Перерождённые. Прощённые и свободные

* * *

      Немногочисленные прохожие озадаченно оборачивались и смотрели вслед стремящейся вперёд и не видящей ничего вокруг мадам мэр. Всегда такая собранная и требующая от всех соблюдать правила, к шоку водителя грузовика, она проигнорировала красный цвет пешеходного перехода. Возмущённый звук сигнала резко прекратился, когда мужчина за рулём узнал, кто только что чудом не попал ему под колёса. Реджина даже не оглянулась.       Как она посмела?! Каким бесстыдством нужно обладать, чтобы спустя столько лет вернуться и предстать перед ней словно ничего не случилось? Сколько нужно иметь нахальства, чтобы думать, что эта выходка сойдёт ей с рук?! Она не просто вернулась. Она заявилась в качестве помощника шерифа и стояла там и улыбалась своей невинной улыбочкой! Ей хватило наглости улыбаться! Неужели она действительно думала, что двенадцати лет хватило, чтобы Реджина забыла?       Реджина Миллс ничего не забывает! А уж тем более предательство! То, что сотворила Эмма, её варварский, омерзительный поступок, не то что забыть, его простить невозможно. Реджина ей доверяла! А Эмма Свон бесчеловечным образом предала её доверие. Предала их дружбу. Она воспользовалась ситуацией, воспользовалась ее слабостью, её лабильным состоянием и нанесла удар в спину.       До этого жизнь Реджины напоминала непрекращающийся кошмар, в котором лишь светлые моменты наедине с отцом согревали. А потом отец погиб, погиб по её вине, так же как и Даниель. Прочно засевшие в памяти слова отца о том, что никогда нельзя сдаваться, что она сильная, что у неё всё впереди, его нежные касания по волосам и любящая улыбка, в те моменты не дали покончить с собой. Она обещала отцу не сдаваться, поэтому терпела издевательства и угнетения матери, повелась на её угрозы и вышла замуж за человека, которого для неё выбрали, в надежде, что с мужем, пусть и не любимым и чужим человеком, будет лучше, свободнее. Как же она ошибалась.       Больше всего Леопольда интересовали власть и деньги. Молодая красивая жена нужна была как дополнение к статусу. Поэтому он и таскал ее на все мероприятия, требуя идеальной внешности и образцового поведения. То ли возраст на нём сказывался или отсутствие нежных чувств, но к счастью, активность в постели он показывал редко и непродолжительно. Что не делало процедуру менее терпимой. Каждый раз, когда он с довольным видом скатывался с неё, переворачивался на другой бок и начинал храпеть, двадцатилетняя Реджина задыхалась в рыданиях, чувствуя себя грязной шлюхой, которую продали как скотину на рынке.       В те наполненные ежедневными душевными мучениями дни и появилась Эмма Свон. Она ворвалась в её жизнь и сделала её светлее. Уже не ребёнок, но и не подросток, двенадцатилетняя девочка вдохнула новизну в монотонное существование Реджины. Несмотря на невесёлую жизнь, у Эммы для неё всегда была яркая улыбка на губах и хитрый прищур глаз с лёгким наклоном головы. С ней Реджина снова начала улыбаться. Её смелость и неугомонный характер не позволяли сидеть на месте и скучать. Её любопытство и дерзость притягивали одинокую Реджину каким-то непостижимым образом, для чего не находилось рационального объяснения. Встреча за встречей, неделя за неделей и между ними укрепилась дружба. Реджина сама не могла поверить, как двенадцатилетний ребёнок смог так глубоко проникнуть к ней в душу и завоевать доверие.       Это была необычная дружба. Cтань она известна общественности, многие бы не одобрили такой союз, пусть и совершенно невинный. Когда-то Даниель давал ей ощущение безоговорочной любви. Он был ее первой любовью. Она наивно верила, что с ним обретёт долгожданную свободу и сможет радоваться жизнию Но Даниель умер, а затем и отец, а вместе с ними и большая часть Реджины. Под тяжестью вины и горя, она чувствовала себя столетней старухой. Tолько с появлением девочки с пшеничными волосами, сияющими золотом на солнце, она вновь узнала, что такое быть молодой и беззаботной.       