей квартиры. Тебе нравится её музыка, её поломанное и без трёх клавиш пианино, её хлам, который она складывает на балконе неаккуратной стопкой. И хоть тебя тяготит это вынужденное соседство, но в то же самое время ты не представляешь боле своей жизни без неё. Кровь. С годами и опытом ты привыкаешь к её запаху, учишься игнорировать настойчивые и тяжёлые нотки кислого металла. Находишь в цвете нечто большее, чем просто красный — кармин, бордо, киноварь, терракота. Умеешь отстирывать её с одежды, сначала промывая вещь холодной водой, а после обрабатывая участок перекисью водорода для осветления пигмента. Знаешь её на вкус. Звук. Ритм. И если долго не видишь, то непременно голодаешь. Сходишь с ума. Медленно шагаешь к пропасти, спускаешься в глубины ада, добровольно ныряешь там в кипящий котёл под истошные вопли лжецов и девственников. Ты ловишь кайф от одной мысли о том, что весь этот многогранный алый — чьё-то несостоявшееся будущее, пережитое прошлое, настоящее в минуты смерти. И это ты всему виной. Ты — король. Верхушка цепи питания. Ты победил. Выжил. Справился. Бессмертен. Никто не может с тобой сравниться, никто не способен тебя остановить. Кровь. Такая разная, горячая, стремительная. Прямо сейчас она заполняет твоё тело, подкатывает к горлу, члену, голове. Ты заводишься от мыслей о ней, представляешь ночами, наркоманом рыщешь в трущобах в поисках источника и… боишься. Незаметно, тихо. Чтобы она не увидела, не услышала, не почувствовала. Потому что в тебе она тоже есть. И где гарантия того, что однажды, гуляя по лезвию ножа и свешивая с его острого края ногу, кто-то не подкрадётся сзади и не вырвет твоё сердце — почерневшее, сильное. Какой толк в силе, когда есть нечто, перед чем все становятся слабее?* * *
Намджун уже заканчивает работу, когда по салону автомобиля разносится мелодия входящего звонка. Он останавливает машину на обочине, включает аварийную сигнализацию и смотрит в только что погаснувший экран, размышляя. Тот загорается вновь, а на дисплее высвечивается имя звонившего, и не то, чтобы Намджун не ожидал звонка — скорее, даже наоборот — просто говорить сейчас желания нет, зная, о чём именно предстоит беседа. Но убегать — тоже не выход. — Я слушаю, — спокойно начинает диалог мужчина, откидывая голову на спинку сидения, и начинает нервно пинать носком кроссовка педаль газа. — Ты нужен в офисе, — голос у Кролика ровный, беспристрастный, почти не выделяет интонаций и не выражает его настроения, отчего идентифицировать степень его ярости не предстоит возможным. — Бросай все свои дела и едь ко мне. У тебя тридцать минут, время пошло. На этом разговор заканчивается, и Намджун заводит машину, разворачивается прям на трассе, пересекая двойную сплошную и чудом не спровоцировав аварию. Он знает, что за тридцать минут он просто физически не сумеет добраться до назначенного места, но всё равно торопится, ведь любые отговорки начальство рассчитывает признаком слабости, детскости и недопустимой некомпетенции. Фоном играет чужой плейлист, и Намджун понимает, как бесит его сейчас музыка. И эти сливающиеся в единый калейдоскоп деревья в предзакатных лучах уходящего солнца. И те два тела в багажнике, которые он вынужден вновь везти через всю столицу. Ещё один прекрасный день в Сеуле: изуродованные трупы, после обеда возможен дождь. Кажется, нужно было взять зонт.* * *
