* * *
— Эй, Свон! Внезапный оклик пугает, Эмма дёргается, давится дымом, по инерции бросает дымящуюся сигарету на землю и припечатывает растоптанным кроссовком. Парой быстрых выдохов она избавляется от остатков дыма и выглядывает из-за угла старой кирпичной постройки. — Свон, тебя там ищут, — к ней бежит Бобби, мальчишка из младшей группы. Он останавливается в паре метров. У него одышка, а круглое лицо похоже на спелый помидор. — Директор, тебя ищет директор, — говорит он, запыхавшись, и утирает раскрытой ладонью нос, задирая его вверх. В этот момент он правда напоминает поросенка. Маленький, круглый, розовый и ещё эти звуки, которые он издаёт. Эмма кривится отчасти от вида хлюпающего носом пацана, но больше из-за зазря выброшенной сигареты. Это была её последняя. Теперь придётся выменивать на что-то у старших детей или добывать самой. Ей не нравится ни то, ни другое. — Я ничего не сделала, что ему от меня надо? — бурчит она, срывает пучок травы и начинает тереть его в руках, чтобы избавиться от запаха. Хотя она скорее всего и не воняет, ведь она успела сделать всего пару затяжек. Эмма оборачивается и с досадой смотрит на размазанный по земле табак. Спасать там больше нечего. — Не знаю, — Бобби громко шмыгает носом и пожимает пухлыми плечами. — Директор спрашивал всех где ты, а я видел, как ты шла сюда. Я знаю, чем вы тут занимаетесь, — его из без того заплывшие жиром глаза превращаются в щелочки, когда он со знанием дела улыбается, показывая недостающие сверху два зуба. — Но я никому не скажу, честно, честно! — шепелявит он, на хмурый взгляд Эммы. — Мне всё равно, — Эмма выбрасывает помятую траву и отряхивает руки. — Проболтаешься, и я скажу, что ты курил со мной, — добавляет она на всякий случай. Она давно не боится наказаний, но если можно их избежать, она готова и припугнуть этого салагу. — Я не ябеда, — заявляет Бобби, гордо вышагивая рядом с Эммой, которая, уронив голову на грудь, без охоты идёт к главному зданию приюта. Угрюмое выражение лица скрывают свисающие вперёд непослушные пряди волос. Они слишком длинные, и за ними сложно ухаживать, но обрезать их Эмма тоже не хочет. Она не считает себя красивой, скорее уродливой. У неё торчат кости, ноги и руки как палки, кожа бледная, и только белокурые волосы делают её хоть немного симпатичной, как она думает. Втайне, в самом укромном уголке сердца она всё ещё надеется, что скоро её родители, её настоящие родители, найдут её и тогда они не будут разочарованы и полюбят её хотя бы за красивые волосы. — Всё, иди в столовую, Бобби, — Эмма тормозит у двери и кивает на соседний блок из кирпича. — Время обеда. — А ты? Эмма неопределённо пожимает плечами. Ей так и не пришло на ум, зачем она могла понадобиться директору. Ведь, она правда ничего не сделала. За последние две недели, во всяком случае. Может, он узнал, что это она разбила стекло в теплице? Но это вышло случайно. К тому же, теплица старая и ею уже сто лет никто не пользуется. — Хочешь, я для тебя возьму порцию и постерегу, пока ты придёшь, — предлагает Бобби. То, как загораются его глаза, и он неосознанно сглатывает слюну, Эмма подозревает, что под присмотром этого маленького обжоры ей еды точно не видать. — Неа, я сама потом. Иди, — Эмма отмахивается от мальчишки, открывает дверь и заходит. Внутри тихо. Верно, обед же. Путь к кабинету директора она знает наизусть. Идёт не спеша, бездумно разглядывая стены. На них дешёвые картины. Ну Эмма думает, что они дешёвые. Кто бы додумался вешать дорогие в приют? Дорогие только в музее висят. Один раз их возили в музей, но Эмме не понравилось. Тётка, которая им всё показывала, говорила с ними, будто они идиоты. Своим писклявым голосом она всё время напоминала, чтобы они ничего не трогали и вели себя тихо. Кому вообще захочется трогать это старьё, к тому же некрасивое. Тут картины такие же скучные. Перед дверью директора Эмма останавливается, прикладывает