Весь невидимый нам свет

Три месяца назад. — Смотри, это она. — Я так и думала, что Аллен не такая милашка, какую из себя все время строила.       Лиз слышала эти слова повсюду, из каждого угла школы, видела в каждом мимо проходящем ученике который провожал ее взглядом. Она чувствовала себя никчемной, отвратительной, грязной, словно липкая и мерзкая сущность пристала к ней, агрессивно вмешиваясь в жизнь.       Ее травили каждый день. Называли дочерью вора, убийцы, преступника, поливали грязью за спиной. Добро, которое она делала, превратилось в лицемерие и жажду внимания. Блестящий ум всего лишь тупая зубрежка учебников, ничего особенного. Она перестала носить юбки и платья, одевалась в как можно более неприметную одежду, чтобы спрятать себя от глаз учеников Мидтаунской школы, которые оказались слишком жестокими к ней.       Она проходила мимо школьной команды по регби, где квотербеком был ее бывший парень — Крис Рейс. Они что-то обсуждали, громко смеясь, пока Крис, центр всеобщего внимания, не заметил ее. — Принцесса Мидатунской научной школы Элизабет Аллен идет. А где твоя та классная джинсовая юбка? У тебя в ней отличная задница была, — все смотрят и смеются, смеются над ней, — Папашку твоего в тюрьму посадили и теперь денег не приличный вид нет? Или ты теперь их зарабатываешь сама?       Она смотрит на Криса, который упивается вниманием к себе — как классно он пошутил над Аллен.       Каждый день она плачет под спортивными трибунами, в полной тишине. В туалете, куда она раньше пряталась, на дверях маркером разрисованы гадости про нее и отца, с подачи подружек регбистов и тех, кто раньше улыбался ей в лицо, садился рядом за стол и с кем она ходила выбирать косметику в «Никс», смеясь и обсуждая все на свете. Теперь они смотрят сверху вниз, с пренебрежительной усмешкой.       Она думает о том, что уже не может быть хуже. Но ночью, через месяц, после того, что случилось, Лиз просыпается от адской боли. Она не кричит, не зовет на помощь — в каком-то смысле она даже рада, вдруг все сейчас закончиться и она больше никогда не пойдет в эту проклятую школу, не будет замечать взгляды, не будет думать о том, как сильно она ненавидит свою жизнь.       Но когда ее отпускает, Лиз приходится сжать ладонью рот, чтобы не захлебнуться в крике. Питер Паркер ее родственная душа. Только не это, нет, нет, нет, только не сейчас, не он и не с ней!       Катарсис задавил ее окончательно.       Она смотрит на Питера в школе. Тот проходит мимо Лиз и молчит. Он даже не смотрит на нее. А если и бросит взгляд, то тут же отворачивается. Милый, добрый Питер, который всю жизнь сам был изгоем, не может ее видеть. Ее родственная душа. А Питер с каждым днем все больше ранил сердце Лиз, пока где-то в глубине у нее не образовалась рана, которая никак не могла затянуться.       Мидтаунская научная школа имеет высокие стандарты обучения, но травля в ней такая же, как и во всех школах.       Через два месяца Лиз уже привыкла. После лета теперь ее просто никто не замечает. Она стала невидимкой, потому что едва переступая порог здания, все смотрят сквозь нее, словно Лиз Аллен больше не существует.       И так ведь проще. Так легче. Она привыкает к этому. Что сидит за убогим столом около выхода на парковку одна. На задней парте, закрывшись завесой волос, одна. Целыми днями в крошечной комнате у себя дома в Гарлеме, пока мама пашет на трех работах, чтобы платить за дом и судебный штраф пятизначной суммы. И когда она уже думала о том, чтобы наглотаться таблеток или, еще проще — провести несколько линий вдоль вен и смотреть, как кровь течет по белоснежному кафелю, а вместе с ней и утекают все ее проблемы вместе с никчемной жизнью, как появилась Джордан.       