***
— Детка, ты выпил уже половину бутылки, — замечает Чонгук и, уложив лицо на ладони, смотрит на старшего, — Что-то случилось? Тэ хмыкает, откусывает кусочек от шоколадной плитки и смотрит на Чона, чуть прикрывая глаза. — Мой брат употребил твоё имя, как оскорбление, — жалуется он. — Я хочу поговорить о тебе, а не о Чимине, хён, — шепчет Гук, и когда блондин тянется за стоящей рядом бутылкой ликёра, то он берёт его за запястье, останавливая. — Ничего не случилось, — бурчит Ким, — Просто я ужасный человек. — Из нас двоих ужасный человек здесь я, не льсти себе. — А ты почему не пьешь, Чонгукки? — А мне нужно? — Не знаю… А хочешь? — Не знаю, может хочу, — макнэ мычит задумчиво, — Одну стопку, ты умеешь уговаривать. Тэхён расплывается в довольной улыбке и наливает алкоголь в одну из стопок, пододвигая к Чонгуку. — Не поперхнись, — говорит он, наблюдая за тем, как младший залпом выпивает ликёр. — Фу, я и забыл уже, как это сладко, — брюнет морщится, — Как ты это еще и шоколадом заедаешь? — Я сладкоежка, — вздыхает Ким и встает из-за стола: ему срочно нужно в душ. Ну, как срочно? Просто сбежать куда-нибудь и закрыться от задушевных разговоров с Чонгуком. — Ты мне кое-что обещал, — напоминает младший и, схватив хёна за запястье, тянет его к себе, сажая на свои колени и даже не замечая его хныканья. Чону иногда казалось, что когда Ким выпивает, то ведет себя, словно ребёнок, который по возрасту младше ребёнка внутри самого макнэ. — Что я тебе обещал? — хнычет Тэ и, уложив руки за чужие запястья, пытается вырваться. Но, поняв, что это — бесполезная трата времени, затылком на чужое плечо. — Ты обещал мне себя, — шепчет брюнет и обвивает руками талию старшего, прижимая его к себе плотнее, — Забыл? — И не очень хочется вспоминать, — фыркает Тэхён, отрицая свое недавнее обещание, но зато подаётся назад, принимая с удовольствием все поцелуи. — А мне кажется, что хочется. — И что ты собираешься делать? — Не я, а ты, — ухмыляется Чон и спускается Кима со своих бедер, ставя на ноги, — Как насчёт устроить мне сегодня праздник? — Какой празд… У Тэ глаза округляются от удивления, а младшему остается только возрадоваться такой реакции хёна и погладить его по голове, как награду. Он запускает пальцы в светлые волосы и зачесывает длинные пряди назад, проведя по ним несколько раз. — Я протестую! — пьяно заявляет блондин, — Ты споил меня, я так не играю! — Ты сам попросил меня купить тебе ликёр, — выдает в ответ Чон, делая глоток вышеупомянутого алкоголя. — Это точно был ликёр, а не чистый спирт с сахаром? — спрашивает Тэ и укладывает щёку на бедро Гука. — Самый дорогой ликёр для тебя, хён, — улыбается Чон, — Половина состояния, как тебе? — Папочкина дочурка, — фыркает в ответ пьяно Ким. — Только твоя. И похуй, что Чонгук — дочурка, пусть будет, он не против, и, да, обязательно папочкина, обязательно дочурка Тэхёна. Когда они успели поменяться ролями? Да прямо здесь и прямо сейчас, чего таить. — Ну так что? Будешь устраивать своей дочурке праздник? — Все для моей девочки. «Что за тупые недо-ролевые?» — то ли упрекнул, то ли поинтересовался бы Чимин, если бы увидел все это, но, слава Богу, в квартире только двое. Но, кажется, блондина уже и руки собственные не слушаются — им не поддается ремень чужих джинс и их ширинка, язык не слушается — говорить приходится совсем не то, что хотелось, и вообще, сам Тэхён себя не слушается — убежать бы сейчас куда-нибудь подальше от всего этого, к своей бывшей, сжаться калачиком у нее на груди и нажаловаться на всё вот это. А ещё лучше к бывшей-бывшей — она не пожалеет, но утешит в кровати. — Будет тебе праздник, нетерпеливый, — недовольно себе бубнит под нос он, возясь с чужими джинсами. И вздыхает: где это вообще видано, чтобы Тэ так нагло принуждали? Так нагло, что ему аж самому не терпится; так нагло, что хочется не ртом чужие размеры