ухо к двери и слышит невнятный разговор. Голоса вроде спокойные. Это хороший знак. Если мистер Эдисон рассержен, он всегда повышает голос. Тогда зачем он её позвал, если не отчитать или наказать? На мгновение она вдруг решает, что вот он долгожданный сюрприз — её родители нашли её и теперь заберут с собой. Но проблеск безумной радости потух также быстро. Зрелость не по годам и печальная школа жизни напомнили, что такое с ней никогда не произойдет. Счастливые случаи уготовлены кому-то другому. Таким как она удача не светит. Несмотря на самовнушение, ладони увлажняются, а сердце ускоряет ритм. Эмма вытирает их о джинсы, нервно приглаживает волосы — на всякий случай — стучит и, немного помедлив, открывает дверь. Она делает шаг в кабинет и тормозит в растерянности. В кресле директора сидит вовсе не директор, а незнакомая женщина. Она смотрит на Эмму, а Эмма смотрит на неё. — А, Эмма, — звучит радостный голос мистера Эдисона. — Рад, что ты так скоро к нам присоединилась. Эмма моргает несколько раз, потому что взгляд незнакомой женщины будто обездвижил. Она поворачивает голову и видит директора, стоящим у окна. Как она сразу его не заметила? Ещё она не заметила вторую женщину. Та сидела в кресле для посетителей, и, присмотревшись к ней внимательней, Эмма удивилась ещё сильнее. Вторая женщина была монашкой. Ну, то есть, на ней была монашеская одежда. Не та, что одевают на Хэллоуин, а настоящая. Эмма никогда не встречалась с монахинями, но если одежда настоящая, то и монашка должна быть настоящей, или? Правда эта была слишком молодой и красивой и смотрела по-доброму. Разве она не должна быть старой и строгой? И улыбается, как и директор тоже. Значит её не будут ругать и наказывать? Тогда зачем её позвали? Или эти две новые приёмные родители? Тоже бред. Те приходят всегда парами. Муж и жена, а тут не то. Всё это путает Эмму. — Здрасте, — говорит она неуверенно. Она не знает на кого ей нужно смотреть, поэтому опускает голову и прячется за волосами. — Эмма, познакомься. Это миссис Миллс, — она вынужденно поднимает голову и видит, как женщина — не монашка — улыбается ей сжатыми губами. Они ярко накрашены, и взгляд Эммы невольно останавливается на них. Одна из её приёмных матерей тоже любила красить губы так ярко. Как-то Эмма без разрешения взяла её помаду, просто чтобы попробовать тоже. Тогда ей влетело так, что она ещё два дня нормально сидеть не могла. После этого она не любила помады. Особенно такие яркие. — А это сестра Астрид, — дальше говорит директор, и Эмма в ответ слабо кивает. — Рада с тобой познакомиться, Эмма, — сестра Астрид встаёт, подходит и кладёт свои тонкие ладони Эмме на плечи. — Не бойся, мы тут с хорошей новостью. — Да, да, — подтверждает мистер Эдисон. — Но пусть миссис Миллс сама тебе всё расскажет. В конце концов это ее заслуга и её семьи, — он замолкает и смотрит на женщину в кресле. Та складывает руки в замок и Эмма обращает внимание, какие они худые и костлявые, как у ведьмы. Её слегка передёргивает. Эта женщина вызывает у неё неприятные чувства. Вроде ничего не делает, но интуиция подсказывает, что миссис Миллс не очень хорошая. А жизненный опыт научил доверять своей интуиции. — Недавно моя дочь вышла замуж, — начинает миссис Миллс. — Она и её муж решили обозначить это радостное событие чем-то особенным. Они сделали щедрое пожертвование монастырю нашего города, чтобы сёстры могли открыть новый интернат для девочек. У нас в Сторибруке не так много детей сирот, поэтому мы здесь. Мы решили взять несколько детей из близлежащих приютов. Здесь наш выбор пал на тебя. Поздравляю, Эмма, тебе повезло, — от улыбки миссис Миллс Эмме хочется спрятаться. Она кажется жуткой. — Да, Эмма, — голова директора двигается как у болванчика. Выглядит смешно на его толстом теле. — Я уверен, тебе понравится там. Из всех детей нашего приюта выбрали именно тебя. Он пытается всё выставить