В объективе фотоаппарата

      Вечер, как и следующие за ним пара дней, оказались безнадежно испорчены. И Стас, и Александр старались не упоминать о произошедшем разговоре, но время от времени мысленно возвращались к нему вновь.       Чувствуя, что перешел некие рамки допустимого, Лебедев старался предугадать желания Стаса, был нежным и ласковым, как никогда. Ковалеву это «слащавое сюсюканье» казалось излишним и крайне неприятным. Он то и дело нервно сжимал кулаки и, скрипя зубами, молчал, боясь сорваться.       Груз постоянной бдительности со стороны Саши и его нескончаемая забота душили, не позволяя свободно вздохнуть, набрать полные легкие воздуха, всплыть, словно утягивая на глубину и в то же самое время нависая над головой «Домокловым мечом». Парень, время от времени, глубоко вздыхал и дергал ворот водолазки, охватывающий шею плотным кольцом.       Вечером третьего дня Стас в который раз прорешивал один и тот же кроссворд, когда прозвучал звонок мобильного:       — Привет, Стас!       Голос в трубке звучал немного неуверенно, будто извиняясь.       — Здорово!       — Приходите вечерком к нам, посидим, посмотрим фильм. Мы завтра уезжаем.       Стас идти не хотел. Неприятное ощущение, поселившееся внутри с неделю назад, не отпускало. Но и обижать Алексея и разрушать только было налаживающееся знакомство не имело смысла.       — Хорошо, придем, если Саша согласится. Он в душе… — согласился, скрепя сердце, но с долей неопределенности в голосе. — Я перезвоню.       — Наш коттедж пятый вверх по склону.       Стас прикинул. Домик находился недалеко от административного корпуса и приблизительно в двадцати минутах ходьбы от их с Сашей коттеджа. Лебедев, выйдя из душевой, тоже не слишком обрадовался предложению, но, взглянув в глаза цвета стали и увидев в них мольбу, согласился. Стас потянулся к его щеке запечатлеть благодарный поцелуй, но Саша, повернув голову, поймал желанные губы, вовлекая его в затяжную ласку. Впервые за последние три дня.       Стас выгибался дугой, жаждая приникнуть теснее. Раствориться в лавине эмоций. Тело гудело и вибрировало, теснее приникая к обнажённому упругому торсу Саши. До одури хотелось ощутить его кожей и Саша, словно прочитав его, запустил руки под белый пушистый свитер. Пробежался горячими влажными пальцами по ребрам до подмышек, избавляя от одежды, спустился на поясницу, сжал в ладонях упругие ягодицы, чуть разведя в стороны. Стас всхлипнул и выдохнул, примкнув губами к ложбинке у ключицы, запуская горящие от желания пальцы под резинку спортивных брюк. Те поползли вниз по стройным ногам, почти лишенным растительности. И вдруг, подхватив парня под полупопия, Лебедев в два шага преодолел расстояние от двери до кровати, опустил свою драгоценную ношу на белые простыни и накрыл своим телом.       Стас вновь выгнулся, подставляясь под нежные, бережно скользящие руки. Саша брал и ласкал хрупкое тело медленно и нежно, словно прощаясь, как в последний раз. А Стасу хотелось чувствовать его жестче, чтобы ощутить до боли в мышцах его руки на теле, губы на своих губах, груди, члене. Член Саши, толкающийся мощно, резко, чтобы ощутить его на грани боли и удовольствия, когда горячая плоть рывками проникает по самое основание и, вдруг взрывается фейерверком чувств, эмоций и наполняет белесыми каплями спермы.       Стас повалился на кровать, на сбившиеся, мокрые от пота простыни, каждой клеточкой тела ощущая горячие губы любимого, повторяющие путь пальцев. Слезы наворачивались на глаза от предчувствия беды, затуманивая взгляд.       — Стас? Милый, что с тобой? — Саша повернул к себе его голову, пристально заглядывая в глаза.       — Все нормально, это от счастья, — а в реальности хотелось выть от накатывающей волнами боли.       — Может, не пойдем? — Саша двигался цепочкой поцелуев по спине, заставляя тело Ковалева вибрировать.       Стас лежал, чуть отпятив зад, в позе звезды, раскидав руки и ноги по постели.       — Нет, надо пойти, — проговорил из глубины подушки, куда уткнулся лицом. Из-под разметавшихся по постели волос были видны пунцовые уши. Он всегда смущался своего блядского вида после секса. А теперь ему казалось, что он просто не выдержит этих невесомых ласк, сойдет с ума от нежности, с которой Саша касался его, целовал.       — В душ! — констатировал он, пытаясь собрать в кучу руки и ноги. Лебедев это сделал за него, подхватив, словно маленького ребенка, и отнеся по месту назначения.

