***
Когда моя мать вышла за Майкла Канемана, ее увлечение номер один, почти пять лет назад, у меня появился сводный брат — Дэнни. Мы были одного возраста и как всякие двенадцатилетки, которые обзавелись неожиданными родственными связями, были не в восторге друг от друга. Скорее даже в ужасе — я упорно не хотела принимать факт существования сводного брата, он же считал, что мне не место в их новой семье. Он не знал еще, кто был мой отец, так что по его мировоззрению я была чем-то вроде дворняжки. Прошло некоторое время прежде чем мы смирились с фактом, что друг от друга деться далеко нам будет сложно, учитывая что на тот момент мы жили на Манхэттене и ходили в одну школу. Ежедневное игнорирование и избегание контактов спустя полгода переросло в вежливое общение, а потом мы нашли точку соприкосновения — математику — и Дэнни на тот момент стал моим другом. Я его никогда не воспринимала как брата, потому что едва я начала свыкаться с этой мыслью, то мама и Майкл разбежались, не прожив и двух лет в браке. Это было вполне ожидаемо, но я никак не могла подумать, что мы с Дэнни останемся друзьями. Лучшими друзьями. У него были непростые отношения с отцом, как и всегда, когда родители пропадают сутками на работе и проявляют внимание в виде нулей на банковской карте. Будто материальная компенсация поможет справиться с домашним заданием по испанскому или заступиться против главного драчуна школы с неуемной агрессией. Мы с Дэнни были кем-то вроде близнецов, которые могли знать мысли друг друга не говоря ни слова. С Реон у меня такого нет, поэтому каждый раз, когда меня начинала съедать навязчивая мысль, оставляя царапины на подкорке, я всегда хваталась за телефон, где первым всегда был Дэнни. Есть что-то жестокое в том, когда детей объединяет несчастное детство. Мы ходили в одну школу на Манхэттене, вплоть до того, как я и мама не вернулись в Йоханнесбург. Почти год назад, когда я снова приехала к Тони, мы встретились с Дэнни и я заметила, что он изменился. Он никогда не был общительным и открытым, но даже со мной разговаривал так, будто каждое слово было вымучено через силу. — Что случилось? Он тогда ответил не сразу, продолжая сверлить взглядом бутылку пива, которую я принесла. Между нами повисло затяжное молчание, настолько густое, что хоть ножом для масла режь. — Не понимаю, скажи мне, в чем дело? А дело было в родственных душах. Ее звали Мия. Девушка с большими влажными карими глазами, как у звереныша из диснеевских мультфильмов. Она сама была такой же — немного запуганной, но с приятной улыбкой. За время нашей встречи она подняла глаза от поверхности стола всего два раза, посмотрев на меня, а потом на Дэнни, тем особенным взглядом, который я иногда видела в глазах других людей. Его перепутать невозможно, поэтому я была рада за Дэнни. Но что-то тревожило его. А мне лишь хотелось сказать: — Любовь — это тяжелый труд. Оставь надежду всяк сюда входящий. Тогда я думала, что он слишком сильно влюблен. Слишком сильно опекает эту девушку, а его взгляд на нее, пристальный и жесткий, резал, как стекло. Мне следовало спросить. И не предугадать ведь, когда случится страшная трагедия. Через две недели мне позвонили из Метро-Дженерал и просили приехать на опознание тела. Мия умерла через неделю после нашей встречи. У нее был прогрессирующий рак мозга, который превратил ее организм в ослепляющую рождественскую ёлку на ренгтенограмме. Следом за ней погас и мой лучший друг, протянув чуть дольше — всего пять дней. Смерть родственной души была словно пожаром, который превратил Дэнни в пепел. Я вернулась в Йоханнесбург, но не ощущала себя дома, словно была не на своем месте, а в чужом, враждебном, где даже моя комната была холодной и пустой. В ней жила не я. Мне хотелось только одного: провалиться в сон, во тьму, исчезнуть. Еще немного — и разревусь. Внутри меня словно был надувной шарик, до отказа наполненный водой, — вот-вот лопнет. Кто-нибудь, проколите его булавкой. В