в положительном свете, но для Эммы выглядит всё так, что от неё просто избавляются. Её отсылают. Снова. Мистер Эдисон просто говорит, что выбрали её, но скорее всего он сам предложил забрать именно Эмму Свон. Потому что Эмма проблемная. Она не уживается ни в одной семье, от неё одни неприятности. — Когда мне собираться? — спрашивает Эмма вяло. Здесь она хотя бы всё знала и привыкла. Если она не жила в приёмных семьях, то жила здесь. Этот приют не стал для неё родным домом, но он не был чужим. А теперь её отправляют в чужой город, с чужими женщинами в новый интернат, где Эмма должна снова начинать всё сначала. Но спорить бесполезно. Она смирилась, что у неё никогда не будет постоянного дома. — Девочка моя, не переживай, тебе обязательно понравится у нас, — сестра Астрид наклоняется к Эмме и заглядывает ей в глаза. — Ты быстро освоишься. Сторибрук небольшой город, но очень милый и приветливый. Ты найдёшь друзей, других девочек. Они все милые. Ещё у нас есть спортивный зал с тренажёрами. Мистер Эдисон говорил, что ты любишь заниматься спортом. Эмма хмыкает про себя. Кажется, директор хотел выставить её как можно лучше, если назвал её пинание по мячу с мальчишками, что не раз заканчивалось разбитым окном, любовью к спорту. — Вроде, — отвечает Эмма. Ответная улыбка сестры Астрид тёплая, а пожатие на плече нежное. Может, не всё так страшно? Эмме нравится сестра Астрид, может и миссис Миллс не такая плохая? Может, они и правда из всех выбрали её, не потому что она проблемная, а потому что она понравилась им больше всех? — Прекрасно, — миссис Миллс хлопает костлявыми ладонями по столу и Эмма вздрагивает. — Эмма, иди собирай свои вещи, пока мы уладим бумажные вопросы. — Я уеду сегодня? — Эмма озадаченно хмурится. Обычно сначала проходят смотрины, а забирают детей через несколько дней. — Разумеется. Мы проделали этот путь не для того, чтобы потом возвращаться снова. — Миссис Миллс очень занятая женщина, Эмма, — взгляд мистера Эдисона однозначно говорит, что Эмме не стоит противоречить. Уж точно не этой женщине. — Ступай, — миссис Миллс махнула рукой на дверь. — Ждём тебя через полчаса. Думаю, тебе должно хватить этого времени? — звучит вопрос и всё в выражении лица этой женщины подсказывает, что на него есть только один ответ. — Ага, — кивает Эмма и разворачивается. Сестра Астрид провожает её до двери. — Пообедай сначала. Мы подождём, — шепчет она Эмме на ухо. Эмма ещё раз кивает, снова утверждаясь, что ей нравится сестра Астрид, и покидает кабинет.* * *
Комната, в которую её привела сестра Астрид и сказала, что теперь она будет делить её ещё с тремя девочками, большая и светлая. В ней достаточно места для четырёх кроватей, четырёх тумбочек и четырёх шкафчиков, а в центре оставалось полно пространства, чтобы передвигаться и не натыкаться друг на друга. Эмма со скрещенными ногами сидит на кровати, на которую ей указала сестра Астрид, и смотрит на другие три. Она гадает, какие у неё соседки, и как они её примут. У неё нет планов заводить подружек, но враждовать тоже не хочется. Пусть просто оставят её в покое, так будет лучше для всех. Она смотрит из окна, расположенного рядом с её кроватью, и видит густую листву деревьев. Над ними светит солнце, лучи которого создают светлую полосу на сером покрывале в изножье кровати. Эмма перемещается туда же, подтягивает к груди колени и прижимается к ним щекой, подставляя лицо теплу. Чувство одиночества и ненужности бьёт по ней так сильно, что в груди зарождаются рыдания. Она не хочет плакать, поэтому сильно прикусывает губу и жмурится, но дурацкие слёзы всё равно просачиваются под веками, скатываются вниз и оставляют мокрое пятно на джинсах. Она хочет домой. Нет, не назад в приют, а домой. Она не знает, каково это иметь дом, но она знает точно, что там ждут и любят, и там нет одиночества и покинутости. Ведь должен быть в этом мире хоть один человек, кто