***

      Фильм Стасу совсем не запомнился. Парень сидел, уткнувшись головой в плечо Лебедева, и мысленно прокручивал события последних месяцев, со дня знакомства. Спустя пятнадцать минут он не мог вспомнить ни названия, ни сюжета. К заказанным в кафе-баре закускам прикоснулся едва. Ковыряясь вилкой в тарелке, слушал вполуха, неспособный связать нить разговора. Парни пытались втянуть его в беседу, но он смотрел пустым взглядом, порой не понимая, о чем речь. Михаил пристально наблюдал за ним из-за длинной челки, нависающей на глаза, в глубине которых затаилось беспокойство, и перешептывался с Лешей. А тот лишь молча пожимал плечами. Саша все больше хмурился, глядя на него. В конце-концов не выдержал, поднялся и потянул Стаса за собой.       — Мы, пожалуй, пойдем, устали, — Стас приник к его груди и вдохнул аромат тела и лосьона. Александр обнял любовника за талию, потянул к выходу. На улице, прикрывая покусанные морозцем щеки теплым вязанным шарфом, Стас немного пришел в себя. Но и это не помогало отрешиться от навязчивых мыслей.       Отдохнуть неделю не получилось. Едва вернулись в свой коттедж и завалились в кровать, пришло сообщение: «Совершен побег, Лютый на свободе. Приезжай срочно». Лебедев, смачно выругавшись, набрал номер водителя. Тот снял трубку после четвертого гудка:       — Привет, Миша! Ты где сейчас?       — Уже в пути, через полчаса буду на турбазе, Александр Викторович! Собирайтесь.       Стас быстро покидал вещи в сумки, стараясь ничего не забыть, упаковал камеру и, зевая, присел на диване в гостиной. Лебедев отряхнул снег с обуви и сел рядом, обнимая за плечи и прижимая его плотнее к своему боку. Сейчас, когда опасный маньяк был на свободе, ему хотелось, чтобы Стас находился как можно дальше от этих мест, и в то же время боялся даже на секунду выпустить его из поля зрения.       — Я рассчитался за номер, — проговорил в висок, едва касаясь его губами. Стас поймал ладонь мужчины и сжал. В воздухе ощущалась какая-то незавершенность, недосказанность.       Тишину прервал звонок Михаила. Любовники поднялись и вышли наружу. Ниже по склону у административного корпуса стояла служебная «Тойота».       — Как это произошло? Рассказывай… — Саша погрузил вещи в машину и сел вперед, а, не как ожидал Стас, на заднее сиденье. И без того подпорченное настроение было сведено на нет окончательно.       — Убили охранника, при сопровождении в баню. Он оказался без оружия… — дальше Стас не прислушивался к разговору, уйдя в свои мысли. Ему не хватало внутреннего тепла и уверенности Саши. Тело закаменело, находясь несколько последних часов в напряжении, мышцы болели и нервно подрагивали.       — Расслабились, поганцы, пока меня не было, — Лебедев стукнул по приборной панели кулаком. Оставшуюся часть пути ехали молча.       Высадив Стаса у дома, он уехал.       Следующие четыре дня Лебедев дома практически не бывал, заехал пару раз сменить белье и принять душ. Стас бродил из угла в угол по пустой квартире, все больше погружаясь в безрадостные мысли. Они не давали покоя ни днем, ни ночью. Пару раз он, чтобы развеяться, ездил в больницу к матери и отчиму, помогал в детском отделении, как когда-то в детстве. Но большую часть времени занимался работой над каталогом. В общем-то, макет был готов, оставались лишь детали, касающиеся дизайна обложки, и первый отпечатанный экземпляр можно будет представить на суд генерала Рогожина.       