7. седьмой танец с элементами акробатики.
5 сентября 2018 г., 16:48
Примечания:
надеюсь, что не сильно задержала главу
— Поцелуешь меня?
Чонгук ухмыляется и отводит взгляд куда-то в сторону, а затем смотрит на хена исподлобья.
— Ты пил?
— Разве что глотал свои слезы, — с такой же улыбкой отвечает Тэ и склоняет голову на бок, укладывая щеку на чужую руку, — А что?
— Ты бы не просил поцеловать тебя, будь ты в здравом уме, — продолжает рассуждать Чон и толкает старшего в плечо, улыбаясь.
И эта улыбка опять бьет по самому больному, только вот от нее уже не тошно, а противно, щекотно так, в животе, и Тэхену хочется скрутится пополам и засмеятся во весь свой басистый голос. Просто так. Ни с чего.
Но он в ответ тоже улыбается и отталкивает от себя макнэ в грудь, направляется к скамье, укладывая на нее свою сумку с вещами и расстегивая ее.
— Не просил бы, конечно, — отвечает он со вздохом, — Это была проверка.
— Если бы я ее провалил, то тебя бы ждал самый охуительный пидорский поцелуй за всю твою пидорскую жизнь, хен, — а брюнет остается стоять у стены, оперевшись на нее спиной. Наблюдает за всеми действиями Кима, бегая глазами по его лицу, пытаясь выявить хоть одну его эмоцию из тысячи.
— Не сомневаюсь, только вот знаешь, ты ошибся кое в чем, — Тэ натягивает на себя футболку вместо предыдущей, но остается в тех же шортах. Он специально показно завязывает шнурки на новых кроссовках, которые ему подарил Чонгук, кстати, и медленными шагами идет к двери, будто забыв, что начинал говорить о чем-то, заставляя донсена прожигать в нем еще одну дыру взглядом черных глаз и удивляться тем, что он ошибся в чем-то, — Знаешь в чем?
— Пока что нет, — Гук наблюдает за ухмыляющимся хеном и кивает, будто разрешая продолжить ему свою реплику.
— Я натурал, — бросает Тэ и шмыгает за дверь, хлопая ею.
А Чонгук хлопает ладонью по поверхности одной из полок рядом с собой и направляется к рюкзаку с вещами, доставая оттуда пачку сигарет.
— Какая же ты сука, Ким Тэхен, — на выдохе шепчет он и вытаскивает зубами одну сигарету из пачки.
А сам Ким Тэхен…
Он с улыбкой вышагивает по залу и мысленно делает себе респект, «Бум, я тут до вторника!», потому что он встал на скользкую дорожку управления этим несчастным ребенком, который зря с ним связался.
Черт, какое же теперь у Кима хорошее настроение! Ему хочется одаривать всех объятиями, комплиментами и поцелуями. Всех, кроме Чона.
— Эй, ну чего ты так долго? — хнычет он, когда младший наконец выходит из раздевалки, поправляя футболку на себе.
А вот у золотого макнэ настроение пошло на спад, ибо он прямо сердцем на секунду почувствовал, что реально сдает позиции перед своим парнем. Хоть внешне он этого не показывал. Ему хочется сейчас как-нибудь сострить, чтобы хотя бы не оставаться униженным.
— Долго пытался понять смысл твоей шутки, малыш, — бросает он и идет к колонке, перебирая музыку в плейлисте.
— Какую шутку? — спрашивает хен в непонимании, удивленно хлопая глазами, — Не помню, чтобы я шутил.
— Ну, та сложная шутка про то, что ты натурал.
— М, ну, конечно, я так я знал, что что-нибудь такое будет, — Тэхен потирает переносицу и цокает языком, — Мы будем танцевать? Я хочу танцевать.
— Секунду, нетерпеливый мой малыш, — усмехается Чонгук, ухмыляется, но взгляда от дисплея не отводит.
— Давай не «малыш».
— Детка? Котенок? Сладкий?
— А, ладно, забудь.
На фоне играет какая-то танцевальная быстрая музыка с бешеным битом, и младший наконец-то облегченно выдыхает, делая звук чуть громче и шагая в сторону Кима.
— Так, ты готов?
— Готовее твоего домашнего задания на завтра, — на лице Тэ проскакивает мимолетная улыбка, но и та исчезает как только на талию светловолосого.
— Не порть мне настроение упоминанием этого дерьма сейчас, — Чонгук плывет рукой по руке старшего и переплетает с ним пальцы. Делает резкий шаг вперед, и Тэ, слава Богу, успевает сделать ответный шаг назад, — Ну, что? Как будем возбуждать тебя сегодня?