её захочет принять и полюбить. Хоть один. За дверью раздаётся шум. Громкие голоса. Эмма мгновенно скидывает ноги с кровати, садится прямо и успевает смахнуть со щёк влагу. Никто не должен думать о ней, как о слабачке пускающей нюни. Одна за другой в комнату вламываются три девочки и застывают у порога. Пару секунд они с интересом разглядывают Эмму и переглядываются между собой. Эмма не чувствует враждебности, но машинально напрягается и встаёт. Видимо это служит знаком для одной из них. — Привет, — она подходит к Эмме, склоняя голову набок и хмыкает. У неё вид девчонки-бунтарки. — Ты Эмма, верно? — Ну… — неоднозначно отвечает Эмма, распрямляясь во весь рост, но этого недостаточно. Ей всё равно приходится смотреть на незнакомую соседку снизу вверх. Она определённо старше на пару лет. — Сестра Астрид сказала, что у нас новая соседка. — Получается, это я. Проблемы с этим? — Эмма не чувствует смелости, но важно с первого дня правильно себя поставить. — Не знаю, — девчонка щурится и подходит ближе на шаг. — Никаких проблем, если у тебя их нет, — как можно беспечно Эмма мотает головой. Пару секунд они буравят друг друга взглядами, пока губы незнакомки не разъезжаются в широкой улыбке. — Ты мне нравишься, Эмма. Не пасуешь, — она важно протягивает руку. — Я Лиллит. Эмма жмёт ладонь и одновременно выдыхает скопившееся напряжение. — А это, — Лиллит разворачивается к двум другим. — Эльза, — она машет в сторону девочки с удивительными волосами. Ещё немного и их можно будет назвать серебристыми. Эмма думала, что она блондинка, но рядом с волосами Эльзы её шевелюра блекла просто. — Привет, — Эльза подбегает к ним и улыбается. — Я рада, что ты нам попалась. Мы боялись, что к нам подселят какую-нибудь зануду. — Ты меня не знаешь. Может я хуже, чем зануда, — Эмма стучит указательным пальцем по губам, с трудом сдерживая смешок. — Маньячка, помешанная на столовых ложках? Они замолкают и через пару секунд прыскают со смеха. — Теперь мы будем знать, где искать, если в столовой начнут пропадать ложки, — Лиллит подмигивает Эмме, которая не успевает ответить, потому что к ним присоединяется третья девочка. С милыми косичками и розовыми щёчками. Малышка совсем. — Это Анна, — говорит Эльза и прижимает девочку к себе за плечи. — Она моя сестра. — Родная? — переспрашивает Эмма с некой завистью. Вот они никогда не будут чувствовать себя одиноко. Они всегда будут друг у друга. На момент ей представилось, каково это иметь сестёр или братьев. — Роднее не бывает, — произносит Эльза и чмокает Анну в лоб, та смущённо хихикает. — Так, детки, познакомились, а теперь двигайтесь, — заявляет Лиллит и начинает подталкивать всех к двери. — Я не хочу, чтобы мать настоятельница послала меня на кухню, если мы опоздаем к вечерней мессе. Шевелите задницами! — она так звонко хлопает Эмму по озвученному месту, что та подпрыгивает на месте от неожиданности. Эльза тянет Эмму за собой, и они выходят из комнаты. — Лиллит четырнадцать, поэтому она думает, что уже взрослая и может командовать, — она закатывает свои большие голубые глаза, и параллельно с Эммой они тихо посмеиваются. — А тебе сколько? — хочет знать Эмма. — Мне одиннадцать, скоро будет двенадцать, а Анне девять. А тебе? — А мне уже двенадцать. Они преодолевают длинный коридор, ныряют под аркой и оказывают ещё в одном коридоре. Всё напоминает лабиринт. — Не волнуйся, — наверное Эльза замечает, что Эмма не понимает, в каком направлении они двигаются. — После ужина я проведу с тобой экскурсию и всё покажу. Ну почти всё. Остальное сама потом изучишь. Не бойся, Эмма, — Эльза берёт Эмму за ладонь и сжимает. Эмме непривычно, чтобы ее так касались. Так под-дружески. — Тут неплохо жить. Утренние и вечерние мессы конечно отстой, но ты привыкнешь. Ещё здесь нет надоедливых мальчишек, — Эльза кривится, а Эмма усмехается. Если бы Эльза знала, что её новая соседка порой сама ведёт себя как мальчишка. — Мы подружимся. — Чего вы там шепчетесь? — Анна втискивается между ними и переводит любопытный взгляд с одной на другую. — Говорю Эмме, что как хорошо, что здесь нет мальчишек, — Эльза щелкает младшую по кончику носа. — Фу-у, — Анна забавно морщится. Эмма и Эльза дружно смеются. — Нам сюда, — обе девочки тянут Эмму к большим деревянным дверям. Эмма не сопротивляется. В эти секунды она думает, что, быть может, здесь ей правда понравится. Пока всё шло хорошо, но на её месте ей не стоит расслабляться.* * *