Утром десятого января Стас доехал до колонии на такси. Лебедев, в очередной раз не ночевавший дома, машину за ним не прислал. А идти пешком в сорокаградусный мороз не было желания. И, добравшись до места, Ковалев направился прямиком к нему.       Александр сидел в кабинете голодный и злой, составляя отчет о поимке Лютого. Подбородок, покрытый довольно заметной щетиной, заострился, ввалившиеся глаза очерчены синяками под ними. Едва зайдя в кабинет, Стас поморщился. Запашок стоял еще тот.       Подняв взгляд, Александр состряпал извиняющееся лицо и потянул его на колени.       — Прости за внешний вид. Два дня почти не спал. Так что теперь дико хочу спать и жрать! — уткнулся губами в шею, щекоча своим дыханием.       — Есть, не жрать… — автоматически поправил Стас.       — Есть я хотел вчера, в десять утра. А сегодня я хочу жрать! — Стас улыбнулся и поставил на стол контейнер с салатом и пару бутербродов с окороком. — Мммм, — Лебедев мычал и стонал от удовольствия, закидывая в рот салат большими ложками, — вкусно! — не отпуская Стаса с колен. — Я соскучился, — капля майонезной заправки упала с ложки на стол.       Они так увлеклись, что забыли об открытой двери, о том, что в любой момент в кабинет могут войти. И сейчас Ковалев ерзал на коленях Саши, пытаясь вырваться из горячих рук.       — Я тоже, но поешь спокойно. А я в архив пойду       Но и пять минут спустя, Стас по-прежнему крутился возле Лебедева. То кинет томный взгляд, то губу закусит, то протяжно и хрипло вздохнет.       Лебедев, ощущая недуровое возбуждение, поднимая голову от рапорта, бросал красноречивые взгляды в ответ.       — Милый, иди, не то ты и через час отсюда не выйдешь, это я тебе точно говорю. А мне никак нельзя на планерку без рапорта идти. Со смехом, и подхватив фотокамеру, Стас, наконец, ретировался. Время близилось к девяти, когда рапорт был написан и Лебедев, наконец, собрался на планерку к начальнику. Он запирал кабинет, когда его прервал звонок мобильного.       — Подполковник Лебедев слушает, — ответил, не глядя.       — Редкая ты птица, Лебедев! — Ирочка, все праздники проведя как на мине замедленного действия, была раздражена с самого утра. — Зайди ко мне, Лебедев, разговор есть, и серьезный. Не заставляй учинять прилюдную склоку.       — Младший лейтенант Самсонова, ты забываешься! Смотри, в карцере окажешься! … — Сашу накрыло злостью и от того легкого, тянущегося шлейфом морского бриза позитива не осталось и следа. Накатило раздражение.       — Зайду после планерки, и надеюсь, тебе есть что сказать, — сбросил звонок.       Лебедев, будучи по натуре человеком жестким и принципиальным, перед трудностями не пасовал. Но Ирочке, со всей ее сучностью, фонтанирующей через край, удалось выбить у него почву из-под ног. Вновь вернулся весь ужас того, что услышанное тогда, во время аварии — правда. И реакция Стаса, если он узнает… Нет, когда он узнает, будет непредсказуема. А то, что сказать придется — это определенно. Долго скрывать это не удастся, если, конечно, эта идиотка не шутит.       — Лебедев!.. Подполковник Лебедев! Ты что, уснул? — полковник Винокуров постучал ручкой по столу. Александр вздрогнул и огляделся. На него уставились десять пар глаз. — Я понимаю, все устали, так давайте отчитаемся и свернем сей балаган.       Александр, пропустивший большую часть разговора, рассеянно глядел на окружающих.       — Рапорт, подполковник Лебедев! Рапорт!