Реджина ни за что не хотела терять это чувство, поэтому старательно держала их дружбу в секрете, в особенности от мужа и матери. Мать однажды отобрала у неё Даниэля, Эмму она во что бы то ни стало хотела уберечь. Если бы она тогда знала, какой трагедией обернутся их отношения, то позволила бы в тот злосчастный день кому-нибудь другому спасать неопытную наездницу с лошади, которая понесла. Но она спасла, и они сдружились, а потом Эмма предала, а позже учинила скандал, который мать и Голд так быстро и успешно замяли, что те мрачные события остались в узком кругу нескольких свидетелей. После этого Реджина больше не видела Эмму Свон и заблокировала все воспоминания о тех четырёх годах. Они залегли в самое недоступное место в сознании и молчали. До сегодняшнего дня.       Боль, позор, разочарование, ненависть — всё вспыхнуло с такой силой, что будь они наедине, Реджина испепелила бы эту мерзавку. Своим появлением она за секунду лишила Реджину Миллс хвалёного контроля и невозмутимости. Реджине пришлось бежать. Кожа была готова вспыхнуть огнём, но минусовая температура на улице охладила её, и если бы Реджина замедлила движение, то от неё безусловно бы пошёл пар. Реджине нужны были ответы, поэтому она пошла к единственному человеку, который мог их ей дать.       — Голд! — едва переступив порог антикварного магазина, выкрикнула Реджина.       Она прошагала вглубь помещения и встретила обескураженный взгляд Белль — помощницы и возлюбленной хозяина. Лейси Френч, так звучало настоящее имя девушки. Она начинала со служанки в доме Голда, но своей добротой и отзывчивостью ей удалось завоевать чёрствое сердце старого беса, как про себя Реджина называла Голда. Он начал называть мисс Френч — моя прекрасная Белль, и со временем остальные жители подхватили это прозвище.       — Где он? — нетерпеливо бросила Реджина и огляделась. Голд любил прятаться в тени и появляться словно из ниоткуда.       — У себя, в задней комнате, — Белль кивнула через плечо. — Я позову, — у нее на лице читалась растерянность. Мадам мэр не первый раз наносила визит, особенно частыми они были раньше, когда Генри был младше.       — Не стоит, я сама, — отчётливый стук трости, прервал намерение Реджины обойти лавку, чтобы не терять время.       — Дорогуша, твой крик мог услышать даже глухой, каким я не являюсь, несмотря на мой возраст, — прихрамывая на одну ногу, показался сам хозяин магазина. Как только он оказался достаточно близко, чтобы встретиться взглядом с Реджиной, саркастичная улыбка на его лице мгновенно исчезла. — Белль, будь добра, сходи на почту и отнеси срочные письма.       Удивительно, как заметно менялся голос Голда, когда он обращался к своей возлюбленной. Белль замешкалась пару секунд, и в конце концов, кивнула.       — Иди в заднюю комнату, — просьба относилась к Реджине, которая обошла лавку и исчезла в указанном направлении.       Как только прозвучал дверной колокольчик, Голд появился в дверном проёме и какое-то время наблюдал за шагающей из угла в угол и яростно заламывающей пальцы Реджиной.       — Чаю? — льстивый тон не соответствовал беспокойству в глазах, под хмуро сдвинутыми бровями.       — Оставь этот театр, мне не до него, — прорычала Реджина, резко тормозя.       — Это элементарная вежливость, дорогуша, — Голд оставил попытки угостить гостью и сел в кресло. — Советую и тебе ею воспользоваться, возможно, тогда горожане не шарахались бы от тебя, как от огня, — получив в ответ угрожающий взгляд, он обречённо вздохнул. — Что у тебя стряслось, что ты близка к тому, чтобы спалить моё заведение?       — Поэтому ты отослал свою любимицу? — ядовито выплюнула Реджина. — Побоялся, что я не сдержусь?       — Я не ставлю под сомнение твой самоконтроль. В чём я сомневаюсь, так это в твоем желании быть услышанной кем-то ещё, кроме меня.       Голд верно подметил, что слегка остудило пыл, и Реджина коротко кивнула, соглашаясь с его словами.       — Что тебя привело?       — Эмма Свон! — процедила Реджина сквозь зубы. — Помнишь такую?       