этом доме я чувствовала себя больной Дэнни по-прежнему оставался первым в списке контактов, сколько бы раз я не меняла карты. Иногда я даже забывала о том, что его больше нет. В детстве как-то тетя мне сказала, что когда человек умирает, то он просто исчезает из твоей жизни, уезжая далеко и надолго, и не давая знать о себе. Ни весточки, ни послания, а ты лишь вспоминаешь о нем с невероятной грустью, скучая и надеясь, что когда-нибудь он все-таки вернется домой. Я закрываю глаза и вижу, как Дэнни откроет сейчас дверь, кинет рюкзак на пол и улыбнется своей жгучей улыбкой, плюхаясь на кровать около меня и скажет что-то, любую фразу. Она не будет ничего значить, ведь это просто слова, и самое важное, что я вижу живого брата, который… После смерти Дэнни я поклялась себе, что никогда не стану искать родственную душу, а если стану ей для кого-то, то сделаю все, чтобы человек стал как можно сильнее ненавидеть меня. С меня достаточно той боли. Но рядом с Питером я чувствую себя так, будто мне все по плечу. Море по колено, семь верст не крюк. Я не могу избавиться от чувств к нему. Быть родственной душой — это быть чьим-то воздухом, которым дышишь, но все равно не хватает. Эту фразу сказала мне Пеппер, когда спустя восемь лет она призналась Тони. «Когда я усну, мне приснишься ты. Всегда ты.» Сейчас — Лиз, открой дверь. Сейчас же. Тишина. — Лиз? Снова тишина. — Черт, сейчас же открой! Прошло несколько секунд, прежде чем дверь туалетной кабинки со скрипом приоткрылась и я увидела зареванное лицо моей подруги. Она почти с ужасом взглянула на Терезу, которая переминалась с ноги на ногу позади и назойливо дышала в затылок. — Мне помочь? У меня есть ксанакс с собой! — оптимистично объявила она, тряся баночкой с рецептом перед нами. Мне хотелось сказать, что кому, но точно не ей, переполненной избыточным количество серотонина, нужны антидепрессанты. Поэтому я сделала выразительное лицо и попросила Терезу уйти. Мое внимание переключилось на Лиз. — Джордан, прости меня, я не хотела. И новая порция слез. Такой реакции я никак не ожидала. И не знала, что с ней делать. Я плоха в эмпатии. Вернее, совсем никудышная. Люди умеют сопереживать, проявлять эмоции, но у меня это всегда плохо получалось, а удивительная способность человека поставить себя на место другого казалась всегда лицемерной выдумкой. Но может дело во мне. Лицо, которое ты показываешь людям, говорит им о том, как с тобой следует обращаться. Поэтому у меня так мало друзей. — Я понимаю… — Нет, тебе не понять. Просто…прости, Джордан, я не хотела. Мне не следовало тебя бросать, не надо было. — Может, мы поговорим о тебе? Лиз подняла лицо с засохшими дорожками от слез и красными воспаленными глазами. Выглядела она плохо. — Ты все знаешь. Я кивнула. — Как ты могла такое допустить? Я не понимаю. Лиз схватилась за голову. Она была в таком отчаянии, что мне больше не хотелось ее ругать или выяснять причины, как она попала в койку к Гарри Озборну. Факт остается фактом — если раньше она была мишенью для насмешек, затем изгоем и невидимкой, то три круга школьного ада возобновятся в новый цикл, который та уже вряд ли выдержит. — Я не знаю, что мне делать, Джордан, я так запуталась… Она начала раскачиваться вперед-назад, пока я не остановила ее, взяв за руку. — Плевать на фотографии. Гарри Озборн — мелкий злобный сучонок, который получит за то, что с тобой сделал, это я беру на себя. А теперь я хочу, чтобы ты пошла со мной. Потянув Лиз за руку с опущенной крышки унитаза, который наверняка видел больше слез, чем нужно, мы вышли из туалета. Понятие не имею, что я собираюсь сейчас сделать. Но во мне поднималась дикое желание сделать хоть что-то, чтобы Лиз не чувствовала такой сильной боли. Желание справедливости было извращенным и гипертрофированным, которое переросло в ярость. По пути я встретила Эрику Сингер, ходячий школьный справочник из выпускного класса. — Какой сейчас урок у Фила? — Фила? — пискнула она. — Не надо делать