***
Эта ночь была для Самсоновой особенно изматывающей. Первую половину ночи не удавалось уснуть, кружась в калейдоскопе мыслей, раз за разом рисуя так и не состоявшийся разговор с Лебедевым, обыгрывая все новые сценарии поведения, просчитывая ходы. Всю вторую половину ночи мучили беспокойные сны, где Лебедев сторонился ее, раз за разом отказывался оформить отношения, и Ирочка просыпалась в холодном поту и с тяжелой головой. Выйдя из супермаркета, она глубоко, до цветных пятен в глазах, втянула в себя воздух, ослабив шарф и позволив морозцу пробраться к груди, ощутить покалывание в носу от резкого вдоха. Подставила лицо теплым лучам зимнего солнца, позволив нежной лаской пробежаться по щекам, насладиться пением клестов на ветвях кедров и тихим рокотом медленно двигающегося мимо автомобиля. Ирочка опустила взгляд на дорогу, когда мимо тихим ходом проезжала служебная «Тойота». Лебедев сидел на пассажирском сидении, вполоборота к… «к Стасу?» — Ира достала телефон и набрала Александра, следя за происходящим в машине. — Не рви газ, сцепление сожжешь… — речь прервалась телефонным звонком. — Да! Лебедев слушает, — произнес, не глядя на экран мобильного. — Это Самсонова… — Ирочка откашлялась, произнесла чуть севшим от волнения голосом. — Саша, нам надо поговорить, это срочно, пожалуйста, — крикнула, пытаясь перебить ответ Лебедева. Александр раздраженно рыкнул. Эта навязчивая сучка ничего, кроме раздражения и неприязни, не вызывала. И оно накатывало всякий раз, едва он видел ее на территории зоны. Даже в тот единственный раз, когда он привел девушку в свой дом, он упился почти до беспамятства, чтобы не чувствовать злости по отношению к ней. — Я тебе уже говорил, Самсонова, поговорим после праздников. Я занят сейчас. Стас напряженно прислушивался к разговору, стараясь не упустить ничего, отвлекся от дороги. В динамики телефона был четко слышен голос Ирочки, последние дни девушку явно что-то беспокоило. Парень вновь перевел взгляд на дорогу и только сейчас увидел, что на большой скорости несется в зад впереди стоящему авто, вывернул руль вправо, на дорожное ограждение. «Я беременна!», — голос Ирочки потонул в резком визге тормозов, прозвучал глухой удар и лишь шипение в салоне стало ответом, который она так ждала на другом конце провода. — Саша! … Ты слышишь? — Ирочка зло запихнула трубку в карман лисьего полушубка, так и не дождавшись ответа. — Да что же это за сука-жизнь такая? — быстро пошла по улице по направлению к дому. Лебедев, пробив подушку безопасности декоративным ножом с брелока для ключей, выскочил и обежал вокруг капота, дернул на себя дверь, едва не выдернув из сустава руку. В ушах до сих пор стоял крик Самсоновой. «Она беременна? Быть того не может! Или может? Попадание, сука, с первого раза? Снайпер, … твою дивизию! … Только бы не слышал Стас! … Или слышал?» — Лебедев еще раз дернул дверь, и еще раз… Дверь отскочила с резким скрежетом. Лебедев по инерции отскочил назад, столкнувшись с сотрудником ДПС. — Лейтенант Варнаков! — козырнула фуражка в светоотражающем жилете. — Ваши документы? Лебедев оттолкнул назойливого гаишника. «Только тебя мне не хватало! И откуда взялся-то? … Беременна! Сука, беременна!.. Только бы не слышал, … Мальчик мой!» — дернул остатки подушки на себя. — Стас! Стас, ты слышишь меня?!. Боже! Как ты? Что болит? — Мммм… Голова, … — «Ира беременна? Послышалось? … Господи, хотя бы послышалось!» — дотронулся до головы и ощутил влагу на лбу, подвигал руками, ногами. — Только голова… Мммм… Александр бросил взгляд на часы. — «До поезда три часа» — Ваши документы, — прилипла сбоку фуражка с кокардой. Лебедев вручил зануде документы и вновь повернулся к Стасу.***