Роберт Голд славился тем, что всегда оказывался в курсе всего. Казалось, он имел уши и глаза повсюду, что помогало успешно манипулировать людьми в свою пользу. Скорее всего, именно так он сколотил своё немалое состояние. Антикварный магазин был всего лишь его пристрастием к необычным и редким вещам. Но, видимо, на этот раз новость о новом помощнике шерифа прошла мимо него. Неприкрытое удивление исчезло буквально через мгновение, но Реджине этого было достаточно. Он помнит. Ещё бы он не помнил.       — Только что она заявилась на городском совете в качестве помощника шерифа, — разговор о произошедшем только подстёгивал гнев. Реджина зловеще сощурились. — Что тебе об этом известно?       — Удивительная штука жизнь, — туманно протянул Голд, растягивая губы в знакомой ухмылке. — Просто удивительно, — Поставив трость между ног, он сложил руки на круглый набалдашник и уперся на них подбородком.       — Прекрати этот маскарад, Голд, и выкладывай, в противном случае я докажу тебе, что ты не зря отослал свою ненаглядную Белль и спалю к чертям твои любимые игрушки!       — Уверяю тебя, я не причастен к возвращению мисс Свон в наш уютный город, — Голд остался невозмутимо сидеть, совсем невпечатленный нависающей, в прямом смысле, над ним угрозой, так как Реджина вплотную приблизилась к креслу и метала искры из глаз. — Скажу даже больше, — набалдашник трости уткнулся в живот Реджины и последовавшее давление заставило её сделать пару шагов назад. Голд встал. — За последний год, мисс Свон исчезла с моего радара, и до этого момента я понятия не имел, где она находится.       От небрежно произнесённых слов Реджина буквально зависла и, не моргая, уставилась на Голда, который прошёл к маленькому столику.       — Быть может, теперь чаю? — насмешливо поинтересовался он, наполняя фарфоровую чашку из чайника того же сервиза.       — Что значит, исчезла с твоего радара? — Реджина резко развернулась, чтобы наблюдать, как Голд спокойно берёт блюдечко с дымящейся чашкой и возвращается к креслу. Отложив трость в сторону, он сделал первый глоток и прикрыл глаза от удовольствия. — Голд, — протянула Реджина с угрозой в голосе, подсказывающей, что ее терпение на исходе.       — Все эти годы, — начал Голд, внимательно следя за реакцией, — я, можно сказать, уделял внимание жизненному пути мисс Свон. Со стороны разумеется. Должен признаться, очень впечатляющая жизнь у неё сложилась, — его загадочный тон сменился хихиканьем, которое Реджина не выносила с самого детства.       — Ты следил за ней? — поражённо выпалила она, тщетно пытаясь сформировать свои мысли. — Зачем? Что ты о ней знаешь?       — Много чего. Что конкретно тебя интересует, дорогуша? — Голд прервался, чтобы отпить чаю. — Как она выжила, оказавшись на улице? Или как протекала её служба в наших бравых войсках? Или как она попала в ФБР и снова покинула их ряды?       — Она выживала одна на улице? — словно из всего услышанного Реджина восприняла лишь эту информацию, от которой сердце предательски дрогнуло и беспокойно затрепетало.       Голд устроил чашку у себя на колене и пристально уставился на Реджину, всё ещё не до конца вышедшую из ступора.       — Реджина, Реджина, — усмехнулся он, — как бы сильно ты не выплёвывала свой гнев, ты всё ещё заботишься о нашей сиротке Эмме.       В тот момент Реджина заставила своё глупое сердце замолчать. Это не правда! Меньше всего она заботится о благосостоянии Эммы Свон! Ей плевать, как сложилась жизнь Свон. Просто Реджина не такая бездушная тварь, чтобы хладнокровно пропустить мимо ушей, что кто-то, пусть этот кто-то и ненавистен ею до глубины души, был выброшен на улицу. Когда она потребовала от Голда, чтобы духу Эммы больше не было в их городе, она не думала, что он поступит таким бесчеловечным образом. Хотя, после того, что она сотворила, её следовало по-настоящему наказать. Похоже, она получила своё наказание.       — Ты так и не поведала, чем разозлила тебя юная Эмма, кроме того, что устроила беспредел у тебя на лужайке? Вы же были подружками, — снова это выводящее из себя хихиканье.       