Наши дни
Настоящих друзей не бывает много: один-два от силы, а остальные — так, знакомые, проходящие персонажи, бесконечным калейдоскопом сменяющиеся в жизни. С кем-то приятно общаться, с кем-то приходится, но это откровенно тяготит и вызывает недовольство, ворочающееся внутри разбуженным зимой медведем. Вяземский всё понимал, особенно то, что девушек для своих друзей не выбирают, но ничего не мог поделать с откровенным нежеланием идти со Стёпкой в больницу. Друзей, таких, в которых, как в себе был уверен, у него было целых два: вечно бунтующая Никки и спокойный и рассудительный Степ. Одному Богу известно, как эти трое умудрились сойтись и гармонично существовать вместе, но факт оставался фактом. Стёпку всегда дразнили верстой Коломенской и куда более предсказуемым «дядя Стёпа» за высоченный рост, но тот с несвойственным для ребёнка спокойствием относился к подобным высказываниям, рассудив, что связываться с зубоскалящими мальчишками не стоит. В их компании он был стратегом, усмиряющим две бушующие стихии по имени Дрю и Никитос. А вот с девушками парню не везло — природная скромность не позволяла так легко и непринуждённо знакомиться, как это делал Вяземский, а если он всё же решался, то в девяноста девяти процентах случаев оказывалось, что приглянувшаяся дама уже давно и основательно занята. Тем удивительнее было, когда с полгода назад Степ с сияющей улыбкой заявил, что хочет их кое с кем познакомить. И надо ж было такому случиться, что втрескаться друг умудрился в Кристину, мать её, Вайнштейн, бывшую девушку Леркиного жениха. Знакомство было занятным и включало паузу, ничем не уступающую мхатовской. Кристина наивно хлопала накрашенными кукольными ресницами, а они медленно офигевали, наблюдая, как Степ щенячьими глазами смотрит на объект своего обожания. Попытки что-либо аккуратно выяснить натыкались на вспышки ярости друга, с пеной у рта доказывающего, что он встретил ангела во плоти. В итоге, Дрю и Лера махнули на это рукой и блондиночка, словно бы не замечающая холодности и отстранённости выдерживающих дистанцию ребят, стала частой гостьей в их компании. Андрей не мог точно сказать, чем именно ему так не нравилась дочка гендира «ПромОйл», но за всей этой показушной приветливостью нет-нет, да и сквозило что-то напрочь выбивающееся из образа милой девочки-припевочки. Была ли это та самая интуиция, которая никогда не подводила, или что-то ещё, но парень пресекал все попытки Крис навести мосты и втереться в доверие. А уж её откровенные старания стать близкой подругой Никки ничего кроме недоумения не вызывали. И вот теперь эта самая блонди чуть не окочурилась, неведомо как оказавшись поздно вечером в офисе вместе с Гараниным, который её так эпично год назад бросил. Интересненько как получается-то… Вяземскому же теперь надлежало зайти в палату и попробовать изобразить мало-мальски правдоподобное сочувствие. Подавив тяжёлый вздох, парень, наконец, толкнул дверь. Маленькая, надраенная до зеркального блеска комнатка, кипельно-белое бельё, на тумбочке ноутбук с ярким логотипом «LostFilm»* и кнопкой паузы на экране, капельница у кровати, вокруг которой нелепо скачет Стёпа, вооружённый пакетом с фруктами и букетом цветов. Его бледная, мигом растерявшая лоск пассия вроде бы улыбается, но в её потухшем взгляде Дрю не находит никакого желания видеть своего «как-бы-парня», от слова «совсем». И как друг умудряется этого не замечать? — Привет. Шатен прислонился к косяку, не спеша подходить к больничной койке. Ничего лучше для обозначения своего присутствия он не придумал. Хотелось развернуться и уйти, дверь с другой стороны закрыть прямо руки чесались. — Спасибо, что