6,7. ненавидь меня еще больше.
18 августа 2018 г. в 17:18
Тэхен просто лежит на кровати лицом в подушку, накрывшись одеялом с головой. Он чуть приподнимает бедра, потому что хоть на нем и два слоя ткани, но возбуждение все равно неприятно касается поверхности кровати. И такое ощущение, что Ким нарочно мучает себя, не прикасается к себе, хоть и разрядки хочется ужасно. Он выныривает из-под одеяла, проводя чуть влажными ладонями по горячущим от жара щекам и стонет, но одеяло не сбрасывает с ног, потому что занят другим сейчас.
Светловолосый укладывается на спину и зацепляет резинку шорт большим пальцем, прикусывая нижнюю губу: а надо ли? Может, просто выпить успокоительного, немного лекарств и лечь спать?
— Твою мать, — поскуливает Тэхен и жмурит глаза, чуть царапая собственную кожу на бедре. Он стягивает с себя шорты вместе с бельем и откидывает к шкафу с одежду, параллельно выпутывая ноги из складок пододеяльника.
Ким водит рукой где-то у основания органа, пытаясь сосредоточить свои мысли на чем-нибудь возбуждающем, банальное — секс парня и девушки.
Можете не верить, но воображение у светловолосого работает на твердую пятерку, поэтому ему не составит труда представить себе двух влюбленных, голоса и стоны, может, даже очертания лиц. Кто это? Просто незнакомая
девушка.
Блондинка.
И у нее пронзительно голубые глаза.
И высокие, напоминающие скулеж, стоны.
И все идет спокойно, пока в какой-то момент Тэхен не закрывает глаза, полностью расслабившись, и слышит отдающийся в ушах эхом хриплый голос.
«Ты удовлетворен, детка?»
Его в момент передергивает, и он, то ли от неожиданности, то ли от стыда, резко сводит ноги и выгибается в пояснице, ухватываясь второй рукой за изголовье деревянной кровати.
И, знаете, Ким испугался не того, что тот самый голос обратился именно к нему, в мужском роде, а того, что это был голос Чонгука.
— Черт, нет… — жалобно стонет Тэ и закидывает голову назад, пытаясь дышать глубже и чаще. Дрочить на Чона — это то, чего сейчас делать не нужно.
Он толкается в собственную ладонь, стараясь вести себя как можно тише, потому что уже без пяти три и не хочется будить Чимина за стенкой, поэтому и закусывает нижнюю губу, убавляя свою громкость.
«Быстрее, малыш, я же знаю, как ты сильно хочешь кончить.»
Никто не знал, даже сам Тэхен не знал, что когда ему слишком хорошо, он стонет высоко. Стонет тонким голосом, похожим на скрип старой двери в забытой квартире, потому что, каким бы постыдным это не было, но дрочить на Чонгука действительно охуенно.
И, скорее всего, после этого Ким не сможет нормально разговаривать с младшим и без смущения смотреть ему в глаза, но это того стоит.
— Блять, Чонгук, — Тэ мотает головой и цепляется зубами за ткань наволочки, еще больше погрязая мысленно в этот кошмар, который придумал сам себе.
Он мог с легкостью найти в браузере любое гетеросексуальное порно, мог тихо зайти в комнату спящего ничего не подозревающего брата и незаметно украсть у него какой-нибудь «взрослый» журнальчик. Мог в конце концов не отвлекаться на этот назойливый противный голос макнэ, которые упорно пытается пробиться на первый план, но, нет, он не может, потому что то ли у хена новый фетиш на голос, то ли что-то иное, чем можно объяснить то, что сейчас каждый раз, когда он слышит голос младшего, то срывает на высокий неконтролируемый стон и сильнее сжимает в кольце четырех пальцев* член.
Рисует ли просто воображение Кима ему голос, похожий на чонгуковский, или он сам действительно хочет слышать его сейчас?
