Наши дни.
Мужчина переступил с ноги на ногу, ссутулился и глубже засунул руки в карманы. Он стоял тут уже не один час, ни на минуту не отрывая глаз от нужных окон, изредка переводя взгляд на дверь, фальшиво пиликающую сигналом домофона. Стоило птичкам решиться и выпорхнуть из клетки, как нужную квартиру, которую он тщетно искал до этого, вычислить оказалось легче простого. Все совершают ошибки. В каждом, даже самом безупречно продуманном плане, бывают слабые места, которые играют на руку оппоненту. Решение поехать в больницу к дочери Вайнштейна стало той самой ошибкой, которая позволила наёмнику очутиться в квартире, где отсиживались Лера с Соколовым и оставить там небольшой сюрприз. Убийца, в отличие от заказчика, не воспринимал современный кинематограф, а любил старые сказки. Сегодня, например, ему вспомнилась «Белоснежка», значит так тому и быть. Свой ход он сделал, теперь оставалось только дождаться результата и мужчина улыбался той холодной, жестокой улыбкой, при виде которой у людей обычно бегут по телу ничего хорошего не предвещающие мурашки.***
Никитина медленно брела по тротуару, пиная перед собой камушек. Пищи для размышлений было более, чем достаточно, факты и догадки о деле «ПромОйл» не желали выстраиваться стройным рядом, хаотично крутясь в напряжённо систематизирующей информацию голове. Жертвы, покушения — всё одно за одним, а у них ни мотива, ни понимания конечной цели заказчика… С исполнителем вообще отдельная история: такие безупречно спланированные преступления чередуются с явно провальными попытками достать семью Генерального директора. — А что там за история с Вайнштейном? — словно прочитав её мысли спросил Илья. — Твой отец говорил, что им раньше приходилось пересекаться… Телефон зажужжал — с экрана улыбалась взлохмаченная сонная Жека. — Слушай, надо встретиться. — Что-то нашла? — Всего лишь провела любопытную параллель между прошлым и настоящим одного известного всем нам персонажа. На заднем фоне послышалось возмущённое «эй», приправленное крепким словцом. Кир негодовал, что результаты собранной его общительностью и белозубой улыбкой информации бессовестно присвоили. — Пересечёмся? — Хотели приехать к вам вечером. — Не пойдёт. У вас сейчас обед? — Кафешка с утками? — деловито уточнила девушка. — А давай. Минут через сорок. И красавчика нашего с собой возьми, а то женская часть коллектива его на сувениры без тебя растащит.***
Никаких уток в вышеназванном кафе не наблюдалось, по габаритам оно больше походило на спичечный коробок, в котором с трудом могли уместиться четыре столика. — А почему с утками? — спросила Лера, протискиваясь между вешалкой и столом. — Сейчас поймёшь, — улыбнулся брюнет, садясь напротив. К ним чинно прошествовала официантка с цветастым меню в руках. Отказавшись от этого полиграфического недошедевра рекламы, мужчина заказал чай, почему-то именуемый «Михалыч», и совсем уж непонятные «карапуньки». Официантка церемонно кивнула, ещё больше выпятив губы вперёд, и неспешно удалилась. Лера прыснула и попыталась так же выразительно сложить губы «уточкой», но с непривычки получилось не очень. — Это ты ещё местного администратора не видела, — подмигнул Соколов. — Как ты вообще это место откопал? — Сто лет назад забрели сюда с Жекой на очередном недосвидании… Здесь вкусные десерты и нет лишних ушей. — Ты не говорил, что вы встречались… — Ты не спрашивала, — пожал плечами парень. — Но если хочешь, могу поделиться. — В своё время я уже была в эпицентре твоей бурной личной жизни. По-моему, достаточно. — Ревнуешь что ли? — совсем развеселился Соколов. — Ты не Солнце, чтоб всё вокруг тебя вертелось, — фыркнула девушка. — Но ведь пару лет назад так и было? — Дурой была потому что. Сейчас бы я к тебе близко не подошла… Загадочные «карапуньки» оказались подобием мини-эклеров с нежным лаймовым кремом, а чай — терпким, с приятными травяными нотками, и до ужаса горячим. Девушка сделала слишком большой глоток, с трудом сдержавшись, чтобы не выплюнуть обжигающую жидкость назад в чашку. В уголках глаз блеснули слезинки, когда кипяток обжёг горло. — А говоришь, что тебе всё равно… Брюнет сел рядом, тыльной стороной ладони стёр