Весь невидимый нам свет

Два месяца назад       Когда я ждала Реон из школы, я не знала, как сказать ей, что, возможно, я больше не вернусь домой. На долгий срок, как всегда, когда я уезжала сначала в Лос-Анджелес, потом в Нью-Йорк, и всегда возвращалась обратно. Йоханнесбург не лучшее место для жизни, если выезжать за пределы района Сэндон, но мы с Реон, как большинство наших друзей родились и выросли в Уэстклиффе — типичном богатом районе на севере города для белого населения Йобурга с красивыми коттеджами, бассейнами на заднем дворе и аккуратными лужайками, которые каждый день подстригает садовник. Такой классический пригород, как на картинке в каталоге элитной недвижимости. Чтобы пощекотать себе нервы, мы могли поехать в Соуэто, как это делали старшеклассники, чтобы купить легкие наркотики, вроде травки или таблеток, но я не была фанаткой подобных развлечений. Йоханнесбург — очень противоречивый город, и если говорить о свободе, то всегда смотря где находишься. В районы южнее Сэндон не выезжают нормальные люди — на границе между северной и центральной частью города есть пропускная зона, через которую можно войти и выйти только по разрешению. Это официально так, но районы ведь не изолированы друг от друга, так что формально свободно перемещаться по городу никто не запрещает, а граница представляет собой скорее отголоски апартеида. Если уж решил выйти погулять, то без пистолета это считается чистым самоубийством. Раньше центр города, Хилброу, был как богемная Мекка, а сейчас в небоскребах вместо офисов корпораций, финансовых бирж и банков поселились бездомные и преступные группировки. И когда мне довелось увидеть, как на светофоре мужчина выкинул парня из машины и угнал ее, я поняла, почему мама так хотела уехать из Йоханнесбурга. Однако сейчас, даже когда мы ни в чем не нуждаемся, мне хотелось уехать отсюда. И Нью-Йорк был лучшим местом, чтобы начать новую жизнь.       Реон вышла из школы, буквально сдирая с себя пиджак школьной формы. — А чего это тебя не было сегодня? Ты пропустила реальное чудо — миссис Херст впервые за пять лет не говорила об Иисусе. Клянусь, когда за сорок пять минут она ни одного раза не упомянула Библию, я и правда поверила в Бога. Она оставила след от помады у меня на щеке и шлейф духов Tobacco Vanille от Тома Форда — отвратительный мускусно-сладкий аромат, которым Реон поливается с головы до ног, а меня потом тошнит целый день.       Мы сели в машину и поехали в 10Bellow, где все время прогуливали последние уроки, объедаясь мороженым и заказывая все время одно и тоже — двойное шоколадное с карамельной крошкой и печеньем.       Ее семья переехала в Йоханнесбург из Окленда, когда Реон было шесть и мы с ней дружим почти десять лет, с тех пор как сидели за одной партой в самый первый школьный день в Калвере. На протяжении всей средней школы я восхищалась ее диким и необузданным безрассудством, благодаря которому она часто оказывалась в кабинете директора или под домашним арестом. Но перспектива этих препятствий останавливала ее ровно на час после выхода из-под контроля.       Сейчас она стала спокойнее, в основном благодаря тому, что случилось с Микки Бейкером полтора года назад. — Как обстановка дома? — спросила Реон, зачерпывая ложкой мороженое. — Ничего особенного. Мать вернулась из Мадрида сегодня утром. Я, когда выходила из дома, слышала, как она льет свой фирменный сироп про любовь своему мужику по телефону.       Реон рассмеялась и изобразила, что ее стошнило под стол. — Фу, гадость какая. — Еще мне пришло письмо из Бёркли. Приглашают на вступительное испытание через две недели. — Да ладно? Поздравляю! Я же говорила, что ты мегамозг, — в голосе Реон не было ни капли иронии, — когда поедешь в Нью-Йорк?       А вот теперь наступило самое сложное.       