Светловолосый пытается отвлечься, сделать еще приятнее, обводя большим пальцем головку и чуть отодвигая вниз крайнюю плоть. Хочется уже закончить это неправильный пиздец, хочется разрядки, но Тэ будто нарочно мучает себя, иногда переходя на медленные, почти ленивые действия, иногда вообще останавливая руку и давая себе перевести дыхание, потому что сердце явно не справляется с его приливами какого-то отчаянного мазохизма своего хозяина.
И Тэ разводит ноги до предела, подгибая их к себе, сминая пальцами простынь снизу.
Кажется, что он уже максимально отодвинулся у изголовью, упираясь в деревянные прутья макушкой, а ведь изначально он вообще лежал где-то посередине кровати.
Тэхен давится воздухом, захлебываясь одновременно и стоном, рвущимся наружу, от чего все это застревает поперек горла, и на глазах выступают слезы непроизвольно.
Под конец из-за угла, кажется, появляется господин Сатириазис в шляпке и с тростью, недовольно хмурясь, потому что «почему бы не проявиться именно сейчас?» и светловолосый хнычет, кусая внутреннюю сторону щеки, потому что его теперь трясет ужасно и уже не просто хочется кончить, а хочется до боли.
Он действительно мог просто зайти тихо в комнату брата и ненадолго позаимствовать один из его интересных взрослых журнальчиков. Правда пришлось бы перерыть стопки три гейских книжечек и всякой странной манхвы, но «материал» правда был сокровищем. Он мог перестать уже выдумывать себе горячий шепот Чонгука на ухо и просто включить какое-нибудь гетеросексуальное порно, но…
«Такой податливый малыш.»
…нет.
Ким моргает часто-часто, пытаясь сфокусировать свой взгляд на какой-то детали потолка или вообще на чем-нибудь.
«Малыш, сделай это для меня, ну же.»
Конечно, сейчас ТэТэ не в том положении, чтобы спорить или сопротивляться, но ему отчаянно хочется прикрикнуть на эту недо-тульпу макнэ, чтобы тот убрался прочь из его головы, но вместо этого получается лишь…
— Убирайся.
… жалкий стон.
Тэхену жарко до невозможного, он запускает одну руку в пряди волос и откидывает челку со лба назад, потому что лезет в глаза, от чего они еще больше слизятся.
«Кончи для папочки, детка.»
Светловолосый выгибается в пояснице дугой и чувствует, его передергивает, не сдержавшись, стонет на выдохе и хнычет, чувствуя, как на живот прыскает белесая струя семени, а затем стекает по пальцам.
Ким делает еще несколько движений рукой вверх-вниз и вытирает руку об простынь рядом с собой. Он закутывается в одеяло, подгибая ноги к груди и утыкается носом в собственные колени, горестно вздыхая.
В комнате уже тихо, и из звуков Тэ слышит лишь собственное сбитое дыхание и учащенное биение сердца. Он накрывается одеялом почти с головой, оставляя на поверхности лишь макушку.
Сейчас не хочется вообще ничего делать, кроме как сходить в душ и завалиться спать, но ванная находится рядом с комнатой Чимина, а будить его в третьем часу ночи не очень хочется.
Чувства, которые он испытывает, смешались в одну кашу, которую невозможно разобрать, а если попытаться в ней разобраться, то можно с головой потонуть.
Волнение.
Сердце бьется не от жары, а от волнения. Будто сейчас должно что-то случиться. Что-то такое, что заставляет сердце отбивать прерывистое «тудум» и бешено разгонять кровь по всему и без того напряженному организму.
Смущение?
Без него никак.
Щеки и уши полыхают алым настолько, что даже рассвет, который собирается начаться меньше, чем через час, не выглядит таким красным, как кожа на лице светловолосого.
Стыд?
А чем он отличается от смущения?
Вообще-то, всем.