скользнувшую-таки по щеке собеседницы солёную капельку. — Придурок, — прошипела Никитина, стараясь глубже вдохнуть ртом, чтобы остудить полыхающий язык. Он снова был слишком близко, бесцеремонно нарушал личное пространство, практически касаясь лбом её лба, так, что их дыхание смешивалось. Раньше этого было бы достаточно… Теперь же за мимолётным касанием губ последовала хлёсткая пощёчина. Хватит, в эту игру она уже наигралась в свои семнадцать. Теперь, помимо, увы, всё же пустившегося в галоп сердца, балом правил здравый смысл. Илья потёр щёку и улыбнулся. Как-то по-мальчишески, открыто и обезоруживающе, чем совсем сбил с толку. — Всё та же… Всё же он был физически сильнее, чтобы справиться с тем всплеском сопротивления, который утих за несколько секунд, как только замочек на сундучке с воспоминаниями щёлкнул, позволяя картинкам из прошлого заполнить сознание. Он целовал её так же: уверенно, неспешно, чуть прикусывая губы, положив руку на затылок и не позволяя отстраниться. Пальцы второй руки, крепко сжимавшие девичьи запястья, постепенно ослабляли хватку, вырисовывая на предплечьях только ему ведомые узоры. А она снова безнадёжно тонула в нём, словно в воздухе вдруг запахло морем, а потолок исчез, уступив место крупным южным звёздам. — Прекрати… Через какое-то время, Лера нашла в себе силы отвернуться, всё же позволяя тёплым губам невесомо касаться скулы и мочки уха. В самый раз было разреветься от того, как быстро рассыпалась в прах стена, которой она отгородилась от прошлого, но теперь это было бы непозволительной роскошью. — Ничего не выйдет. Мы оба это знаем…— Очередной стандартный заученный текст, — усмехнулся мужчина. — Очередное «не»… Зачем ты пытаешься загнать ситуацию в рамки чужих ожиданий? — Это не так. — Так. Я знаю тебя, Никки. Лучше, чем ты думаешь. — Я изменилась, Соколов, — отклонившись назад, девушка посмотрела в карие глаза, придав лицу всю серьёзность, на которую только была способна. — Когда тебе надоест вся эта напускная мишура с игрой в старые обиды и взрослую независимую даму — мы вернёмся к этому разговору. Чмокнув девушку в кончик носа, брюнет отстранился, пододвинул к себе чай. Через минуту к ним за столик плюхнулся сияющий, как лампочка, Кир, секундой позже рядом села явно о чём-то размышляющая Жека. — Рассказывайте. — И тебе привет, Сокол, — фыркнул блондин. — У тебя, кстати, на губах помада. Где такой красивый цвет прикупил? Лера вспыхнула, встретившись взглядом с парнем, так и не потрудившимся стереть нюдовый, но отчётливо видный отпечаток с губ. — Знаю, — спокойно ответил Илья, жестом подзывая официантку. После того, как ребятам принесли ещё один чайничек «Михалыча», Жека наклонилась и, понизив голос, начала: — Что Вам известно о автокатастрофе, в которой погибла жена господина Вайнштейна?***
Нина Васильевна Хохлина была женщиной ненавязчивой, но крайне любопытной. Особых вопросов жильцам, которым сдавала квартиру, не задавала, просто скрупулёзно переписала паспортные данные и проверила регистрацию, а уж в браке они, или просто так решили вместе пожить — дело десятое… Хоть и не менее интригующее. Поддавшись собственной природе, гражданка Хохлина сейчас стояла перед дверью в квартиру, которую сдала приятному парню и его странной спутнице, глубоко спящей на заднем сиденье машины. Квартиранты не беспокоили соседей, вели себя тихо и почти не выходили из однушки. Но излишне бдительные пенсионерки с лестничной клетки изо дня в день названивали и делились совсем уж нелепыми наблюдениями: парень ходит в магазин с пистолетом, очертания которого явно проглядывают сквозь тонкий хлопок пуловера, девушка шарахается от окон, как прокажённая, стоит только внизу появиться прохожему, и наотрез отказалась открывать бабе Дусе, которая решила познакомиться и напроситься на чай. — Сектанты, — возмущалась эта самая баба Дуся, тем же вечером набрав номер Нины Васильевны. — Наркоманы! — безапелляционно заявила другая соседка Вера Степановна на следующий день. — Оргии они там устраивают, — подытожил Пётр Михайлович, живущий снизу. — Не зря к ним парень с девахой какой-то ходит на ночь глядя. — Эти, как их… свингеры! Червячок сомнений начал