Лиз видела раньше ее в каком-то телешоу, вроде Джимми Фэллона. Она была там с Тони Старком, смеялась вместе с ведущим, отпуская шуточки в зал. Она была классной и знала это. Классная Джордан Рандгрен, которой повезло родиться ребенком миллиардера, гения и супергероя, которого все обожают. Железный человек — кумир миллионов людей по всему миру, многие из которых мечтают быть хоть немного похожим на него. Пару лет назад Лиз, по своей малолетней глупости, даже была слегка влюблена в него. Когда Джордан зашла в класс две недели назад, то Лиз примерно представляла, что будет. Самая популярная девушка в школе, с которой все захотят дружить. Да Господи, даже Фил Вейер чуть не врезался в школьный шкафчик, когда увидел Джордан.       А она села с ней. Села и улыбнулась, словно Лиз была такая же, как она. Такая же классная и крутая. Они стали общаться. Джордан не была обласканной жизнью избалованной стервой, как у многих создалось впечатление. — Им нравится моя фамилия. Им нравятся деньги моего отца, слава моего отца и его костюмы. Им нравится моя внешность и то, как я себя веду. Но им…как бы сказать…не очень нравлюсь я. По-настоящему, понимаешь? Без всего багажа того, что дало мне родство с Железным человеком я бы никому не была интересна. Такое чувство, будто моя личность в рабстве у собственной крови. Джордан       Я умерла в двенадцать. А потом воскресла, едва сумев разлепить глаза. Мне просто кошмарно, хреново, отвратительно, все, больше не надо никаких прилагательных. Даже после четырех дней, проведенных без сна на музыкальном фестивале в Чикаго мне не было до такой степени плохо. Голова болела так, словно я провела несколько месяцев в алкогольной коме.       Пролежав, уставившись в потолок, почти вечность, я решила взглянуть на часы — час дня. Я отключилась почти на двенадцать часов, и единственное, что я помнила со вчерашнего вечера, так это Лиз, которую я тащила на плечах к входной двери.       Повернув голову в сторону, чтобы нащупать телефон, я увидела стакан с водой. Рядом с ним лежала таблетка и записка, написанная размашистым почерком.       «Выпей меня»       Таблеткой оказался «Альказейцер» и человек, который положил ее на стол, явно знал, что я проснусь от жестокого похмелья на утро. — Спасибо тебе огромное, Тони. Теперь, единственное, что меня волнует — это полная амнезия. Нет, я немного слукавила. Частично, какие-то куски, вырванные из контекста я помнила. Грохот Machine Gun Kelly из колонок, бочонок пива, белый особняк в Хэмптонс, лица, знакомые и незнакомые мелькали перед глазами, словно призраки вечеринки, которая вчера вышла из-под контроля.       Вечеринка вышла из-под контроля.       Я взяла телефон. За ночь он накопил почти пятьдесят уведомлений и разрывался от оповещений об отметке в комментариях и на фотографиях. Надеюсь там что-то не слишком позорное, потому что мне сейчас совсем не нужно самобичевание и стыд. В Инстаграм Дайа Лионни выложила фотографию, где в черно-белом фильтре прекрасно, просто охренеть как хорошо видно, как я целуюсь, нет, откровенно развратно, со всей душой лижусь с Филом Вейером. — Твою мать, — пробормотала я. Эта публикация собрала тысяч пятьдесят лайков и черт знает сколько комментариев, которые я начала читать. @gigipes Новость года @katinastivenslove охренеть, Фил и Джо вместе?! @timerick вот шлюха @zakfuckyou98, а я видел их @valeriwoker Фил такой горячий, обожаю его) @hunterthompsi это Джордан Старк? Секси       О Господи. О. Господи. Ну и кто тут облажался по полной?       Теперь я все вспомнила. Память услужливо подсунула события этой ночи, и мне дико захотелось спрятаться обратно под одеяло и больше никогда не просыпаться.       Я пообещала себе, что больше никогда не буду пить.       Обещание, естественно, невыполнимо — типичная человеческая черта давать клятвы, которые мы не можем сдержать. Я почувствовала, как под подушкой завибрировал телефон. Если опять очередное уведомление, то клянусь, я грохну это устройство об стену.       Но звонила мама. И я немало удивилась, когда увидела входящий вызов от нее. За последние две с лишним недели мы не разговаривали, по двум причинам — как только я исчезаю из поля зрения, то она тут же забывает о моем существовании. А я не звоню по причине нежелания слушать бесконечные гудки, потому что-либо она не хочет поднимать телефон, либо слушать напряженное молчание в трубку. — Да? — Джордан?       