Киму стыдно от того, блять, что он подрочил не просто на парня, а на Чонгука, и это, сука, хуже раз в сто. Даже не потому, что он парень, а ТэТэ у нас натуральнее всех натуралов, а потому что какими бы ни были последствия, Тэхену будет стыдно смотреть своему донсену в глаза. Кажется, что то место в его угольных глазах, которое он нашел при первом танце, просто исчезло для него, и вернуть его будет стоить подпорченных нервов и смущения перед Чоном.
Ненависть к себе?
Определенно.
Сейчас старшему хочется провалиться сквозь землю и оказаться хоть в Австралии, только подальше бы от Чонгука.
А еще обида.
На себя или на макнэ — неизвестно. Просто хотелось с одной стороны расплакаться и выплакать всю ебаную воду из организма, показать Гуку, как ему плохо только от того, что он на него подрочил, выпросить у него прощение на коленях и рыдать-рыдать-рыдать, спрашивая «зачем ты так со мной? чем я это заслужил?», а с другой — накричать на этого тупого дебила-придурка-уебка-имбецила-пидора за все вот это. Накричать так, чтобы в кои то веки этот невоспитанный избалованный мальчик хотя бы понял, что Тэхен, на минуточку, старше него. И не на какой-то там месяц или год, а на три ебаных года!
Ким не помнит, как он заснул, ведь обычно, когда в голове слишком много мыслей, уснуть ни в какую не выходит, но сейчас он, видимо, слишком устал.
Он просыпается около полудня от звонящего рядом на тумбе телефона.
папочка-Чонгук
Хен кряхтит и тянется к телефону, фокусируя взгляд на экране. Он оглаживает подушечками пальцев края и бока телефона, хмыкнув, выключает звук и кидает куда-то на ковер. Да ебал он все эти звонки и сообщения, особенно от Чонгука. Сильно нужно будет — Чимина попросит поговорить с ним или типа того.
И потом просыпается он лишь днем.
Реально днем.
В три часа дня.
Сладко потягивается в своей кровати и скидывает сразу же с себя футболку, плюхаясь обратно на кровать.
Льняное одеяло и простыня приятно трутся о голую кожу, и светловолосый вытягивается вверх, выгибаясь дугой. Он лениво переводит взгляд на часы, а затем на окно, которое вновь открыто.
— Этот пидор хочет, чтобы я простудился? — недовольно бурчит Тэ и, встав наконец-то с кровати, закрывает окно, утыкаясь лбом в стекло. Он пялится на единицы проходящих людей на улице и щурит глаза от палящего солнца, укладывая ладони на лицо.
Ким идет в кои-то веки в душ, а далее накидывает на себя домашнюю одежду, вроде разношенной толстовки и нижнего белья. Он направляется на кухню и, завалившись на подоконник, закидывает ноги на стол и включает телефон, заходя в соцсети.
Пропущенные от Чонгука?
Перезванивать он, конечно, не будет.
Сообщения от Чонгука?
Отвечать он, конечно не будет.
Тэ приносит какое-то садистское удовольствие наблюдать за тем, как макнэ злится на него, может, обижен, звонит и пишет десятки сообщений, но никак не может достать до своего хена. Ничего не может сделать: ни накричать, ни ударить.
Ни-че-го.
Это заставляет светловолосого расплываться в какой-то безумно издевательской улыбке, а затем еще и ухмыляться, потому что вся эта ситуация, где теперь приоритет не у Чонгука, а у Тэхена, заставляет его широко улыбаться.
И он так же довольно улыбается, когда листает стену младшего в одной из соцсетей, где его особенно привлекла последняя запись:
«Чем лучше убить человека?»
Он смеется и комментирует запись, чтобы еще раз потешить свое эго, своего маленького садиста внутри, который, злобно хохоча, потирает ладошки и выкрикивает «Пусть мучается!» каждую минуту.
«как насчет удушения, гукки? ~»
И все.
Он откидывает телефон на стол и жмет на кнопку на чайнике, заставляя его осветить ближайшие поверхности синеватым светом.
Тэхен набирает Чимина и, прижав телефон плечом к уху, открывает шкаф перед собой и тянется к банке с растворимым кофе.