«Скорый поезд, 278, следующий рейсом Москва — Владивосток прибывает на первый путь»… — Он будет стоять на станции порядка сорока минут, — Надежда Кирилловна посмотрела на приближающегося по перрону Александра. Взяла за руку мужа. — Витя, помирись с сыном… Неизвестно, как повернется жизнь и сколько он будет с этим мальчиком. Может это пройдет, и, Бог даст, будут у нас внуки, — женщина с мольбой смотрела в глаза мужа. Виктор вздохнул, словно преодолев длительное погружение, погладил испещренную морщинками щеку жены, поцеловал в висок. — Хорошо, — перевел взгляд на сына, нахмурился. — Это что, кровь? — на куртке веером впитались брызги крови. Надежда, прикрыв рот ладошкой, ахнула. — Это не моя, Стаса, мы в аварию попали… — Господи! Мальчик в больнице? — Надежда застегнула пальто и встала. — Нет, в машине, ничего серьезного, небольшая ссадина, — Саша проводил мать, пошедшую к припаркованной у перрона «Тойоте», взглядом и вновь посмотрел на отца. То, что отец не хотел принять его таким, вызывало боль, и прощаться вот так с раздражением и омерзением во взгляде он не мог. — Прости, пап! За все! — Саша с надеждой смотрел в лицо отца, который, казалось, пытался решить невыполнимую задачу. Потом вдруг поднял взгляд и шагнул к сыну. Порывисто обнял, прижал к груди мужчину — сына чуть ли не на голову выше его: — Будь счастлив, сынок! Храни тебя Господь! Александр с болью и хрипом втянул воздух в легкие. Оказалось, он не дышал, ожидая ответа отца. Крепко стиснул его руками и поднял над перроном. Надежда шла по перрону, крепко держа за руку Стаса, и утирала глаза платком. Слезы льдинками замерзали на ресницах в морозном воздухе. Виктор обнял и прижал к себе Стаса. — Будьте счастливы, дети! — вытер кулаком вдруг покрасневшие глаза и, подхватив сумки не оглядываясь, пошел к вагону. — Пишите, звоните, не забывайте! — Надежда Кирилловна прижала к себе обоих парней. — Будьте счастливы! — пошла следом за мужем. Спустя десять минут вагоны вздрогнули и стали набирать ход. Лебедев обняв Стаса за талию прижал к себе, глядя вслед проносящемуся поезду. Домой ехали в гробовом молчании. Даже радость от примирения с отцом не смогла поднять настроения. Каждый ушел в мысли, которые ни один не решился бы озвучить, а уж тем более — поверить. Но эта раздирающая сердце новость засела в мозгу, не давая вдохнуть полной грудью. «Все позже, все можно решить позже! И если это не выдумка, не ложь, то можно после праздников все разрулить. А праздники проведем, как и было запланировано», — Александр вздохнул, свернув к подъезду. Вся вторая половина дня была посвящена подготовке к новогодней ночи. Стас возился на кухне, готовил салаты, нарезку из колбас, сыра и фруктов, пару горячих блюд. Саша крутился рядом, но больше мешал, чем помогал. — Сань! Прекрати кусочничать! Хочешь есть — я тебя накормлю. — Стас стукнул ложкой Лебедеву по пальцам. Тот ойкнул и засмеялся, по-детски спрятав руку за спину. — Нет, не хочу, если честно, но тут так аппетитно пахнет, что не удержался, — Саша обнял Стаса со спины и прижался пахом к упругим ягодицам парня. Нежно, почти невесомо поцеловал в шею. Ковалев откровенно дрожал, держа дрожащими пальцами порционную ложку, которой помешивал мясо, тушащееся в глубокой сковороде. Чуть развернув голову, он запечатлел поцелуй в щеку, надеясь, что это отвлечет Сашу от дальнейших действий: — Мы сейчас опрокинем тут все и останемся без новогоднего ужина. — Прости, пойду стол в гостиной установлю. Саша еще раз поцеловал его, на этот раз в губы, потерся пахом об аппетитные полупопия и, хмыкнув, скрылся в дверном проеме. Стас откровенно соскучился по ласке. На дрожащих ногах шагнул к раковине, плеснул в горящее лицо холодной водой. Дыхание медленно приходило в норму. Но Стасу хотелось вовсе не покоя, хотелось встряски и бурного секса, особенно