Мальчишек в их интернате не было, зато они есть в школе, куда их всех распределили после каникул. С ними, ну, с некоторыми из них у Эммы совсем не складываются отношения. Парочка задир решают, что могут безнаказанно придираться к «новенькой сиротке», как они её называют с первого школьного дня. Эмме приходится доказывать, что даже если она девчонка, она может дать сдачи. Всё заканчивается вырванным клоком волос, царапинами на руках, фингалом у Эммы, и разбитым носом и опухшей голенью у противника, который уходит с «поле боя», гнусаво обещая страшную расправу. Его дружки тоже грозят кулаками, но подходить не решаются. В интернате сестра Астрид аж бледнеет и взмахивает руками, когда видит Эмму. Она отводит её в стационар. В монастыре есть свой. Там сестра Мэри обрабатывает её ссадины, вручает лёд и отправляет назад. Эмма только рада, что не задерживается там надолго, потому что она всего два месяца в интернате, а уже третий раз попадает в стационар. Первый раз её направляют туда уже на второй день пребывания, чтобы сделать полное медицинское обследование. Сама миссис Миллс наблюдает за процедурой, потому что, как она говорит, хочет убедиться, что Эмма не болеет ничем заразным. Это ведь она привезла её сюда. Ещё этот доктор. Он старый и горбатый и всё время что-то приговаривает себе под нос. Ещё у него сморщенные ледяные пальцы, а Эмма мёрзнет, потому что на ней только нижнее бельё, а в монастыре холодные полы и стены. Эмме всё не нравится, но она молчит и позволяет себя осматривать. Открывает рот, глубоко дышит, протягивает руку, чтобы у неё взяли кровь. Кажется, из неё выкачали целый литр. Когда всё заканчивается, миссис Миллс уходят вместе с докторишкой, а с ней остаётся сестра Мэри. Она нравится Эмме больше, чем двое других, но всё позади и Эмму отпускают «с миром». Это слова сестры Мэри. Во второй раз, через месяц всё проходит быстрее и легче. Ни докторишки, ни миссис Миллс. Сестра Мэри только берёт у неё кровь и даёт какие-то витамины. И вот в третий раз она уже улыбается, качает головой и говорит, что так часто к ней никто охотно не приходит. Будто бы Эмма охотно. Мать настоятельница узнаёт о драке. Она вызывает Эмму к себе и говорит, что не хочет слушать оправданий, говорит, что в доме господнем нет места для насилия. Эмма и не собирается оправдываться. Она заученно приносит извинения, но всё равно получает наказание. Оно не такое страшное. Неделю дежурить на кухне. Там совсем неплохо. Даже есть свои плюсы. Добродушные сёстры дают ей дополнительную порцию десерта. Так за одну неделю она получает целых четыре мороженки и три шоколадных кекса. Правда кексами она делится с Анной. Она бы поделилась и с другими, но Эльза не любит шоколад, а Лиллит от него отказывается, потому что говорит, что ей нужно следить за фигурой. А вот Анна грустная, потому что её разделили со старшей сестрой. Анна ходит в младшую школу, а Эльза вместе с Эммой и Лиллит в новом году пошла в старшую. Первые дни Анна даже плакала. Потом она вроде привыкла, но всё ещё ходит грустная, поэтому Эмма приносит ей кексы и смеется вместе с Эльзой, когда довольная Анна с шоколадом на зубах им улыбается. Вообще они много смеются. Наверное, Эмма никогда столько не смеялась, особенно по вечерам перед сном. Лиллит рассказывает им страшилки. Анна фукает и прячется под одеялом, а Эмма и Эльза хохочут, а затем они устраивают сражение подушками. Эльза была права, Эмме начинает нравится в интернате. Во всяком случае это лучшее место, где ей доводилось жить.* * *