— Почему ты не отвечаешь… — бурчит Ким, когда вместо высокого голоса младшего брата слышит поочередные гудки не взятой трубки, — И черт с тобой.
С кружкой горячего кофе и заваривающимся раменом он идет в комнате и, поставив все это рядом, на тумбу, ложится на кровать, кутаясь в одеяло.
На самом деле, не хочется сейчас ничего, хочется объятий Чимина и его ласковых слов, его утешения, вообще сейчас хочется побыть капризным и обиженным маленьким ребенком в объятиях любящей матери. Вообще, какой раз уже этот мелкий подонок с дурацким именем «Чон Чонгук» заставляет Кима задуматься о смерти, потому что жить на этом свете, зная, что на где-то на планете Земля есть такой ублюдок — невозможно. И когда макнэ невинно спросит своего хена что-то вроде «чем занимался?», то у последнего просто нахуй сдадут нервы, потому что когда ты подрочил на своего донсена, а потом еще и игнорил его в Твиттере, пропускал звонки и не отвечал на сообщения, то это отнюдь не лечит ебучий сатириазис и не освобождает Тэ от такой черты характера, как истеричность.
О, а истерить Тэхен любил.
Он кидает с пола ноутбук себе на колени, перевернувшись, и включает браузер, отпивая кофе. Светловолосый гуглит прошлогодние соревнования по бальным танцам, чтобы просто убедиться в том, что:
а) он танцует уебищнее раз в десять, чем все партнеры Гука вместе взятые;
б) Чонгук охуенно танцует.
Пока Ким ищет Интернете нужные видео, у него звонит телефон, и слава Богу, что это звонит не младший, а сестра. Сводная сестра.
— Да-а, — лениво тянет он, дожидаясь ответа. — Давно ты мне не звонила.
— А, ну, у меня в отличие от тебя работа есть, — фыркает девушка. — Раз уж ты ответил, то это значит, что ты все еще жив. Как ты там?
— В душе умираю, на самом деле, — устало отвечает старший и вздыхает.
— Мне тут одна птичка нашептала, что ты мутишь с пацаном.
— Че, блять? Я даже знаю имя этой птички. Чимин, да? Вы заебали, вы оба! Типа, я кому-то из вас говорю что-то по секрету, но мне тут же звонит другой и сразу начинает расспрашивать меня об этом. Вам не стыдно, а?
— А тебе не стыдно у меня и у Чимина за спиной мутить с очень горячим парнем? А? Это же Чон Чонгук! — девушка набирает в легкие побольше воздуха и продолжает истерику. — Почему я ничего не знаю, м?
— У нас ничего нет, и вы с Чимином два придурка, которые второй год играют в сломанный телефон.
— Ах, ну, значит, вы просто дружите?
— Мы даже не друзья, ясно тебе? Он чмо.
— И ты тоже чмо. Вы подходите друг другу, милый мой, — тянет довольно девушка. — Ну, ну, расскажи, какая у вас там «дружба».
— А нахуй пойти слабо?
— Слушай меня внимательно, Ким Тэхен, либо ты мне все подобру-поздорову рассказываешь, либо я действую жестко и звоню сразу же Чимину! И я спрошу у него сразу же все!
— Что ж там с тобой эта Япония сделала, а? Пищишь так, как будто тебя на кол посадили.
— Ким Тэхен!
— Эм… Ну, мы танцуем с ним в паре латино-американские танцы, — светловолосый чешет затылок и шмыгает носом, листая параллельно всякие фоточки Чонгука и какой-то девушки с прошлых национальных по латино.
— Танцевать с супер-горячим парнем-школьником супер-горячие танцы с сатириазисом? Ты совсем ебнулся или это фишка такая у тебя, в малолеток втюриваться?
— Я не втюрился, окей? Если ты не помнишь, то еще в мае у меня была девушка…
— … Которая тебе не давала и ты ее киданул. Охуенная девушка, братец. И тупая.