— Я могу и без этого хорошо танцевать, — начинает так невзначай Тэхен, но уже слышно, что он немного паникует.
— Ну, все веселье же обламываешь, хен, ты чего, — обиженно тянет Чон.
— Милый Чонгук, я не хочу дрочить потом у себя дома опять, я без лекарств еле держусь, чтобы не пойти по борделям.
— А я тебе чем не бордель?
— Я могу походить по тебе?
Чон на секунду заминается с ответом, в то время, как на его бедро укладывается чужая нога и обвивает торс.
— Так сойдет? — интересуется Тэхен без всякого смущения, стараясь как можно удобнее уложить ногу на теле напротив.
— Ты умеешь садится на шпагат? — младший задумывается и добавляет, — На поперечный.
— Уже разучился. Это нужно?
— Да так, есть одна мысль…
Чонгук обхватывает двумя руками талию светловолосого и, сцепив руки в замок у него за спиной, притягивает к себе ближе, почти вплотную. А Тэ в таком положении стоять не очень удобно, потому что вторая нога, являющаяся опорой, еле касалась пола.
— Я сейчас упаду, отпусти, — жалуется старший и пытается вырваться.
— Нет, погоди, закинь на меня вторую ногу, — просит брюнет и сильнее сжимает руки кольцом, будто подтверждая, что его партнер не упадет. Но разве являлся бы Ким Тэхен самим собой, если бы не нашел в этом повод поистерить и посомневаться?
— Нет, давай вот без этого. Ты меня не удержишь.
— Хен, ты мне доверяешь?
— Давай, еще посмотри на меня жалобно, чтобы я уж точно чувствовал себя бесчувственной мразью, если откажусь, — на всякий случай Тэхен все же обвивает руками чужую шею, если вдруг его действительно отпустят или не удержат, то он упал хотя бы не один.
И Чонгук смотрит.
Вот тот самый Чон Чонгук, которому шестнадцать, который садист и эгоист, а еще который никогда не прислушивается ни к чьему мнению, сейчас смотрит большими черными оленьими глазками, в которых свет из окна бликует, оставляя в темных глазах белые точки, блики.
Ким, как и обещал, чувствует себя мало того, что бесчувственной мразью, так еще и садистом. Ему легко отказать Чонгуку, потому что он ненавидит его, ненавидит его всего, но ему сложно отказать ребенку.
— Только, — он вздыхает страдальчески, пока макнэ не отводит от него этого умоляющего взгляда, предупреждает, — Если уронишь меня, то я уроню тебя с крыши школы, понял?
— Не уроню, — радостно восклицает Чонгук, и старший видит, как на клубничных губах вновь расцветает эта дьявольски-довольная улыбочка, словно у ребенка, который давно хотел игрушку и только что ее получил. А сам Тэхен, словно подарил ему эту игрушку и теперь тоже не может не улыбнуться, потому что этот ребенок слишком счастлив. У него есть собственная квартира, собственный водитель, куча золотых медалей и наград, его хотят все девушки, а может и парни, вовлеченные и фанатеющие по бальным танцам, конкретно — по Чонгуку, а он радуется тому, что его хен дал ему подержать себя на ручках.
Как его после этого называть взрослым?
— Держись крепче, — будто напоминает брюнет и ждет, пока Тэ наконец-то решится оторвать вторую ногу от пола.
— Естественно, — отвечает тот и одним движением закидывает вторую ногу на бедро, крепко сжимая в руках его шею, — Я очень тяжелый?
Чон укладывает руки поудобнее, на пояснице светловолосого и кивает головой из стороны в сторону, как бы обдумывая, тяжело ли ему или не очень.
— Тебе не мешало бы немного похудеть, но вообще нормально, — отвечает он через минуту-другую размышлений, — Как у тебя дела с прессом?
— Мы с ним расстались в 2015 году, так что его сейчас со мной нет, — только сейчас Тэ замечает, что находится в нескольких сантиметрах от лица Гука и резко, в одну секунду, краснеет. Он бы мог напомнить Чону, что он красиво выглядит или что-то такое, но вместо этого, — От тебя несет табаком. Ты курил в раздевалке?
— Ага, — темноволосый усмехается и выдыхает через рот прямо в лицо хена, на что тот морщится, — Может, походишь в зал?