***

      Ирочка шмыгнула носом и трубно высморкалась. За эти новогодние каникулы ее организм ослаб и нуждался в витаминах. Она умудрилась где-то простудиться, не выходя из дома, и теперь была похожа на выжатый лимон — такой же сморщенный и вялый.       Былая уверенность, с которой ей удавалось держаться все эти дни вынужденных каникул, сошла на нет единственным разговором с Лебедевым. Он умудрялся подавлять своей аурой даже на расстоянии. Ей никогда не нравились люди, не поддающиеся «дрессуре», но Саша был, по мнению Ирочки, удобной и выгодной партией. И девушка, поставив себе целью «приручить» его, упорно шла к ней. Хотя теперь, по прошествии времени, все больше сомневалась в разумности своего выбора. Но сомневаться, увы, было поздно — под сердцем рос «плод внеземной любви» (девушка поморщилась только от одной мысли об этом, словно вляпалась в дерьмо), необходимо брать быка за рога, точнее лебедя за крылья.       Ирочка проглотила таблетку, аспирина, пару драже витаминов и села за документацию, когда в смотровой хлопнула дверь. Расстегнув пару пуговиц халатика и оголив верхнюю часть полушарий груди, девушка приняла соблазнительную позу и приготовилась ждать посетителя.       Лебедев вошел в кабинет и остановился в дверном проеме. Печать усталости на лице, помятый вид, щетина, как у батюшки, на подбородке, в общем — внешность довольно отталкивающая. Лебедев хмыкнул и мысленно поздравил себя с выбором образа, когда Ирочка брезгливо передернула плечами.       — Какую игру ты затеяла? — яд сочился изо всех пор.       — Ну, во-первых, здравствуй, Лебедев! — девушка томно повела плечами, отчего ложбинка между грудями стала видна еще больше.       — Мне не до расшаркиваний и соблюдения этикета, да и ты не та, перед кем расшаркиваются, — Саша с равнодушным видом окинул точеную фигурку девушки, — «хороша стерва», — и остановил взгляд на соблазнительно выглядывающих из декольте полушариях.       Ирочка автоматически прикрыла грудь от взгляда Саши, сомкнув полы халатика. И когда тот хмыкнул, приняв ее движение за ложную скромность, зло топнула ногой.       — Отчего же игру, Лебедев, — сверкнула глазами на неподдающуюся дрессуре особь. — Такими вещами не шутят, — Ирочка растянула губы в улыбке, хотя внутри все заледенело от страха. — Ты станешь отцом! Гнев подступал бурлящей волной, то накатывая, то отступая. Лебедев подошел вплотную и навис над женщиной.       — Ты хочешь сказать, что беременна, и отец ребенка Я? — смех забурлил, запузырился внутри, вырываясь наружу громким хохотом. Словно в состоянии наркотического опьянения, в эйфории, он смотрел на Ирочку и не мог остановить хохот, перерастающий в истерику. Звук звонкой пощечины и яростный взгляд напротив привели в чувство. Щека горела, будто в лицо плеснули кислотой.       — Чего ты хочешь от меня? — тяжелое, сиплое дыхание рвалось из груди рваными клочьями. «Стас, мой Стас!.. Он никогда не простит! Чертова сука!»       — Кольцо и нормальную семью для ребенка, — глаза Ирочки полыхнули ненавистью. Сейчас ей больше всего хотелось врезать ему как следует, чтобы привести в чувство.       — Никогда! … Слышишь? Никогда еще нормальная семья не рождалась в ненависти, — Лебедев буквально шипел в лицо Самсоновой. — Никогда ты не получишь желанного кольца! Ребенку фамилию дам, при условии, что он мой!       — Можешь при его рождении сделать тест на ДНК, — со слезами в глазах проорала Ирочка. — Какая же ты сволочь, Лебедев. — Добавила вполголоса.       — Ага, сволочь, а ты обломись! — Александр развернулся и зашагал прочь.       В голове интриганки мысли вращались, словно шестеренки в часовом механизме. Подозрения, пришедшие на ум, казались безумными, но сейчас, когда все ее надежды и планы рухнули, ей хотелось ударить побольнее, отомстить за себя.       — Только ты забыл, дорогой, что я знаю о твоих шашнях с Ковалевым.       Лебедев встал, словно его огрели тяжелым предметом по голове. Глаза заволокло красной пеленой. Александр метнулся к Ирочке, схватил за горло и прижал к стене, больно ударив головой.       — Ты не докажешь, — прошипел, яростно сжимая податливую плоть. — Какая же ты дрянь!       Дышать становилось все труднее, Ирочка задергалась в руках Александра, извернулась и ударила коленом в пах. Боль, словно вспышка света, прошила промежность и отразилась красными всполохами в глазах. Выпустив Ирочку из рук, Саша согнулся от боли, прерывисто втягивая в легкие воздух.       — Я и доказывать не стану, достаточно намека, — схватила скальпель со стола, — и ты без суда и следствия окажешься за воротами, хорошо, если на той стороне, а то ведь можно и на этой остаться, — Ирочка с ненавистью смотрела на него, держа в руке опасное оружие. — А теперь убирайся! — Крикнула в спину уходящему Александру.

