Штиль

      — Здесь побудь. — Лас нахлобучил на голову Улисса свою соломенную шляпу, затянул под подбородком шнурок, после чего поднял его и за подмышки перебросил через полоску воды на песок. — За лодкой следи, чтобы была в поле зрения, я тебя по всему побережью искать не буду, пять лет, не маленький. Понял?       — Понял. — Улисс, присевший на землю как кошка, выпрямился и отряхнул колени. — Надолго?       — Час или два. Как пойдет.       Не дожидаясь ответа, Лас отвел лодку от берега, заглушил мотор, позволил течению снести себя без звука еще на несколько десятков метров. После этого он опустил якорь на дно и начал раскладывать сеть для заброса. Ловля кастинговой сетью на местном жаргоне называлась кастованием. Кастовать шестиметровым полотнищем, напоминающим парашют, мог далеко не каждый, но Лас владел накидушкой отлично: у него она расправлялась над самой водой и на дно уходила ровным кругом.       Улисс отвернулся и осмотрел окрестности.       Скальная гряда, входившая в воду мысом, была лысой, как колено. Чахлый кустарник, окружавший ее стык с берегом, служил пристанищем разного рода бесполезным насекомым вроде моли, развесившей на колючках свои белесые коконы, точно вату. Между скалой и берегом на отмели густым покровом стояли камыши, и вот там, судя по крикам чаек и следам помета на скале, могли оказаться гнезда.       Он отцепил сандалии, скинул штаны, все это свернул в комок, вырыл яму в песке, сложил туда свое имущество и завалил камнем. Потом окунулся в прибрежную воду и покатался по песку туда и обратно — кожу покрыл серый зернистый налет. Обойдя камышовую отмель по берегу, Улисс опустился на четвереньки и прополз пару шагов в глубину.       Толстые упругие стебли беззвучно разошлись и сомкнулись вокруг него зеленой стеной, дальше пришлось ориентироваться по звуку. Двигаться нужно было осторожно и только с подветренной стороны. Точно так же, как ветер доносил до него звуки шуршания соломы в гнездах и постукивания яиц друг о друга, обратный порыв мог выдать и его, доставив к гнезду человеческий запах, который мокрый песок только приглушал, но не отбивал совсем. Местные чайки, не одаренные тонким слухом, обладали неплохим обонянием.       Вместо корзины пригодилась соломенная шляпа, оставленная Ласом. Она была на взрослую голову, но сейчас это стало плюсом — гнезд тут было много. Главной проблемой оставались родители нерожденных птенцов. Они категорически противились лишению потомства и при опасности всей колонией взлетали, орали и поливали преступника пометом, едким и жидким. Могли и атаковать, если размер врага не вызывал опасений. Поэтому вставать в рост было нельзя, показываться им на глаза тоже.       Он никогда не забирал из гнезда все яйца, оставлял одно-два, не потому что жалел птиц, а так был шанс, что, ведомые родительским инстинктом, чайки не поднимут тревогу. Шляпу приходилось таскать на себе, подвесив на шею за шнурок.       Добычи было с горкой, когда лодка неожиданно направилась к берегу — звук мотора прокатился над водой и стал приближаться. Улисс спешно ретировался из камышей, чтобы успеть стряхнуть с себя песок и выкопать штаны. После этого он еще некоторое время петлял среди камней, пытаясь угадать место, куда пришвартуется лодка: прибрежная линия была полна громадных скользких валунов.       — Ну? — спросил он, подпрыгивая вверх в надежде увидеть улов, пока Лас маневрировал между камней.       — Голодными не останемся, — ответил тот, веслом упираясь в дно, чтобы лодку не разворачивало течением. — Залезай!       Улисс зашел в воду и протянул ему шляпу, полную яиц. Лас взял добычу, потрогал теплые рябые кругляши, потом сердито взглянул ему в лицо.       — А если бы тебе чайки глаз выбили, пока ты по их гнездам шаришь?       — Был бы одноглазым, в пару с Конгером. — Освободившись от своей ноши, Улисс подпрыгнул и ловко перекатился через борт в гущу слабо трепыхавшихся серебристых рыбьих тел. — Но они меня не заметили.       