Сказ о том, как Тэхен в бальники подался.

Тэхён протягивается на своей кровати, выгибаясь в пояснице и громко зевая. Рядом с ним — куча бутыльков с таблетками, штук пять точно есть. Обязательные лекарства. Ким уже успел выпить по одной из каждого пузырька, а теперь обдумывает все свои решения с начала лета. В доме тишина, потому что Чимин на танцах, а родители на работе, и вообще не живут здесь, а Паку хотелось бы. За окном уже темно, и светловолосый не помнит, в какой момент солнце скрылось за горизонтом, как небо почернело, будто уже ночь. Но, нет, всего лишь без десяти восемь. Погодите, без десяти что? — Пиздец, — бросает испуганно Тэхён и вскакивает с кровати в ту же секунду, начиная набрасывать на себя вещи, которые первыми попадаются под руку. Конечно, он не благодарит судьбу за то, что на его глаза попадаются джинсы, которые ему на размер меньше были, и полупрозрачную хлопковую рубашку, в которой идти симпатичному мальчику по темной безлюдной улице не очень безопасно, но кого волнует? — Чёрт, я же обещал, что не опоздаю, — нервно бурчит себе под нос Тэхён, оглядываясь. В нервном состоянии он даже забывает о часах на левой руке, поэтому тратит пять минут на поиск своего телефона в неприбранной комнате. Ровно восемь. Ну, все, Ким Тэхён, ты труп. Светловолосый выскакивает из дома, даже не успев завязать шнурки на тех самых фиолетовых кедах. Он просто благодарит что-то свыше за то, что танцевальная школа находится недалеко от его дома, а то можно было бы смело заказывать себе гроб и музыку к похоронам — Чонгука, к слову, он на них не пригласит, а если тот и соизволит заявиться, то старший будет злобо вертеться в гробу назло всем присутствующим. Ким чувствует себя слегка виноватым за то, что он обещал не опаздывать, а на часах уже десять минут девятого. Старший видит тёмный силуэт сидящего на ступенях здания человека и молится, чтобы у Чонгука в кармане случайно не нашлось ножа или перцового балончика. — Чонгук-а! — зовет он его, и, когда силуэт поворачивает голову на его голос, он убеждается, что это Чон. Когда старший уже вполне близко подбегает к парню, он сразу же встает на колени перед ним — заранее, чтобы потом не чувствовать себя униженным, когдаего попросит сделать это сам Чонгук. — Прости меня! Я за временем вообще не следил! — Ты не подумал о том, что если ты побежишь с болящими ногами, то сейчас они соизволят заболеть ещё сильнее? — брюнет ведёт бровью. — Ты не злишься? — удивленно спрашивает старший, который с колен не может стать по той самой причине, что ноги ужасно болят. — Нет, не злюсь. Душить не буду, — младший присаживается на корточки перед ним и выдыхает табачный дым в лицо, от чего Тэхён закашливается, а на глазах выступают еле видные слёзы. Чонгук выкидывает окурок куда-то в сторону и, ухватившись за чужие запястья, поднимает Кима с колен, отряхивая его джинсы. — Свинья ты, хён, — мычит он, вставая в полный рост. В ответ Тэхён лишь кивает, соглашаясь, потому что ему больше нечего ответить на данный упрек. На правду не обижаются. — Пойдем, расскажешь мне, как ты так не следил за временем, хрю-хрю-хён, — брюнет кивает в сторону кафе, которое светилось яркой вывеской среди домов и окон. — Я лежал на кровати и задумался о чем-то, а часики тик-так, и вот, — Ким не может сдержать улыбки от этого глупого «хрю-хрю-хён», поэтому отворачивается, пряча улыбку за ладонью. — Знаешь что? — Что? — отзывается Тэхён с придыханием, ожидая какого-то высокого интеллектуального вопроса от собеседника, что странно, ведь раньше он от Чонгука такого не слышал. — Что-то ты какой-то бесстрашный. Я на тебе уже и синяки ставил, и душить пытался, а ты не боишься ходить со мной по безлюдной улице без какого-либо оружия. — Откуда ты знаешь, что у меня нет с собой