***

      Стас выключил камеру, загрузил на флешку макет каталога и вздохнул. Его работа здесь, в колонии строгого режима, наконец была закончена. Сидеть бы да радоваться, но к состоянию покоя и удовлетворения примешивалась тоска. Осталось только уволиться. От мысли об этой перспективе свободы и безденежья накатывал страх. И вставала новая дилемма: где жить и как платить за жилье, ведь если нет нужды в нем здесь в колонии, то нет и причины жить у Лебедева. От парада мыслей, роящихся в голове, стучало в висках. Голова раскалывалась.       Постучав в дверь отдела кадров и услышав ответное «Войдите», вздохнул, словно перед прыжком с парашютом, и потянул дверь на себя.       — А, Стас, проходи! С каким вопросом к нам? — Нонна Викторовна подняла взгляд от развернутой на столе таблицы на Ковалева и снова уткнулась в работу.       — Да вот, уволиться пришел. Работу закончил на неделю раньше, чем планировалось.       Нонна достала большую папку с документами и, вытащив чистый лист, протянула Стасу.       — Напиши заявление на имя начальника колонии. Только предварительно нужно поговорить с ним лично. Может предложит другую работу. И возьми эту форму и пробегись по всем кабинетам, пусть представители распишутся. А затем принесешь мне.       Начальника колонии, полковника Винокурова, на месте не оказалось. Стас, конечно, мог бы подождать минут пять, но ради того, чтобы услышать — «в ваших услугах больше не нуждаются» — утруждаться и ждать не стоило. Потоптавшись с минуту у двери, он пошел по кабинетам, предложенным списком: архив, библиотека, интендантская служба. Библиотека находилась в том же корпусе, что и архив. Но побывать в ней за время работы в колонии так и не довелось. И теперь он во все глаза рассматривал корешки книг, пока хозяйка этого богатства по картотеке проверяла наличие, точнее — отсутствие его формуляра и ставила подпись. Также быстро он разобрался с отсутствием задолженностей в интендантской службе и отправился в медицинский блок.       Громкие голоса были слышны далеко на подступах. Стас остановился в глубине коридора, прислушался. Да, подслушивать — привычка отвратная, но и смысла в этом не было. Не закрывать же уши, когда двое, как глашатаи на площади, орут за дверью.       «Никогда! … Слышишь? Никогда еще нормальная семья не рождалась в ненависти. Никогда ты не получишь желанного кольца! Ребенку фамилию дам, при условии, что он мой! — Лебедев буквально рычал. И Стас был уверен, что это именно он.       Можешь при его рождении сделать тест на ДНК!.. Какая же ты сволочь, Лебедев. Не забывай, что мне известно о твоих шашнях с Ковалевым», — добавила вполголоса женщина.       Что произошло дальше, разобрать было невозможно, голоса звучали глухо, но от закрытой двери исходила такая ярость, что казалось, можно обжечься, едва дотронувшись до двери. Но даже это не избавило от ощущения лютого холода, поселившегося внутри. Лишь ощущение вечной пустоты, выжженной пустыни, вдруг покрывшейся ледяным панцирем, сковывало грудь. «Все-таки она беременна. И это ребенок Саши», — раз за разом набатом билось в мозгу. И от этого мертвенного холода, сковавшего внутренности, тело дрожало как в лихорадке, покрывшись липким холодным потом.       Он замер и вдруг вздрогнул, словно от выстрела. Дверь резко распахнулась, ударившись о стену, едва не припечатав Ковалева в лоб. Мимо, даже не заметив парня, с дикой яростью в пылающих глазах промчался Лебедев.       