А кто же еще, ты же на мой номер звонишь. — Привет, — я выдохнула, ожидая худшего.       Мама не ходила вокруг да около — она всегда была прямолинейной. — Скажи Тони, чтобы он перестал давать мой номер телефона журналистам. Мне уже надоело менять номера по нескольку раз в месяц.       Ему просто нравиться тебя доставать — злобно подумала я. Это ужасно, но я недолюбливаю свою мать. Хладнокровно? Да, конечно. Однако, у правды нет температуры. — Окей. — Хорошо.       Она мгновенно сбросила. Вот так просто. И от нашего с ней «диалога» моя голова разболелась еще сильнее.       Еще спустя час я вышла из комнаты, направляясь вниз на кухню и по пути опасливо озираясь. Не хочу сейчас видеть ухмылочку Тони, который будет меня еще год подкалывать или Пеппер, осуждающе качающая головой с лекцией о подростковом алкоголизме. Но, к несчастью, мне попался па. Он шел по первому этажу в костюме с иголочки, словно только что из ателье Уильяма Фиоваранти, что-то печатая на смартфоне. Я призвала все высшие силы, чтобы он свернул налево, к лестнице на парковку и не заметил меня, но перед поворотом черт его дернул остановиться и обернуться. — Смотрите-ка, кто-то сегодня встал не с той ноги. Хотя подождите, даже и не ложился, — он засмеялся, довольный собой и своим офигительным чувством юмора, — Всего один вопрос, Джо. Как при такой алкогольной интоксикации, которая вырубила бы лошадь, ты смогла с ювелирной точностью припарковать машину? Клянусь, даже я бы так не смог. — Очень смешно, — буркнула я.       Как же я надеялась, что на этом все закончится. Но у Тони был еще полный запас отменных шуточек. — Пятница сняла вчера такое видео, как ты поднималась по лестнице… — Силы небесные, клянусь, ещё одно слово, и я тебя убью.       Тони в ответ издал язвительный смешок. — Я себя чувствую пропущенной через мусорный пакет, поэтому прекрати, — открыв холодильник, я обнаружила, что полки опять заполнены здоровой пищей, — Какого черта опять все в этих овощах, я хочу большой жирный омлет с беконом и сыром! — Не надо быть такой агрессивной, Джо, ты меня пугаешь, — Тони притворно отшатнулся, словно я на его глазах вдруг превратилась в Годзиллу, — Пятница, что там по неполезной пище? Есть хоть какие-то находки? — Спешу сообщить, сэр, что в морозильной камере вы оставили пиццу, — дала голос Пятница в тот момент, когда я начала переходить в режим «давлю людей и на ходу сбиваю самолеты». — Она, наверное, еще со времен Рейгана, — сказал Тони, снова уставившись в телефон. — Не думаю, сэр, холодильник был собран в две тысячи шестнадцатом, а пиццу вы спрятали от мисс Поттс два месяца назад.       Мы оба подняли голову. Мда, у искусственного интеллекта явно проблемы с пониманием саркастических фраз. Джарвис, в этом плане, был куда лучше. Я смотрела в пространство холодильника, ощущая сверлящий мою спину взгляд Тони. — Джо, — он подошел ко мне сбоку, сняв очки, — если у тебя какие-то проблемы, ты можешь рассказать мне.       «Ты можешь рассказать мне». А ведь раньше все было наоборот…       Год назад случилось это. Раскол Мстителей по совершенно необъективной, глупой причине — проблеме придти всем вместе к компромиссу. Но Капитан решил, что лучше знает, как поступить и что команде можно, а что нельзя. Человек, застрявший в шкуре героя войны, так и не сумевший понять, что война закончилась много лет назад. Стив Роджерс призван судьбой быть заложником солдата, который всю жизнь сражается не с миром, а со своими демонами. Он нашел своего друга, Баки Барнса, который, вопреки всем ожиданиям, оказался еще более жестоким убийцей. Тысяча девятьсот девяносто первый год. Зимний Солдат убил родителей моего отца. После раскола Тони потерял все. Друга, семью, достоинство, цель и… Пеппер. Она не вернулась, когда узнала, что случилось. В тот самый момент, когда жизнь рушится и сжигаются все мосты, мы скатываемся в безумие по-разному, чтобы заглушить боль, а также глухую ярость.       