Намджун сидит за столом, чуть склонив голову вбок, и внимательно наблюдает за Кроликом. Когда он может видеть его лицо, определить весь спектр чужих эмоций становится задачей не сложней таблицы умножения: мышцы лба сдвинуты вовнутрь и вниз, суженные зрачки, ноздри расширены, а губы плотно сжаты, демонстрируя только одно. Гнев. Киллер понимает это хотя бы из настойчивого, выжидающего взгляда чужих глаз — те, к слову, шоколадно-карие, с золотистыми вкраплениями, словно попавшие в причудливую паутину, и светятся сейчас лихорадочным блеском. Он, не выдержав, смотрит на свои запястья, на пальцы, теребившие красный шнурок, мягкий ковёр, опять на руки и только потом возвращает внимание к собеседнику. Замечает отвращение в приподнятом подбородке в явном стремлении доминировать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох… — Ну и какого чёрта? — сквозь стиснутые зубы интересуется Кролик, морща свой миловидный, прямой нос. Он всем своим видом показывает, что не настроен слушать сейчас какие-то оправдания, и вопрос носит больше риторический характер, поэтому Намджун никак не пытается исправить положение, лишь продолжает демонстрировать вину и покорность. Играет. — Что я говорил о неудачных вложениях? — Что ты их не любишь. — Правильно, — Кролик одобрительно кивает, звуча немного мягче. — Я действительно не люблю их, Намджун: они портят имидж организации. Ты портишь мой имидж. Разве после всего я заслужил к себе такое отношение? Я дал тебе дом и смысл существования. Я дал тебе войну, в которой ты так нуждался! Я же нуждаюсь лишь в одном: в верности мне и контракту. Пожалуйста, помни, что это я кормлю твоих демонов, только я защищаю тебя. И если вдруг ослаб поводок, подумай: а точно ли ты всему виной. Киллер чувствует лёгкий поцелуй куда-то в лоб и медленно отклоняется назад, сбегая от неприятной ласки. Он всё прекрасно помнит, но его продолжают тыкать носом, словно какую-то нашкодившую псину в собственное дерьмо в стиле: «Какой плохой мальчик это сделал, и что ему за это теперь будет?». Вот только Намджун не мальчик и кусается. По крайней мере, именно так он утешает себя, торопливо направляясь в отведённый кабинет, чтобы переодеться. Личный секретарь сообщает, что одежду лучше всего сменить из-за залившей её крови, поэтому придётся выбрать новую из вещей молодого Господина, но в чужом гардеробе на Монстра нет подходящих размеров — узкая спина его начальника с изящной, чётко прорисованной талией напоминает идеалы женской красоты и никак не габариты Намджуна. Выделенным помещением оказывается комната досуга. Монстр до последнего не понимает её истинное предназначение, ведь подобные вещи немного несовместимы с родом их деятельности. Окажись эта комната кабинетом психотерапевта, было бы веселее и полезней. Ладно, интересней уж точно, а тут… несколько диванчиков, домашний кинотеатр, общий шкаф со всякими мелочами в виде записных книжек, блокнотов и сигарет на случай, если вдруг что-то из этого понадобится. Это выглядит даже забавно — иметь продукцию с логотипом собственной организации — но Намджун и сам пользуется некоторыми вещами: листы очень качественные, а ручки со стержнем необходимого ему диаметра. Не больше. Но самым нелепым из всего интерьера Намджун считает уличный куст в пузатой вазе — разбитой, но склеенной заново — занявший весь правый дальний угол, периодически осыпающий свои листья на пол, который ещё ни разу даже не цвёл, поэтому вообще не понятна его роль. И он уже как-то порывался выкинуть эту безобразную пародию на живописную флору, но был пойман с поличным, а после получил по голове, дав обещание к растению больше не приближаться. Он снимает с себя рубашку через голову, расстегнув только несколько верхних пуговиц, из-за чего немного путается в воротнике. Аккуратно складывает её на краю дивана, стараясь сделать так, чтобы уже засохшие пятна чужой крови не контактировали с мебелью, взъерошивает волосы, хмурится. От него самого пахнет порохом, железом и немного потом. Появляется нестерпимое желание смыть с себя всю грязь, настолько сильное, что кончики пальцев начинают мелко дрожать. Намджун называет это чувство отвращением — к себе, к