— Так, давай ты не будешь обливать дерьмом моих девушек?
— Всю жизнь бы этим занималась. И не делала бы этого, если бы они были нормальными! Одна шлюха, другая тупая, и я до сих пор не могу понять: ты пидор и не разбираешься в девушках или ты просто настолько тупой, что тебе действительно все равно, с кем трахаться?
— Давай я просто расскажу тебе о том, какой твой Чонгук уебок и ты сбросишь трубку на середине одного из моих предложений? Как тебе идея?
— Отличная идея, рассказывай, я вся во внимании. Не то, что ты, когда девушек выбираешь.
— Ну, он садист, и вообще ставит на мне кучу ебаных синяков, и если я умру от его рук, то я буду первым, кто не будет этим удивлен. И вообще, он какой-то супер-романтичный, и все эти розовые сопли, походы в кафе и помощь с танцами меня бесит… Ах, да, еще он меня лапает. Он пидор.
— Ну, о тебе могу то же самое сказать, — сестра вздыхает и усмехается в трубку. — Слушай, братец, ты же сам мне говорил, что хочешь, чтобы твоя девушка была такой. Романтичной и заботливой. Разве нет?
— Но Чонгук не девушка, Чонгук парень и ему шестнадцать, и у него блядские гормоны бушуют.
— А у тебя они будут бушевать всегда, и ты от этого никогда не отвертишься, и это решаешь не ты, а твой «любимый» сатириазис. Что еще?
— Ну, вчера я был у него в гостях, точнее пришел просить прощения, и он заст…
— Тебе принципиально начинать половину предложений с «ну»?
— А тебе принципиально приебываться к каждому моему слову? Ты учитель корейского или что? Могу сейчас вообще нахуй трубку сбросить и хер ты до меня еще дозвонишься в этой жизни.
— Ладно, ладно, прости. Продолжай.
— Ты меня перебила, я забыл, о чем я говорил! М. Я пришел извиняться к нему, а он заставил меня сесть перед ним на колени и извиниться. А потом я не понял, честно говоря, что произошло, но он прижал меня к стене и… Алло? Эй!
Тэхен слышит в трубке гудки, и уже хочет отложить телефон и заняться просмотром порно видео с Чоном, как телефон вновь звонит, только вот вместо сестры на экране красуется «Чимин-мандарин».
— Ты отсосал Чонгуку, засосался с ним и убежал? — кричит парень в трубку, от чего старший краснеет, глохнет и кривится.
— Что за бред, Чимин? Кто тебе сказал? — До хена доходит недолго и он сжимает в руке корпус телефона от злости. — Ах, она сучка… Когда она успела, черт возьми, прошло несколько секунд!
— Да? Ну и фиг с ней. Мне нужно поговорить с тобой, Ким Тэхен!
— Боже…
Ким уже не помнит, сколько времени он объяснял брату то, что никому он не отсасывал и ни с кем не целовался, а делать все это с Чонгуком, одна только мысль об этом, вызывает тошноту и головную боль.
И Чимин сказал, что он слишком занят для такого занятия, как сон, поэтому он сказал, что переночует в студии. А старший только рад тому, что останется сегодня дома в полной тишине и одиночестве, потому что будет время подрочить подумать над всем вот этим.
И он сам удивляется, когда засыпает в девять часов вечера, хотя проснулся в три часа дня.
И просыпается отнюдь не от того, что выспался и даже не от будильника, а от навязчивого стука в дверь.
— Чимин что ли ключи забыл, — бурчит светловолосый и, сонно потерев глаза и зевнув, идет к двери.
Он натягивает толстовку пониже, потому что хоть Паку и не в первой, но вдруг там на лестнице стоит кто-то.
— Чимин-а, я думал, ты там серьезно спать в школе остаться решил, — усмехается Ким. Только вот вместо знакомого высоко голоса в ответ он слышит отнюдь не голос брата.
— Я все еще Чонгук.