Недавно она рассталась с Хостадом Коупом. Ну, как недавно — месяц назад, но страдания продолжались по сей день, потому что Реон каждый день тоскливым взглядом провожала парня по школьному коридору, который уже нашел себе за это время третью девушку. А после уроков мы шли к ней домой, где она рыдала навзрыд под «Три метра над уровнем неба». Всякий раз, когда я слышу в начале фильма песню «A Ras de Cielo», у меня дергается глаз. Но каким-то непостижимым образом эта кинематографическая ерунда с изобилием романтических соплей несмотря на редкостно плохой конец помогал Реон воскресать из мертвых.       И теперь мне нужно приложить как можно больше усилий, чтобы она на меня не обиделась за то, что я уезжаю. Потому что эмоциональное состояние у Реон и так на грани катастрофы. — Завтра, — неуверенно сказала я, заталкивая в рот десерт.       Подруга приподняла бровь, с удивлением уставившись на меня. — Не надо смотреть на меня так, — буркнула я. — Ну извини, Джо, меня просто поражает как ты преподносишь новости. Ты мне точно собиралась об этом сегодня сказать, а не на трапе самолета? — возмущенно спросила она, бросая ложку в пустой стаканчик, — ты же только из Нью-Йорка вернулась.       Я наклонилась к ней. — Я была в чертовом Нью-Йорке, потому что чертов Капитан Америка ради своих убеждений и друга-убийцы разрушил команду, убедив всех, что Тони эгоистичная сволочь. До этого ушла Пеппер примерно с таким же объяснением и разрывом помолвки. Даже не знаю, Реон, может мне стоило положить на все и развлекаться? Или это считается уважительной причиной?       Она не нашла что сказать.       Это было кошмарное лето. Отец пил без просыху каждый день с уверенностью, что так сбежит от жестокой реальности. Все люди пытаются уйти от проблем, но вернуть его к человеческой жизни мне с Роуди стоило колоссальных усилий. Возможно, его держала на плаву надежда, что Мстители снова воссоединяться, как Black Sabbath, но на это не стоило рассчитывать. По крайней мере потому, что остальные члены команды, а не только Стив Роджерс, Тони тоже знать не желали. — Надолго? — Полгода. Может, дольше. Мы с Реон молчали. Не только потому, что нам с ней было нечего друг другу сказать, но и потому что в последние два года наша дружба проходила испытание на прочность после того, как все узнали, что я — дочь Железного человека.       Жизнь изменилась в один вечер, и тогда я думала, что смогу остаться такой же простой девчонкой из Йоханнесбурга, которой была почти четырнадцать лет. Нет, я была в этом наивно уверена.       Реон сложно восприняла то, что все мои уверенности и обещания не только самой себе, но и ей, оказались ложью. Я старалась, чтобы ее никак не коснулось то, что на меня таращатся на улице, просят автограф — свой или Тони Старка, будто я с собой целую пачку таскаю для таких случаев. Из-за постоянного внимания мне пришлось восемь раз сменить номер телефона и закрыть социальные сети, а в первые несколько месяцев в Нью-Йорке со мной повсюду ходил Хэппи, а дома — охрана, которую наняла мать.       Из-за всего этого мы с Реон отдалились друг от друга. Сейчас       Я проснулась от телефонного звонка. Затем от стука, а затем шуршания быстрой ходьбы, и звук, исходящий от мобильника, резко прекратился. — Да, тетя Мэй. Нет. Я не знаю. Да, точно, все в порядке. Да, да, ладно, все, я понял, все, пока. Голос Питера. Питера? Почему Питера? Где я вообще?       Разлепить глаза получилось с трудом, словно веки приклеились друг к другу. В тот момент, когда моя голова оторвалась от подушки, я ощутила резкую пульсирующую боль в виске, будто кто-то сдавливал мозг раскаленным обручем. — Как же у меня болит голова…       Господи, что у меня с голосом? Он такой хриплый и низкий, будто я сорвала глотку.       Вставать не было сил, мое тело просто приклеилось к той поверхности, на которой я лежала, уткнувшись носом в колючее одеяло и вдыхая запах бергамота и гвоздики. — Доброе утро, Джордан.       