Стас стоял, словно припечатанный к стене, едва держась на ставших ватными ногах. Об боли и пустоты внутри все звенело и он не мог себя заставить сделать хотя бы шаг. Обессиленный и опустошенный, сполз по стене на пол.       — Стас, что с тобой?! — он не узнал начальника колонии, стоящего над ним, глядя ему в лицо пустым, расфокусированным взглядом. — Ирина! Помоги! — Винокуров крикнул в открытую дверь медицинского кабинета.       Ковалев сидел, безвольно опустив вдоль тела руки с зажатым между скрюченными пальцами заявлением об увольнении. Винокуров тряс его за плечо, то и дело отталкивая в сторону суетившуюся над ним Ирочку. Стас ощутил резкое похлопывание по щеке и отвратительный запах нашатыря, ударивший в нос, резко дернул головой и застонал, ударившись о стену.       — Мммм… Почему я на полу? — оглядевшись вокруг, увидел Винокурова, Ирочку в коротком халатике, едва прикрывавшем бедра, и двух охранников.       — Вот и я это хочу знать, — Винокуров потянул его за руку вверх. Заявление выпало из ослабевших пальцев и как осенний, сорвавшийся с ветки лист полетело на пол, лавируя по воздуху из стороны в сторону. Полковник подхватил его на лету:       — Ты увольняешься?       — Да, — Стас сжал зубы, — нашел другую работу в городе, поближе к дому.       Флешка с макетом каталога перекочевала в карман Винокурова, а Стас, покачиваясь на ослабевших ногах, отправился в гараж искать Михаила.       Уже сидя в машине и глядя на проносящееся мимо заснеженное поле, укрытую снежными шапками лесополосу, на это ледяное безмолвие за окном, тонущее в фиолетовых тенях, думал о том, насколько его жизнь стала похожа на эту беспросветную пустоту. Вот также покрывшуюся коркой льда.       Раздевался он в прихожей, не включая свет. Сил едва хватило подняться на четвертый этаж. Сполз в темноте по стене, думая, что теперь делать. «Оставаться у Саши больше не вариант. Свою работу в колонии я закончил. И жить у Лебедева не имеет смысла, если работу придется искать в городе. Добираться отсюда каждый день проблематично. Значит, определенно придется вернуться в город».       Вопрос второй: ребенок, — эта мысль ножом резанула по сердцу, заставив скорчиться от боли. Стас застонал. — Дети… Дети — это то, чего он никогда бы не смог дать Саше. Это роль женщины. И похоже, у него такая женщина теперь есть, а в скором времени и ребенок появится, — Стас смотрел затуманенным слезами взглядом перед собой. Хмыкнул. — Закончилась очередная сказка, превратившись в прозу жизни. И Золушка вновь стала служанкой, а карета тыквой.       Вопрос третий: где жить. Квартира в городе отпадает сразу. Тот адрес Лебедев знает. Квартира родителей тоже не вариант. Жалостливые взгляды матери и упреки Павла Андреевича сведут его с ума… Остается Лешка? Но у Леши новый приятель», — оказаться третьим в только формировавшихся отношениях Стас не хотел. Но выбора нет. Хотя бы первое время, несколько дней, пока не разрулит вопрос с квартирой, ему придется просить помощи у Леши. И уйти надо сейчас, пока…       Стас поднялся на негнущихся ногах, нащупал в кармане телефон набрал номер Леши и замер, слушая гудки, так похожие на сигналы кардиомонитора. С каждым следующим сигналом ему казалось, что ритм замедляется и просто сойдет на нет, как и биение его, Стаса, сердца. Он задергал горловину свитера, пытаясь втянуть в легкие воздух, вдруг вставший комом в горле, словно погрузился в иллюзию. Кровь стучала в висках. Но вдруг словно издалека раздался голос Леши, и ощущение пропало.       — Стас? Алло, Стас? Что ты молчишь? — Ковалев только сейчас сообразил, что Лешка буквально кричит в трубку.       — Леша, … Ты сможешь меня забрать отсюда? — Стас нервно теребил подол джемпера.       — Что случилось?       — Пожалуйста, не сейчас, потом расскажу…       — Хорошо, буду через час… Собирайся, — Леша сжал трубку, — «Я убью этого гада, если он навредил Стасу», — трубка хрустнула в руке, заставив Лешу опомниться.       Он вышел в торговый зал Гипермаркета, заполненный народом, среди шума и гвалта толпы поискал глазами товароведа.       -Лена! Подойди! — девушка, прикрепив к товару штрих код, приблизилась. — Лена, мне надо отлучиться на пару часов. Проследи за всем тут, — девушка кивнула и вернулась к работе.       Стас включил, наконец, свет, яркой вспышкой резанувший по глазам, и остановился на пороге комнаты, где жил ранее. Усмехнулся, глядя на свои так до конца и нераспакованные сумки. Словно знал, что собираться и съезжать придется в спешке. Вздохнул. Оставшиеся вещи, что уже успел достать, находились в спальне Александра. Стас лихорадочно забрасывал их в сумку, давясь воздухом, ставшим густым, липким. Обволакивающим горло и не дающим вздохнуть. В голове зашумело, а перед глазами заплясали темные пятна. Стас привалился спиной к стене и вытер испарину, покрывающую лоб, рукой. Вещей оказалось немного: одежда, кое-что из белья, принтер и сканер. Ковалев остановился, глядя на дорогую фотокамеру, подаренную Сашей. Слезы навернулись на глазах. Он зло смахнул их рукавом. Камеру взять с собой не мог — слишком дорогой подарок. Сел за стол и написал письмо. Уйти без объяснений, хоть каких-нибудь, не представлялось возможным.

«Саша!

Прости, я знаю о беременности Ирины… Поэтому ухожу. Даже безумно любя тебя, я не способен дать тебе то, что может дать женщина — семью и детей… У ребенка должна быть семья, родители, оба… Быть третьим в ваших отношениях я не смогу. Прошу, не ищи меня.

Люблю тебя. Прощай… Стас.»

      На лист бумаги упала большая капля. Другая. Сквозь замутненный слезами взгляд он пустыми глазами смотрел, как покатилась по столу ручка и упала на пол. Но сил наклониться и поднять ее уже не было. В груди разрастался огромный шар боли. Только, наконец, написав то, что должен, на бумаге, он осознал, что это действительно конец. Печальный, рвущий сердце и душу в клочья финал. Сказки со счастливым финалом не для него. Ему судьба припасла лишь испытания, боль и предательство. Стас отключил телефон, вынул симку и переломил пополам. Кусочки пластика посыпались из рук.       Звонок домофона, прозвучавший в тишине, вырвал из мыслей. Свернув письмо, он подсунул его под фотокамеру и пошел открывать. Леша вошел в квартиру, молча огляделся, прислушался к тишине. Обнял бледного, как простыня, Стаса, прижал к себе.       — Он сделал тебе больно?       — Увези меня отсюда… — Стас уткнулся лбом в плечо Леши.       — Я убью его!       — Нет! Поехали…       Подхватив сумки и заперев двери, спустились вниз. Крепкий морозец пощипывал щеки и руки без перчаток, но Стас, словно заледенев изнутри, не ощущал холода. Лишь боль и пустота выжженной в пепел заснеженной пустыни поселилась внутри, заставив тело и душу истлевать, обращаться в прах.       — Куда?       — К тебе…       Мотор взревел и «Форд Эксплорер» с визгом сорвался с места.