Через два месяца Лиллит переселяют в другое крыло. К старшим девочкам. Без неё стало как-то скучно. Эльза и Анна держались больше вместе, если были не в школе, и Эмма снова осталась одна. Ну, она и так была одна, просто с Лиллит было по-другому. Ещё Лиллит доставала сигареты. Она не говорила, откуда, только подмигивала, когда звала с собой покурить одну на двоих. А теперь нет ни Лиллит, ни сигарет. Карманных денег им не выдают, а воровать в местных маленьких магазинах намного сложнее, чем в больших супермаркетах. Неизвестно, какое её ждёт наказание, если поймают. Сильнее всего страшило, что её выкинут из интерната, передадут в какую-нибудь семью. Эмма больше не хочет жить в чужих семьях. Поэтому тоскует по сигаретам и по подруге, которая к тому же зазналась и при встрече всегда называет их мелкими и очень редко зовёт с собой курить. Даже в столовой к ним не подсаживается, гордо сидит между старшими девочками. Некоторым даже восемнадцать есть. Новая соседка Эммы, Эшли, не похожа на Лиллит. Она скромная и тихая, и, если она не занята уборкой, то она или поёт или читает. Это раздражает, потому что она хочет, чтобы Эмма пела с ней дурацкие детские песни. Эмма всё больше времени проводит одна, гуляя по городу после школы. У них есть свободное время и она пользуется им, чтобы изучить каждую улочку. Как-то она попадает на улицу с большими красивыми домами и дорогими машинами. Как в фильмах или на картинках. Один дом нравится больше других. Белый, белый с настоящими колоннами на крыльце и балкончиком сверху. Красивый. Эмма несколько раз приходит на него смотреть, но никогда не видит там людей. Вообще на этой улице, где живут богачи, никогда никого не встретить на улицах. Разве у богатых нет детей? Если есть, то где они играют? Всегда в доме или на заднем дворе? Но это же скучно. В один день несколько классов едут на конюшню. Эмма не понимает, зачем она должна ехать. Она же не умеет кататься, а просто стоять и смотреть скучно. Они добираются на двух жёлтых автобусах, в которых нет кондиционера, а на улице жарко. Все высыпают наружу. Эмма тоже. У неё плохое настроение. Футболка на спине мокрая, хочется пить, а она забыла взять с собой воду, а ещё в автобусе позади неё сидели и донимали всю дорогу придурошные мальчишки, те, от которых она уже отбивалась. Драться они к ней больше не лезли, зато на словах доставали до скрежета зубов. Эмма сдерживала себя, чтобы им не врезать, не потому что боялась наказания, потому что боялась, что если она будет нарываться на неприятности, мать настоятельница отправит её назад. А Эмма не хотела уезжать. Учителя собирают их в кучу и представляют им работников конюшни, которые им всё покажут и расскажут. Эмме не интересно, она жалеет, что не взяла с собой плеер. Он старый, но ещё работал, если сильно прижимать батарейки. Она вертит головой и видит возле деревянной постройки огромное дерево, с густой листвой, а под ней тенёчек и лавочка. Вот где нужно сидеть в такую жару. Эмма уже прикидывает, как бы потом слинять от группы. Учительница упоминает о том, что позже приедет мэр. Что-то про встречу со школьниками. Бред какой-то. Как будто такой важной шишке, как мэру, правда интересно, нравятся ли школьникам выездные экскурсии, и что бы они хотели изменить. Всё это показуха. Похоже на то, как их раньше наряжали в самые красивые одежды и наказывали, что нужно говорить, когда в приют приезжали какие-то богачи. Эмму всегда ставили в задние ряды, потому что она упрямо молчала и никогда не улыбалась. Их ведут внутрь. Эмма плетётся почти в конце. Почти, потому что за ней, всё те же идиоты из задних рядов. Но в самом конце идёт кто-то из рабочих, поэтому они пока оставляют Эмму в покое. Внутри воняет. Больше всего навозом. Эмма затыкает