Передо мной чудесным образом появился стакан с мутным содержимым. — Что это? — сипло спросила я. — Вода и алкозельцер. Я протянула руку, приподнявшись, и взяла стакан, выливая одним глотком в себя спасительный напиток. Питер ушел, понимая, что мне нужно немного придти в себя.       Я начала вспоминать прошлую ночь. Обычно настоящую жесть вспоминаешь в самом конце, или тебе кто-то про нее рассказывает, словно мозг активно защищает тебя от потрясения и следующих за ним чувств, но я сразу вспомнила себя и Лиз, переулок за клубом Вебстер Холл, мой абстинентный синдром, ее слова и что было за ними. — Питер!       На мой истеричный возглас мгновенно появился Паркер, как-будто сидел и выжидал поблизости. И сразу же на него посыпался шквал вопросов. — Где я? — У меня дома, — опасливо ответил он. Затем я сделала совершенно идиотский поступок — пощупала себя под одеялом и обнаружила, что на мне была моя одежда. Хоть это есть. — Как?... — Мистер Старк звонил сегодня утром. Тебе стоит ему позвонить.       Он протянул мне телефон. На нем была огромная трещина во весь экран. Но мне на это было абсолютно все равно в данный момент.       Питер тактично ушел из поля зрения, когда я набрала номер. Даже не представляю, чего мне ожидать от Тони. На экране было восемь уведомлений о пропущенных звонках, но все они были от Лиз, с которой разговаривать мне не хотелось и вряд ли в ближайшее время захочется. — Джордан, — злой ответ отца, как рявканье, заставил меня вздрогнуть. — Пап?...- мой голос сразу стал похож на овечье блеяние. Я вздохнула. — Какого черта ты взяла Ламборгини?! — возмущенно воскликнул Тони. Как раз в его духе переживать за тачку больше, чем за мою жизнь. Удивительно только, как он вчера не заметил. По дальнейшей тираде, я поняла, что он включил громкую связь, — где ты была? Пеппер с ума сходила от волнения. И что за идиотское сообщение в двенадцать ночи?       Очень смутно я вспомнила, что он имеет в виду. Все еще продолжая слушать гневные речи, я зашла в сообщения: «Меня спас Человек-Паук» У меня что, от алкоголя вчера совсем поехала крыша? — Прости, пап, — буркнула я, — если что, Питер тут не причем.       Он пропустил это мимо ушей. — Ты где? Прислать за тобой Хэппи? — Все нормально, я в порядке. Я у…э-э Лиз. Приеду через пару часов. Молчание. Потом я услышала в ответ: «Ладно» и сброшенный вызов. Да уж, легко отделалась. Хотя я думаю, что это Пеппер его заставила мне позвонить.       Паркер зашел в комнату, когда я уже сидела на кровати и рассматривала пространство под собой.       После того, как я сходила в душ и одолжила свежую футболку у Питера, мне стало гораздо лучше. Чтобы обо всем подумать, мне нужно время, а сейчас я сижу за столом и смотрю, как он достает из коробки вафли и кладет их в вафельницу. — Нутелла или кленовый сироп? — он повернул ко мне внушительную банку шоколадной пасты и бутылку «Maple Joe». — Сироп, — ответила я. Я не стала задавать никаких вопросов, потому что это создаст напряжение, и от этого будет еще хуже. Ясно одно — Паркер спас меня этой ночью, и за это я ему благодарна. И не просто спас, а привез меня к себе домой, уложил спать, а сейчас готовит завтрак, хотя его полным правом было бы меня вежливо спровадить. — Твоя тетя не против, что я здесь? — взяла в руки чашку кофе. — Она на смене до восьми вечера, так что Мэй даже не в курсе, — бодро ответил он, проверяя вилкой готовность вафель.       Я наблюдала, как он перемещается по кухне, открывая дверцы шкафа, расставляет тарелки и приборы на стол. Как достает из холодильника апельсиновый сок и ставит передо мной немного запотевший по стенкам от холодного напитка стакан. Достает вафли и кладет мне на тарелку две самые большие, с улыбкой говоря: «Приятного аппетита». В футболке с изображением атома и надписью «Декатлон 2016», Питер выглядел…мило. Даже слишком. — Как ты меня нашел? Вопрос застал его врасплох.