вид, что ты не знаешь о ком я, — спокойно ответила я. — Эмм… Английский. А что случилось? Пока еще ничего не случилось. — Джордан, черт тебя, скажи мне зачем тебе идти на урок Фила? — когда Лиз паникует, ее голос становится на три октавы выше, словно она вот-вот сорвется на истерику. Мы прошли лестничный пролет и нужный класс был прямо перед нами. Урок еще не начался, так что дверь была открыта. — Как сказать. Если все пройдет как я думаю, то возможно меня отстранят от занятий. «Если не выгонят из школы». Отпустив руку Аллен я зашла в класс и взглядом прошарила пространство, пока не зафиксировала Фила, сидящего на третьей парте. — Эй, Вейер. Смотрите-ка, обернулся так быстро, как черт из табакерки вылетел. Весь класс, до этого наполненный смехом и разговорами, мгновенно заглох. — Ваше Высочество Старк, вот так сюрприз, — отпустил язвительную шутку Крис, сидящий на парте перед своим предводителем. — чем мы вдруг заслужили ваше внимание, а? Он спрыгнул с парты, тем самым перегородив проход. — Отвали. — шикнула я. — Иначе что? — с усмешечкой спросил он. — Иначе я засуну кулак тебе в задницу и задушу тебя твоими же внутренностями. Отвали, я сказала. Я отпихнула его в сторону и сделала шаг вперед. Все это время Фил пристально следил за нами за спиной Криса. — Хей, че за… — Да отцепись ты уже, не с тобой разговариваю. — слава богу, после этого он заткнулся. Мне не удалось увидеть лицо Криса, но краем глаза я успела заметить, как он весь подобрался. Я обернулась к Филу. — Ты охуел? Повисла тошнотворная тишина. Лиз позади подавилась воздухом и шумно закашлялась. Вейер стоял с абсолютно равнодушным лицом, удостоив лишь одной реакции — едва заметно выгнул бровь. — Не понял? — Не понял он. Послушай меня, выблядок, я вижу, что обычных развлечений, таких как опускать ботаников головой в унитаз или трахаться в школьном туалете тебе показалось мало, и ты решил стать приватным папарацци. Если не хочешь объяснять хирургу в приемном отделении больницы, почему телефон, который сейчас у тебя в руках, оказался в твоей прямой кишке, то самое время тебе, паршивый извращенец, поднять свою жопу со стула и просить прощение у Лиз за то, что выложил фотографии. Из-за шума в ушах я не слышала, что происходит у меня за спиной. Но видела, как он смотрит на меня таким взглядом, будто вот-вот свернет мне шею. В приступе ярости это самое малое, на что способен Вейер. Но в ответ я лишь услышала одну фразу, которая вбила последний гвоздь в крышку его гроба. — Пошла на хрен, стерва. — Ты не думаешь, что пытаешься искупить вину? — Не понимаю. — Джордан, ты стала для Лиз тем, кем был для тебя Дэнни. — Я не… Дэнни. — Но все же ты так стараешься защитить Лиз, потому что не смогла тоже самое сделать для него. — Нет, нет, это не так. Я не Дэнни. Но я хороший друг. «Хороший друг бы помог. Чего не сделала ты». Питер — Я тебе говорю, самое время купить билеты на Comic Con, к январю уже ничего не останется! Нед не успевал за быстрым шагом Питера и чуть не бежал, размахивая пригласительными, а его тяжелое дыхание раздавалось по всему коридору. — Пит… Питер…чуть медленнее…я не успеваю, — тяжелый хрип Лидса свидетельствовал о том, что физические нагрузки ему строго противопоказаны. — Мы опаздываем на историю, а я не хочу попасть под раздачу от мистера Тейта, как на прошлой неделе, — отозвался в свою очередь Питер. Замена у Тейта — сущий ад. Ни в коем случае нельзя опаздывать на его урок, иначе почувствуешь на себе его космический гнев, после которого он практически под зад выталкивает тебя из кабинета по направлению к школьной администрации. — Так что там по билетам? Питер остановился, чтобы подождать друга. — О Господи, да отцепите уже ее кто-нибудь!! Визг разнесся по всему этажу, привлекая внимание проходящих мимо учеников. Некоторые испуганно покосились в сторону крыла, где проходил английский язык. — Что происходит? — неуверенно спросил Нед. В тот момент, когда он уже хотел было проигнорировать