оружия? — уточняет старший. — Твои карманы пусты, рюкзака нет, как и кошелька, кстати, — Чон усмехается, потому что ему абсолютно точно нравится наблюдать за тем, как старший выдавливает из себя негромкое «сука» и останавливается на месте. — Я сбегаю за кошельком, я быстро, — светловолосый разворачивается к своему дому, но его тут же останавливают, хватая за запястье, — А? — Я заплачу, — возражает младший, мотая головой. Он кивает на кафе, до которого оставалось пройти один дом. — Блять, правда, извини, в следующий раз я заплачу за тебя, — выпаливает Тэхён, тяжело вздыхая, — Я должен был лучше собирать вещи. — Расслабься, всё нормально, — Чон утешительно хлопает старшего по плечу, сдвигаясь с места. Когда они подходят к кафе, у младшего уже сводит скулы от улыбки и уши болят от того, как много раз за все эти пять или семь минут ходьбы успел извиниться Тэхён — раз тридцать точно. Старший садится за столик у самого окна, расстёгивая рубашку на одну пуговицу, потому что мало того, что в кафе было тепло, так их место ещё и находилось у батареи. — Что будешь? — спрашивает Чонгук и сбрасывает с себя пальто, вешая его на спинку стула позади себя, — Заказывай что хочешь, я заплачу. — Тогда один латте, — мямлит светловолосый в ответ. Он пялится на свои руки, нервно стуча пальцами по собственным костяшкам из-за волнения. Когда официант приходит и хочет дать парням меню, Чонгук отказывается, сказав, что они уже выбрали. — Один обычный латте и второй с карамелью и ореховой крошкой для моего парня, — заявляет он, тоже укладывая руки на поверхность стола. Официант уходит, кивнув, а Ким в ярости бьет младшего по ноге под столом. — Ты сдурел? — шипит он недовольно. — Эй, там парам дают десерт в подарок, не истери, хён, — Чон потирает место ушиба, айкая. — Я же просил обычный латте, — не унимается тот, — А вдруг я диабетик? Боже, зачем он это сказал? Чонгук же сейчас вбросит какой-нибудь подкат про то, если бы он был диабетиком, то не был бы таким сладким, или Чону бы не хотелось его съесть — он предсказуем. — Детка, перестань, — просит спокойно — вау — Чонгук и тоже поднимает взгляд: такого поворота событий его хен точно не ожидал, поэтому в то же мгновение отводит взгляд на окно. На лице старшего на секунду проскакивает улыбка, точнее, ухмылка, а затем ее обладатель тяжко вздыхает и поднимает взволнованные карие глаза на собеседника. — Как же ты меня раздражаешь, — тянет он, а затем слышит, как младший усмехается. — Зачем ты всё это говоришь? — Что «всё»? — краем глаза Чонгук видит, что официант с их заказом выходит с кухни и направляется к их месту. Тэхён хочет ответить, съязвить, чтобы младшему поплохело от его едкого сарказма, но он лишь ждёт, пока им подадут два кофе и плитку шоколада, как десерт, пока официант уйдет, и только потом говорит, набрав побольше воздуха в лёгкие. — Называешь меня «малыш», даришь сигареты, носишь на руках, а потом душишь в раздевалке и оставляешь на мне синяки? — на лице старшего нервная улыбка, потому что он не понимает, в чём смысл всех этих слов и действий Чонгука. Где подвох? Он ведёт себя так со всеми? Что ж, он, конечно, не знает подробностей, но что-то он не замечал таких приливов нежности к Тэли, например, — Ты пытаешься быть милым? У тебя плохо получается, ты больше похож на маньяка. — Хён, я хочу исправиться. Я знаю, ты считаешь меня еще тем уёбком… — О, да, ты еще тот уёбок, — подтверждает Тэхён с довольной улыбкой. Он опирается подбородком на ладони и кивает, — Прости, я тебя перебил. Продолжай извиняться. — Я, вроде как, ужасный человек, но раз мы с тобой теперь в паре, то мы должны более менее нормально относиться друг к другу. То есть, я не говорю, чтобы ты прыгал ко мне в объятия, потому что делать ты этого в любом случае не