подтачивать изнутри и хозяйка квартиры решила-таки наведаться к жильцам. Она просто спросит, всё ли в порядке, заглянет в квартиру и всё. Визит вежливости, так сказать. Помедлив, она всё же нажала на звонок, не услышав шагов за дверью, достала свой ключ и вошла в квартиру. Коридор встретил тишиной — квартирантов не оказалось дома. Решив, что всё складывается как нельзя лучше, гражданка Хохлина придирчиво осмотрела сверкающий чистотой санузел и комнату с аккуратно заправленной кроватью. Не обнаружив никаких следов творившегося в квартире непотребства, она заметно повеселела и прошествовала на кухню, где не отказала себе в удовольствии угоститься румяным блинчиком, стопка которых лежала на тарелке. Подумав, она потянулась за крупным красным яблоком, примостившимся на краю кухонного стола. Квартиранты не обеднеют, а у неё стресс был, можно и побаловать себя любимым фруктом. Тут как раз пришло время любимого ток-шоу и женщина решила, что в том, что она пробудет в квартире лишние полчаса нет ничего криминального. Пётр Михайлович как раз возвращался из магазина и уже вставил ключи в дверной замок, когда его внимание привлекли непонятные звуки лестничным пролётом выше. Поднявшись на следующий этаж, пенсионер увидел картину из ряда вон выходящую: прямо на лестничной клетке в страшных судорогах корчилась его соседка Нина Васильевна Хохлина. Тело то обмякало, то выгибалось дугой, невысокие каблуки туфель неприятно шкрябали по плитке, на синюшном лице — остекленевшие невидящие глаза, вены на шее вздуты так, что вот-вот лопнут. Выйдя из ступора, пенсионер бросился в открытую квартиру в поисках телефона, который обнаружился на кухонном столе, рядом с парой яблочных огрызков, и вызвал скорую.***
— Думаешь, это правда он? Весь путь до дома прошёл в тягостном молчании. Подумать действительно было о чём… Дело о гибели Марины Вайнштейн из категории практически доказанного убийства переводят в банальную автокатастрофу со стандартной формулировкой «не справилась с управлением». Безутешный вдовец со всем соглашается и просит снять обвинения с некоего гражданина Тищенко, находившегося за рулём и направившего машину его жены на встречную полосу. Тищенко, более известный в узких кругах, как Тихий или Змей — киллер со стажем, отделывается парой ушибов и исчезает с горизонта. Более чем странная история, особенно если учесть, что камера уличного наблюдения засняла лицо этого самого киллера, когда он убегал от Кира на похоронах исполнительного директора «ПромОйл». Да и тот факт, что семья Гендира отделалась парой неудачных покушений, тогда как в остальных случаях исход был летальным — наводил на определённые мысли. Выводы напрашивались сами собой… — Чужая душа — потёмки, — пожал плечами Соколов. — В любом случае, у меня появилось много вопросов. — К Льву Вайнштейну? — К твоему биологическому отцу. Это он курировал дело Марины Вайнштейн…Четыре с лишним года назад.
Остывший за ночь песок холодил ступни, убаюканное полным штилем море плескалось о берег лениво и размеренно, облизывая старый пирс. Брюнет нырнул в пока ещё тёмную, не освещённую лучами солнца воду, и показался на поверхности уже далеко от берега. Лера сидела, укутавшись в мужскую олимпийку, с удовольствием вдыхала запах ненавязчивого и ставшего таким привычным парфюма и болтала ногами в морской воде. Очередная бессонная ночь, украденное у всего мира время до рассвета, которое принадлежало им без остатка. Желание касаться кожи, невесомо обводить губами выученные наизусть линии татуировок крепло день ото дня, грозя однажды выйти за рамки, которых они держались на людях. Соколов стал для неё всем: интересовался её мнением, умел слушать и аргументировать, молчать, когда это было нужно… Как бы не дулся Дрю, жалуясь, что его совсем забыли, их вожатый занял в жизни девушки слишком важное место, чтобы так просто из неё исчезнуть. Мысли про то, что будет после смены, тем упрямее лезли в голову, чем меньше дней оставалось до её окончания. Брюнет вынырнул рядом с пирсом, коснулся губами обнажённого бедра, запустив по телу девушки россыпь мурашек. — Пойдём, скоро рассветёт. — Неужели боишься? Ты ли это, Никитина? — улыбнулся