Перерождённые. Прощённые и свободные

* * *

      Эмма была последним посетителем в кафе, где кроме неё в этот поздний час, находилась только Руби, расставляющая стулья по местам, и миссис Лукас, наводившая порядок за стойкой. Негромко настроенное радио воспроизводило песни девяностых, под которые бёдра Руби покачивались в такт. При других обстоятельствах Эмма бы оценила эти мягкие движения, но сейчас она, сгорбившись, сидела за столиком, уставившись на остатки пивной пены в пустом бокале. Он был третьим по счёту за последний час, но так и не принёс ожидаемого результата. Эмма хотела расслабиться. Хотела заглушить сумбур в голове, хоть на минуту перестать думать о том, что преследовало её уже в течении нескольких часов.       «Наверное, стоило взять что-то покрепче», — лениво подумала она, отодвигая бокал и подпирая голову рукой, практически растянувшись на столе. Очевидно, что даже самое крепкое пиво из запасов бабули Лукас не способно было заставить образ мадам мэр и её горячего тела исчезнуть из мыслей Эммы.       Ещё она хотела согреться и надеялась, что алкоголь поможет. Горячие напитки, вроде кофе, две порции которого она успела выпить в участке перед уходом, и кружки какао, выпитой ею, когда она пришла сюда, не подействовали. Немного алкоголя должно было помочь, но безрезультатно. Лёгкая дрожь озноба всё ещё не оставляла организм. Конечно же, это несравнимо с тем, что она чувствовала, когда выходила из школы. Она не просто дрожала, её трясло с такой силой, что она только с третьей попытки попала ключом в зажигание, а потом ещё минут пять сидела, не решаясь нажать на газ, так как ноги, казалось, совсем потеряли чувствительность.       Реджина Миллс была самой горячей женщиной во всех смыслах этого слова. Эмма до сих пор не могла осмыслить, что вообще произошло.       Она просто пришла по приглашению пацана посмотреть на его выступление. Вполне логично было предположить, что Реджина тоже там будет. Эмма правда не ожидала увидеть её, стоящую в гордом одиночестве позади всех, а не на каком-нибудь почётном месте в первом ряду. Практически сразу она узнала её силуэт в темноте, когда, стараясь не наделать шума, высматривала себе место для наилучшего обзора. Намереваясь подойти ближе у Эммы определённо не было плана, лапать мадам мэр, но что-то пошло не так.       Как только расстояние между ними сократилось до вытянутой руки, где Эмме стоило бы остановиться, вместе с тонким запахом духов на неё словно тёплым ветерком подуло. Таким приятным и манящим, что ноги самостоятельно сделали последние шаги, вставая к мадам мэр непозволительно близко. На тот момент разум Эммы дал сбой, периодически отключаясь, позволяя рукам творить безрассудные поступки. Когда же здравый смысл время от времени брал верх, Эмма находила свои ладони на опаляющем, слегка дрожащем теле Реджины, глубоко вдыхала пьянящий запах её волос, впитывала в себя бесконечное тепло, согревающее, словно лучи летнего полуденного солнца. Эмма попросту не находила в себе сил и желания прекращать. Бесподобные ощущения так кружили голову, что Эмме пришлось искать опору в податливом теле Реджины.       Это был ещё один, поразивший Эмму факт. Реджина не сопротивлялась! Она позволяла к себе прикасаться. Более того, она реагировала, в хорошем смысле этого слова. Её тело отзывалось. Оно казалось таким податливым и чутким, и это еще больше сводило с ума. Когда упругие ягодицы дёрнулись назад и прижались к паху Эммы, она думала, что задохнётся от охватившего её желания. Неизвестно, как далеко бы всё зашло, если бы Грэм не позвонил и не потребовал её присутствия, чтобы разобраться с местными хулиганами, решившими именно этим вечером разрисовать граффити стену городской библиотеки. Вибрация во внутреннем кармане стала спасением и проклятьем одновременно. Эмма поспешила убраться, пока мадам мэр не очнулась, под чем бы она не была. B её обычном расположении духа, очень сомнительно, что она одобрила бы такие вольности. Но как же невыносимо тяжело было отпускать её! Терять тот волшебный контакт между ними, лишать себя тепла и мягкой, вкусно пахнущей, кожи. Сбегая, Эмма чувствовала, как холод накрывает её, и догадывалась, что более или менее согреться ей удастся не скоро.       