Неимоверные усилия понадобились Реджине, чтобы ни один мускул не дрогнул на её лице, когда она заставила себя прямо посмотреть на Голда. Его ухмылка и игривость в глазах могли предположить, что ему и так всё известно, но этого не могло быть! Ни одной живой душе она не говорила, что стало камнем преткновения между ней и Эммой. Даже не камнем, а метеоритом, безжалостно уничтожившим всё хорошее между ними. Эмма сама запустила эту машину разрушения, последствия от которой почему-то отложились только на Реджине, потому что, судя по словам Голда, жизнь Эммы сложилась вполне удачно. От этого ненависть с новой силой разожгла внутренности. От бездействия и беспомощности, пальцы яростно сжимались в кулаки.       — Тебе не удалось выудить из неё детали, когда ты забрал её из моего дома? — за язвительностью, Реджина отчаянно хотела спрятать страх. Её отвращала сама мысль, что кто-то ещё может знать о позоре.       — К сожалению, нет, — Голд удручённо поджал губы. — Эти идиоты из службы спасения воткнули ей немыслимую дозу транквилизаторов, что конечно вполне объяснимо, так как её не могли угомонить трое мужчин, включая меня. Тебе, как ты помнишь, тоже досталось, — Реджина машинально подняла правую руку, и кончики пальцев легли на верхнюю губу, над которой виднелся маленький шрам. — Признаюсь, тебя он только красит, — Голд усмехнулся, а Реджина одёрнула руку. — Как бы там ни было, доза оказалась слишком велика. Когда я вывез её из города, она всё ещё была в отключке.       — Ты бросил её неизвестно где без чувств?! — потрясение на лице, невозможно было скрыть.       — Почему же, неизвестно где? В большом городе с немалыми возможностями. К тому же, с немалой суммой денег. Как видишь, я позаботился о твоей сиротке.       — Она. Не. Моя. Сиротка, — процедила Реджина.       Голд пожал плечами, поднялся и прохромал к столику, вернув на место пустую чашку.       — Сама понимаешь, ты была не в том состоянии, чтобы решать проблемы, — продолжил он, проходя к стене с книжными полками. — Смерть и похороны мужа, бушующий подросток, — отрешённо говорил он, изучая ряд, без сомнений, редких книг. — Мы решили, что так будет лучше для всех.       — Вы решили? — Голд обернулся и наградил её многозначительным взглядом. — Ну, конечно, моя мать.       Реджину нисколько не удивило, что Кора сыграла во всём ведущую роль. Скорее удивляло, что после всего она не задавала никаких вопросов, словно крушащий перед домом дочери всё подряд незнакомый подросток самое обычное явление. В те дни, Реджина не задумывалась о несвойственном матери поведении, единственным ее желанием было остаться одной и забыть, что случилось. Но сейчас, если задуматься, мать отреагировала непривычно.       — Не сомневаюсь, что это она приняла решение, таким образом избавиться от Эммы.       — Ты предпочла бы, чтобы мисс Свон очнулась, её заперли бы в участке, где она бы, возможно, поделилась вашими загадочными отношениями?       — Хватит! — гневный выкрик заставил Голда замолчать. — Я поняла, — добавила Реджина чуть спокойнее. — В любом случае, ей удалось справиться с ситуацией, если сегодня она осмелилась заявиться мне на глаза.       «И вести себя, как будто ничего не было! Какого дьявола она вернулась?», — вернулся первоначальный вопрос.       — А это, дорогуша, нам предстоит ещё узнать, так как… — протянул Голд, прекратив напускать на себя заинтересованный книгами вид, — она не помнит. Ни тебя, ни ваших милых секретиков, этот город в целом. Она не помнит время, проведённое здесь.       Его издевательская улыбка осталась без внимания. Реджина застыла в растерянности, если не сказать, в шоке.       — Как не помнит? — выдохнула она, когда язык снова начал слушаться.       — Ну же, Реджина, — заговорил Голд покровительским тоном, когда глаза искрились азартом и предвкушением. — Когда-то ты тоже многое забывала.       