Он начал пить без просыху, каждый день. Топить в дорогом виски воспоминания о родителях, о том, что он теперь никому не нужный Железный человек, который внутри своей личины оказался не таким уж и железным. Тогда я приехала поздно ночью, доехав на такси до башни Старка. Хотелось сделать па сюрприз, потому что мы не виделись несколько месяцев. И когда я поднималась на лифте наверх, то не ожидала, что увижу, когда двери откроются на нужном этаже. Сказать, что Старк был пьян — это не сказать ничего. До такой степени, что не смог встать с пола, когда в алкогольной прострации заметил меня и дико улыбнулся скорее оскалом, а не улыбкой. — Джо… Мое имя прозвучало так, будто оно — единственный шанс на спасение. В тот вечер я впервые в жизни поняла, как сильно Тони разбит изнутри. Вдребезги, на части, скрывая днем за сжатыми зубами и ослепительной улыбкой на камеру боль, которая изнутри пожирала его с каждым днем. Зачем теперь спасать человечество? Чтобы с каждым днем доказывать, что еще кому-то нужен? Тони Старк не нуждается в доказательствах обществу, что он герой, ему плевать на это. Единственная, для кого Тони хотел быть героем в глазах, ушла. Единственный, кто знал, что он без костюма великий человек, тоже ушел, забрав с собой убийцу его родителей. «Он мой друг». «А я больше нет?» — Прости меня, Джо. Я был не лучшим отцом на свете, а ведь такого ты правда заслуживаешь. Я все время поступал с тобой так, как хотел, чтобы ко мне относился отец, но забыл, что ведь ты — не я.       Он говорил о Пеппер, о своем эгоизме по отношению к ней, что не сказал ей, что она — его родственная душа. Она ушла, потому что для Тони костюмы и миссии стали наркотиком, с которого почти невозможно слезть. Раньше я не понимала, в чем была причина этого решения, но сейчас, став взрослее… Да, вот сейчас я понимаю. Стоит тому, к кому ты питаешь чувства, побывать на грани жизни и смерти, как ты представляешь, что вы больше никогда друг друга не увидите. И после этого никому не захочется испытывать такое вновь.       Сейчас, когда Тони смотрит на меня, я не знаю, что сказать. — Все в порядке. Где Пеппер? — интересуюсь я, переводя разговор на другую тему. Лучше так, чем говорить ему о том, что, еще не начав разбираться в собственных чувствах, я уже задолбалась. Питер — По твоему лицу у меня такое ощущение, что омлет не только пригорел, но и яйца были несвежие.       В общем-то да, омлет и правда пригорел, от чего стал по консистенции напоминать резину. Но он не стал этого говорить Мэй. — Как прошла вечеринка? — с интересом спросила она, наливая кофе.       Ответом ей было угрюмое молчание. Питер смотрел себе в тарелку, никак не реагируя. С тем же успехом тетя Мэй могла разговаривать со статуей. — Да ладно тебе, Питер, расскажи мне! Вот в моей молодости…       Питер не удержался от того, чтобы не закатить глаза — вечно вот Мэй заводит эту шарманку про молодость, хотя ей сорок два, и это не так уж и много. Сейчас начнет рассказывать, какие они были безбашенные, все время тусовались… — Вечеринка как вечеринка, ничего особенного, — буркнул он.       Но на самом деле для него она была особенной. Самая худшая из всех, какие могли быть в его жизни, ведь не на каждой его родственная душа целует другого парня у него на глазах. Он помнил, как Нед уже был слегка осоловевший от одной бутылки пива и жаждал потанцевать среди старшеклассниц, которых был на голову ниже. Когда вокруг такое веселье, у Лидса всегда немного сносит крышу, а Питер существует для того, чтобы во время остановить своего лучшего друга. — Смотри, я вижу Джо, — чересчур громко воскликнул Нед, энергично махая руками. Питер обернулся в ту сторону, где посреди огромной толпы, качающейся в такт мощного бита, стояла Джордан. А рядом с ней, почти вплотную, выпускник Фил Вейер. Несколько людей отступило в сторону и он увидел то, отчего у него внутри начала подниматься тошнота. — Ох ты ж блин…— сзади выдохнул Нед.       