померить, а желательно задницей, и так нагло, что это все хочется сделать Тэхёну, который натурал. — Не очень хороший из тебя натурал, — шикает Чонгук и откидывает голову. Рука младшего все ещё на светлых волосах хёна и он мало того, что не хочет, так ещё и не смеет её убирать. — Зад подними, — уже раздражённо бросает светловолосый, чуть отстраняясь. И когда наконец последняя преграда — нижнее белье — устранена, то Ким уже недоволен другим — рукой, держащей его за волосы. — Проглотишь все до капли, — даже не просит, не приказывает, скорее предупреждает Чонгук, ставит перед неоспоримым фактом, и это тоже нагло. До жути нагло. — А у меня выбор как будто есть, — старший морщится и двигается ближе, но не действует — ждет ответа. — Есть, — Чон прикрывает глаза довольно, — Могу на личико тебе кончить, тоже будет прекрасная картина, — и расплывается в такой же довольной улыбке — уже, видимо, представил себе эту картину. — Тогда сообщу тебе, дорогой, что в обоих случаях меня вывернет, — язвительно отвечает Тэ. — Дорогой, ты, по моему, дерзкий слишком, — Гук хмурится, — Мне не лень будет сейчас достать ремень и выпороть тебя прямо на этом столе за дерзость. — А кто сказал, что я дамся? — А кто сказал, что я спрошу? Вроде бы, думает Ким, они оба парни, но вообще он не знает, как сделать приятно Чонгуку. «Каждый дрочит, как хочет» гласит великая поговорка, но вот сколько раз бы Тэхён не был опытным, минет он наблюдал только с позиции того, кому делают. И не понимал, почему девушкам не нравится, когда их за волосы держат, Тэхёну, например, приятно. Он осторожно оглаживает руками чужое возбуждение и ответной реакцией получает хрип сверху. Блондин на пробу проводит языком и раскрывает рот, вбирая в рот только головку, поддается чуть вперёд и надеется не задеть чужую чувствительную кожу, потому что если заденет, то сколько не будет извиняться и сколько не будет говорить о чем-то вроде «Я не специально» — ему не поверят, а быть выпоротым тяжелым кожаным ремнем с не менее тяжелой металлической пряжкой не очень хочется. И знали бы вы только, сколько усилий понадобилось Чонгуку, чтобы прямо сейчас не насадить прямо до конца Тэхёна, чтобы из его глаз посыпались слёзы, а сам он, Чон, задохнулся одним из немых стонов удовольствия, проклиная и одновременно боготворя старшего. — Тэхён, — стонет, почти шипит младший и сыплет звёздами из глаз, когда Ким с горем и рвотными позывами пополам заглатывает во всю длину. Он хрипит, пытается вести себя как можно осторожнее, но выходит не очень, а поэтому остаётся только в надежду скручивать светлые волосы в пальцах. — Не то чтобы противно, — Ким выпускает член изо рта и пока смотрит, как тянется ниточка слюны, продолжает и поднимает взгляд на макнэ, — Но я чуть не задохнулся. — А я чуть не умер, — заявляет Чон, тяжело вздыхает, — И я умру, если ты опять так сделаешь. «Ох, так ему понравилось» подмечает у себя в голове Тэ и решает, что лучше бы этому мальчишке умереть, чтобы хотя бы заткнуться. Старший упирается одной рукой в пол, а другой помогает себе взять чужой орган в рот, проводя горячими пальцами по основанию. Он заглатывает на всю длину и, честно, рвотные позывы не то, что волнует Кима, волнует его реакция Чонгука — он нашёл его слабое место. «Украл у меня первый поцелуй, так что же мне запрещает украсть у него первый минет?» думает Тэ и, поразмыслив, понимает, что ничего. Он начинает осторожно двигать головой, отрывается каждые полминуты и делает то, что не может предугадать Чон: отодвигает крайнюю плоть языком, проводит ладонью вдоль всего ствола, обводит головку губами и слизывает солоноватую естественную смазку, которая, что странно, вовсе и не было настолько ужасной, как предполагал блондин. — Черт, малыш, возьми глубже. А у младшего нервы сдают, и терпение кончается уже на второй минуте: он подаётся бёдрами