себе нос пальцами и неохотно оглядывается. Стойла, стойла, какое-то снаряжение и снова стойла. К тому же, почти все пустые, потому что большинство лошадей на пастбище. Зачем их вообще сюда притащили? Как Эмма и думала. Скучно. Наконец они снова выходят наружу, позади конюшен. Там загоны и те, ради кого они вообще приехали. Все подходят к ограждению, и один рабочий приносит мешок. Там яблоки. Он объясняет, как держать ладонь, чтобы лошадь не укусила, и предлагает, кто хочет, может покормить. Эмма не решается, потому что несколько животных сразу к ним подошли. Они большие. Больше, чем казались на картинках или в кино. Она наблюдает со стороны, как несколько детей берут яблоки и смело подносят угощение фырчащим мордам. — Что, Свон, трусишь? — Эмма дёргается, резко разворачивается и свирепо смотрит на мальчишек, которые ржут как придурки. — Отвали, — цедит она им, но в первую очередь Райдеру. Глен Райдер, но все его называют только Райдер. Он их вожак. Он считает себя крутым, потому что его отец бывший гонщик и фамилия у него крутая. Зато у него кривые зубы и всегда воняет изо рта. Это ему Эмма и сказала, когда они сцепились в последний раз. Эмма сжимает кулаки и давит улыбку. Нельзя показывать свои слабости, а этим уж точно. Они же её загнобят потом. — Слабачка Свон, слабачка Свон, — дразнится Райдер, другие мальчишки начинают повторять за ним. Эмма делает шаг вперёд. Рейдер будто этого и ждёт и поднимает кулаки вверх. Но Эмма смачно плюёт ему под ноги, разворачивается и быстро идёт к ограждению. Сердце колотится как бешеное, руки трясутся, а ладони влажные, когда она вытаскивает из мешка яблоко и протягивает его через ограждение. Она сильно жмурится, когда огромная голова склоняется к её руке, а потом чувствует тёплый воздух и яблоко пропадает. Так же быстро она отходит. Райдер и его дружки больше ничего не говорят, когда Эмма проходит мимо них с самым равнодушным видом. Только когда она оказывается за углом постройки, она глубоко выдыхает и вытирает ладони о джинсы. Пить хочется ещё сильнее и она направляется на поиски воды. Где-то же тут должен быть кран. Конягам же тоже нужно пить. Кран Эмма не находит, зато пока гуляет и ищет, натыкается на ещё один загон. Он меньше, чем другой, куда их привели, и тут всего две лошади и на обеих сёдла. Они мирно стоят рядом с забором и щиплют травку. Они не обращают на Эмму внимания, поэтому она решает подойти чуть ближе. Одна лошадь коричневая и не такая большая, как другая. Другой, наверное, конь, решает Эмма. Потому что он чёрный и жутко огромный. Его бы Эмма точно кормить не стала бы. — Думаешь, что смогла от нас спрятаться? Эмма клацает зубами, когда слышит противный голос Райдера. Наверное, они за ней следили. Он и его шайка останавливаются за спиной. Она слышит их хихикание. Она не хочет с ними разговаривать, поэтому игнорирует, подходит ещё ближе к загону и оказывает совсем рядом с лошадью, той, что поменьше. — Думаешь, ты такая смелая, Свон? — не унимает Райдер. — А слабо сесть в седло? Эмма знает, что это провокация, понимает, что не должна на неё вестись, понимает, что нельзя на лошадь, но Райдер и его шайка издевательки хихикают. — Ты сам-то ездить не умеешь, — огрызается Эмма и стреляет в него через плечо хмурым взглядом. — А кто тебя ездить просит, — он прищуривает один глаз. — Просто посидеть в седле или кишка тонка? Эмма отворачивается и, прикусив губу, с сомнением смотрит на животное, которое хвостом отгоняет мух. Эмме тоже захотелось иметь такой большой хвост, чтобы разогнать этих придурков. Они бы у неё летали из стороны в сторону. — Я так и знал, что ты трусиха. Видел, как у тебя руки тряслись, когда ты яблоко держала. Эмма снова смотрит на Райдера. Он нагло ухмыляется, засунув руки в карманы длинных шорт. По его глазам видно, что он только и ждёт, как Эмма сбежит, чтобы потом всем в школе рассказать, какая Свон слабачка. Ну уж