Тэхен соображает тут же и, вскрикнув испуганное «блять», он с размаху закрывает дверь, но ее хлопку мешает нога младшего, стоящая между дверью и наличником.
— Не так быстро, мой дорогой игнорщик, — Чон отталкивает дверь и входит в квартиру. И теперь дверь закрывается. Только вместо защищенности один из хозяев квартиры чувствует полную беспомощность. И ко всему прочему, он был одного роста с Гуком, даже, может, плечи у него самого пошире будут, только вот сейчас макнэ казался супер-высоким и супер-страшным.
— Ты время видел? — недовольно шипит Тэ и делает шаг назад в сторону своей комнаты.
Кажется, что Чонгук настолько впопыхах собирался, что у него один шнурок на кедах развязан и футболка помята, и расстегнута ширинка. Ну, с кем не бывает, собственно?
— Видел. Хорошее время, чтобы наказывать игнорщиков, — язвит Гук и делает шаг к старшему, оглядывая его. — Будешь извиняться, м?
— Что? Ты совсем ебанутый? Я еще извиняться должен? А может это ты прямо сейчас встанешь передо мной на колени и извинишься за ту хуйню, которую творил вчера?
Чонгук тем временем снимает обувь и откидывает куда-то к порогу, делает широкий шаг к хену, а тот одновременно делает шаг назад и впечатывается спиной в стену.
— А может ты встанешь на колени прямо сейчас и отсосешь мне? Раз уж слухи пускаешь, то может действительно есть желание сделать мне минетик на ночь? — брюнет хватает хена за волосы на затылке и тянет вниз.
— Слушай сюда, придурок, — Тэхен хватается за ворот чужой футболки и подтягивает ее к себе, — Никакого минета и никаких извинений ты сегодня не получишь, понял? Так что напяливай свои башмаки и пиздуй нахуй из моей квартиры.
— Не сегодня? Ох, ну, а когда ты не занят? Может завтра? В восемь, как тебе? Ты же все равно на танцы не ходишь, не занят ничем, правда? И пока я не получу своей компенсации и извинений за игнор — никуда не уйду. Могу здесь жить даже остаться, как тебе идея?
— Ты мне противен, Чон Чонгук, — шипит старший и, оттолкнув его, направляется в свою комнату, — Ты не услышал? Вон пошел.
— Я не услышал своих извинений.
— Сволочь, ничего ты не получишь, проваливай и дрочи на своих аниме-тяночек у себя в комнате!
— А, так ты ревнуешь?
Гук смеется в ладонь, пока светловолосый пытается сохранить невозмутимое выражение лица.
— Заткнись и вали. Я непонятно говорю? На каком языке и с какой громкостью я должен сказать тебе, что ты убрался отсюда?
— С громкостью «прости меня, папочка». Не зли меня, Тэхен-хен, серьезно.
— Злить? Я? Тебя? Да ты знаешь, как я рассержен на тебя? Только одно твое присутствие рядом со мной делает меня пидором, а я хочу трахать девушек, ясно тебе? Так что забрал свой шмот и пошел вон!
Чонгук скрипит зубами и направляется к Киму, вставая напротив него. Он хватает его за челюсть и поворачивает к себе, заглядывая ему в глаза.
То место в угольных глазах Чонгука, которое, как думал Тэ, он потерял навечно, он только что нашел от злости за считанные секунды, и, кажется, смотрит так пронзительно, что если бы это был не Гук, а другой и более адекватный человек, то он бы даже испугался.
— Дыхни.
— Я не пьян, я не поддамся, как вчера, на заметку, — старший выдыхает и хмурится, но вновь видит то, что ранит его хуже любого разговора с сестрой или четвертой стойки — дьявольская улыбка макнэ.
— Я не алкоголь проверял, а лекарство. Ты говоришь, что я ублюдок, но не пьешь свои лекарства и продолжаешь упорно заводиться от каждого моего действия, а? Хен, ответь мне лишь на один вопрос: чего ты хочешь от меня?