вперёд, так и не отпуская хёна. Он крепко держится за пряди, насаживая Кима на член, потому что он в напряге сидит с самого начала. — Ну и где же все твои супер-колкие фразочки, а? — фыркает Тэ, готовясь уже к трехэтажному мату сверху. — Замолчи и займись делом, — недовольно шипит Чон, — Когда я тебя с тренировки не отпускал, ты ныл, а я думаешь не человек? Светловолосый лениво водит ладонью по члену, внимательно наблюдая за эмоциями на лице донсена. — Попроси меня, — шепчет Тэ, — Давай же, Гук-и. — Блять, хён, да дай же ты мне кончить, — хнычет Гук и выгибается в пояснице — этим он девчонкам не уступает, гибкость на высоте. — Челлендж «Почувствуй себя мной», — бурчит Тэхён, закатывая глаза и усмехаясь: понимает ведь, что просто так не отделается, но сейчас поиграть хочется, — Ну же. — Хё-о-он, — высоко стонет брюнет жмуря глаза, — Пожалуйста… — Что «пожалуйста»? — Дай мне кончить… — Какой же ты жалкий, — улыбаясь, произносит Тэ, облизывает головку и обхватывает ее губами. — Сука, — вскрикивает Чон, притягивая к себе старшего. Сгибается почти пополам и стонет на фальцете, почти скулит. Тэ пытается поймать ртом струю семени, но то ли траекторию неправильно рассчитал, то ли просто судьба тешит своё благородие, а поэтому в итоге вся сперма оказывается у него на лице. — Бля-ять, — пьяно тянет Ким, снимая пальцами белёсую жидкость со своей кожи, — Дай мне салфетки. Чон откинул голову на спинку стула, пытаясь отдышаться, но не упускает шанса ещё больше унизить своего хёна и ухмыляется. — Лучше оближи, — бросает он и опускает голову. — Проснулась птичка певчая, — Тэ цокает и подносит палец к губам, проводя по нему языком. — Помочь? — младший застёгивает ширинку на джинсах и, подхватив ничего не подозревающего блондина, усаживает его на свои колени, — Я ведь могу. — Знаю, что можешь, — шепчет Тэ, — Строишь из себя альфача, а я уверен, что при первой же возможности ляжешь под меня безо всяких упрёков. — Знаешь что? Кто так обзывается, тот сам так называется, поэтому сам ты жалкий, — Чон тоже переходит на шёпот. — Как по-взрослому, — фыркает старший, — Как тогда, когда ты подписал меня. — Это было миленько, я считаю.***
— Новая татушка? — спрашивает Чимин, смотря на руку всё ещё сонного брата. Пак просто пялился на надпись на руке старшего всё утро, а сейчас они уже идут по танцевальной школе, и не то чтобы он не рад, что девочки на них оборачиваются, просто они оборачивается не на него, а на Тэхёна. — Чё, бля? — сонно бурчит Ким и смотрит на свои руки: правая украшена чудной надписью чёрным спиртовым маркером. «~Сучка Чон Чонгука и обладатель самой лучшей задницы в Сеуле~» — Вот сучёныш! Блондин несется в ближайший мужской туалет, закрывает за собой дверь и скатывается спиной по кафельной стене. Он со стыдом, но и с любопытством разглядывает надпись на своей руке — понятия не имеет, когда Чонгук успел это написать, да ещё и так аккуратно, но в любом случае понятно, что это написал он и никто другой. Ким встает и, подойдя к раковине включает большой напор воды и принимается смывать «татуировку» с кожи. Он судорожно трёт руку, а с каждой секундой щёки краснеют сильнее и стыдно всё больше. Если бы Тэхён был чуть по эмоциональнее, то расплакался бы прямо здесь и сейчас, ведь на глазах уже виднеются слёзы, но он держится — мужик всё-таки. Должно быть, он уже мог или даже должен был привыкнуть к таким выходкам Чонгука, но… Не привык. Чёрт, его же видело полшколы с этой дурацкой надписью! Как же ему теперь выкручиваться? О, это он спросит у этого негодного мальчишки сию же минуту.***