после утренних новостей Ирочки. Как никогда, хотелось доказательств, что его любят, его хотят. Или сиюминутного подтверждения, что это глупая шутка. Жестокая и глупая, но все-таки шутка или ошибка, бракованный тест, да что угодно, лишь бы знать, что все это неправда. Стас хмыкнул: — «Это когда мне так везло?» За два часа перед самым застольем, когда стол был установлен и сервирован, вдруг погас свет. — Ну что за невезение! И это в праздничную ночь! — Может, ненадолго, — с надеждой спросил Стас и скрылся в кухне. Лебедев проверил автоматику, распределительный щит, подсвечивая себе фонариком из телефона — Похоже, поломка на линии, у нас все впорядке. До полуночи свет так и не появился. Праздничный ужин при свечах стал их самым романтичным ужином за последний месяц. — За тебя! — Стас поднял бокал с шампанским. — За нас! — поддержал Саша. — С Новым годом?! — С Новым счастьем! Под бой курантов из радиоэфира парни поздравили друг друга и обменялись подарками. Вечер продолжили танцы под романтическую музыку. Стас плавно покачивался в объятьях Саши, все больше погружаясь в атмосферу покоя и умиротворения. Свет включили спустя три часа, когда парни, сонные и усталые, уже лежали в постели. — Посидим еще? — Ковалев сонно уткнулся носом в шею Лебедева и промычал что-то: не то «конечно», не то «спокойной ночи» и отключился. Лебедев, поцеловав его сонного, притянул к себе плотнее и заснул вслед за ним.***
Утро субботы, второго января, было именно таким, как и ожидал Стас. Скупые лучи зимнего солнца упорно силились пробиться сквозь тяжелые снеговые облака, выхватывая мощным лучом, прорезавшим тучу, трофейный кусок горного склона, серебристую стальную ленту замерзшей реки. Красиво ниспадающие со склона ажурными наростами струи водопада. Одной стороной уютно уткнувшись в теплый мягкий бок Саши, а другой прильнув плечом к холодному стеклу мерно покачивающегося автобуса, он жадно впитывал в себя этот сверкающий красотами заснеженный пейзаж. Небольшие коттеджи, разбросанные по горному склону, темные фигуры лыжников и сноубордистов, то и дело скатывающиеся вниз. Медленно движущиеся корзинки подвесной дороги, плавно покачивающиеся, и сверкающие в солнечных лучах искрящимся на их поверхности инеем. Малышей, катающихся на ярких цветных "таблетках", с криком и диким визгом скатывающихся с горы. Стас, откинув голову на широкое плечо любовника, пытался вспомнить, когда он сам стоял на лыжах и катался ли вообще. Это было давно, наверно еще в восьмом классе, когда мать и отчим из теплого солнечного Краснодара перевелись в заснеженный сибирский Энск. Да и в тот год снегу было непривычно мало, и уроки больше проходили на школьном стадионе или спортивном зале, а не на пересеченной местности. Физрук, ратующий за командный дух, нервничал и злился столь явному балласту и особо внимания не обращал, если Стас являлся на урок без соответствующей формы или вовсе не замечал его частого отсутствия. Оценку ставил для галочки, как и зачет, и попросту умывал руки. А сейчас, покачиваясь в автобусе под мерный гул двигателя, шутки и подтрунивания молодых парней-сноубордистов, он уплывал в воспоминания детства и юности. В те мгновения, что уводили от настоящего все больше и чаще причинявшего проблемы, и неудобства. Автобус свернул, наконец, на запруженную автомобилями и микроавтобусами стоянку. Это означало, что они, наконец, достигли конца пути. Подхватив по сумке, они вслед за всеми пассажирами покинули теплый и комфортный транспорт и отправились в административный корпус подтвердить свою бронь. Домики, разбросанные по горе, оказались теми самыми номерами, предназначенными для длительного проживания. Для тех же, кто приезжал лишь покататься в week end (выходные), был отдельный корпус с номерами и