крики из класса вперемешку со смехом и топотом ног, он увидел Лиз. Она стояла, зажав ладонями рот, всего несколько секунд, когда Питер словил ее взглядом, а потом бросилась вперед. — Джордан, стой! Прекрати! — взвизгнула она. — Там что, Джордан? — с расширенными глазами проблеял Нед, и поддался вперёд. — Капец! Но Питер уже побежал в класс. Там творился полный хаос. Первое, что увидел Питер — стоящий на коленях Фил со сморщенной гримасой боли, по рукам которого текла кровь. Перед ним — Джордан, которую оттаскивало сразу два человека, включая Лиз, чуть ли не плачущую. — Какого хера ты творишь?! — Фил сплюнул кровь на пол. — Да заткнись ты! — рявкнула Джордан и отдернула руки, — не трогай меня! Она повернула голову и посмотрела на Питера. В ее глазах было разочарование и испуг, которое невозможно было не заметить. Джордан резко развернулась и прошла мимо него, едва не задев плечом. Все продолжали смотреть на Фила. — Чего вы все уставились?! — он встал с пола и вытер рот толстовкой, которую потом стянул и бросил на парту, сложив так, чтобы не было видно кровавых пятен, — ничего не было, ясно всем?! Питер поспешил убраться из класса и догнать Джордан. Та размашистым шагом шла вдоль коридора. — Джо, постой. Она не убавила шаг. — Джордан! - крикнул Питер и девушка остановилась. Когда Питер догнал ее, она скрестила руки и посмотрела на него. — Все нормально. Не спрашивай, что случилось, — приглушенно сказала Джо, — ты опаздываешь на урок. — К черту урок, — отмахнулся он, — скажи мне, это ты ударила Фила? — Если скажу, что я, ты разочаруешься? — мрачно усмехнулась она. Питер не знал, что сказать, и тут же — куда более язвительно — добавила. — Как же я могла забыть — ты ведь смелый только в своём костюме, да, Питер? У тебя даже на лице написано, какой ты добренький. Чудо-мальчику, вроде тебя, не пристало бить кого-то по роже у всех на глазах. — Н-нет, я вовсе не… Тут появилась Аллен, чуть не врезавшись в Джордан на полной скорости. — Это просто…просто…это было невероятно, — задыхаясь то ли от быстрого бега, то ли от переизбытка эмоций, выдала она. Джордан мрачно усмехнулась. — Ну да. — А если он расскажет директору? — Не расскажет. Он знает, что если сделает это, то я скажу причину, что гораздо хуже, чем выбитый зуб, — она обернулась к Питеру, — и ты тоже ни слова, понял? — он быстро кивнул. —Господи, — она посмотрела на Лиз — только что, отсроченной реакцией, на неё обрушился все осознание произошедшего, — Знаешь, что? Как же я хочу его отпиздить. Его и Гарри. Правда хочу. Они это заслужили.***
Слух о том, что Джордан Рандгрен набросилась на Фила Вейера, причем с такой силой, что едва не сломала ему челюсть, быстро разлетелся по всей школе. Фотографии Лиз были забыты и теперь все обсуждали видео, где Крис и Джастин, верные приспешники капитана команды по регби, оттаскивали девушку от него, ровно в тот момент, когда она замахивалась для второго удара. Бурный интерес, который утих с момента появления Джордан в Мидтаунской школе, разгорелся новым пожаром. Она же не придавала своему поступку никакого значения. Некоторые девочки обходили ее стороной, побаиваясь и начиная сразу вполголоса снова и снова обсуждать драку, которая обросла со временем неправдоподобными фактами. Те, кто там был, говорили, что Фил был без сознания и его приводили в чувство. Говорили, что Тони Старк заплатил ему за молчание. И еще столько невероятных дополнений к истории, что даже сами участники, исключая Джордан и Фила, специально начинали гипертрофировать случившиеся. Хоть она и сама была уверена в том, что Фил ничего не расскажет ни родителям, ни директору, но весь следующий день все равно сидела, как на иголках, сверля взглядом дверь в класс каждый урок, будто сейчас кто-то зайдет, свернет ей руки за спину и потащит в школьную администрацию, а по радио будут передавать ее смертный приговор. За драку могут исключить. Но этого не случилось. У Джордан было чувство, будто у нее висит