Поездка по пустым ночным улицам. Холодная поверхность. Обездвиженность. Ослепляющий свет. Торчащие из локтей трубки с красной жидкостью. Стерильный запах в носу. Бессвязное бормотание над головой и неизвестные лица под белыми масками. Поскребывание металла. Бесстрастные глаза. И Боль. Всегда нестерпимая боль, врывающаяся в мозг, после каждого кивка матери куда-то вверх. Крики, как в агонии. Пауза. И снова виски пронизывает бесконечная боль. Потом темнота и снова глаза режет от яркого света. Трясущееся в судорогах тело. Горло саднит от криков. Беспомощность. Страх. Мольба. Но ничего не помогало. Всё повторялось снова и снова, и лишь темнота приносила забвение. А утром она ничего не помнила. Год за годом, бесконечные ночи из боли и отчаяния.       У Реджины помутнело перед глазами.       Ей было шестнадцать, когда она узнала о трагической гибели Даниэля и впала в кому, а когда очнулась, слабая, истощённая, безволосая, она всё вспомнила. Родная мать позволяла пытать её. Мать, которая к моменту ее пробуждения, сидела рядом и по сбивчивым, смешанными со слезами словам дочери, осознала, что та всё помнит, заверила о своих благих намерениях. Она наплела о редкой и сложно излечимой болезни, и что электрошоковая терапия один из способов эффективного лечения. Также она убедила напуганную Реджину ничего не говорить отцу, чтобы не причинять ему страданий. Они ведь не хотят, чтобы папочка был несчастным. Реджина обожала отца и не хотела его огорчать, поэтому молчала. В те дни, когда Генри Миллс не был в одной из частых деловых поездок, ее «лечение» откладывалось, чтобы Реджина могла больше времени проводить с отцом, что на самом деле была всего лишь мера предосторожности, так как после таких зверских сеансов Реджину ещё весь следующий день трясло. Но страх перед возможной, скорой смертью вынуждал позволять себя мучить.       Так продолжалось ещё три года, пока однажды Реджина не вернулась из колледжа раньше обычного.       — Ты же понимаешь, что мы не можем вечно использовать на ней электрошок. Он ничего не даёт, — услышала Реджина из гостиной самоуверенно-снисходительный голос, который она мгновенно узнала. Сколько она себя помнила, Роберт был частым гостем в их доме. Друг семьи — так называла его мать. Однако с возрастом становилось всё явственней, что он был больше другом Коры, чем отца. — Реджина становится старше и скоро начнёт задавать неудобные вопросы.       Правила воспитания диктовали дать о себе знать или подняться в комнату. Но упоминание своего имени в столь странном контексте побудило подкрасться ближе и подслушать. В конце концов в разговоре шла речь о ней и о её болезни.       — Нет нужды озвучивать мне очевидные вещи, Роберт, — донёсся недовольный голос. Мать была раздражена, определила Реджина и на мгновение засомневалась в своих действиях. Если её застукают, то ей достанется уже не раздражение, а гнев. Гнев Коры Миллс был непредсказуем. Даже отец не вступал с ней в споры, предпочитая соглашаться и удаляться, чем испытывать её терпение. — Что ты предлагаешь, вскрыть мозг? — прозвучал язвительный ответ и явная усмешка.       У Реджины от шока открылся рот. Конечно же, она шутила, но это не остановило волну дрожи, от которой волосы встали дыбом.       — Сдаётся мне, что, если бы такое вмешательство не вызвало бы уйму вопросов, ты бы так и поступила, что делает тебя страшной женщиной, — Кора в ответ лишь фыркнула, а Голд захихикал. Реджине стало жутко от их взаимодействия. Но вместо того, чтобы избавить себя от их жестоких шуток, она невольно подошла ещё ближе и осталась стоять за углом. Треск огня в камине заполнил короткую паузу. — Но ты ведь знаешь, что я не приверженец подобных варварских способов. Предпочитаю деликатность и тонкий подход. Ей нужен более мощный стимул.       — Смерть этого проходимца, позарившегося на мою дочь, должна была стать достаточно мощным стимулом. Но как видишь, я зря старалась, можно было не утруждать себя с этой аварией. Он мог бы просто исчезнуть, меньше мороки.       Не утруждать себя… Меньше мороки… Смерть… Даниель! Мать убила Даниэля!       Ладонь прижалась ко рту, заглушив крик потрясения. Другая рука легла на живот, который скрутило. Долго копившиеся обиды и страдания образовали внутри пылающий очаг. Его жар словно слился c кровеносным потоком и систематично распространился по всему телу. Когда создалось ощущение, что каждая клеточка её кожи горит, на глаза легла алая пелена. Ярость. Безудержная, дикая ярость взяла контроль над рассудком. Новое, неожиданное чувство бросило Реджину вперёд.       — Чудовище! — хотела закричать Реджина, но из горла, сдавливаемого рыданиями, вырвался лишь беспомощный хрип.       Застигнутые врасплох мать и Голд растерянно смотрели на надвигающуюся на них Реджину.       — Тебе следовало оповестить меня, что вернёшься раньше, — строго сказала Кора, сбросив с себя мимолётное замешательство.       — Здравствуй, Реджина, — неуверенная улыбка Голда, как и его приветствие остались незамеченными, так как пылающий неистовым гневом взгляд Реджины был направлен на Кору.       — Позже мы поговорим о твоём выборе выражений, когда ты обращаешься к матери.       — Ты безжалостная ведьма, а не мать! — прошипела Реджина, медленно двигаясь вперёд с ощущением, что после неё остаётся огненный след.       — Как ты смеешь со мной так разговаривать?! — глаза Коры вспыхнули ответным гневом.       — Как я смею? — в отличие от Коры, Голд услышал опасность в стальном голосе Реджины и предусмотрительно отошёл в другую часть комнаты. — Как я смею?! — громко выкрикнула Реджина. — Ты убила Даниэля! Ты…       Вместе с резко вскинутым вперед указательным пальцем в направлении Коры устремился горящий поток. Настоящий, сконцентрированный в одну струю, огненный снаряд только чудом не задел застывшую в шоке женщину, позади которой гобелены, украшающие стену подхватили пламя. С устрашающей скоростью огонь начал поглощать всё на своём пути, заполняя комнату дымом.       — Как?.. — в ужасе Реджина отпрыгнула, выбрасывая руки в стороны, словно хотела избавиться от несущих опасность конечностей. Вместо этого в обе стороны брызнули ещё два горящих фонтана, один из которых попал на тяжёлые шторы. Огонь взмыл под высокий потолок.       — Ты что творишь? — истерично закричала Кора. — Реджина, прекрати! Опомнись! Реджина!       Но Реджина не слышала. В распахнутых от страха глазах царила паника. Она трясла руками, будто это могло остановить льющийся из них огонь. Вместо этого оставляла ещё больше очагов возгорания. Дыхание участилось. Лёгкие заполнял горький дым, усиливая панический страх. Она оказалась в аду, где со всех сторон окружали полыхающие языки демонов. Они тянулись к ней, угрожая сожрать, спалить заживо. Вопли матери дополняли впечатление как в преисподней.       — Нам нужно убираться отсюда! — закричал Голд, размахивая перед собой руками.       — Она обезумела! Сделай что-нибудь! — крик Коры прозвучал с противоположной стороны комнаты. Из-за густого дыма, становилось всё сложнее что-то распознавать. — Мы должны остановить её!       Очевидно, что Реджина не контролировала себя, и говорить с ней было бессмысленно. Голд принял единственное верное решение. Схватив первую попавшуюся тяжёлую вещь, он подобрался ближе, и швырнул фарфоровую вазу в Реджину. Боль должна была заставить её прийти в себя, но он не рассчитал удар. Слишком сильный, он пришёлся на затылок. Реджина тряпичной куклой рухнула на пол.       Она очнулась в больнице и узнала, чем закончилась трагедия в их доме от Голда. Самое страшное он оставил напоследок. Первые секунды затуманенный медикаментами рассудок отказывался верить в то, что отец раньше вернулся из деловой поездки и удалился к себе, чтобы отдохнуть от длительного перелёта. Когда же беспощадная правда наконец нашла вход в сознание, только сильные успокоительные удержали Реджину, чтобы снова не вспыхнуть пламенем от поглотившего горя. Пожираемая чувством вины, она жалела лишь о том, что сама не сгорела в том пожаре. Когда Кора заявилась в палату, Реджина нашла в себе силы, пусть и слабым голосом и со слезами на глазах, заявить матери, что больше не хочет её видеть. Нисколько не задетая словами Кора подошла ближе и заговорила с снисходительной улыбкой, в то время как глаза отражали только холод.       — Хочу тебе напомнить, на случай, если ты задумала отвернуться от меня и поведать свету правду. Самое лучшее, что тебя ждёт — это несколько лет за решёткой за убийство, пусть и непреднамеренное, самое худшее, — Кора протянула руку к голове дочери и с наигранной нежностью провела по бинтам, — ты очутишься на столе какой-нибудь лаборатории, где в эту несмышленую головку захотят заглянуть любопытные врачи. Ты этого хочешь, Реджина? — вдруг жёстко рявкнула она, от чего Реджина сжалась, желая стать невидимой. — Добровольно стать лабораторной крысой? Электрошок будет самым гуманным, что они с тобой будут делать. Помнишь электрошок, милая? — интонация менялась от угрожающей к снова жутко ласковой, и возимела нужный эффект — Реджина задрожала. Матери снова удалось запугать её до смерти. — Понимаю, что тебе нужно время, чтобы осмыслить и принять свою сущность и опасность, которую ты несёшь. Ты — чудовище, Реджина, не я. Он погиб по твоей вине. Ты лишила себя отца, а меня мужа, — безжалостные слова, как удары хлыста по голой коже, врезались в и без того измученную душу. Реджина закрыла глаза, из которых не прекращали литься слёзы. — Но, — обманчиво мягко продолжила Кора, — я понимаю, и Голд понимает. Ты не хотела этого. Ты слаба, девочка моя. Эмоции — любовь, делают тебя слабой. Ты должна избавиться от них. Тебе нужна помощь, и надеюсь ты оценишь моё терпение к твоей ситуации. На время, ты переедешь к Голду, а я оставлю тебя в покое, как ты и хотела. В конце концов, мне нужно позаботиться о новом жилище, так как ты спалила наш дом. Но не расстраивайся, пожарным удалось спасти часть наших вещей. Твои учебники и конспекты сохранились, поэтому, как только ты придёшь в норму, ты закончишь обучение в колледже. Это прискорбное происшествие не повод забрасывать образование, — будничным тоном закончила говорить Кора и поправила одеяло на плечах Реджины. — Сейчас к тебе зайдёт Голд и скажет, что говорить шерифу, когда тот придёт для дачи показаний. До встречи, дорогая, — Кора спокойно исчезла за дверью, оставив после себя уничтоженную, полностью сломленную дочь.       — Реджина, — настойчивый голос вернул Реджину в реальность. Очевидно, Голд уже несколько раз звал её по имени. — Дорогуша, вспомнить и забыться противоположные понятия, — ухмыльнулся он, когда встретил осознанный взгляд.       Передёрнув плечами, будто сбрасывая с себя жуткие картины, Реджина приняла свой привычный облик властного мэра. Хватит с неё эмоций. Эмма Свон легко отделалась, лишившись памяти, но лучше так, чем быть связанной с ней одним воспоминанием. Кстати о них.       — Ты никогда не говорил, как это делалось, — Голд вопросительно поднял брови. — С памятью.       — А ты никогда не спрашивала, — он прошёл к своему креслу и указал Реджине на соседнее, куда она присела с достоинством королевы. После известия о беспамятстве Свон, к ней вернулась самоуверенность.       «Конечно, она не спрашивала!», — фыркнула она про себя, разгладив платье на коленях. Их махинации интересовали её меньше всего, когда она очнулась в больнице.       — А когда я должна была об этом спросить? Когда мне внушили небылицы о неизлечимой болезни и насиловали мой мозг? Или когда меня держали на седативных, чтобы я не спалила весь город? Или когда меня шантажом и угрозами заставили выйти замуж за старика? — ядовито Реджина выплёвывала слова и с наслаждением наблюдала, как лицо Голда меняется. В нём безошибочно угадывалась вина.       Реджина не заблуждалась насчёт него. Он корыстен и хитёр, везде ищет выгоду в первую очередь для себя, расчетлив и очень умён, и он помог ей. Это был Голд, кто за пару месяцев смог убедить её, что это несчастный случай убил отца, а не она, что останься он жив, то ни за что не стал бы принимать Реджину, как нечто ужасное. Генри Миллс боготворил свою дочь и хотел бы, чтобы она считала себя и свою обретённую способность особенной, подаренной ей свыше. Ей нужно только обрести над ней контроль. День изо дня одно и то же, и в итоге Реджина доверилась Голду и с его помощью и научилась сдерживать эмоции, если не сказать, не позволяла себе их малейший всплеск. Она и раньше не была общительной, а после вовсе закрылась от всех. Несколько лет позже, когда Реджина, казалось, рушилась на глазах, бросаясь из одной крайности в другую, Голд натолкнул её на мысль о ребёнке из детского дома, а так же о повышении своего образования. Так у Реджины появился сын, который заполнил дыру в её душе. Только с поддержкой Голда и конечно же Белль заочная учёба не пострадала. И в конце концов, Голд постарался, чтобы его подопечная заняла пост мэра.       