пришёл. А Лера где? Знал бы он, где Никитос… Вопрос до ужаса нелепый, учитывая минусовую температуру, стойко держащуюся между девушками. — Отъехала по делам. — По делааам. Понятно, — пропитывая сарказмом каждую букву тянет Крис, а затем всхлипывает. — На похоронах увидимся, значит… — Я сказал, ты не идёшь, — отрезает Степ, пристраивая цветы в импровизированную вазу из обрезанной пластиковой бутылки. Молчание затягивается, от ссоры и разговора на повышенных тонах спасает лишь вовремя зазвонивший у друга мобильный. Секунда, и он выходит в коридор, оставляя Кристину и Дрю один на один. С лица первой тут же сходит выражение покорности, сменяясь упрямо закушенными губами и тяжелым холодным взглядом. — Так и будешь дверь подпирать? Не зайдёшь? — А смысл. Я здесь только из-за Стёпки. — Конечно… А вот ваша подруга даже ради него не пришла. Пропустив саркастично выделенное «подруга» мимо ушей, Вяземский посмотрел на блондинку из-под опущенных ресниц, решив всё же поинтересоваться: — Можно вопрос? Дождавшись кивка, парень продолжил, пристально наблюдая за собеседницей: — Ты ведь его не любишь, зачем он тебе сдался? — Конечно люблю! — слишком поспешно ответила она. — Любишь. Только не его, а Гаранина, поэтому вы и оказались там вместе, да? — Что за бред?! — Бред — это рваться на похороны чужого мужчины, когда тебя только с того света откачали и твой собственный вокруг тебя взбесившейся бабочкой скачет. — Замолчи… — Бред — это набиваться в подруги к новой девушке парня, который тебя бросил. Бред — играть чувствами человека, которому ты дорога. Бред — строить из себя чёрт знает что и пытаться казаться не той, кто есть на самом деле… Андрей и глазом моргнуть не успел, как девушка вырвала присоединённую к катетеру трубку, в несколько прыжков оказалась перед ним и отвесила звонкую пощёчину. Лекарство размеренным «кап» отправлялось на пол, а милая девочка Кристина по щелчку превратилась в разъярённую фурию с перекошенным злобой лицом. — Бред — это выбрать такую бабу, к которой не хочется спешить домой и вместо хорошего секса засиживаться в офисе до ночи, — прошипела она. — Бред — думать, что Вселенная вокруг тебя вертится и совать нос не в своё дело. Куда больший бред — шляться чёрт знает где, когда твоего жениха убили. Хотя, это же ваша святая Лера, ей всё можно. И это мне ты говоришь о том, что я играю чьими-то чувствами? На подружку свою ненаглядную посмотри! Из-за денег под Гаранина только и прыгала. Отцепив крепко сжавшие его олимпийку пальцы, Вяземский ощутимо встряхнул девушку, так, что она от неожиданности клацнула зубами. — Твоё счастье, что я женщин не бью. — Правда глаза колет? — захохотала Крис. — Или сам на свою расчудесную подругу планы имеешь? — Закрой свой рот, пока не поздно, — угрожающе рыкнул Дрю. — А то что? Вот увидишь, скоро и её грохнут, как бы хорошо она не пряталась. И я смею предположить, что именно ей вырежут за блядство… Резким рывком парень оторвал блондинку от пола и швырнул на кровать, не заботясь о мягкости приземления. Та ойкнула и зашипела, ударившись затылком о металлическую спинку. Компьютер грохнулся на пол, экран захлопнулся, лишь чудом не разбившись. — Ну и дрянь же ты. Ещё слово, и я тебя задушу вот этой трубкой от капельницы, — бесстрастно предупредил парень, усмирив клокочущую внутри ярость. — И даже не посмотрю, что за это срок дают. Выплюнуть колкость в ответ Кристине не позволила открывшаяся дверь. Откинувшись на подушку, она снова нацепила на смазливое личико выражение болезненной беспомощности. — А что здесь происходит? — изумился Стёпа, остановив взгляд на болтающейся у пола трубке капельницы и валяющемся у тумбочки ноуте. — Подружка твоя на похороны к бывшему рвётся, аж из штанов выпрыгивает, — выплюнул Андрей. Кристина очень даже правдоподобно охнула, изобразила поруганное достоинство и пустила слезу. — Дрю… — укоризненно покачал головой друг, бросившись утешать девушку. Не в силах более наблюдать за этим театром одного актёра, Вяземский вышел, громко хлопнув дверью. На душе кошки скребли. Набрав номер, с которого ночью звонила Лера, он услышал приевшееся «аппарат абонента выключен» и, выругавшись, прикурил, не успев выйти из больницы.***