***

      Джордан выжидающе смотрела на него, и отвертеться никак не получилось. — Я был на соседнем здании, когда увидел, как вы с Лиз ругались. — На соседнем…здании? — переспросила она, поливая вафли сиропом. — В костюме, — пояснил он. — Ясно, — она дернула бровью и откусила кусок, — вкусно. У тети научился готовить?       Питер усмехнулся. — Я бы не назвал подогревание вафель из магазина готовкой, а тетя Мэй, честно говоря, отвратительно готовит. Он до сих пор помнит последний кулинарный «шедевр» Мэй — рагу из овощей и курицы, которое пахло после духовки как подпорченный лежалый сыр, а по вкусу и того хуже. — А как же тарт? — Это из магазина за углом. Джордан рассмеялась.       Ему нравилось, что она сидит здесь, напротив него, ест вафли и смеется, пусть и обстоятельства были не самыми лучшими, после которых Джордан попала к нему домой. Он и сам вчера не знал, что делать, как ему в голову влетела мысль, а сам он сразу же озвучил название улицы.       Но он ни о чем не жалеет. Они долго ели, болтали, смеялись. Он видел, как расцветает Джордан, когда она ни о чем не думает и ее не тревожат никакие проблемы или мысли. Питер с радостью подхватывает это настроение, стараясь удержать его как можно дольше. Джордан не задавала больше вопросов о ночи, никак не намекнула про то, что случилось, и Питер был благодарен ей за это. Он пока не знал, как объяснить свои слова, сказанные ей. Возможно, потому что еще не готов рассказать ей.       Она много разговаривала, и все это было настолько невероятно — он с трудом разбирал, что она ему говорит. Так оно было всегда — стоило ему оказаться с ней в одной комнате, Джордан затмевала собой все остальное: ее кожа, ее глаза, ее чуть хриплый голос, темные волосы и то, как она подпирает запястьем голову и смотрит прямо в глаза, из-за чего кажется, что ты один, на всем белом свете, ей интересен; и свет на кухне перемежался светом ее присутствия, ее цветом, свежестью и красотой.       «Не хочу, чтобы этот день заканчивался. Я хочу говорить с тобой, все время, обо всем. О твоём детстве, твоих любимых местах, о том, что тебя тревожит, что не даёт спать по ночам, о твоих страхах, о том, чего ты хочешь и что ты чувствуешь. Будь рядом и говори со мной, просто говори, пожалуйста, Джо, пожалуйста. Иначе я не смогу понять, как помочь тебе».       Джордан предложила пойти на крышу, и он согласился.       Они вышли из квартиры. В конце коридора напротив лифта была дверь с лестничным пролетом, и на пятнадцатом этаже пришлось повозиться, чтобы открыть замок.       Джордан первая перемахнула через ограждение. Она сделала несколько шагов в сторону края, рассматривая на ходу Форрест-Хилл, даже весь Куинс, который открылся им, как на ладони. Почти ошеломляющее зрелище — вдалеке был виден Манхеттен с его многочисленными небоскребами. — Когда ты надеваешь костюм, ты тоже самое чувствуешь? — спросила Джордан.       Питер кивнул. — Даже лучше. Туманная сырость осени пробежала по позвоночнику, а ветер, уже не теплый, но и не холодный, растрепал их волосы, заставил выдохнуть облако пара и зябко поежиться. Он уже слегка продрог, но Джордан стояла с прямой спиной и опущенными руками, будто стихия ей была нипочем. По-легкому одетая, она только морщилась от очередного прорыва воздуха, как на неудобство. Она подняла голову и посмотрела на серое небо, которое заволокло тучами. Питер подумал про себя, что эта крыша — самое безопасное место во всей Вселенной, потому что рядом была Джордан. — Питер. Ее голос был немного странный, будто отяжелевший. — Я все знаю. Джордан сказала это спокойно, но на самом деле выдавить каждое слово проходило через глотку силой, словно ими она подписала себе смертный приговор.       Питер в ошеломлении таращился на нее, пока через несколько секунд не опустил глаза.       Она всегда думала о последствиях, которые приносят поступки и фразы, даже если они неправильные, но это… — Не спрашивай меня, как я узнала, — Джордан втянула в себя воздух, — когда это случилось?       