он, подтягиваясь на руках и устраиваясь рядом. — Идиот, — буркнула Лера. Внутри неприятно ворочалось странное нехорошее предчувствие, которое крепло день ото дня, как она ни старалась убедить себя, что для волнений нет совершенно никакого повода. Корпус встретил не привычной тишиной, а тихим копошением и сдавленным хихиканьем. Группа энтузиастов сегодня решила устроить генеральную репетицию Королевской ночи, изведя на это порядочную порцию зубной пасты и шампуня. Улучив минутку, когда коридор опустел, Соколов потянул девушку за руку и втолкнул в вожатскую. — Так себе идейка, — хмыкнула она. — Они всё равно уже видели, что тебя не было в палате, — пожал плечами брюнет, аккуратно вешая пропахшие морем футболка и шорты на спинку стула. — Останешься? — Я бы предпочла душ… — Никитина перешагнула через собственный сарафан и обняла своего мужчину сзади. — Но за неимением такового… — Мы будем спать, Лера, — покачал головой вожатый. — А я о чём? Есть какая-то особая магия в том, чтобы засыпать вместе. Дышать в такт, переплетать ноги и руки так, что на утро и не распутаешь сразу. Лера сама не заметила, как провалилась в сон, уткнувшись носом в плечо Соколова и положив ладони ему на грудь. Брюнет и сам задремал, когда его заставил вернуться в реальность тихий, но настойчивый стук в дверь. Прикрыв посапывающую девушку пледом, он приоткрыл дверь, после коротко кивнул и отошёл, пропуская нежданного гостя в комнату. — Я, конечно, всё понимаю, но ночевать ей всё же лучше у себя, — недовольно шепотом проворчал Дрю. — Ты же её прикроешь. — Прикрою. Я уже заколебался с физруками до утра в клубе просиживать, — хмыкнул Вяземский. — У вашего ангела-хранителя скоро печень откажет. — Пить тебя никто не заставляет, — пожал плечами вожатый.- Ты по делу пришёл? — Да. Ничего не хочешь объяснить? — А должен? — Ну смотри, тут вечером было два занятных визита, оба по твою душу. — Конкретнее, — нахмурился вожатый. — Хореографша наша приходила, при параде, в боевом раскрасе, под дверью твоей мурлыкала, как мартовская кошка. Когда узнала, что тебя нет — взбесилась, начала Никитоса требовать. Мы с физруками еле мадаму успокоили. — Я разберусь, — ещё сильнее свёл брови к переносице парень. В самом начале первой смены он позволил себе изрядно выпить и провести парочку жарких ночей в клубе с девушкой, которая, как оказалась, раработала в лагере хореографом. Уж слишком откровенно она на него вешалась на танцполе в первый день знакомства. И пусть он сразу обозначил, что ничего серьёзного между ними нет и не будет, а Таня согласно кивнула, после она начала предъявлять на него какие-то права. Состоялся серьёзный разговор, общение свелось к нулю, а все попытки снова стать ближе пресекались в зародыше. Вроде бы девушка смирилась и успокоилась, но выходит, что всё ещё имела какие-то планы на его счёт. — А после директриса пытала твою напарницу на предмет где ты есть, как часто отсутствуешь и не заметила ли она странностей в поведении с кем-то из отряда. Я бы на твоём месте Лизке шоколадку купил — она краснела, бледнела, но тебя не сдала. Соколов помрачнел, сжал зубы так, что желваки заходили. Интерес директрисы к его персоне был вполне объясним её знакомством с дядей, но вот то, что она развила такую активность именно сейчас было совсем не кстати. Он, конечно, кругом облажался, заварил кашу, которую самому ещё долго расхлёбывать, но Леру во всё это впутывать точно не хотел, стремясь оградить по максимуму. — Я понял. Спасибо. Вяземский сгрёб в охапку что-то недовольно пробубнившую подругу, запеленал её в плед и направился к выходу. — Мне не нравится та непонятная хрень, которая сейчас вокруг тебя происходит, — не оборачиваясь, ровно сказал он. — Ты же понимаешь, что, в случае чего… Фразу прервал настойчивый стук в дверь. Парни переглянулись, Соколов покачал головой и кивнул на шкаф. Дождавшись, пока Дрю с сонно хлопающей глазами Лерой заскочат внутрь, он прикрыл дверцу и поспешил открыть. Директриса как раз занесла руку для очередного стука и застыла, удивлённо разглядывая татуировки на обнажённом торсе вожатого. — Чем обязан? — после выжидающего молчания сказал Илья. — До подъёма ещё полчаса. — Не