ситуации. Он злится на Кролика из-за его слов, затронутый каждым из, но больше всего ненавидит сейчас именно себя. Чувствует, как волна накрывает его постепенно, погребая толстые каменные стены под толщей воды. Он совершил непозволительное — ошибся. Возможно, он бы мог всплеснуть руками и сказать, что со всеми бывает. Что никто не знал об этом репортёре, вздумавшем следить за его целью ради жёлтенькой статейки в то время, когда киллер грузил его послушное вялое тело в багажник машины. Возможно, он бы мог порадоваться тому, что повезло этого репортёра в темноте ночи вообще заметить, догнать и вырубить одним метким ударом в голову, после погрузив его во всё тот же багажник. Он бы мог выдохнуть с облегчением, узнав, что заказчик всё равно согласен оплатить полную стоимость… «услуги». Но он Монстр. Безупречная машина для убийств, работающая до этого без сбоев. Так почему сейчас?.. Ответ приходит одновременно с поступившим на телефон сообщением. Намджуну даже не надо открывать диалог для того, чтобы понять, кто ему в столь поздний час пишет. Больше некому. Больше никто не станет. Он скидывает кроссовки, осторожно составляя их рядом, и вальяжно садится на диван, закинув на колено другую ногу и придерживая её за щиколотку свободной рукой. Второй он разблокирует дисплей, используя в этот раз датчик отпечатка пальца, а не вводя шестизначный pin-код, как обычно, ибо так быстрее. Торопится. Словно бы текст способен исчезнуть, если его не прочитать в первую минуту. Словно бы вообще померещилось, и хочется убедиться в реальности происходящего. Но Мин Юнги ведь реален. Кажется. min_yoongi, 2:08 я уже устал ждать. у тебя так много нитей, но так мало мозгов для их соединения. расстраиваешь. Расстраиваешь. Намджун вскипает, дышит чаще, считает до десяти и обратно, но легче становится только после того, как он ударом босой ноги разбивает вазу, которую когда-то обещал не трогать. И всё-таки это случилось. Ему смешно от того, во что он превратился за эти несколько недель неудачных поисков. Ему страшно сознаваться самому себе в том, что его кирпичная стена распадается на мелкие крошки, обещая остаться пылью, разбросанной по полям ветром. И всё из-за чего? Нитей и правда достаточно, вот только некоторые из них либо тонки, либо слишком малы, чтобы завязать на шее наглого пацана крепкий узел. Они слишком призрачны, прозрачны. Появляются одна за другой, но ничего весомого не несут за своим появлением. Просто есть, и всё тут. Это квартира Юнги, возле которой до сих пор дежурят несколько ребят, но в которой хозяин так и не показывается. Это то кафе и старый кинотеатр. Это данные о регистрации чужого мобильного. Это координаты, где Юнги позволяет поймать себя в камеры, иногда даже позирует. Один из снимков сделан в районе дома Намджуна, и тогда же на своей двери тот обнаруживает отпечаток губ, оставленный перламутровой помадой. Киллер тогда представляет, как Мин красит свои губы, причмокивая ими после, как он прислоняется к двери, опаляя своим дыханием — то должно быть горячим, контрастным по отношению к холодному железу — как целует её, неторопливо… нежно. Монстру подобное чуждо, но от этого и интересно, потому что всё незнакомое завлекает. Кажется, именно поэтому он впервые Юнги и отвечает, долго не решаясь отправить сообщение, до последнего считая затею глупой до омерзения. kim_namjoon, 2:31 что ещё скажешь? Просить совета по поимке у человека, которого, впрочем, и хочешь поймать, — унизительно, смешно, давит на самооценку, но, но написанного не сотрёшь. Поздно хотя бы потому, что ответ уже получен. min_yiingi, 2:33 «сеть, прозрачную, как тень, ткёт искусно целый день. как аквамариновый листок, в центре сетки паучок» min_yiingi, 2:33 я побежал собирать чемоданы. Намджун приходит