будешь, так что мы должны хотя бы спокойно общаться, без негатива, так сказать. Я позвал тебя сегодня, потому что хочу узнать о тебе побольше, — тараторит Чонгук, делает глоток кофе, а затем сжимает скатерть на столе, добавляя, — Хён. — Побольше обо мне? — старший повторяет действие за младшим, отпивая из стеклянной кружки свой латте. Он слегка жмурится из-за излишней сладости кофе, но он сладкоежка и вообще фанат сладкого, так что он даже не против. Как Чонгук узнал, что ему нравится такое? — Это точно не свидание? — Просто, блять, расскажи мне о себе немного, — просит уже почти умоляюще младший, потому что еще чуть-чуть и его нервы откажутся здраво воспринимать данную ситуацию. — Ну-у, мне девятнадцать, начнём, наверное, с этого. Я на на первом курсе юрфака, — Ким задумчиво мычит и откусывает один квадратик от шоколадной плитки, — Что ещё? — От тебя пахнет лекарствами, у тебя есть что-то хроническое или ты заболеваешь? Хочется вскрикнуть «да откуда ты, блядь, все знаешь?», но Тэхён не отвечает, а лишь считает про себя до тысячи и трёт пальцами переносицу, пока брюнет вальяжно закидывает ногу на ногу и, откинувшись на спинку стула, выжидающе смотрит на него. — Это важно? — Невероятно. — Давай компромисс? Ты выполнишь одну мою просьбу, а я расскажу тебе про болезнь, идёт? Чонгук щурит глаза: от хёна он может ждать чего угодно, тут не угадаешь, особенно когда на его лице хитрая улыбка. — Смотря какую просьбу, — откликается он и вскидывает брови: он заинтересован. — Что ж, моё сердце бьется слишком медленно для человека, который хочет танцевать латино, — Тэхён складывает ладони вместе и наклоняется ближе к Чонгуку, переваливаясь почти через весь стол, и говорит так тихо, будто это величайший секрет в мире, хотя по нему через силу можно сказать, что его сердце вообще бьётся. — Хочешь, чтобы я заставил его биться быстрее? — Чонгук ставит локти на стол и двигается почти вплотную к старшему, — Я могу. — Мне нужно другое, — Ким кивает, — Мне нужна справка. Может быть… Папочка-Чонгук достанет мне её? Чёрт возьми, Ким Тэхён просёк фишку, как просить у Чонгука что-то, чтобы тот не смог отказать, но добиваясь своих целей, побочным эффектом он шокировал младшего, и теперь тот сидит со слегка приоткрытым ртом и потерянным взглядом — ему всего шестнадцать, а у него уже статус «папочки», как от такого не погрузиться в себя на денёк-другой? — Тогда, должно быть, ты должен отдать мне свою медицинскую карту, — немного придя в себя, предлагает он. — Да, зайди ко мне как-нибудь, я отдам тебе. Завтра, например, или после этого вечера могу отдать, если проводишь меня до дома. Тэхён добивает. — А что насчёт болезни? Он не забыл, чёрт его дери. Тэхён закусывает нижнюю губу и сжимает руку в кулак: настолько он не хочет рассказывать об этом Чону, что даже немного обидно, потому что об этом не знает даже Чимин. — У меня нимфомания. Хуевая болезнь, если честно, — начинает немного грустно, даже чуть драматично светловолосый, но в эту же минуту слышит дьявольский смех Чона, который уже не скрывает громкости и лишь прикрывает улыбку ладонью. — Хён, нимфомания — это у девушек, у парней это сатириазис, — сквозь смех произносит брюнет, а затем, видя серьёзное и даже немного раздражённое выражение лица Кима, кашляет и старается тоже быть посерьезней. — Эй, ты подросток, ты должен понимать меня, каково это, когда каждую блядскую минуту хочешь трахаться, — шипит Тэхён, но далее чувствует на своих напряженных руках чужие руки, а точнее — руки младшего. — Так значит, ты у нас сатириазис, — вкрадчиво произносит брюнет. — Андроман, — подтверждает Тэ, — Мне приходится кучу колес из-за этого дерьма глотать, и, кажется, я скоро умру. Даже не от болезни, а от колёс. Поскорее бы. — Знаешь, ты можешь не принимать