Питер в упор смотрел себе под ноги, не находил сил, чтобы взглянуть ей в глаза. — Когда? — с нажимом повторила она. — Два месяца назад. — едва слышно отозвался он.        Повисла тошнотворная тишина. — И столько времени ты не мог сказать мне об этом? — спросила Джордан, повернувшись к нему уже всем корпусом. Питер внутренне весь содрогнулся, встретившись с ней взглядом. — Ты…Черт, Питер, это не то же самое, что скрывать тайну о том, что ты — Человек-Паук. Об истинности нельзя просто так взять и умолчать. — Я не умалчивал, я просто…Ты не понимаешь, я… — Чего — не понимаю? Чего? Узнал, что я твоя истинная, и решил просто об этом не рассказывать? Просто делать вид, что все в порядке, взял и забил на это, будто это пустяк, ничего не значит, чушь собачья. А если бы я умолчала, что ты моя родственная душа, а, Питер? Как бы ты чувствовал себя на моем месте, если бы узнал, что тебя обманывают? Ты бы притворялся, что ничего не изменилось?       Питер сгорал со стыда: пялясь на железную трубу, он чувствовал, как пристально Джордан смотрит на него. — И долго ты собирался скрывать это? — Понимаю, ты злишься, и ты сейчас расстроена, но я собирался сказать, просто…Я все никак не мог подобрать подходящий момент, хотел, честно хотел, когда мы с тобой делали проект по биологии, но ты была расстроена из-за мамы…— начал выкручиваться Питер, но та холодно прервала его. — Ты ко мне в душу не лезь. — Джордан, послушай, — она посмотрела на него, и он вновь почувствовал себя дураком. Нет, круглым идиотом, — Я тебя едва знал. Точнее, я вообще тебя не знал, и на следующий день катарсис все меняет. Что я должен был тебе сказать? «Джордан, привет, мы вчера познакомились, а сейчас хочу поставить тебя перед фактом, что ты любовь всей моей жизни»? Ты бы мне в жизнь не поверила, да…я был на сто процентов уверен, что ты не воспримешь мои слова всерьёз! Потом Лиз, и все остальное, и…если честно, я просто-напросто до ужаса боялся, хотя так хотел...— Питер невесело рассмеялся, въерошивая волосы на затылке, и на мгновение покраснел. — видит Бог, порой я еле выдерживал, чтобы не бежать к тебе и рухнуть на колени, чтобы признаться в любви. Никогда не думал, что смогу полюбить кого-то так, как тебя. Я даже…даже сейчас я не могу смотреть на тебя и не думать, как я хочу тебя сейчас поцеловать, коснуться тебя, заботиться и все такое!…Я так тебя люблю, что мне иногда кажется, что мне достаточно самому любить тебя и не ждать ничего в ответ. — Питер почувствовал, как кровь снова прилила к лицу и шумно выдохнул. — Вот и все. Ты моя истинная, Джордан.        Когда он закончил, последовало выжидательное, по ощущениям — бесконечное, молчание.       Словно что-то мягкое, сладкое, очень теплое разлилось внутри, отчего было одновременно хорошо и плохо.       Она толком не понимала, что чувствует к нему. Это была привязанность, которая словно нить их связывала, еще с того откровенного разговора на крыше базы. И Джордан не могла это списать на рассеянность от остатков алкоголя, который развязал язык. Ей действительно хотелось доверять ему. Питер понимал ее ровно настолько, насколько ей было комфортно. И смотрел на нее таким взглядом, будто знает, о чем она говорит. Рядом с ним фасад, выстроенный внутри многолетними силами и болью, отторгающий людей вокруг, рушился и Джордан не знала что делать с этим. С тем, что она становилась слишком…беззащитной.       Вдали по свинцовому небу растекается едва заметная голубая лужица — облака начинают расходиться в стороны, пропуская теплое осеннее солнце. Не горячее, разливающееся по телу жаром, от которого становится трудно дышать, а нежные, немного выглядывающие лучи из-за туч, скромно согревая землю и людей.       Джордан растерянно смотрит на свои ладони, словно на них вот-вот будет написано решение всего. Она знала, что Питер стоит сзади — он терпеливо ждет ответа или когда она повернется и посмотрит на него.       