— Чтобы ты ушел, — повторяет уже который раз в ответ старший.
— Нет, я не про это. Вчера ты убежал от меня, потому что я собирался поцеловать тебя или потому, что я этого не сделал? Что ты хочешь, чтобы я сделал? Ты хочешь, чтобы я извинился, но сам убежал от меня вчера по неизвестной причине.
— Ты говорил мне, что ты натурал, разве нет?
— Я сказал это и ты убежал? Ты обиделся на меня потому, что я, блять, натурал? Как работает твоя логика?
Тэхен стоит, опустив голову, и стыдится всего, что делал вчера, что делал сегодня — ему за все стыдно. На самом деле, он убежал из-за того, что возбудился, но убежал бы он, если бы этого не случилось?
Он сам не знает.
А алкоголь ли вчера заставлял его наклоняться навстречу Гуку?
Этого он тоже не знает.
— Садись на кровать, — шепчет он, убирая со своей щеки ладонь младшего.
— Чего?
— На кровать, я сказал. Живо.
Чонгук шокировано хлопает глазами и присаживается на край чужой не заправленной кровати, наблюдая за каждым действием хена.
— И что мне надо делать?
— Делать буду я.
Брюнет, откровенно говоря, правда находится немного в шокированном состоянии, когда Тэхен садится перед ним на колени и кладет свои руки на его бёдра. Страшно от того, что он не знает, что собирается делать или говорить старший.
— Прости меня, я больше не буду игнорировать тебя и не отвечать на твои звонки и сообщения, — смущенно бурчит Ким, не поднимая головы, — Папочка.
— М, уговорил, — Чонгук расслабляется и запускает пальцы в волосы хена, а тот только того и ждет, — Но, знаешь, я думал, что ты собрался делать мне минет.
— В другой жизни, — фыркает Тэ и переворачивается, укладывая голову между ног донсена, вздыхая, — А мои где извинения?
— А что я должен сказать? — удивленно, но тихо спрашивает макнэ и добавляет вторую руку, чуть оттягивая пряди волос на себя и распутывая пальцами их.
— «Прости меня, Тэхен-хен, я больше не буду нести всякую хуйню и делать что-то пиздецки неожиданное, когда ты пьян».
— А под «нести всякую хуйню» ты говоришь, чтобы я больше не говорил в твоем присутствии, что я натурал?
В ответ Ким лишь усмехается и поддается больше назад, но вместо рук Гука и его ноги он приземляется на подушку.
— Эй, что ты…
— Мне пора, хен. Я не могу долго засиживаться, мне завтра в зал идти, — вещает Гук и, подмигнув, ускользает в коридор.
— Ха, а вчера до трех просидел, — улыбается Тэ.
— Ну, такое.
Старший молча стоит и наблюдает за тем, как брюнет надевает кеды и стоит напротив двери из квартиры.
— Хен, — Чонгук поднимает глаза на светловолосого, — Ты правда меня ненавидишь?
— Да.
Чонгук за свои жалкие шестнадцать лет действительно делал много всякого дерьма, за которое ему потом долго, невероятно долго было стыдно, и он каждый раз себе после таких поступков говорил о том, что больше не повторит этой ошибки. И он уверен, что то, что он сейчас хочет сделать, является самой крупной ошибкой.
Чон одним шагом приближается к ничего не подозревающему Киму, чуть опускает голову и осторожно целует в губы.
И Тэхен не отталкивает, не кричит, он просто стоит в шоке с широко распахнутыми глазами, тяжело дышит и впивается в глаза младшего, пытаясь спросить у него что только что произошло.
И пусть это было одним из тех случаев, за которые Чонгуку будет стыдно всю оставшуюся жизнь, но единственное, в чем он точно уверен и то, что выделяет это случай среди других — Гуку не хочется сказать «я больше этого не повторю».
— Ненавидь меня еще больше, — кидает он и, поджав губы, хлопает дверью.