Лера проснулась с абсолютно ясной головой и приведёнными в стройный порядок эмоциями. Вчерашний шок прошёл, на смену ему, вместо ожидаемой подавленности и истеричных всхлипываний, пришли ясный ум и способность рассуждать логически. Мало кто поймёт и одобрит реакцию, которую выдал её организм, но слишком уж часто близкие люди уходили из её жизни: кто-то окончательно, бесповоротно и не по своей воле, кто-то считал, что это временно и он запросто сможет вернуться… Вот только чёрта с два это получалось. Папа, дедушка, мать, так называемый биологический отец, Соколов… Смерть Сергея принесла лишь чёткое осознание того, что опасность куда реальнее, чем казалось и стоит за этим настоящий психопат, от которого точно нужно держаться подальше. Можно было, конечно, примчаться на кладбище, под молчаливое одобрение картинно сочувствующей общественности залить слезами гроб и стать следующей жертвой. Девушка же предпочла затаиться, разложить всё по полочкам и попробовать прищучить убийцу. Никто не идеален, все рано или поздно ошибаются, значит, где-то ошибся и он. Нужно только всё тщательно взвесить и отыскать эту мельчайшую оплошность, потянуть за ниточку и распутать клубок. Мотивация у неё была очень даже весомая — собственная жизнь на кону, чем не повод поднапрячь мозг. Определив, что находится в безликой типичной двушке, Лера слегка удивилась, но потом вспомнила, как её сонную тушку, перекинув через плечо, куда-то героически тащил Соколов, хмыкнула и снова выглянула в коридор. Тишина и пустота. На коврике только две пары обуви — её и брюнета. Девушка прошла на кухню, отметив, что в ванной льётся вода, поставила чайник, позаимствовала сигарету из оставленной на столе пачки и устроилась на широком подоконнике, прихватив исписанный убористым почерком Ильи листок со схематично изложенным делом «ПромОйл». Итак, что они имеют? Убитые девушки. Все близки ведущим сотрудникам холдинга и, насколько она знала, действительно им дороги. Преступник явно более чем осведомлён об их личной жизни, потому что мимолётно проходящих подружек не трогает. Из всего этого списка явно выбивается Сергей. Поставив жирный знак вопроса напротив его фамилии, Никитина потянулась за новой сигаретой. Интуиция подсказывала, что такой изощрённый способ избавиться от парня выбрали не просто так. Everybody lies… О чём он лгал? Чего недоговаривал? Что-то знал, но предпочел не придать значения? Следовало поднапрячься и вспомнить, какие темы были у её жениха под негласным запретом и какие из них касались холдинга. Детство? Вряд ли… Просто не слишком благополучная семья, обычно про такое никто не любит распространяться. Университет? Никак не связан с «ПромОйл» и его сотрудниками. Работа? В принципе, обсудить с ней он мог любую сделку и переговоры, особого секрета из рабочего процесса не делал… А вот кое-что всегда мастерски обходил, направляя разговор в другое русло. Кончики пальцев закололо от предвкушения верной мысли, вот-вот готовой оформиться в голове. — Уже проснулась? Лера даже тихо застонала от разочарования. Нить рассуждений и нужная логическая волна были безнадёжно потеряны. Удивлённо