В ее глазах — зелень майской листвы, которая только распустилась и согревает душу приближением долгожданного лета. Питер знает каждую крапинку золотисто-коричневого цвета вокруг зрачка. Он знает ее глаза лучше, чем свои, потому что видит их почти в каждом сне. А может потому что…       Когда он смотрит на Джордан, в его глазах отражается мечта. Мечта о ней. Он чувствует, как чужие пальцы сжимают его ладонь, зажмуривается, пытаясь унять сумасшедшее головокружение, а когда открывает глаза, совершенно спокойно разглядывает верхушки небоскребов, бесконечные реки машин, тянущиеся по городским магистралям, крохотных людей, расползающихся по площади внизу мелкими пылинками. Он чувствует вкус горячего кофе со сливками на губах. Вкус кленового сиропа, так сладко, что хочется облизнуть их.       Он чувствует, как Джордан прикасается к его затылку, перебирая длинными тонкими пальцами волосы, зарываясь кончиками в непослушные кудри и от этого у него пробегают мурашки по спине, а от удовольствия хочется почти что мурлыкать.       Он чувствует запах ванили, дымных специй, тонка и пачули, всегда исходящий от Джордан. Пряный, мягкий, сладостный, едва слышный, как-будто ее собственный.       Питер взял ее лицо в ладони и поцеловал так, будто умирал от жажды. Это был не то робкое прикосновение к губам в полной темноте, когда она словно пробовала на вкус то чувство, что росло в ней долгое время. Сейчас все было правильно, как надо — ее место рядом с ним, и этот поцелуй… Он был выше всяких оценок. Он был идеальный.       Джордан поняла, что даже без всяких катарсисов Питер — ее родственная душа. Джордан       Я попрощалась с Питером и спустилась вниз.       Моя голова была наполнена только тем, что между нами произошло, и я улыбалась, как дура, стоя посреди улицы и пытаясь словить такси. Мимо уже проехали три машины, но из-за внезапно накатившей рассеянности пропускала их, пока через двадцать минут, наконец, смогла остановить такси и поехать забирать свою машину на Манхэттен. Еще несколько часов назад я не знала, как мне справиться со всей той неразберихой, которую из себя представляла моя жизнь, как все встало на свои места.       От этой мысли я мгновенно покраснела и отвернулась к окну, закрывшись завесой волос. Все так очевидно, что мне и не хочется размышлять о том, как же так все вышло. И вкус поцелуя Питера — горьковато-сладкий — так и оставался со мной до самого дома, пока я, сонно покачиваясь, плыла в такси, тая от лучистой боли, что приподнимала меня над сквозняковым городом, словно воздушный змей: голова в тучах, сердце в небесах.       Поездка до центра стоила мне почти сто долларов для того, чтобы увидеть штрафную выписку от дорожного инспектора на шестьдесят долларов, потому что парковку я просрочила на пять часов. Засунув листок в карман, я поехала домой. По дороге Лиз звонила еще два раза. Я не сбрасывала вызовы, но просто игнорировала их. Сомневаюсь, что она найдет какое-то разумное оправдание вчерашнему вечеру, да и она дала мне понять, что не нуждается в помощи. Возможно, Лиз пошла проводить время с Гарри и его богатыми и никчемными друзьям.       Но на обсуждение этого я была настроена меньше всего. — Я дома! Тишина. А нет, ошиблась. — Добро пожаловать, мисс Рандгрен, — бодро произнесла Пятница, — проинформировать мистера Старка о вашем приходе? — Как серьезно. Нет, необязательно. Бросив телефон на стол, я прошла на кухню и увидела стопку писем вместе с утренней газетой. Странно, что в двенадцать дня никто не разобрал почту.       Я посмотрела на конверты, почти все из которых были адресованы Тони. Тот из принципа не открывает письма — он очень дотошный в плане маниакальной идеи микробов на чужих предметах. Так что почтой, в основном, занимается Пеппер.       Я увидела, что два письма было на мое имя и на имя отца, причем от одного отправителя — моей матери. Даже не задумываясь о том, правильно это или нет, я разорвала конверт.