над головой табличка «Психически неуравновешенная», а пристальные и до жадности любопытные глаза учеников Мидтаунской школы нервировали все сильнее. Она рассказала обо всем Тони на следующий день, после чего у них состоялся разговор, в итоге которого вышла из мастерской мрачнее тучи. «Тебе лучше уйти, Питер» — Джордан посмотрела на него тяжелым взглядом и захлопнула дверь в свою комнату. Не сложно было понять, что ей надо было побыть одной. Но все же он чувствовал, что с ней что-то не так, а расспрашивать было бесполезно — Джордан будет упорно молчать. Своей упертостью она напоминала скалу, вросшую в землю. — Джордан сейчас нелегко, — на выходе его поймала Пеппер Поттс, мягко улыбнувшись, — у нее сложное время и ей нужна поддержка. Питер удивился, но промолчал. Пеппер была проницательной и давно заметила, что между ними происходит. Джордан отдаляется, а Питер движется за ней, словно магнит. Он стал рассеянным на уроках, через раз отвечал на вопросы и кое-как делал домашнее задание. Школа была далеко не на первом месте в мыслях Питера. Он пытался готовиться к вступительным в МIT, но откладывал учебники вскоре и бездумно смотрел в окно. Костюм лежал под кроватью, потому что мотивации к геройству у него не было, а без запала сложно делать то, что любишь.***
— Даже не хочу слушать. Я играла в любимую игру — политика невмешательства. Звукоизоляция в комнате была ужасная, так что как бы тихо за дверью не обсуждали меня Пеппер и Тони, мне все равно было все слышно. И чтобы окончательно создать ситуацию удивления и непонимания когда кто-то из них зайдет в комнату, чтобы прочистить мне голову, я едва включила через стереосистему музыку и села поближе к двери. — Тони, все это ненормально. Поговори с ней, — Пеппер была как нельзя убедительная. Если отец предпочитал делать вид, что все под контролем, то перфекционизм мисс Поттс поднимал тревогу при любой осечке. — Я разговаривал, и уверен, что с Джордан все в порядке. — Она ударила школьника! Господи, ты не понимаешь, что все может опять повториться? Молчание. Я сидела не шелохнувшись, но все же надеялась, что никто из них не зайдет в комнату. Они поговорят и поймут, что нет повода для беспокойства. А может это я себя так успокаивала? Через несколько секунд шуршание прекратилось и я отъехала со стулом к окну, когда скрипнула дверь и появилась Пеппер. — Джордан, ты не занята? Усиленно сделав вид, что погружена в учебник, я кивнула. Она зашла и закрыла за собой дверь. Прежде чем сесть на краешек кровати, она задумчиво оглядела комнату. Шкаф с книгами и вещами, которые ежедневно пополнялись в количестве, и однажды угрожающие упасть кому-то на голову. На вечный бардак на столе, где учебники, распечатки, журналы и техника никогда не убирались на место. Стена была девственно чиста — ни одного плаката или карты мира, таблицы Менделеева, лишь серая однотонная поверхность. Была только одна картина на противоположной стене, репродукция «Звездной ночи» Ван Гога, которую я купила на барахолке в Адской кухне. — Я знаю, что ты не любишь такие разговоры, но я же вижу, что у тебя не все в порядке. — С чем? С головой? — саркастично фыркнула я. Пеппер посмотрела на меня, как на ребенка. — Что случилось в школе? — мягко спросила она. Я ясно понимала, что нужно сказать. — Ничего особенного. — Ты ударила мальчика. — Да какой он…нет, я просто защищала подругу. — И что он такого ей сделал? На меня неожиданно накатило раздражение. — Он сделал отвратительное, разве этого недостаточно? И то, что я ему врезала это самое меньше, чего он заслуживает. У меня нет проблем с агрессией, ладно? Пеппер долго молчала. Она, наверное, пыталась найти отчаяние на моем каменном лице, чтобы предложить помощь, но все безуспешно. — Ты делаешь для этой девочки слишком много, — наконец сказала Поттс, — неужели она заслужила это? Я развернула стул. Мне нечего было сказать. Возможно, дело в том, что и я сама не желала зацепиться за единственную мысль, которая