Он вскарабкался на кормовую банку и взял в руки руль. Лас поставил шляпу так, чтобы случайно ее не опрокинуть, оттолкнулся и начал выводить лодку на открытую воду.       Слой рыбы только что покрывал дно, и та была мелкой, вся одного вида — сеть накрыла косяк. Самые крупные были чуть больше ладони, остальные ближе к малькам.       — Такое не продашь, разве что самим съесть, — сказал Лас, перехватив взгляд Улисса. — Хорошая рыба на глубину ушла, видно, дождь собирается.       — Подумаешь, — отозвался Улисс. — Во время дождя поднимется за кормом, еще наловим.       — Мало удовольствия торчать под дождем. — Лас кивком подал команду запускать двигатель. — Были бы у нас ставные сети, лучше многорядные — другое дело. Но они денег стоят.       Улисс подумал.       — Больших?       — Приличных.       Лодка вышла на открытое пространство, там уже чувствовался ветер, который гнал тучи с севера: скорость стала меньше, а качка — больше. В воздухе потянуло водорослями и холодом.       — Конгер говорил, ты раньше хотел со своим шоу выступать, — неожиданно сказал Улисс. — Почему бросил?       — Больше слушай Конгера, — помолчав, ответил Лас.       — Арчи тоже говорил, что у тебя получалось.       — Ты кому больше веришь — мне или Арчи?       — Тебе.       — Ну и все. — Лас согнал его со скамьи на дно — приближался сложный поворот, требовалась сила, чтобы удержать руль. — Не получалось. Потому и бросил. И хватит об этом.       Лодку на грядущую непогоду они оставили в поселковом эллинге — простые деревянные мостки накрывались гнутыми листами прозрачного пластика, закрепленными на каркасе саморезами. Самодельные ангары тоже стоили денег, к счастью, небольших. Зато не приходилось после дождя вычерпывать воду и бояться за мотор. Брезентовое складное ведро с рыбой и сеть Лас потащил сам, оставив на долю Улисса весло и шляпу с яйцами. Дорога от пристани шла вверх, длинное весло раскачивалось, добыча то и дело норовила раскатиться. Улиссу приходилось останавливаться, чтобы удержать шляпу в равновесии, из-за этого он на пару шагов отстал.       Дом, в котором они жили, стоял в конце поселка, далеко от воды, но зато достался им бесплатно. В общепринятом смысле домом он не был: соединенные вместе строительные времянки оставили когда-то заезжие монтажники, проводившие в поселок электричество. Лас накрыл их деревянными щитами со свесом по краям. Дешевый пластик стен не защитил бы от холодов, но на Мумбаях зимы не было, а вот от ветра и дождя он вместе с крышей давал неплохое убежище.       — Эй, — окрикнул их с веранды «Ропилемы» Даг, здоровенный детина, подрабатывавший охранником в заведении Долли. — Лас, здорово! Слыхал новость?       Лас поставил ведро на землю, Улисс тоже бросил весло в песок — передышка.       — Какую?       — Фабрике в Черной бухте конец, — таинственно сообщил Даг. — Купили и будут перестраивать.       — Да ладно? Новый завод откроют?       — Нет, туристический центр. С отелем, бассейнами и прочим.       По лицу Ласа Улисс понял, что ему эта новость не понравилась. Консервный завод дышал на ладан, но иногда покупал у них улов. Платили, правда, гроши, но зато не придирались — рыба шла на консервы для Аркаима, местной тюрьмы, а заключенные непривередливы. В отель с таким не сунешься.       — А главное — кто купил. — Дага просто разрывало от нетерпения поделиться информацией. — Помнишь Эйба-пижона? Влез без мыла в дело и теперь будет руководить строительством. Вот везет некоторым. Как думаешь, даст он нам заработать?       — Может, и даст, только не тот человек Эйб, чтобы делать что-то себе в убыток, — сказал Лас.       — Да уж, придется держать ухо востро, — согласился Даг.       Улисс засмеялся — все в поселке знали, что бедняга от рождения глуховат.       — В твоем случае держать надо сразу оба, — пренебрежительно сказал чей-то голос за спиной Дага. — И то не факт, что поможет.       