— Я бы походил, но там же ты, — усмехается Ким и начинает чуть мелко дрожать от того, что спина затекла, мышцы слишком напряжены и вообще очень-очень-очень сложно, — Может уже отпустишь меня?
— Наклоняйся назад, — говорит Чонгук, но мы-то знаем, что это вовсе и не просьба была, а приказ.
— Нет, вот это я уже не смогу. Мы же минуту назад говорили о том, что у меня пресса нет, — дуется Тэ.
— Тогда я сейчас отпущу.
— Тогда я сейчас слезу.
— Тогда наклоняйся.
Абсолютно бессмысленный диалог, который приводит к тому, что Тэхен все равно наклоняется, предварительно закатив глаза. Он надеялся, что через показное закатывание глаз выразить все свое недовольство и раздраженность, только вот больше раздражен теперь не он, а Чонгук.
— Крепче меня держи.
Старший сначала откидывает голову назад, а затем медленно начинает выгибаться в спине, откидываясь назад. Спину ломит ужасно и поэтому он стискивает зубы, сжимая в пальцах чужую шею, за которую держится.
— Чонгук, я больше не могу, — жалобно стонет он и хнычет в конце, так, чтобы на всякий случай.
Ким сейчас находился в не очень удачном положении, в таком, что его пресс и он сам еле выдерживали, чтобы не сломаться пополам. Голова Тэ находилась в полуметре от пола, и у него не хватало сил и воли подняться обратно.
— Чонгу-ук, ну, помоги, пожалуйста, — еще жалобнее просит он, пытаясь самостоятельно подняться.
Младший одним движением прижимает хена грудью к своей груди и смотрит на него округленными от удивления глазами, хоть они и так у него не маленькими, а сейчас похожи на две монеты.
— Вау, — выдает он на выдохе, промаргиваясь, — Это было круто, ты молодец.
— Чонгук…
— Мне понравилось.
— По-моему…
— Для первого раза очень круто.
— У тебя…
— Ты выглядел очень красиво.
— …стоит.
— Да.
Неловкая минута молчания, в которой парни на секунду меняются положениями, и теперь Тэхен улыбается, а Чон в ступоре стоит. Только вот старший улыбается не от ехидства или злорадства, а от того, что ему просто смешно, потому что…
— Хотел возбудить меня, а возбудился сам, — усмехается он и замолкает, закусывая нижнюю губу, — А я… Мне слезть?
— А ты хочешь?
— Я хочу танцевать.
— Тогда слезай.
К сожалению или к счастью, но Ким Тэхен не может сдержать улыбки и, встав на две ноги, просто сдавленно смеется в свою ладонь.
— Что смешного? — недовольствует Чонгук, хмурясь.
— Ебать у тебя фетиши, конечно, друг мой, — выдавливает из себя Тэ и возвращает руку в привычное положение, но не в силах завершить начатое, хватается за руку младшего где-то на запястье.
— Каждому свое, — макнэ пожимает плечами и тоже улыбается, — У тебя есть фетиши?
— Каждому свое, — повторяет за ним Тэ и вздыхает, — Знаешь… Я недавно смотрел по телевизору бальные танцы и вот все думал, что не так, когда я танцую. Ты не знаешь?
— Знаю. И я намеренно не говорил тебе об этом. Нужно крутить бедрами, но это делает только женщина в паре, так что… Если не хочешь, то не делай, это не обязательно.
— Научи меня.
Чонгук замирает и смотрит в глаза хену, будто спрашивая разрешения, но на деле ему ни одобрений, ни разрешений не нужно. Он кладет руки на чужие бедра и вздыхает.
— Смотри, опирайся на одно бедро, потом веди вниз и левой ногой, а потом на бедро опираешься в конце. Полукруг, в общем.
— Ебать ты мастер объяснять, — фыркает Тэхен и пытается повторить то, что ему указал макнэ. Он осторожно ведет торсом и затем чувствует, как ладони младшего с бедер переплывают на ягодицы, — Эй, ты что творишь?
— Так должны руки лежать, — Чонгук вздыхает, — Ты разве не видел, когда мы танцевали с Тэли?
— Нет, я… Это неудобно, — бурчит хен, но на самом-то деле хотелось сказать не это, а что-то вроде: «убери свои блядские руки с моей задницы, гребаный ты пидорас, не для тебя мама с мачехой ягодку растили, чтобы какой-то малолеткой она на бальных танцах трогалась», он лишь чуть краснеет и пытается пристроить руки куда-нибудь, елозит ими то по чужим плечам, то по рукам, то по шее, пытаясь найти им место.