думаю, что стоит разговаривать в коридоре, — решительно шагнула в комнату дама, игнорируя тот факт, что брюнет и не думал её пропускать и пришлось буквально протискиваться в дверной проём. — Внимательно Вас слушаю. — Не буду ходить вокруг, да около. Какие отношения связывают Вас…тебя с Лерой Никитиной. — Вам прекрасно известно, какие, — хмыкнул парень, выделив последнее слово. Разговор был не к месту и ой как не вовремя. В принципе, его мало заботила директорша и её подозрения, куда больше напрягал тот факт, что сейчас она могла сказать больше, чем следовало знать невольным свидетелям их беседы. — Конечно, мне известно. Это же я взяла тебя вожатым вопреки всем требованиям и инструкциям, — закатила глаза начальница лагеря. — И то, что ты выполняешь задание своего дяди не даёт тебе права… — Ну так давайте каждый будет заниматься своим делом и не мешать другому, — перебил парень, скрещивая руки под грудью. — Прикажешь игнорировать тот факт, что девочка не ночует в палате? Не думаю, чтобы тебя об этом инструктировали. — Ну здесь, как видите, её тоже нет, — картинно развёл руками Соколов. — А Вы, кстати, всех на наличие в палате после отбоя проверяете или только особо избранных? — Если бы не твой дядя, — угрожающе начала дама, — ноги бы твоей тут не было. — Ещё недавно Вы лично объявляли мне благодарность за отличную работу, — вскинул бровь вожатый. — Если я узнаю, что ты выходишь за рамки своего задания… Ты хоть понимаешь, что она несовершеннолетняя? — Я вообще не очень понимаю, с чего мы так долго говорим о Никитиной. Вы меня в чём-то обвиняете? — Пока нет. Естественно. У неё не было фактов, одни ничем не подкреплённые подозрения и желание держать руку на пульсе. Когда дядя, в буквальном смысле, приказал женщине взять вожатым парня без педагогического образования и с определёнными задачами на смену, та почувствовала себя глубоко уязвлённой, но вынуждена была согласиться. Вот только с чего рвение показать свою власть проявилось лишь к концу второй смены? — Тогда позволю напомнить, что мне нужно привести себя в порядок. Подъём через пятнадцать минут. — Конечно. Надеюсь, мы друг друга поняли… — Я тоже на это надеюсь. Помявшись, директриса всё же решила оставить последнее слово за собой и выложить главный козырь: — Я бы на твоём месте извинилась и помирилась с Татьяной. Интуиция обиженной женщины, знаешь ли, редко ошибается… — Вы пришли предъявлять мне претензии, основываясь на болтовне нашего хореографа, серьёзно? — захохотал Илья. — Ничего более нелепого в жизни не слышал. Начальница лагеря оскорблённо поджала губы. Таню она лично отпаивала валерьянкой после того, как Соколов резко перестал обращать на неё какое-либо внимание. Тогда-то и была озвучена история, что вожатый вообще пропал из поля зрения, сколько девушка не искала его в клубах города после отбоя, и виной всему явно какая-нибудь малолетка. А уж раз этого парня прислали в лагерь, чтобы следить за конкретной девчонкой, вывод напрашивался сам собой. Степенно кивнув, директор лагеря, наконец, покинула вожатскую. Илья прикрыл глаза и выдохнул, прекрасно понимая, что это был только первый раунд. Слишком много было сказано, очень непросто будет это объяснить. Выбравшаяся из шкафа Лера молча натянула мятый влажный сарафан и прошла мимо него к двери. — Лер, погоди. Замерев, та обернулась. — Есть что сказать? Или объяснить? Тогда я слушаю. Брюнет молчал, мысленно подбирая верные слова. Чёрт бы побрал эту директрису и грёбаную хореографшу! — Всё не так, как может показаться. — Очень информативно. Про дядю своего загадочного расскажешь может, который тебе задания раздаёт? И каким боком тут я вообще? Не получив ответа, девушка горько хмыкнула и потянула за руку задумчиво застывшего рядом Вяземского. — Пойдём, Дрю. Подъём скоро. Господину вожатому надо себя в порядок привести, ты же слышал, у него сегодня бурное примирение с хореографичкой по плану. Соколов устало потёр переносицу, а затем что было сил ударил кулаком по двери, которая несколько секунд назад закрылась за его девушкой. Слишком много лжи и недоговорённости, окутывающей, как липкая паутина. И как выбраться из этого дерьма он пока не знал.