их, — рассуждает вслух Чон, — Если ты будешь часто ходить на балет или бальные танцы, уставать сильно, то у тебя просто не будет сил на секс. — У меня его и так нет уже год, но не суть. Суть в том, что это так не работает. Я буду хотеть кого-то в бальном зале, в балетном зале, на улице — везде. Везде и круглосуточно. — Хоти меня, — заявляет брюнет. Он гладит руку своего хёна и допивает кофе, — Отличный вариант, а в латино так вообще шикарно. — О чём ты? — Бальные танцы — танцы страсти, ты не знал? Будешь выплескивать все свои желания в танцы? Знаешь, танцы это, на самом деле, очень сексуально. — Даже не знаю, Чонгук, даже не знаю. Не очень хочу быть течной сукой в зале под прицелом твоего тренера, — Тэхён кашляет. — Я помогу, если что. Серьезно, хён, сколько лет ты уже пьешь эти таблетки? Ты портишь свой организм, причем очень сильно, хотя это даже не физическое заболевание, а сдвиг в голове. Ты пробовал ходить в психиатру или психоаналитику? Не порть своё здоровье, серьёзно. — Мм, сказал человек, который заставил меня закурить и курит при этом сам. Какие-то у тебя двойные стандарты. Светловолосый тоже допивает свой кофе и встает из-за стола. Младший щурится и накидывает на себя пальто, выходя вместе с Тэхёном из кафе. — Я буду чувствовать себя немного некомфортно, — начинает отмазываться старший, сминая в руках край рубашки. Он садится на корточки и прячет голову в коленях, — Я не смогу, нет. — М… — Только посмей назвать меня малышом, и я дам тебе в челюсть, — заранее предупреждает старший. — Детка.? — Ещё, блять, лучше. — Так, слушай, ты можешь попросить помощи у меня, если нужно будет. Просто, не концентрируйся на этом, окей? Идём, ты должен выспаться, завтра начнем тренировать программу для отборочных, — Чонгук поднимает старшего за руки и ведёт его к его дому. Он не знает, где тот живет, и Тэхён это понимает, поэтому сам добровольно идёт вперёд, — Тэхён, либо ты перестаешь пить эти таблетки, либо я самолично прекращу их выпуск повсеместно, — предупреждает брюнет. — Я не хочу быть шлюхой, не хочу менять партнерш каждый день, — жалуется светловолосый уже стоя около своего дома, — Я хочу просто жить спокойно. — Значит будешь жить спокойно. Просто потерпи. Немая минута молчания, как тогда после пробежки, но первым очухивается сам Ким, доставая из заднего кармана телефон и отдавая его Чонгуку. — Запиши мой номер, — говорит он, пока его донсен все еще стоит в ступоре. Приходится театрально закатить глаза и щёлкнуть пальцами перед его глазами, чтобы тот пришёл в себя, — Дай мне свой мобильный. — А, да, держи. Когда телефоны возвращены их владельцам, оба могут со спокойной душой отправиться домой спать. — До завтра, — бросает Чонгук и уже хочет уйти, но его останавливают, хватая за рукав пальто. — Эй, спасибо за вечер, — смущённо выдавливает старший, ловя в ответ ухмылку, — Ты не такой ужасный, как я думал. Брюнет улыбается и достает из кармана пачку сигарет и зажигалку, будто напоминая «я всё еще слишком много грешу». — Не за что, — отвечает макнэ и отходит от хёна в противоположенную сторону, к себе домой. Тэхену никогда не дано понять, о чём думает этот танцор-придурок, поэтому он лишь будет пытаться узнать о Чоне чуть больше, чем просто «Чон Чонгук, шестнадцать лет», но однозначно на это потребуется чуть больше времени. — Хён? — раздается позади, и Тэхён разворачивается на знакомый голос. Чимин, — Ты чего так поздно на улице? И почему у тебя щеки все красные? У тебя жар? — Да, у меня жар, — старший лыбится, пялясь в экран телефона, потому что в недавних номерах «папочка-Чонгук», и это смущает, и веселит. А тем временем сам владелец контакта, поверьте, улыбается точно такой же глупой улыбкой, потому что, достав телефон, в недавних у него «твой сатириазис».