— Чонгук, — начинает тихо Ким и вешается подбородком на чужое плечо, — А это правда, что ты любишь блондинок?
— Да, правда, — Чон на секунду улыбается и задумывается, — А почему спрашиваешь?
— Хочу покраситься, вот и думаю, в какой бы цвет.
— Не порть свои волосы, хен, они мне и такими нравятся, — просит как-то немного жалобно брюнет, — Тебе и серый идет.
— Не вечно же с ним ходить, — фыркает в ответ страрший, а затем его так плотно прижимают грудью к чужой груди, давя то ли на спину, то ли на поясницу, что кажется, будто весь воздух из легких разом испарился.
— Мы хотели танцевать?
— А ты мог бы… Убрать свои руки… Со моей задницы? А то тренер, который стоит за твой спиной и пялится прямо на нас, не очень доволен, — Киму хочется улыбнуться, потому что ситуация была бы довольно-таки смешной, если бы он не был тем, кого сейчам лапают за чуть ли не самое сокровенное.
— Эй, ты сам попросил, — Гук пожимает плечами и делает шаг вперед, на что опять же Тэхен, слава Богу, успевает среагировать.
— Я не уверен, что это хорошая идея, — мямлит старший в ответ и сильнее сжимает руки на чужих запястьях.
— Хен, ты слишком много болтаешь, — теперь раздражен Чонгук, который недовольно цокает языком, — Однако твоя нога все еще не на моем бедре. Меньше слов, больше дела, ну же. И руки нормально положи, иначе если я тебя сейчас резко наклоню, ты упадешь.
— Куда? На шею? Критикуешь — предлагай, сука, — ворчит светловолосый, и младший радуется, что к нему вернулся тот самый невозмутимый Ким Тэхен.
— Ты забыл? Одну с моей рукой, другую — на плечо.
Тэхен пытается снять с себя обе руки макнэ, но поддается только левая, которая тут же хватает его за запястье.
— Давай, работай попкой, — усмехаясь, произносит Чон, на что старший, кажется, даже не обращает никакого внимания.
— Тебе нормально? — он в ответ кивает куда-то вниз, и донсену остается только пожать плечами.
— Я же не ты, я не истерю из-за того, что у меня стояк, переживу.
— Но ты же… Подросток.
— Это не обязывает быть меня сатириазисом, — улыбается «подросток». Он прижимает к себе старшего и убирает руку с его ягодицы, но, кажется, от этого только хуже.
Рука младшего плавно плывет по ткани чужих шорт и, наверняка только кому-нибудь на небесах известно, что творится в пубертатной голове Чон Чонгука, и уж никто не знает наверняка то, специально или намеренно горячие пальцы аккуратно заползают под шорты, уже сминая и трогая не черную ткань, а смуглую кожу.
И даже не скорее всего, а обязательно темноволосый почувствовал, как та же самая ткань шорт хена, мирно покоившаяся на его паху несколько минут назад, оттопыривается под влиянием возбуждения.
— Так нравится?
— А… Я… — Тэхен натягивает футболку вниз и быстрыми шагами отрывается, отпрыгивает от донсена, буквально несясь к выходу.
— Куда ты?
— Я сейчас вернусь!
Светловолосый заворачивает за угол и вбегает в душевую, прикрывая дверь. Он мысленно благословит всех на небесах за то, что все кабинки пустые. Хотя кабинками это не назовешь, скорее просто несколько душей и бетонные стенки-разделители, по одной из которых Тэхен сползает вниз спиной.
Он утыкается лбом в колени и вздрагивает: дрочить в общей душевой не очень хорошая идея, но сейчас главное — быстро, а поэтому ни о стерильности, ни о том, что это — общая душевая заморачиваться не приходится.
«Вот зачем он это сделал, нормально же танцевали» ругается у себя в голове, стягивая с себя шорты и запоминая, что стоит хотя бы в тайне от Чонгука принимать лекарства от сатириазиса.
— Ах, черт… — скулит Ким, сгибаясь пополам от уже начавшего болеть возбуждения, будто бы его игнорируют уже не один час.
Он лениво водит рукой, откидывая голову и ударяясь затылком о кафель. Жмурит глаза, чтобы поставить что-нибудь, чтобы это мучение закончилось побыстрее.
Нет.
Нет.
Только не Чонгука.
Только не его.
Что, опять?
Блядство.
— Чонгук-а… — тянет высоко, а главное — громко, Тэ и ноги сводит до предела.
А где-то около входа поскрипывает дверь и раздается знакомое:
— Да?