вскинув брови, Соколов взъерошил влажные волосы и решил подогреть и без того горячий чайник. — Ты как? — аккуратно спросил он, доставая чашки. — Нормально. — Лер… — Слушай, я не стеклянная, не разобьюсь. Держу себя в руках. Всё нормально, как бы странно со стороны это не казалось. Закрыли тему. Кивнув, Илья закинул в рот маленький сухарик и посмотрел на собственную схему, зажатую в руках у девушки. — Мозговой штурм? — Типа того. — Тогда вот тебе новая вводная. Отыскав карандаш, он аккуратно написал возле имени Сергея Гаранина «Кристина Вайнштейн».Четыре с лишним года назад.
Потрясающее чувство свободы баюкало на волнах, позволяя, наконец, дышать полной грудью и делать что душе угодно. И даже то, что билеты были только на завтрашний поезд, не омрачало радужного настроения. Главное, что их вообще продали и они были в наличии, так ведь? Идея прятаться среди людей пришла как-то сама собой. Прикупив сувенирную кепку с пальмами, под которую убрала волосы, безразмерную футболку и копеечные кеды, Никитина стала похожа на щупленького парня-подростка и без грамма сомнения разгуливала в самых людных местах города. Перекусив огромных размеров сэндвичем, она спокойно прошла мимо наряда полиции, удачно пристроившись к семье с двумя маленькими детьми, и забрела на дальний каменистый пляж, где туристы были нечастыми посетителями. Устроившись на прогревшейся солнечными лучами гальке, Лера устремила взгляд в морскую синь, отрешившись от происходящего. Как же хорошо было просто сидеть вот так, на миг представив, что ты не обычная девчонка со своими проблемами, личными трагедиями и кучей ключом бьющего юношеского максимализма, а частичка морской стихии и сердце твоё размеренно бьётся в унисон звуку волн. Если бы ей заказали памятник гриммовской Ассоль, то выглядела бы последняя именно так: в бейсболке и кедах, со скрещенными по-турецки ногами, не сводящая глаз с горизонта. И эта Ассоль ждала бы совсем не Грея, нет, не настолько она теперь была наивна, она бы ожидала день, когда наступит это пресловутое «лучшее», в которое все так верят. Собственная выходка почему-то казалась вполне закономерной, хоть девушка и понимала всю степень её детскости и глупости. Это был тот случай, когда мнение окружающих значило столько же, сколько прошлогодний снег этим летом. Делать то, что хочется — роскошь, которую по нынешним временам могут себе позволить совсем немногие. Отмереть Никитину заставили мурашки, сплошь покрывшие кожу ног. Поглощённая собственными размышлениями, она и не заметила, как на смену обжигающему южному дню пришёл дышащий прохладой вечер. Камни, на которых она сидела, начали остывать, да и тело затекло от долго не сменяемой позы. Поднявшись, Лера вышла на Набережную и побрела вдоль кафешек и сувенирных лавок, прикидывая, где бы переночевать. Лавочка возле фонтана показалась ей вполне-себе подходящей, поэтому она растянулась на ней во весь рост и вставила в уши наушники, включив громкость на максимум. — Эй, парень! Просыпаемся! В лицо беспощадно бил свет электрического фонарика, не позволяя разлепить глаза. Видимо, она всё же уснула… Приоткрыв правый глаз, Лера различила два силуэта: длинный и худощавый, и невысокий и кругленький, с нелепо оттопыренными фуражкой ушами. Атас, менты… Хотя, сейчас их, видимо, правильнее называть полицаями? — Что тут делаем? Употребляли? Документики для подтверждения личности предоставьте, — продолжал донимать более упитанный полицейский. Ну всё, приплыли. Поездка домой грозит накрыться здоровенным таким медным тазом… Благо, опыта удирать от доблестных блюстителей порядка у Леры было предостаточно. Сильно приложив никак не ожидавшего