Она сидела как минимум час в закрытом заведении, заливала в себя пиво и размышляла. Как отреагирует мадам мэр и отреагирует ли вообще? Если бы это была просто похоть, которая бы нисколько не удивила, так как Реджина бесспорно умопомрачительная женщина, то Эмма знала бы как с этим справиться. Пережитые же рядом с Реджиной эмоции и близко не подходили под описание банальной похоти. Не поддающиеся контролю чувства были настолько интенсивные, что пугали. Пугали и восхищали одновременно. Минуты с Реджиной в руках, стали для Эммы самыми ценными воспоминаниями. Если бы ей позволили, она бы никогда не отпускала эту женщину из своих объятий. И это было ненормально! Если так будет продолжаться, это начнёт попахивать помешательством. К чему Эмма была абсолютно не готова.       — Эй, Эмма, — перед затуманенным взглядом Эммы возникла Руби, которая вроде ещё секунду назад вытирала столы в другом конце помещения. — Ты будешь ещё что-нибудь, прежде чем мы всё закроем? — она беспечно повертела полотенцем и перекинула его через плечо. Проведя целый день на ногах, она всё ещё источала энергию и веселье.       — Давай по шоту, — неуверенно ответила Эмма, покосившись на стойку, но миссис Лукас там не оказалось.       — Если ты хочешь напиться, я в деле, — глаза Руби засветились. — Только давай не здесь. В «Кроличьей норе» мы получим столько выпивки, сколько в нас влезет. Да там и веселее.       — Нет, — Эмма села ровно и потерла лицо. — Мне завтра с утра в участок, а после похмелья мне минимум двадцать четыре часа необходимо на восстановление. По одному шоту и я пойду к себе.       — Как скажешь, — разочарованно вздохнула Руби. — Тогда в следующий раз. Сейчас всё принесу.       В следующий раз. Звучит неплохо. Эмма бы и сегодня не отказалась от пары часов в шумном баре в хорошей компании. Руби несомненно была бы хорошей компанией. Красивая, обаятельная, весёлая — то, что надо, чтобы отвлечься и, возможно, согреться. Если бы не два «но».       Организм Эммы действительно очень плохо переносил похмелье. Жуткая слабость, тошнота и нежелание двигаться были не самыми страшными последствиями. Гораздо опаснее были убийственные головные боли, против которых ничего не помогало. Это началось, когда Эмму выписали из клиники и пустили в свободное плавание. Через недели две она забрела в бар после своей первой удачной поимки преступника, желая это отметить на вырученные деньги. Отметила. С литрами пива, вперемешку с виски и в заключении, с девушкой, имя которой она не помнила.       На следующее утро, проснувшись в комнате мотеля, Эмма хотела умереть. Её голова не просто раскалывалась, как это бывало раньше после массы выпитого алкоголя. Нет, в её мозг будто кто-то вбивал гвозди, просверливал дыры и зажимал тисками одновременно. Таблетки не помогали, бутылка пива тоже. Эмма не помнила, когда последний раз плакала от боли. Но в тот день она плакала. Потому что было слишком больно. Она сжимала голову руками и каталась по кровати, едва сдерживая крики агонии. Ко всему прочему неясные картинки мелькали перед глазами, лишь усиливая тошноту. Уснула она от слабости и истощения. После того случая, она ещё пару месяцев не прикасалась к алкоголю. Когда же всё повторилось, в результате чего от неё ушёл парень, которого она выслеживала всю неделю, было принято решение: во-первых, больше никогда не напиваться до одури, во-вторых, если же она решит выпить чуть больше, то только тогда, когда у неё ничего не намечено на следующий день.       Второй причиной, почему Эмма отказала Руби, была мадам мэр. После сегодняшнего можно с уверенностью сказать, пока она не разберётся с тем, что творится с ней в присутствие Реджины, она не посмотрит ни на одну другую женщину. Мадам мэр завладела её интересом окончательно и бесповоротно.       — Извини, но придётся обойтись без лимона, — Руби снова объявилась внезапнo— Бабуля уже всё убрала и помыла, — она поставила бутылку текилы и два невысоких бокала на стол и села напротив Эммы.       — Ничего, и так сойдёт, — Эмма потерла озябшие руки, наблюдая, как Руби разливает, и приняла готовый шот.       