нет! Эмма сужает глаза, сжимает кулаки и решительно залезает на деревянную перекладину, рядом с которой стоит лошадь. Та поднимает голову, но не отходит. Сердце барабанит о грудную клетку, а руки совсем мокрые, когда Эмма осторожно тянется к седлу. Лошадь всё ещё стоит смирно, будто разрешает. Эмма выдыхает и думает, что всё не так страшно. Её нужно всего лишь немного посидеть. Она хватается, как можно крепче, с размаху закидывает ногу, чуть не переваливается на другую сторону, но остается сидеть, намертво вцепившись в переднюю часть седла. За гриву она хвататься не решается, не хочет делать больно. Она смотрит прямо перед собой и боится дышать. Зубы выдают мелкую дрожь, а в ногах кажется сейчас начнётся судорога. — Насмотрелись? — цедит она и медленно поворачивает голову к замолчавшим мальчишкам. — Ага, — хмыкнул Райдер, но то как он переглянулся с друзьями совсем не нравится Эмме. В следующую секунду они вдруг громко захлопали в ладоши и заулюлюкали как дикие. В то же мгновение лошадь встаёт на дыбы. Эмма каким-то чудом хватается изо всех сил за мускулистую шею. Её охватывает такой ужас, что она даже кричать не может. А может она и кричит, она не знает. Всё, что она слышит, это дикий шум в ушах и стук копыт. Животное бросается в дикий галоп, перепрыгивает ограждение и скачет дальше. Где-то позади раздаётся свист, или это только так кажется? Всё тело Эммы подбрасывает вверх-вниз, но она из последних сил старается не свалится. Она не хочет так умирать. У неё была не самая весёлая жизнь, но некоторым ещё хуже. Она не хочет умирать. — Держись крепче, — вдруг слышится громкий крик совсем рядом и спустя пару секунд Эмма осознаёт, что лошадь замедляется. Её накрывает таким облегчением, что она совершает ошибку — расслабляет руки, которые совсем онемели. Когда животное вдруг резко тормозит, Эмма кубарем улетает и падает на землю. Точнее в высокую траву, поэтому, наверное, ей совсем не больно. Она вскрикивает больше от испуга и замирает, лёжа на животе. — О, боже! — теперь Эмма отчётливо различает женский голос, слышит движение рядом с собой, касание на своём плече. — Эй, крошка, с тобой всё хорошо? Голос приятный, нежный. Пальцы мягкие и тёплые. Они крепче берутся за плечи и помогают перевернуться. Волосы на лице закрывают поле зрения. Эмма отплёвывает их. Всё те же пальцы аккуратно помогают. Когда Эмма может беспрепятственно смотреть, она щурится из-за палящего в глаза солнца. Но следом появляется тень, и Эмма открывает глаза и видит… ангела? Вокруг головы, склонившейся над Эммой, такое сияние, как на картинках с ангелами. Может она всё-таки умерла? — Ты ангел? Вместо ответа ангел улыбается. Улыбка тоже как на картинках, такая добрая. — Получается, что сегодня, я твой ангел — хранитель, — наконец звучит ответ. Эмма моргает несколько раз и понимает, что перед ней девушка. Она подбирается, садится, смотрит на незнакомку и думает, что девушка красивая. Красивее Эмма не видала. У неё такие красивые длинные волосы. Они тёмные, собраны в косу, перекинутую на плечо, и блестят на солнце. Глаза тоже тёмные, но не злые. Наоборот, смотрят заботливо и даже ласково. И эта девушка спасла её, Эмму! — Как тебя зовут? — говорит девушка и снова улыбается, и Эмме хочется, чтобы она всегда так ей улыбалась. Только ей. — Эмма, — Эмма кривится, потому что горло охрипло. Она сглатывает пару раз. — Эмма Свон, — говорит она отчётливо, а затем широко улыбается, потому что не может по-другому. Она протягивает руку, потому что снова хочет, чтобы тёплые мягкие пальцы согрели её ладонь. Под солнцем всё ещё жарко, но тепло ангела хранителя Эммы другое. Оно как тёплое родное одеяло, в которое хочется закутаться. — А меня Реджина. Рада с тобой познакомиться, крошка Эмма, — Реджина, не переставая улыбаться, отвечает на рукопожатие, сама не ведая, что дарит незнакомой девочке тепло, которого ей так недоставало всю её жизнь.