к пониманию долгие тринадцать минут, а после смеётся до слёз, уставившись в глянцевый натяжной потолок, рассматривая в нём своё расплывчатое отражение. Оказывается, всё это время его искусно водили за нос, буквально на каждом углу крича об ответах на вопросы. Сейчас, когда он знает истину, загадка кажется простой до безумия, настолько лёгкой, что непонятно, как он раньше мог не замечать скрытого за окружающей действительностью контекста. min_yiingi, 2:48 забыл сказать: девятый этаж, тридцать шестая квартира. Он быстро поднимается с места, хватает свой матовый чёрный портфель от Brioni и достаёт из него карту Сеула с отмеченными на ней местами, где появлялся Мин Юнги. Хищно скалится, закусывает нижнюю губу и тем же маркером проводит ровные линии от одной точки к другой. Квартира — кафе — служба доставки — кинотеатр — дом Намджуна — парк. То, что у него получается, совсем не похоже на паутину, но имеет смысл и по-своему красиво в этих чётких линиях, ровных углах. И каждая проведённая «нить» пересекается с другими такими же строго в одной точке. Кажется, квартиру всё-таки стоит посетить, хоть он её и не покупал.* * *
Ночью столица сверкает в огнях тысячи фонарей, вывесок, окон многоэтажек, люди в которых ещё не спят. Дороги уже не так загружены, поэтому машина двигается свободно, игнорируя на светофорах красный, подрезая тех немногих, мешающих его движению. Намджун даже рад тому, что этот автомобиль не его, чужой, потому что он намного легче, а, значит, на порядок быстрее. У Намджуна просто нет права на промедление. Намджун не простит себя, если и в этот раз не успеет. Успевает. Паркуется, вспоминает номер квартиры, чтобы узнать подъезд. Открывает его своими ключами, подходящими к каждому. Лифт ждать кажется слишком долгим занятием, поэтому он бежит по лестнице. На девятом этаже медлит, осторожно подходит к двери, вслушивается. Уже собирается её выбить, но замечает, что та уже и так открыта. Улыбается, пользуется немым приглашением. Внутри оказывается темно. Слева в конце коридора слышится плеск воды, у самого выхода и правда стоит несколько чемоданов. Намджун думает, что парень не без каких-либо психических отклонений, потому что на его памяти это первый случай, когда жертва сама ставит себе ловушку, чтобы потом намеренно угодить в неё. Он закрывает за собой дверь, повернув замок, на случай, если Юнги захочет убежать. Маловероятно, что он вообще до двери добежит, но чем чёрт не шутит. Мужчина только сейчас осознаёт, что вламывается в чужую квартиру, не зная, засада ли это, или вообще собственность обычной семьи и вся эта игра — обычный фарс. Где гарантия, что в ванной комнате он не наткнётся на пожилую женщину, или не получит пулемётную очередь точно в грудь? Он расстегивает портупею на бедре, радуясь тому, что не оставил её у Кролика на том же диване, сжимает крепко рукоять пистолета и бесшумными шагами идёт по направлению к комнате, из которой доносится шум воды. Внезапно он стихает и теперь, если вслушиваться, то можно уловить небольшое копошение и тихий шорох бумаги. Намджун подходит к двери вплотную, вдыхает несколько раз небольшими порциями, задерживает воздух в себе, передёргивает затвор и резко дергает ручку двери на выдохе, готовый начать стрельбу на поражение в ту же секунду. Но не приходится. Он делает шаг вперёд, сначала никого не заметив и успев из-за этого даже расстроиться, а после чувствует глухой удар в грудь, сопровождаемый коротким восхищённым свистом. Чувствует, как кожи касается что-то горячее — чужое дыхание — нагревающее хлопок надетой второпях футболки. Юнги показывает ему большой палец вверх, и уже хочет что-то сказать в комментарий, но Киллер оказывается быстрее и хватает парня за глотку, рывком оттаскивая к противоположной