Но Питер едва его услышал, потому что в голове образовался шум, через который музыка пробивалась глухой вибрацией. Он стоял и смотрел на Джордан с Филом посреди этой чертовой толпы. По закону сохранения людей в одном помещении ему надо было уйти в поисках лучшего пристанища, чтобы не видеть их поцелуя, но он не смог. И это было слишком. Слишком для Питера. И Лиз. Лиз в тот вечер совсем не была похожа на себя ни нынешнюю, ни прежнюю - в короткой юбке, с броским макияжем и еле стоящая на ногах. Она подошла к нему со стороны, и если бы Нед не толкнул его в тот момент, то он бы и не заметил Аллен, пока она не вцепилась ему в плечо. — Привет, Питер, — она широко улыбнулась. — Лиз, привет, — еле выдавил он, все еще смотря через ее плечо на Джордан. — Слушай, мне…надо тебе кое-что сказать…Мы не могли бы отойти куда-нибудь, где потише?       Ее признание окончательно добило Питера. Хотя нет, не то, что Лиз сказала, что Питер — ее родственная душа, а то, что случилось гораздо позже.       Злобный до ужаса взгляд Джордан на лужайке перед домом. «Ну и вот и иди нахер». Она явно пересмотрела к нему свое отношение, Питер больше не был для неё славным парнем, а стал захапистым уродцем.       Ему захотелось в тот момент провалиться сквозь землю. Он уже открыл рот, чтобы спросить, в чем дело, но ее взгляд был таким откровенно уничижительным, что ему пришлось умолкнуть. — Питер?       Тетя Мэй смотрела на него, подняв бровь. — Ты стал сам не свой в последнее время, — заметила она.       Но он отмахнулся. Всегда отмахивается. Пришел домой с огромным фингалом под глазом — да ладно, заживет. Сперли рюкзак из-за того, что не закрепил его плотно паутиной к мусорному бачку, Флэш, как всегда, со своей свитой особенно усердно занимался своим любимым спортом под названием «довести Паркера до ручки», получил двойку за контрольную по испанскому. Все свои проблемы Питер всю жизнь держал при себе. Почти год назад у него появилась отдушина — спасать людей, когда им нужна помощь. Не весь мир, как Мстители, а город и обычных простых людей в нем, от помощи найти дорогу до кражи банкомата на перекрестке. Но есть проблемы, с которыми даже костюм Человека-Паука справиться не может. Поэтому Питер, наскоро закинув в рот остатки невкусного омлета, схватил рюкзак и убежал, сказав, что идет в библиотеку, чтобы позаниматься. А на самом деле через пять минут натягивал на себя костюм в очередной попытке отвлечься с помощью геройства. Джордан       В понедельник Лиз не пришла. На десятый звонок она ответила, сказав, что плохо себя чувствует. Я знала, что дело не в этом, но тактично промолчала. Ей нужно время.       Шагая по коридорам, я замечала обращенные на меня любопытные, и не только, взгляды. Фотографии с вечеринки разлетелись со скоростью света, и теперь обожательницы Фила смотрели на меня косым взглядом. Все эти девчонки были похожи друг на друга, как две капли воды. Длинные волосы, старательно накрученные в локоны, плотный макияж, отчего их лица напоминали штукатурку с тремя слоями тональной основы, словно старались копировать Кайли Дженнер. Короткие юбки или платья, каблуки дюймов десять — не в школу, а в клуб в таком виде собрались. — Привет, Джордан, — мимо меня прошла компания из нескольких девушек и двух парней, — хотели сказать, что вы с Филом очень классная пара. — Мм, — неопределённо промычала я. Лучше вообще ничего не говорить, чем оправдываться. — Мне так понравился дом Фила. Хэмптон, конечно, по-настоящему роскошное место, как думаешь? И вечеринка была потрясающей, правда? — Нет. Хуета.       Повисла кривая тишина. Старшеклассница, которая со мной разговаривала, растерянно замолчала. — А?…В-в смысле?…       Я извинилась и ушла от них прежде, чем выдала ещё какую-нибудь неуместность. Думаю, уже ясно, какое впечатление я создала про себя в той школе. Скорее всего, оно было просто ужасным.       «Джордан Рандгрен, шестнадцать лет, необщительная особа, тяготеющая к вульгарности и оскорбительно-чёрному тону с обилием грубых и неуместных комментариев.       Все проблемы людей от того, что когда они совершают поступки, то не задумываются о последствиях. Единственный полезный совет, который дала мне мать. Мне надо было сначала подумать, прежде чем вешаться на проклятого Фила. Клянусь, к середине второго урока я ненавидела его всем сердцем.       Конца дня я ждала как спасения. Нет, никто не смеялся, не пялился, словно я нечто фантасмагорическое. Только на протяжении четырех уроков я чувствовала взгляд Питера у себя на спине. А когда я поворачивалась в его сторону, то он сразу же утыкался глазами обратно в тетрадь.       Во время большого перерыва я пошла в столовую и хотела там спокойно посмотреть задачи экзаменационных билетов этого года, потому что вступительные в университет уже в ноябре, а я до сих пор даже не открыла учебник по дифференциальному и интегральному исчислению. Да и вообще любой учебник, касающийся подготовки к экзаменам. Иногда я ловлю себя на тревожной мысли, что из-за моей проклятой лени узнаю, какие вопросы в билетах только перед дверью, за которой сидит приемная комиссия в Бёркли. — Джордан?       От мыслей меня отвлек голос. Питер Паркер стоял передо мной с таким видом, будто убил всю мою семью. — Я не хочу с тобой говорить, — с прохладцей бросила я, поднимаясь из-за стола, но Питер успел схватить меня за руку, прежде чем я успела ускорить шаг по направлению к выходу. — Постой, Джордан, пожалуйста, просто послушай меня.       Мне не стоит себя вести так. Где-то в подсознании я прекрасно понимаю, что он ни в чем не виноват, так получилось, просто получилось и ничего с этим поделать нельзя. Но вспоминая слезы Лиз, как она была разбита в тот вечер, потому что Паркер просто отмахнулся от нее, грубо отшив с признанием о родственной душе, как во мне закипала злость. И мой речевой аппарат работал куда быстрее, чем мозг. — Ты…отвали от меня, — я дернула руку, но его хватка была по-настоящему железной, — да отпусти ты меня, Паркер!       В этот момент в столовой висела гробовая тишина. Питер посмотрел на меня с умоляющим выражением лица. Кажется, он даже не понимал, что делает, ему просто надо было заставить меня послушать, а я вырывалась, как какая-то истеричка. — Я испугался, Лиз, она… я даже не знал…— он все сильнее сжимал мое предплечье, словно думал, что я либо убегу, либо ударю его. — Отпусти руку, мне больно! — рявкнула я.       И Питер отпустил. Я резко отшатнулась назад и грохнулась на пол, не успев схватиться за край стола. Возможно, что виновата была я, потому что слишком настойчиво вырывалась из цепкой хватки. Но зад болел ровно настолько, насколько сильно я ненавидела долбанного Питера Паркера в тот момент.       Я уже набрала воздуха, чтобы наорать на него, как дальше все начало происходить, как в замедленной съемке. Непонятно откуда взялся Фил со своей командой регбистов, которые слились в одно красно-черное пятно из-за одинаковых толстовок, со своим предводителем, который в три шага пересек столовую и приблизился к Питеру. Высоченный и слегка худощавый, он все равно каким-то образом возвышался над Паркером так, словно был Джоном Сина. — Охерел, Паркер? — он двинул его в грудь, и Питер, не ожидавший такого поворота событий, отступил назад с распахнутыми от растерянности глазами. Все, абсолютно все пялились на нас — на Фила, который плохо соображал в приступе чокнутой ярости, на абсолютно охреневшую меня и Питера, который в этот момент, видимо, забыл, что у него есть паучья сила и он, в принципе, если что, может защитить себя, — Он тебя ударил?       До меня не сразу дошло, что Вейер обращается ко мне. — Чего? Я…       Я ничего не успеваю сделать. Даже подняться с пола, чтобы схватить Фила за толстовку. Он делает один точный удар прямо в лицо Паркера с такой силой, что у меня нет сомнений — сломал ему челюсть.       