такого поворота толстячка ребром ладони по кадыку, она перепрыгнула через всхлипнувшего и согнувшегося пополам патрульного, как через козла в спортзале, и тут же исчезла в кустах под звучные удивлённые матюки. Молодой полицейский, немного замешкавшись, сорвался следом, продираясь сквозь аккуратно подстриженную растительность и выкрикивая что-то про «стой» и совсем уж киношное «стрелять буду». Никитина припустила ещё быстрее, петляя, как заяц, и виртуозно перескакивая через клумбы. Преследователь немного отстал, это позволило оглядеться вокруг и юркнуть в едва заметный прогал в густом терновнике, за которым возвышалась увитая плющом беседка. Шумно ввалившись внутрь, девушка упёрла ладони в коленки, пытаясь перевести дух. — Опа…- пьяно протянул мужской голос. — Пацанчик, закурить есть? Кажется, в народе это называется: из огня да в полымя? Или вернее будет сказать: везёт, как утопленнику? — Не курю, — прохрипела Лера, незаметно пятясь к выходу. Отставив пластиковую полторашку с напитком Богов — «Жигулёвским», один из гопников подошёл и ухватил её за козырёк бейсболки. — Зачётный кепарик. Дай погонять. Двое его товарищей, увлечённо лузгающих семечки, дружно заржали. Никитина отступила назад и головной убор, слетев, остался в руках у местного аборигена, а длинные волосы рассыпались по плечам. — Вот это поворот, — присвистнул тот. — Это тёлочка, оказывается. Ну давай знакомиться тогда, киса. Не дожидаясь других комментариев, девушка что было сил оттолкнула подвыпившего парня, который грузно приземлился на задницу, и вновь пустилась наутёк, твёрдо решив не останавливаться столько, насколько сил хватит. Топот чужих ботинок и улюлюканье за спиной придавали дополнительный стимул быстрее шевелить ногами, рвано втягивая воздух в начинающие гореть лёгкие. И всё бы ничего, если бы навстречу по тротуару не шли уже знакомые и до чёртиков злые полицейские. Твою ж ты мать… Особо не раздумывая, Никитина, как заправский паркурщик, перемахнула через ограду расположившегося по правую руку Лунапарка и прыгнула в темноту кабинки уже несколько часов как закрывшегося на ночь Чёртова колеса. — Где она, бля?! — В парк удрала. Полезли через забор, чо! — А ну стоять! — рявкнул кругленький полицейский, которому досталось от Леры. — Руки, вашу мать, за голову! Мордой в ограду уткнулись! — Да стоим, начальник, не кипишуй, — досадливо пробасил один из гопников, поднимая вверх руки с початой бутылкой водки и баклашкой пива. — Распиваем?! В общественном месте?! — аж взвизгнул возмущённый толстячок. — Совсем охренели! Петров! Его напарник щёлкнул пятками друг об друга, вытягиваясь по стойке смирно. — В отделение их, для дальнейшего разбирательства! — Ну гражданин начальник… — Заткнулись все! — отрезал тот. — У меня тут кто-то опять пару фонарей и якорь корабельный на Аллее Моряков спёр, будем разбираться! Прислушиваясь к удаляющимся шагам и стихающим пререканиям гопников, Лера выдохнула и прикрыла глаза. Напряжение, сковывающее мышцы, потихоньку отпускало, а дыхание перестало напоминать звук со скрежетом раздвигающихся кузнечных мехов. Кажется, обошлось. Беззвучно рассмеявшись, она, не открывая глаз, вытянула ноги и запрокинула голову назад, облокотившись затылком о стенку кабинки. Скоро утро, а там и до поезда всего-ничего останется… Миссия оказалась всё-таки выполнимой. Запястье обожгло холодом и с тихим щелчком на нём закрылись наручники. — Нагулялась? Вскинувшаяся было в попытке убежать Никитина вынуждена была вернуться в исходное положение. В холодном блеске глаз Соколова угадывался надвигающийся грозовой фронт, второй наручник был накрепко пристёгнут к его собственному запястью.