отдельным выходом из номера прямо на горный склон. Номер на двоих, забронированный Сашей, оказался именно таким, как в рекламном буклете. С большой двуспальной кроватью, зеркалом на стене, плазмой, висящей напротив кровати, баром в углу просторной гостиной и наряженной елочкой под окном, небольшим столом, со стульями и раздельным санузлом. Стас не мог понять, по какому принципу действует водоснабжение, но в коттедже бесперебойно была горячая вода, что было удачным выбором места отдыха. И вот теперь, полчаса спустя, он, вооружившись камерой, стоял на вершине холма и через глазок видоискателя обозревал панораму горного Алтая в белых шапках снега, густые заросли таежных кедров внизу на склонах, канатную дорогу с кабинками и сидящими в них лыжниками и сноубордистами. Заснеженные склоны, прорезанные сеткой лыжных следов и усеянные лыжниками. Зацепил чуть ниже по склону фигуру Лебедева в черно-красном лыжном костюме, пристегивающего крепления на сноуборде. — Ты уверен, что не хочешь покататься? — Александр в который раз попытался вытянуть из Стаса согласие. Тот лишь помотал головой, мягко улыбнувшись. Улыбка, не затронувшая глаз, была пронизана грустью и разочарованием. Саше стало совсем неуютно, он уже начал жалеть, что не выбрал что-то другое вместо отдыха на турбазе. — Ты же знаешь, я не умею кататься ни на доске, ни на лыжах. Может позже, если ты меня за руку подержишь, — Стас вновь грустно улыбнулся, — где-нибудь внизу, где катаются малыши. Лебедев кивнул, не решаясь говорить. От кома, подступившего к горлу и перекрывшего воздух, дыхание вырывалось из груди рывками. «Пару раз, он скатится пару раз, — пообещал себе он. — А затем они спустятся пониже, на склон для начинающих, или возьмут таблетку, или коньки и покатаются на катке». Стас нажал функцию «запись» и проводил несущуюся по склону фигурку Лебедева, ловко лавирующую между установленных флажков. Саша мастерски управлял доской и своим телом. Казалось, что он сросся с бордом, они были словно продолжение одно другого. Безумное желание оказаться рядом, стоять на той же доске в крепких горячих объятиях, ловить ртом холодный морозный воздух было непреодолимым. И хотя Стас прекрасно понимал всю нереальность своих фантазий, он, как наркоман к дозе, тянулся к объекту своих желаний. Смотрел в видоискатель, пока фигура Александра не стала чрезвычайно мала и исчезла из вида на повороте у подъемника канатной дороги. Затем перевел камеру на малышей, катающихся на ярких таблетках. Таких веселых, непосредственных, умудряющихся залезть под кожу, не прилагая усилий. У Стаса вновь защемило сердце от мысли о злополучном разговоре Саши и Самсоновой в автомобиле. Он чувствовал, что сказанная Ирочкой новость не пустой звук и всеми силами гнал от себя эту навязчивую мысль здесь и сейчас, не желая омрачать себе хотя бы этот день. Но мысли не отпускали даже ночью, переходя в тяжелые, затягивающие в свою липкую паутину. И Стас просыпался, захлебываясь, в холодном поту. Дрожащий и разбитый, прижимался к боку Саши, пытаясь согреть если не душу, то хотя бы тело. Поднимаясь на подъемнике, Лебедев пристально скользил взглядом по фигурке на склоне, с фотокамерой в руке, и замирал всякий раз, когда очередной «ас высшего пилотажа» проносился в опасной близости от него. Стас кружился, как юла, пытаясь выхватить удачный кадр, время от времени подскальзываясь и заливисто смеясь. На склоне парни провели большую часть дня. Скованность и хандра, одолевавшая с самого утра, прошла. И парни, повеселев и зарядившись оптимизмом, с криком и хохотом неслись с горы, на яркой таблетке, сидя в обнимку, словно спаянные друг с другом, наслаждаясь скоростью и бьющим в лицо морозным встречным ветром. Стас в движении сделал несколько кадров и теперь, сидя