Питер падает, схватившись за лицо. Фила оттаскивают в сторону парни, которые тоже не ожидали, что Вейер вмажет парню со всей мощи. Я подскакиваю с пола и толкаю Фила, который готов к еще одному удару. — Ты совсем с катушек слетел?! Он меня не трогал, хренов идиот! — для него мои пиханья все равно, что слабо ощутимые прикосновения. Фил только самодовольно ухмыльнулся. — Я видел, как он тебя толкнул. — Иди ты в жопу, этого не было!       Бедный Питер уже встал, вытирая краем футболки кровь. Его глаз уже слегка поплыл и стал красным, словно его приложили чем-то раскалённым. — Это было сильно, — хрипло сказал он, смотря на кровь на пальцах. — Блин, ты в порядке? — Все отлично, кажется. Пройдет за пару часов, — Питер неловко улыбнулся, смотря на меня. И злость уступила место другому чувству. — Паучья регенерация? — пошутила я. — Конечности тоже отращивать можешь?       Он покачал головой и посмотрел на Фила, который все еще стоял над нами. Мы сверлили друг друга взглядами. Дал по роже и решил, что я в восторге буду стоять и верещать, какой он герой? Прекрасно видно, что ожидал как раз такого исхода, поэтому стоял и не понимал, почему я вожусь сейчас не с ним, а с Питером.       Поэтому сейчас Фил стоял, глядя на меня в упор. — Только не говори мне, что ты якшаешься с Паркером. — его губы скривились в полупрезрительной усмешке. — Что, серьезно? — Не твоё собачье дело, с кем я якшаюсь. — процедила я сквозь зубы. — Я думал, ты умеешь выбирать, с кем дружить, Старк. — протянул Фил с деланным разочарованием. — Такие как ты должны знать, что никчемные неудачники вроде него все равно что мусор под ногами. — Послушай-ка, ты, кретин, — я встала и подошла к нему так близко, чтобы только он слышал мои слова — зрители ни к чему, я не сторонник публичных унижений, чтобы нагнать побольше пафоса. — Мусор здесь только ты. Если ты думаешь, что это сейчас было круто, то спешу огорчить, что это совсем не так. Поэтому взял своих отбитых телохранителей и пшел нахрен отсюда.       И что мне сказал Фил Вейер? А ничего. Он бросил на меня злой взгляд и ушел. — Охренеть, — кто-то присвистнул.       Я помогла Питеру встать и мы ушли из столовой так быстро, как смогли. — Шоу окончено! — тоном крутого парня сказал Нед и поспешил за нами.       На самом деле Фил мне ответил. В той же манере, что и я. Так тихо, чтобы только я смогла услышать. «Сука»       Через час мы с Питером выходили из школы вместе. — Не думай, что теперь мы друзья. Боевые травмы ничего не изменили. — Это не боевые травмы, — поправил Питер, — если бы я дал ему сдачи… — Ты можешь убить человека с одного удара — вряд ли бы ты дал ему сдачи. — Ты слишком преувеличиваешь, я же не Халк, — фыркнул Питер, дотрагиваясь до крохотной царапины под глазом. — Ах да, точно.       Мы дошли до перекрестка, где была станция метро. Возникла неловкая пауза. — Я, пожалуй, пойду, — он кивнул в сторону метро, — уроки там, все дела. Мне не хотелось, чтобы он уходил. Звучало безумно, я знаю, но мне действительно не хотелось. — Не хочешь…не хочешь сходить в «Тако Белл»? Питер — Можно пожалуйста четырнадцатое комбо с большим буррито и газировкой. И можно не добавлять гуакамоле, а лучше побольше чесночного соуса, еще вместо соленых огурчиков перца с острой приправой. А, и начос, но не «El queso de espacio», а «El diablo picante». — Он очень острый, — заметил продавец, тарабаня по монитору. — Да, я люблю очень острое. Взяла бы сырные шарики с халапеньо и чили, от которых у меня вышло ведро слез, когда я их брала в последний раз, но их убрали из меню. — У парня в Сиэтле был ожог слизистой.       Они стояли в «Тако Белл» на Блейн-стрит, пройдя пешком пять кварталов до Гринвича. В четыре часа кроме них никого больше не было. — Парень, тебе что?       