стене, и вжимает хрупкое тело в неё всем своим весом, не прекращая душить. От него пахнет свежестью и чистотой. Волосы ещё мокрые, сохранившие аромат мятного шампуня, они прилипают к его лбу, игриво взъерошены на затылке и оттенка самого солёного, если бы тот можно было попробовать. От Юнги хочется откусить кусочек. Нет, не так. Мужчину выворачивает в желании вгрызться в чужое плечо зубами, дабы разорвать тонкую, молочную кожу. Сознание подкидывает картины того, как чужая кровь потечёт в его глотку, тяжёлая, густая. Он сжимает челюсти настолько сильно, что проявляются жевалки, и слышится скрип зубов. Сам Юнги тёплый и, на удивление, мягкий. Он вроде бы худощавый, но вместо этого его хочется назвать просто миниатюрным. Кажется, именно так выглядят эльфы во всех диснеевских сказках, если те вообще про эльфов что-то снимают. У него нежная кожа потомственного аристократа, не приученного работать руками, которыми он сейчас цепляется за намджуново запястье в попытках оторвать от собственной шеи чужие пальцы. Что-то возмущённо хрипит, закатывает глаза, жмурится. Это кажется забавным и даже милым, поэтому Намджун ослабляет хватку, позволив глотнуть немного воздуха, а после и вовсе отнимает руку от его глотки, вместо этого прижимая к худому боку дуло пистолета. Парнишка заходится в кашле, жадно глотает воздух, жмурясь от жгучей боли в лёгких, и дышит часто-часто с почти незаметным хрипом, но выглядит донельзя довольным, почти счастливым и ни разу не испугавшимся появлению гостя. Он не пытается убежать, не плачет… это удивляет, как и любое другое новое, доселе незнакомое, чуждое, непонятное. Хотя было бы странно, пытайся тот убежать после того, как выдал адрес собственного местонахождения. Мужчина чувствует удовлетворение, сопоставимое с удовлетворением охотника, загнавшего дичь в капкан. Он на мгновение даже теряется, потому что не знает, что делать дальше, ибо до этого еще целью и всей сутью существования было желание поймать, и теперь, когда исполнено, настало время выбрать другое. Думает. Наблюдает за тем, как чужие пальцы скользят по выше по его предплечьям, обводят контуры татуировок, царапая немного ногтями. Ему бы прекратить это на корню, но где-то на периферии сознания ему приятно, интересно. Он прижимается к парню теснее, шумно дышит ему в висок, справляясь с адреналиновым выбросом, и отмечает значительную разницу в росте. И всё бы ничего, если бы Юнги так и стоял, заткнувшись, но, похоже, молчать дольше трёх минут тот просто не умеет. — Так не терпелось меня увидеть? — вкрадчивый голос заставляет внутренности сделать четвертной лутц (и после Кролика это второй человек, способный вытворять с Намджуном подобное). — Твоя футболка… кажется, ты немного перепутал. Похоже, мужчина выглядит немного непонимающе, потому что в объяснении своих слов Юнги ведёт пальцем по изнаночному шву намджуновской футболки, будто говоря: «Ну вот же, смотри, ты надел её задом наперёд». И Правда. Но раньше, чем киллер успевает подумать что-то ещё, его ухо ласкает шёпот: — Милый, я ждал тебя не меньше. Это заставляет его мозг нестерпимо зудеть, перегреваясь. Намджун смотрит на то, как Юнги щурится, на его аккуратный рот, острый подбородок с крохотной ямочкой. Зарывается свободной рукой в чужие волосы, тянет назад за короткие пряди, добиваясь ответного стона сквозь стиснутые зубы. Пялится на его небольшие, блестящие от слюны губы, которые Юнги закусывает, наблюдая за Монстром в это же самое время. Мужчина видит это внимание — сложно не заметить — а после, ухватив за волосы покрепче, бьёт Юнги головой о каменную стену, по которой тот сползает без чувств, вырубившись и оставляя за собой неровную дорожку крови из раны на затылке. И откровенно похуй на то, что этим Намджун мог Юнги убить.