в кафе, на вершине холма, напротив административного корпуса, и попивая горячий латте с пенкой в виде сердца, пронзенного стрелой, наслаждался сменой эмоций, отражавшихся на лице любимого. Хохоча, Саша прижимал к себе тонкое тело и рассматривал фото, вспоминая удачные моменты. Время от времени, будто не владея собой, прикасался сухими губами к виску, то и дело заправлял за ухо капризную прядь волос, падающую на лицо и лишающую возможности видеть изгиб скулы, опущенные реснички. Мелкую сеточку морщинок, когда его хрупкое чудо, заливисто смеясь, указывало смешные моменты, удачно выхваченные у реала. Пока парни сидели в кафе-баре и наслаждались кофе и круассанами, на турбазу «Медвежий угол» опустилась ночь. Отдыхающие семьями и компаниями потянулись в бар за дозой общения и алкоголя. Народу за соседними столиками заметно прибавилось, а на танцполе появились первые пары. — Стас! Александр! Ковалев порывисто поднял голову и встретился взглядом с улыбающимся от уха до уха Алексеем. Рядом, обнимая его за талию, крутил головой из стороны в сторону парень на вид лет тридцати. — Какими судьбами? — Лебедев встал, протянул руку, здороваясь с обоими. Стас сделал то же самое, на время задвинув обиду подальше. — Да вот решил выбраться на праздники, отдохнуть, сменить обстановку. Новый год здесь встретил и решил остаться еще на несколько дней. Тут и с ребятами бордерами познакомился. Кстати, позвольте представить, Михаил… — Алексей указал на парня рядом. — Леш, я пойду пива куплю? — здороваясь с парнями за руку. Бархатный голос Михаила пробрал до костей. Стас вздрогнул. Голос напоминал звучание органа. Такое же мощное, звучное и чистое. Он всем телом ощутил на себе взгляд незнакомца. — Ты тоже это заметил? — Алексей улыбался в спину новому знакомому, глаза сверкали от восторга. А Ковалев тихо надеялся и радовался, что и старому приятелю наконец улыбнулось счастье. Официант принес заказанные закуски, пару коктейлей и фраппе для Стаса, когда Михаил вернулся с тремя бутылками пива. Потягивая очередной кофе, Ковалев время от времени ощущал на себе его липкий взгляд. Нельзя сказать, чтобы парень был неприятен, они были едва знакомы. Но Стас чувствовал дискомфорт от столь пристального внимания к себе. Новый знакомый оказался владельцем рекламного бизнеса и сети магазинов мужского белья в Кемеровской области. Стас вполуха слушал его рассказы о буднях делового человека и краем глаза наблюдал за Александром. Саша злился, исподлобья кидая пристальные взгляды на молодого бизнесмена. Глядя на уверенное и раскованное поведение Михаила, он сидел с напряженной спиной, обняв рукою Стаса и до боли стиснув пальцами плечо. Стас в очередной раз сжался и зашипел, чувствуя под пальцами на плече синяки. Конечно, доля ревности неимоверно приятна, но, зная Сашу, он опасался, что эта искра может перерасти в мордобой. — Что-то я устал… Пойдем отдыхать? — Стас почувствовал, как Саша вдруг расслабился, словно потерял запал. Попрощавшись и выйдя на улицу, Стас остановился в стороне от фонаря в тени ели. — Ну что ты так напрягся? — провел тонкой ладонью по щеке и потянулся к губам Саши. Тот увернулся от поцелуя, и Стас почувствовал себя покинутым. — Этот Михаил пришел с Лешкой, но строил глазки тебе, — буквально выплюнул Саша, и Ковалев почувствовал себя голым на центральной площади города и с ценником на шее. Злость побежала по венам горячей волной, растворяя все благие намерения. Захотелось ударить побольнее, чтобы наказать за незаслуженную обиду. — Что ты так переживаешь? Тебе с ним детей не крестить! — И только сказав роковые слова, пожалел, что вообще затеял этот разговор. Лебедев как-то сразу притих, очевидно, вспомнив о сказанной Ирочкой новости, а Стас был готов откусить себе язык.