Питер посмотрел на меню. Он предпочитал брать фирменный сэндвич у мистера Делмара, поэтому из всего изобилия тако, кесадилий, буррито и фахитоса, названия которых были с таким подвывертом, что он не смог прочитать их вслух, даже если бы захотел, совершенно не знал, что брать. — Давайте тоже самое, — выдохнул он. — Эй, Мигель, повтори два раза! С вас четырнадцать девяносто девять.       Джордан начала открывать сумку, но Питер успел ее опередить и ловко положил двадцать долларов на стойку. — Эй! — она возмущенно посмотрела на него.       Питер пожал плечами — мол, опоздала. Они сели за столик с номерами заказов. — Ты не должен был за меня платить, — заметила она. — Почему? — Я виновата в этом, — она покрутила пальцем около правого глаза, где у Питера был еле заметный синяк.       Он улыбнулся, смотря на Джордан. Она еле слышно усмехнулась и опустила глаза.       Через десять минут они забрали заказ, и Питер искренне восхитился размерами буррито, толщиной с его кулак. По невозмутимому лицу Джордан, которая с решительностью отодвинула пергаментную бумагу и сделала первый кусок, он понял, что для нее съесть этот монстроподобный буррито — раз плюнуть. — Не любишь мексиканскую кухню? (Не люфифь мефикансфую фухню?) — спросила Джо, поливая сверху табаско. Не то чтобы у него было мнение, что девочки едят только салатные листья и одуванчики, но Джордан ела так, словно была не девушкой весом в сорок пять килограмм, а огромным, здоровым таким, мужчиной. — Люблю, просто редко хожу в «Тако Белл», — ответил Питер. — Тут раньше был десерт, который назывался «Loco cucaracha» («Бешеный таракан» — исп.), жареные кусочки теста в ванильном сахаре и корице. Но ходили легенды, что в одном из них был реально жареный таракан, и тогда этот десерт стал называться «Русская рулетка» — один из шести кусочков тебя точно убьет.       Джордан рассмеялась над собственной шуткой, словив недобрый взгляд кассира, который услышал это. Питер тоже едва сдерживал смех. — Как-то на работе тете подарил один из ее пациентов текилу с гусеницей. — Хуанито? — Да, точно. Она только дома заметила, крик стоял на всю квартиру, — Джордан фыркнула, — она до сих пор где-то в кладовке лежит.       Они ели буррито, невероятно острый начос и смеялись так громко, что их чуть не выгнали из забегаловки. И это было так здорово, что Питер хотел, чтобы этот день не заканчивался никогда.       Джордан была как лучшие песни «Битлз» — легкой, веселой и счастливой, словно вчера не было между ними напряжения. Они вышли из «Тако Белл», когда солнце уже начало медленно садиться за небоскребы Манхэттена, окрашивая небо оранжевым, как пожар, заревом, и молча дошли до метро. — Ну, пока, Питер. — А ты как?... — Я позвоню Хэппи, все нормально, — она отмахнулась.       Что ж, это уже было что-то — подумал про себя Питер.

***

      Через полчаса приехал Хэппи, злой на весь мир. — Вижу, ты сегодня не в духе, — заметила она, садясь на переднее сидение.       Хоган молчал. Джордан подумала, что вряд он так из-за невозможности съесть пончики злиться. — Что-то случилось? — Ничего. — Не, ну я же вижу, что что-то случилось. — Ничего не случилось, Джордан. — Мне интересно, выкладывай. — Послушай меня… — Хэппи, ну расскажи мне! Что…       И тут Хэппи сорвался. — Черт, Джордан, ты можешь замолчать на десять минут пожалуйста! Клянусь, я тебя сейчас из машины высажу. Случилась катастрофа вселенского масштаба, раз такие эмоции пошли от Хэппи, который никогда не так с ней не разговаривал. До базы они ехали в полной тишине. Джордан побоялась лишний раз дернуться, чтобы не вызывать агрессивную реакцию Хогана, который пока ехал, сжимал руль до белых пятен на костяшках. Тони? Пеппер? Черт, что происходит? На повороте с шоссе Хэппи ускорился. Когда они доехали до базы, то он ударил по тормозам так, что она почувствовала запах резины. — Выходи, — бросил он, захлопывая дверцу. И как только Джордан вышла из машины, то увидела, от чего у Хэппи была такая бурная реакция. Через панорамное окно первого этажа было прекрасно видно стоящих Капитана Америка и Зимнего Солдата. А перед ними — Тони, в костюме Железного человека.