Незнакомый Улиссу человек вышел на веранду и облокотился о перила. В руке у него был высокий стакан с трубочкой, на краю стакана висела половинка лимонной дольки, а внутри потрескивали кубики льда. Этот треск Улисс слышал даже со своего места, так стало тихо. Даг заметно стушевался при виде дорогого пиджака.       — Как поживаешь, Лас? — коротко спросил незнакомец, сделал глоток из стакана и следом затянулся сигаретой.       Лас демонстративно поднял ведро, давая понять, что уходит.       — Хорошо, спасибо.       — Работа нужна?       — Море кормит. — Лас толкнул Улисса в плечо, чтобы тот шел за ним.       Взгляд человека, заметившего этот жест, неожиданно стал любопытным и острым. Он попросил Ласа подождать, отставил стакан на парапет, идущий вокруг веранды, залез в карман и извлек оттуда шоколадный батончик.       — Хочешь? — спросил он Улисса и, не дожидаясь ответа, вдруг стремительно метнул батончик прямо в него.       Улисс поймал его одной рукой, потому что другой приходилось держать шляпу, — не такое уж сложное дело оказалось, бросок вышел против ветра. Он ожидал, что гость улыбнется, но тот выглядел очень серьезным.       — Это что у тебя, чаячьи яйца? — быстро спросил он, указывая на шляпу.       Вопрос был глупым. Других птиц на побережье не водилось, а домашнюю живность никто в поселке не держал.       — Да.       — Сам набрал?       — Сам.       Гость усмехнулся.       — Продашь?       Улисс вопросительно посмотрел на Ласа, лицо которого почему-то окаменело, вспомнил про сети, которые стоят денег, и кивнул. Человек достал из кармана бумажник, отсчитал несколько купюр и обменял их на шляпу, перегнувшись через перила. Зажав деньги в руке, Улисс торопливо отступил — как бы странный покупатель не передумал, сделка явно была для него невыгодной, даже со шляпой в придачу. Но человек жестом велел Дагу разгрузить шляпу и вернуть владельцу. Тот с видимым облегчением кинулся выполнять поручение, а Лас развернулся и направился к дому. Пришлось хватать шляпу, весло и догонять его.       Деньги на ходу перекочевали Ласу в карман, но вместо одобрения тот продолжал молчать, широко шагая. Улисс решил, что он жалеет добычу, из чаячьих яиц получался неплохой омлет.       — Завтра еще наберу, — дернув его за локоть, примирительно пообещал он. — Сегодня и рыбы хватит.       — Стой здесь, — вдруг приказал Лас, опуская ведро на землю рядом с лавкой. — Никуда не уходи.       Улисс послушно застыл на месте. Лас вернулся через несколько минут и присел перед ним, одновременно доставая из упаковки и расправляя что-то длинное и блестящее. Новенький ремешок с пряжкой защелкнулся и тут же перетянулся на сторону — на петле с кнопкой на правом боку повис нож.       Улисс потрогал лезвие — острое.       — Первые деньги, — непреклонно заявил Лас в ответ на его взгляд. — Ты их заработал при свидетелях, так что теперь взрослый. Можешь сам решать, что делать, я тебе больше не указ. Рановато, конечно, но… пожалуй, для тебя так даже лучше. Пойдем, надо отметить это дело.       — А как же сети?       Вместо ответа Лас поднял его на руки и подбросил вверх, но на землю не опустил, а перекинул за спину, заставив вцепиться в свою майку, точно обезьянку. После этого он взял ведро и весло одной рукой, а мешок с сетью другой. До дома оставалось каких-то пятьдесят метров. Улисс нахлобучил шляпу ему на голову, чтобы свободными руками обхватить его шею. Нож, оказавшийся впереди, приятно холодил голый живот.       Настоящий.       — И почему это рановато? — сказал он в ухо Ласу. — До десяти лет без ножа ходить, как Тупица Уилл, — это же рыбам на смех!       — В некоторых странах совершеннолетие наступает не в десять и даже не в одиннадцать, — назидательно напомнил Лас елозящим по ребрам ногам Улисса, — а только в двадцать один. Там ты бы стал взрослым еще только через пятнадцать лет от сегодняшнего дня. И ножей там никому не дают. Только квадратик с фотографией и фамилией, и еще номер.       Улисс хохотал так, что чуть не свалился со спины Ласа. Номер с фотографией на третьем десятке лет… Конгер говорил, что в мире еще полно дикарей. Видимо, и порядки у них самые дикие.