Дорогая мисс Джордан Элоди Линьярис Рандгрен! Мы приглашаем Вас на торжественный праздник, посвященный нашему бракосочетанию 23.01.2018, чтобы вы разделили с нами этот счастливый день, который состоится в The Westin Palace Madrid, Plaza de las Cortes 7, 28014 Мадрид Испания. Реми Патрисия Рандгрен Хьюго Александр Вальехо

      Я не была слишком удивлена этому приглашению, но предупредить по телефону можно было, что придет шикарная дизайнерская бумага с тисненными буквами, где будет не только мое имя, но и приглашение для Тони и Пеппер.       Порой, я слишком сильно вживаюсь в роль адвоката дьявола, особенно по отношению к матери. Взяв оба приглашения, я положила их в папку в гостиной с пометкой: «Срочные документы», которая валялась на шкафу. И в которую никто не заглядывает месяцами. — Джордан.       Резко раздавшийся в тишине голос Тони заставил меня вздрогнуть от неожиданности. — Твою мать, — тихо выругалась я. Он спустился вниз, смотря на меня каким-то странным взглядом, от которого мне стало не по себе. — Как вчера погуляла? — бодро спросил он, чего я совсем не ожидала. Умеет же нагнетать обстановку, от чего я почувствовала себя вором, пойманным на месте преступления. — Нормально. Ничего особенного, обычная вечеринка, — я старалась вложить в ответ как можно больше уверенности.       Он что-то неопределенное хмыкнул, заваривая себе кофе. — Твоя мать прислала приглашение на свадьбу. По электронной почте.       Да ладно?! Ну и зачем был тогда весь этот цирк!       Я закатила глаза. — Нет, я, конечно, немного удивился, потому что зная Реми, она скорее на сусальном золоте с редкой породой белых голубей пришлет приглашение. — Я сегодня разбирала почту и там они были. Не золото, но точно дорогущая дизайнерская бумага. — И где они? — В папке «Срочные документы». — В которую никто никогда не заглядывает? — Вот именно. Отец рассмеялся так, будто я сказала очень уморительную шутку. На самом деле, мы все время шутим над ма, особенно что касается ее очередной свадьбы, кажется, уже третьей по счету. Удивительно, как она вообще смогла пригласить Тони, потому что на первое бракосочетание семь лет назад он опоздал и приземлился на вертолете около шатров, снеся не только их, но и банкетные столы и перепугав всех гостей до полусмерти. Жених, Майкл, финансовый брокер с Уолл-Стрит, перебрал спиртного и его от испуга стошнило прямо на платье моей мамы. Самая классная свадьба из всех, на которых я была.

***

      В понедельник первым уроком была химия.       Когда я зашла в школу, со мной, как обычно, здоровались все, даже те, которых я едва знаю в лицо. Иногда в такие моменты я ловлю себя на мысли, до чего же странно, когда люди, с которыми ты не знаком, знают тебя, хотя за три года мне стоило бы к этому привыкнуть.       Я открыла шкафчик и взяла учебник по химии, чтобы прочитать новую тему.       Но меня ожидал очередной сюрприз. Наивная. — Привет, Джордан. За дверцей, когда я её прикрыла, стояла девушка с короткой стрижкой. Она мило улыбалась, держа в руках разноцветные тетради. — Я Тереза О’Нил. Мы ходим вместе на психологию, — пояснила она, коротко рассмеявшись, — Тут такое дело…я тебя не отвлекаю?       Мотнув головой, я захлопнула шкафчик и прислонилась к нему. — Нужна помощь? — забегая вперед, спросила я. Если так, то она не первая, и даже не десятая. — Не мне. Там Лиз Аллен плачет в туалете, просила тебя позвать, —       Тереза слегка скривилась в сочувствующем выражении лица, но лишь на одну секунду, — наверное, из-за того, что случилось в пятницу? — Что случилось в пятницу? — насторожилась я. С той ночи я не перезвонила Лиз, частично из-за обиды, но по большей части из-за глупой гордости.       Тереза очень искренне удивилась, расширив и без того чересчур большие глаза. — Так ты не знаешь? Ты же вроде была в Вебстер Холл в пятницу, тебя видели с Алексом Баумом, менеджером клуба.       Новости здесь расползаются со скоростью выше света. — Не важно, — отмахнулась она и с горящими глазами продолжила, — Лиз переспала с Гарри Озборном, представляешь? А потом он сфоткал ее, ну, после всего, и прислал фотографию Филу. Они с ним двоюродные братья, ты же знаешь, он тоже был на вечеринке в пятницу. Похвастаться или я даже не знаю, вокруг Гарри столько девушек все время, зачем ему вообще Лиз? Так вот Фил переслал ее в общий чат школы. Все теперь это обсуждают! Да твою ж мать.