Отсалютировав друг другу, они одновременно выпили и с глухим стуком вернули бокалы на стол. Жидкость обожгла горло, приятным теплом разливаясь по телу. Эмма слегка передёрнулась.       — Ещё по одной?       — Давай, только потом всё, — она охотно бы выпила и больше, но сегодня у неё точно не было сил ставить на себе эксперименты, чтобы выяснить, какая доза алкоголя окажется решающей для непременно грядущей головной боли.       После того как они выпили по второму разу, Руби закрутила бутылку и вместе с бокалами отодвинула к краю стола.       — Рассказывай, чего ты сегодня такая кислая? — Руби опёрлась на сложенные на столе руки и уставилась на Эмму. — Ты мне все уши прожужжала, как тебе невыносимо сидеть взаперти, и ты не дождёшься, когда Вейл разрешит тебе работать.       — Я не кислая, — Эмма сморщилась, невольно опровергая свои слова. — День выдался длинным, и, наверное, организм ещё не до конца восстановился.       — Да, — кивнула Руби, с сочувствием глядя на Эмму. — Подкосило тебя основательно. Удивляюсь, как тебя Вейл в больницу не забрал.       — Он хотел, — фыркнула Эмма. — Я отказалась. Кое-как его отговорила, но крови он из меня за эти три недели выкачал достаточно. Как будто не на анализы, а отряд вампиров подкармливать, — Эмма задрала рукава свитера и продемонстрировала изгибы локтей, где ещё виднелись бледно-жёлтые синяки.       — Значит, так было нужно, — Руби прагматично пожала плечами. — Странно, что он вообще согласился так часто к тебе приезжать. Он же главный врач больницы.       — Очевидно, мадам мэр знает, как убеждать.       «Или запугивать», — про себя добавила Эмма, вспомнив, каким настойчивым был Вейл.       Руби привела его в комнату Эммы, которая при сильном желании не смогла бы сопротивляться. Тот, коротко представившись, открыл свой докторский саквояж и сразу принялся за обследование, в ходе которого Эмма выяснила, что прибыл он по просьбе мадам мэр. По его словам, она безошибочно дала понять, что на его ответственности лежит полное выздоровление мисс Свон. Когда же Эмма отказалась от госпитализации, на которой настаивал Вейл, он на полном серьёзе заявил, что ей лучше держаться прописанного ей постельного режима. В противном случае, он сам проследит за этим. «Я лучше стану вашей личной сиделкой, чем накликаю на себя недовольство мадам мэр», — заявил он, прежде чем оставить слабо ухмыляющуюся Свон выздоравливать.       Реджина послала к ней врача. Какой бы стервозной колючкой мадам мэр не была, она послала к Эмме врача. С этой согревающей мыслью Эмма уснула в тот вечер.       Когда Вейл наконец объявил её здоровой, Эмме не терпелось увидеть Реджину и поблагодарить за заботу, заранее зная, что у той в запасе будут очередные отговорки и колкости. Что на удивление не отпугивало, а поджигало интерес.       Её тайное расследование едва ли сдвинулось с места. Всё было неофициально. Дэвид предпочёл не предоставлять ей уже имеющуюся у них информацию, предложив самой составить непредвзятое мнение о людях и о ситуации в городе в целом. Пост Реджины и её нежелание сотрудничать, точнее быстрее избавиться от присутствия ФБР в её городе, сделало её ключевой фигурой. Её и Грэма. Так как в нашумевшем деле, которое Эмма провалила, тоже был замешан мэр и департамент шерифа. Поэтому когда Дэвид узнал, где и чем конкретно она занимается, ему не нужно было просить прямо. Эмма сама вызвалась держать его в курсе событий и того, что она сможет выяснить. Сознательно или нет, но она пожелала реабилитировать себя в глазах бывшего начальства, тая слабую надежду о востановлении на службу. Если Дэвид позвонит, к своему стыду ей придётся признать, что за целый месяц она не узнала ничего стоящего.       — Эмма, — Руби пощёлкала пальцами перед лицом Эммы. — Ты где витаешь? — улыбнулась она, когда та перевела на неё осознанный взгляд.       — Что ты знаешь о Реджине? — неожиданный вопрос заставил Руби внимательней присмотреться к Эмме, которая силилась придать себе самый непринуждённый вид.       Ей давно стоило расспросить Руби, но как-то не представлялось подходящей возможности. Сейчас самый удобный момент, чтобы Руби не заподозрила лишнего.       — Почему тебя интересует наша мадам мэр? — интонация и прищур Руби наводили на мысль, что она находит любопытство Эммы скорее увлекательным, чем подозрительным.       Если она решила, что Эмма руководится личными интересами, тем лучше. К тому же, отчасти это было правдой, но эту правду Эмма не желала признавать.       — Ну, она странная. То Вейла ко мне посылает, то выгоняет с городского собрания, или сама уходит, — ответила Эмма правдиво, не желая запутываться во лжи, убеждённая, что искренностью она больше добьётся от болтливой Руби. — Хочу понять, с кем имею дело. С ней всегда так сложно?       Руби усмехнулась и откинулась на спинку диванчика.       — Она — холодная надменная стерва, — показалось ли Эмме или она действительно услышала восхищение в голосе Руби. — С ней не просто сложно. С ней невозможно. Единственный, кто пользуется её благосклонностью, не считая Генри, конечно, это Сидни и наш шериф.       — Грэм? А мне показалось, что он её скорее побаивается.       — Реджину все побаиваются, — Руби усмехнулась. — Но страх нашего доблестного шерифа, видимо, не настолько велик, чтобы не пошалить с мадам мэр в постели, — брови Руби забавно запрыгали. — А может, напротив, он боится отказать быть её игрушкой для интимных утех, — задумчиво Руби закусила губу.       Дальнейшие её рассуждения прозвучали для Эммы, как сквозь забитую в уши вату. Как только она услышала о связи Реджины и Грэма, в голове возник шум. Непонятно откуда взявшийся гнев заполонил разум, заставляя кровь забурлить. Сердце застучало как сумасшедшее, отдаваясь дикой пульсацией в висках. Зависть ядовитым туманом встала пеленой перед глазами. Откровенная неприязнь к Грэму поселилась в груди. Он имел доступ к тому, чего так желала Эмма. И он ничего не сказал! Строил из себя милого и нерешительного, когда на самом деле трахает саму мадам мэр! В притуплённом гневом рассудке Эмма не могла определиться, на кого злится больше. На Грэма, за то что имел такие привилегии, или на Реджину за то, что она позволяла ему это.       Руби продолжала что-то говорить, и это помогло Эмме взять себя в руки, осознав, что она не имеет права на такие яркие эмоции. Ни Грэм, ни Реджина ничем ей не обязаны. Она всего месяц в городе. Чужая. Её не должны так расстраивать подобные факты. Хотя, расстраивать, не самое подходящее слово. Эмма незаметно выдохнула, заставляя себя успокоиться. Увлечённая своими словами Руби, к счастью, не заметила временного помешательства своей собеседницы.       — Нет, какой бы невыносимой стервой она не была, Реджина горячая штучка. Любой был бы рад согревать её в постели. Даже я не удержалась бы, попроси она меня об этом, — закончила она приглушенным голосом и подмигнула.       — Откуда ты знаешь про Грэма и Реджину? — не удержалась Эмма, в глубине души тая надежду, что информация недостоверна, чувствуя себя в тот момент глупым, обиженным подростком, из-за того, что объект её обожания выбрал не её.       — Сторибрук слишком маленький, чтобы можно было вечно утаивать такие пикантные детали. Везде есть уши и глаза, — Руби закатила глаза на непонимающий взгляд Эммы. — Грэма несколько раз видели, как он среди ночи покидал белый особняк под номером сто восемь на Миффлин стрит.       Дом Реджины.       — Кто видел? — вылетело у Эммы, прежде чем она смогла себя остановить.       — Да какая разница? — Руби улыбнулась шире. — Но если тебе нужно знать так точно, то Лерой.       — Лерой? Это тот парень из бывших шахтёров? — Эмма вспомнила вечно угрюмого мужчину, потому что пару раз слышала, как миссис Лукас или Руби перед закрытием чуть ли не силой выставляли его из заведения не в самом трезвом виде.       — Точно, — кивнула Руби. — Он частенько блуждает по городу после полуночи.       — Не самый достоверный источник информации, — скептически отозвалась Эмма, не желая верить.       — Лерой, может и любит приложиться к бутылке, но придумывать такое про мадам мэр, даже он не решился бы.       — А что с её мужем? Ну или во всяком случае отцом Генри? — Эмма предпочла перевести разговор в другое русло, прежде чем в ней снова возникло желание отколотить своего начальника.       — А отца нет. Реджина усыновила Генри, — в следующий момент Руби зажала себе рот ладонью немало напугавшись. — Это ты узнала не от меня, — затараторила она, умоляющим взглядом смотря на опешившую Эмму.       — А Генри знает? — почему-то прошептала Эмма.       В памяти всплыл разговор с пацаном на пристани. Как напугано и зажато он говорил о своей матери, сомневаясь в её любви. Может ли он быть прав? Нет. Твёрдо ответила себе Эмма. Реджину можно было обвинять в чём угодно, но точно не в нелюбви к сыну. Родной или нет, она его любила.       — Сомневаюсь, — протянула Руби. — В принципе, это не секрет, но об этом никто не говорит. И уж я точно не хочу быть той, от кого Генри услышит правду. Это личное дело Реджины, и меньше всего мне хочется накликать на себя её гнев.       Сразу вспомнились похожие слова Вейла и его нервозный вид. Для Эммы становилось всё яснее, что Реджина держала город и его жителей не просто под контролем, она вселила в них настоящий страх. С учётом того, что рассказал Дэвид, краски всё больше сгущались. Эмме нужно узнать больше. B одном Руби была права — правду о рождении Генри имела право рассказать ему только Реджина. Мимолётное воспоминание о собственном сыне и его судьбе Эмма задавила в зародыше.       — Так она не была замужем? — снова перевела Эмма тему, на этот раз, чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей.       — Была, но я его не знала. Когда я сюда переехала, она уже была вдовой с младенцем на руках.       — Так ты не здесь выросла? — удивилась Эмма, так как считала, что Руби родилась в Сторибруке.       — До пятнадцати лет я жила с родителями в Портленде. Они погибли при аварии, и бабуля забрала меня к себе.       — Оу, мне жаль, — даже если Руби не показывала печального вида, говоря о смерти родителей, Эмма всё равно не могла не высказать своего сочувствия. Она-то знала, какого расти сиротой.       — Всё нормально. Это было почти десять лет назад, — слабо улыбнулась Руби. — Во всяком случае, когда я впервые увидела Реджину, она уже тогда была настоящей тираншей и контрольным фриком.       — Хватит молотить языком! — Эмма и Руби подпрыгнули на месте от неожиданности. Они и не заметили, что бабуля уже какое-то время находилась неподалеку и всё слышала. — Прекрати так говорить о Реджине. С такой матерью как у неё, удивительно, как она вообще смогла сохранить доброе сердце.       — У неё? Доброе? — Руби подняла глаза на подошедшую к ним миссис Лукас. — Я сомневаюсь, что оно у неё вообще имеется. От одного её взгляда мне всегда хочется спрятаться. Он убийственный, особенно, если она не в настроении, — Руби многозначительно посмотрела на Эмму, будто искала у неё поддержки.       — Глупая ты девчонка, — строго прервала бабуля свою внучку. — Как думаешь, кто помог с документами по твоей опеке, и с тем, чтобы тебя без проблем приняли в местную школу в середине года?       — Реджина?! — рот Руби приоткрылся.       — Именно, — миссис Лукас, игнорируя уставившуюся на неё шокированную Руби, взяла со стола бутылку и плеснула в один из стаканов немного текилы. — Я знала, что у неё есть связи, и пошла просить совет и помощь. Она помогла без лишних вопросов и взаимной выгоды. Так что прекрати на неё наговаривать, — бабуля залпом выпила бокал. — У Реджины была нелёгкая жизнь. Она пережила больше горя, чем ты можешь себе представить. Потом этот её муж, — бабуля негодующе щёлкнула языком. — Уверена, мать насильно принудила её к замужеству. Хоть на людях она и делала вид счастливой жены, но, прости Господи, ей всего двадцать было, а Леопольду за сорок.       Дикая боль пронзила мозг Эммы, вынуждая открыть рот в беззвучном крике. Она сжала виски ладонями и скрутилась над столом.       — Эй, Эмма! Что с тобой? — Руби подскочила на ноги.       — Эмма! Эмма, милая, что случилось? — миссис Лукас потрясла Эмму за плечо. — Руби, звони Вейлу…       — Не надо Вейлу, — прохрипела Эмма и медленно, будто боялась резким движением спровоцировать новую вспышку боли, подняла голову, показывая влажные глаза. — Всё не так страшно. У меня бывает иногда такое.       — Что такое? — ничего не поняла Руби, всё ещё слишком обеспокоенно глядя на Эмму.       — Голова начинает раскалываться, но быстро проходит, — получив ответ, Руби от облегчения плюхнулась обратно. — Напугала ты нас, — следуя недавнему примеру бабули, она налила себе ещё порцию текилы и выпила.       — Простите, я не хотела. Это всегда случается без предупреждения, — удостоверившись, что боль окончательно прошла Эмма расслабилась.       Было кое-что новое в этом приступе, о чём Эмма умолчала. Вместе с болью в ней разгорелась безумная ярость и вместе с ней, она так же быстро утихла. Самое странное, что ей было знакомо это чувство ненависти, пронзившее её при имени мужа Реджины. Она определённо свихнётся, если начнёт ревновать Реджину к покойному мужу. Будто Грэма мало было. Эмма потрясла головой, словно это поможет привести мысли в порядок.       — Я прервала вас, — она посмотрела на бабулю, которая внимательно её разглядывала, как в тот первый вечер. — Продолжайте, — попросила Эмма с улыбкой.       — Не люблю я подобные разговоры, — поджав губы, бабуля собрала бокалы в одну руку, а в другую бутылку. — Если хочешь узнать Реджину, то тебе придётся постараться. Я знаю её с детства. Она была милым, пусть и очень тихим ребенком, обожала отца. После его трагичной смерти, она совсем закрылась в себе. Потом было время, будто она снова ожила, несмотря на эту проклятую свадьбу, я видела её сияющие глаза, особенно когда она заглядывала сюда после конюшни, где проводила много времени. Хотя я думала, что ноги её больше там не будет, после смерти Даниеля,       — Кто такой Даниель? — Руби своим вопросом опередила Эмму.       — Поговаривали, что он был парнем Реджины. Родители содержали конюшню, и он там подрабатывал. Реджина с самого детства занималась верховой ездой. Помню, как они с Генри Миллсом приходили сюда отмечать её успешные выступления, и она с гордостью демонстрировала свой кубок — миссис Лукас улыбнулась своим воспоминаниям.       — Генри Миллс? — неуверенно переспросила Эмма.       — Да, Реджина назвала сына в честь отца. И не только, — Эмма и Руби ничего не понимая переглянулись. — Полное имя Генри, Генри Даниель Миллс, — прозвучал ответ на их невысказанный вопрос. — Что только подтверждает, что между ней и Даниелем что-то было. Месяц после его похорон, его родители всё продали и уехали. А Реджину я больше не видела с новыми призами. Её вообще долго не было видно на людях, да и после она редко показывалась на улицах города. Но потом, после замужества, что-то изменилось, — миссис Лукас снова вперила в Эмму пристальный взгляд. — Пару раз я видела её в сопровождении подростка. С ней Реджина была совсем другой, такой радостной и живой. И знаешь, — бабуля ближе склонилась к Эмме, — ты уверена, что никогда не жила в нашем городе? — вдруг спросила она.       — Эм… уверена, — протянула Эмма, невольно отклоняясь назад. В действительности, она конечно же не могла быть на сто процентов уверенной, так как ей не хватало четыре года жизни. Но совпадение было бы просто мистическим, если бы… Эмма даже думать не хотела о подобной вероятности. — Почему вы спрашиваете?       — Я так и не узнала, кто была та девочка, и кем она приходилась Реджине, но ты могла вполне сойти за старшую версию её.       От слов бабули Эмме стало тесно в собственном теле. Беспокойство и сковывающее дыхание чувство затравленности охватило её на какой-то момент. Какой-то невиданный и неоправданный страх заставил её усердно затрясти головой, будто отвергая эту сумасбродную мысль. B тоже время подсознание нашептывало, что она не может отрицать такую возможность. Или может?       — Когда это было? — через силу, Эмма сделала вид, что её позабавило сравнение.       — Хм, дай подумать, — миссис Лукас прикрыла глаза. — Реджина была уже замужем, — она снова посмотрела на Эмму и пожала плечами. — Не могу точно сказать, лет пятнадцать назад.       «Твою же мать», — Эмма сглотнула. «Или всё-таки не может?» — пришло на ум, когда высчитав года, у неё вышло как раз то время, о котором она не помнит. «Что, чёрт возьми, происходит?!» — наружу просился истеричный смех.       — Похоже, мой двойник, — выдавила Эмма широкую улыбку. — Я впервые в Сторибруке.       «Реджина, тебе придётся ответить на пару вопросов.»