У этого старого прохвоста определённо есть свои цели, но пока они не затрагивали её жизнь, Реджина принимала его, каким он есть.       — На этот вопрос у меня нет ответа, — наконец отозвался он.       — Это что-то новое, — Реджина откинулась на спинку кресла и иронично выгнула бровь. — Всемогущественный мистер Голд чего-то не знает?       — А как ты пускаешь свои огненные шары? — огрызнулся явно задетый Голд. — Меня вот, например, интересует, как ты тогда догадалась, что это Кора лишала тебя памяти?       В те дни проживания вдали от матери и обучения самоконтролю, у Реджины начали появляться вопросы. Уж слишком спокойно отреагировали мать и Голд на её чудо-способность, что означало лишь одно — они уже сталкивались с подобными противоестественными явлениями. Сделав логическое умозаключение, Реджина пришла к Голду и вынудила его сказать правду, предупредив, что знает, что с Корой определённо что-то не так. После его слов всё встало на свои места. Оказывается, ещё в младенчестве, когда Реджина сильно плакала, с её пальчиков сыпались искры, отец об этом не догадывался, точнее, забывал, если это происходило при нём. Именно это стало причиной ее «лечения». Они беспокоились о ней и хотели как лучше. О том «как лучше», у Реджины были свои понятия, но она получила ответы, и её принудительная терапия закончилась. Жить в покое, большего ей не хотелось.       — Это было несложно, — Реджина выдержала паузу, наблюдая как хмурятся седые брови Голда. — Вы нисколько не удивились тогда. Откуда-то же должна была я это взять? А Кора была всегда рядом, когда я забывала. Плюс твои слова о моём детстве.       — И у тебя до сих пор нет больше никаких вопросов по этому поводу? Тебе не хочется знать как и почему? Ты не задумывалась, какие возможности открывает твоя способность? А если есть ещё другие, как ты? Представь, на что бы вы были способны! — с каждым новым словом глаза Голда загорались всё сильнее. Опираясь на свою трость он подавался вперёд, под конец даже слегка приподнялся в кресле. Не осознавая, он напомнил о своей истинной натуре — жажде власти и неоспоримое могущество.       — Нет, — Реджина яростно покачала головой. — Всё, что я хочу, это спокойно жить, что мне вполне удаётся. У меня всё под контролем.       «Было, до сегодняшнего дня», — сморщилась она мысленно, вспомнив о приезде Эммы. Но с этим она тоже справится.       — Я не намерена что-то менять. Мне наплевать на других, как ты говоришь. Единственный, кто мне важен — это мой сын! Кстати о нём, — спохватилась Реджина и посмотрела на старинные золотые часы на столе в углу комнаты. — Он ждёт меня к ужину. Мне пора.       — Отлично, дорогуша. Ты ясно выразила свою точку зрения, — с неким огорчением сдался Голд и тоже поднялся. — Но позволь мне тебя отвезти.       — Это ни к чему, я в состоянии самостоятельно добраться обратно, — бросила Реджина на пути из помещения.       — Реджина, — заставил задержаться её насмешливый оклик. — Посмотри на себя. Думаю, ты не захочешь снова привлекать к себе внимание, разгуливая по улицам нашего чудесного города на февральском морозе в одном платье.       Упоминание о том, что она выбежала из мэрии налегке, напомнило и о том, что сумочку вместе с ключами от машины, как и саму машину, требуется забрать.       — Хорошо, — сдержанно согласилась Реджина и уже вместе с Голдом зашагала к выходу из магазина.       — Что ты намерена предпринять по отношению к нашей гостье? — как бы между делом поинтересовался Голд, когда услужливо открывал дверь на улицу.       — Я позабочусь о том, чтобы мисс Свон покинула Сторибрук, как можно скорее, — жёстко брошенные слова слились с мягким звоном дверного колокольчика.