объясняла бы мое поведение. Но если я ее озвучу Пеппер, это будет конец. — Я заметила, что вы с Питером подружились, — она мягко перевела тему. Нашла о чем говорить. Делиться с Пеппер об этой стороне своей жизни мне точно не хотелось, в особенности когда я еще сама не разобралась, в каких мы с ним отношениях. После поцелуя, уже осознанного, а не спонтанного, мы толком не разговаривали, но ставить ярлыки было еще рано. Хотя может и следовало бы. — Мы помогаем друг другу с домашним заданием, — буркнула я. Кажется, Пеппер поняла, что больше из меня ничего не вытянет, поэтому встала, пригладив складки на юбке, и направилась к двери с еле слышной брошенный фразой: «Хорошо». И только я обрадовалась, что допрос с пристрастием закончен, как она уже у двери повернулась и сказала: — Ты все еще чувствуешь себя виновной в смерти Дэнни, поэтому так ведешь себя, Джордан.***
— Какая-то ты сегодня траурная. Шкафчик Неда был рядом с моим, завешанный изнутри наклейками и вырезками со «Звездными войнами», «Доктор Кто» и еще всякой странностью, о которой я не имею представление. В моем же висело оторванное со школьной информационной доски расписание звонков. На мне было черное шерстяное платье с воротником и ботинки с каблуком. Он был прав — в таком наряде только на похороны идти. — Все еще переживаешь из-за Фила? — осторожно спросил Лидс. — Плевать я на него хотела, — захлопнув шкафчик, я повернулась к парню, — где Питер? Нед растерянно посмотрел на часы. Странно было видеть его без лучшего друга. Без Паркера он выглядел потерянно. — Не знаю, наверное, опаздывает. У нас ведь сейчас физкультура? К сожалению, да. В одиночестве я поплелась в раздевалку. Приближалась зима, и стадион закрыли до наступления теплоты, так что заниматься приходилось в душном спортивном зале. Я не любительница физических нагрузок, тем более популярных в школе командных игр, вроде баскетбола или бейсбола. Единственным спортом, после которого я не умирала от одышки и последующей за ней мышечной боли во всем теле — это бег. В раздевалке никого не было, поэтому я заняла угловой шкафчик и вытряхнула форму на пол. — Ой, да она дружит с Джордан только чтобы поднять свой рейтинг на прежний уровень. Я услышала, как дверь из зала распахнулась, и комнату заполнили голоса. Кто это я понять не смогла, но отодвинулась так, чтобы они меня не заметили. Звякнул замок шкафчика и на лавочку приземлилась розовая спортивная сумка, а рядом с ней стик. Команда по лакроссу. — Ребекка хотела пригласить Рандгрен на свою вечеринку в сентябре, а Лиз сказала ей, что не стоит, потому что Джордан высокомерная сука, которая всех считает хуже себя. — Джо вроде нормальная девчонка, — протянула другая. — Да, я тоже так думаю. В общем, поэтому Бекс стала обходить стороной Джордан, а Лиз сделала все для того, чтобы она не общалась больше ни с кем, кроме нее. И это она прислала Дайе ту фотку, где Фил и Джордан целуются. Собрав наскоро сумку, я вылетела из раздевалки. Интересно, в какой момент все пошло не так? Я почти бегом спустилась по лестнице и заперла за собой дверь женского туалета. Как ни печально, но теперь это место увидит и мою трагедию. Я долго стояла напротив зеркала, рассматривая себя, словно там невидимым маркером будет составлен весь список причин. После услышанного мне даже не пришло в голову выяснять отношения — это бесполезно, потому что сейчас я была слишком жалкой и никчемной. После смерти Дэнни все стало по-другому, а мой внутренний стержень, который придавал уверенности в себе, оказался лишь фасадом. Теперь нет его, потом ушла Реон, а теперь и Лиз, пусть и прошло так мало времени. Для того, чтобы тебе стало лучше, вначале должно стать хуже, но это «хуже» сильно затянулось. Даже слишком, до того, что мне хочется исчезнуть на тысячу лет. Или вообще не существовать. Или не ощущать, что ты существуешь. Или что-нибудь в этом духе. Подозреваю, что это нездоровое желание, но в такие минуты оно у меня возникает. Вот почему я стараюсь не думать. Просто хочу, чтобы мысли перестали крутиться в голове. Мне было плохо в школе, плохо дома, плохо даже там, где должно быть хорошо. Может, я больная? Или в какой момент я неправильно поступила, в результате которого стою в школьном туалете с желанием расплакаться от разочарования и унижения. Впереди было еще пять уроков, к тому же четверг, но мне захотелось домой. Получить разрешение у консультанта было не сложно, потому что едва она увидела мое лицо, то сразу сморщилась в сочувствующем выражении и сладким, как сироп, голосом спросила: «Что случилось?» — У меня очень живот болит, вы не могли бы мне дать справку об освобождении? Через полчаса за мной заехал Хэппи. Он только приехал из Сент-Луиса, так что из-за того, что не спал всю ночь, не задавал лишних вопросов. А может потому что не хотел. В любом случае, я была ему благодарна. Пока мы ехали я думала о том, что совсем не ожидала от этой школы…всего. По сути, единственными нормальными людьми там были Питер и Нед, а все остальные — либо сборище высокомерных, самовлюбленных лицемеров, богатых и никчемных, а все остальные — неудачники под давлением этих самых лицемеров. Научная школа? Я умоляю, такая же, как все. Но самое интересное и любопытное видеть, как все друг друга любят и при этом ненавидят.***
— Неужели Лиз так поступила? Пятница. Я лежала на кровати у Питера, пролистывая страницу в «Фейсбук». Это было потрясающе глупо и по-детски, но меня успокаивало удаление почти пятидесяти человек из друзей, как будто тем самым они навсегда исчезнут из моей жизни. Вот бы все было так просто — нажать на «удалить». Мечта из разряда руководства по эксплуатации к жизни. Внизу лежала коробка из-под пиццы и я подцепила кусок. За окном огромными хлопьями яростно валил снег, и все те несколько часов, что мы провели в помещении, Нью-Йорк покрылся толстым слоем сугробов, а вместе с тем и туманом, превращая погоду на улице в настоящую метель. Декабрь наступит уже через неделю, но я все равно никак не могла привыкнуть к холоду — пока все ходили в зимней обуви, я все еще продолжала бежать по утрам по покрытому инеем газону, а затем по заледеневшей дорожке от парковки к корпусу школы в легких ботинках, пряча ладони в осеннее пальто. Питер теперь специально брал еще одну шапку и перчатки, чтобы молча всунуть их мне в руки. — Кажется, это еще не все, потому что я сбежала из раздевалки, но мне достаточно было услышать и этого, — сказала я, поворачивая голову к Паркеру. Способность Питера видеть хорошее во всем меня приводила нередко в замешательство, но возможно он знает Лиз лучше чем я, чтобы судить ее строго. Я думала, что буду страдать. Задавать вопросы, грустить и копаться в себе, но этого не случилось. Лиз спросила сегодня, почему я с ней не разговариваю. Но она вышла из доверия и больше не заслуживала правды, так что я сказала, что все в порядке. Я больше не была злая. Сколько можно? Помню, сегодня проснулась и решила, что в конце-концов что-то подобное могло случиться, пусть не так скоро и не от третьих лиц, но мы с Лиз бы все равно не стали настоящими подругами. Она — не я. А я уж точно не Дэнни. Он был не просто плечом, на которое можно опереться. А руками, которые толкали вперед, жить дальше. Мы с Питером немного поговорили о школе, но потом переключились на другие темы. И опять. И снова, и снова. Это было неправильно, что он смотрел на меня, и в его глазах я была лучше, чем на самом деле. Всегда ли это происходит с родственными душами? Когда ты влюблен, то прикосновение в руке вызывает такое биение сердца, что невольно испугаешься. Но сейчас, когда я лежала у него на коленях и он перебирал в руках мои волосы, и вроде бы случайно дотрагивался до щеки, то я не чувствовала бешеного прилива энергии. Мне наоборот, хотелось закрыть глаза и провалиться в сон. Мы с ним были больше, чем друзьями, но каждый день я просыпалась и думала — почему не сегодня? Где этот катарсис, когда он так нужен?