— Хорошие были времена, — ухмыляется Гук, — Будем обсуждать твой чудный минетик? — Я откажусь, пожалуй. — Но с коленей я тебя не спущу. — А я и не собирался слезать, — Тэ наконец-то улыбается. Чонгук до сих пор помнит ту прекрасную ночёвку, когда его хён остался у него дома. Пусть батареи и были отключены, но спать той ночью было действительно тепло. — Хён, — окликает его младший, — Может останешься у меня? Тэхён согласится, но только потому, что не хочет ещё больше ссориться с Чимином, а он точно дома — куда же он с таким ебаным настроением пойдет? — На ночь? — переспрашивает Тэ и смотрит в окно, за которым уже всё давно потемнело, — Ты уже хочешь спать? — как-то разочарованно спрашивает Ким и вздыхает. — Я не хочу, ты хочешь. Я вижу, что у тебя глаза слипаются. — Нет, я просто пьян. — И что мне делать? — Тоже напиться. Идея-то неплохая, просто, задумавшись, можно вспомнить, что завтра тренировку за «просто так» никто не отменит, а поэтому с алкоголем нужно быть поосторожнее. — И что тебе это даст? — приподнимая бровь, спрашивает Чон. — Да расслабься, можешь не пить, — Тэ слезает с чужих коленей и треплет макнэ по голове, — Детский алкоголизм — это плохо. — Я всё ещё в состоянии дотянуться до ремня. — Уже убегаю. Ким забегает в ванную и, закрыв дверь, скатывается по ней спиной. Честно? Горло всё ещё немного саднит, и Тэ ищет глазами какой-нибудь заживляющий крем, но, не найдя его, грустно вздыхает и смеется. Почему-то именно сейчас смущение решило опуститься томатным румянцем на щеки блондина который как-то глупо улыбается. Он обвивает руками свой живот, в котором противные бабочки крылышками щекотят внутренности, заставляя своего хозяина сжиматься и улыбаться невольно от странных, но знакомых ощущений. Да, Ким Тэхён прячет свою влюблённость, своих бабочек и своё «люблю», прячет в себе, как сейчас, а сам запирается где-нибудь и ждёт, пока это пройдёт. Ждёт, пока это пройдёт, понимая, что со временем это будет всё сложнее сдерживать. — Малыш? — раздается голос за дверью, и, поверьте, Тэ уже успел проклясть себя за то, что отзывается на это тупое прозвище. — Да? — Ты раздет? — Да, — врёт он, потому что понимает, что Чонгук хочет зайти, а хочется не сильно, чтобы он подкалывал старшего ещё год, что он стесняшка. В момент блондин падает затылком в ноги Чона, но вскакивает тут же, отряхиваясь. — Раздет, — усмехается макнэ и закатывает глаза, — У меня запасной ключ, чтоб ты знал. — Чего хотел-то? — бурчит недовольно хён и отворачивается, желая скрыть румянец. — Поблагодарить, — младший подаётся вперёд и целует Тэхёна, прикрывая глаза. На его губах до сих пор солоноватый привкус спермы, а дыхание чисто алкоголь, и Чонгука это совсем не смущает, наоборот, заставляет задержаться подольше на своих губах. — Спасибо. — Твой член был в моём рту, — напоминает Ким и кривится, — Всё, вали, я хочу в душ. — А с тобой можно? — Со мной нельзя, границы знай, невежда малолетний, — ругается Тэ, — Убери руки, я сейчас дверь закрывать буду, и ты останешься без пальцев. Гук улыбается, потому что знает, что с его малышом все в порядке, и можно не беспокоиться.***
— Чон, ты спишь? На часах стрелки перевалили за два, и, да, вполне глупо спрашивать такое у человека, который за день невероятно вымотался, но разве Тэхёна это волнует? Он проснулся от того, что в комнате стало чересчур холодно, а поэтому сейчас пытается добудиться до младшего, чтобы спросить, почему так холодно. Но вскоре догадывается сам. За окном идёт мелкий снег: покрывает почти прозрачным слоем подоконник, а вот улицы уже полностью покрыты белым одеялом, как и дороги, и крыши домов. Ким почти визжит от радости — он обожает первый снег. Да, в августе, да, некрупный, но, опять же, кого волнует? Он бросает ещё один взгляд на Гука и, встав на кровати на колени и повернувшись к окну, открывает его. Холодный ветер задувает под чонгукову рубашку, которую Тэ взял у него из рук, не подумав, щекотит ребра и живот, и блондину приходится поёжиться. Тэхён смотрит в чёрное небо и отмечает для себя, что на свете есть кое-что почернее похотливых глаз Чонгука. Он проводит рукой по подоконнику, собирая немного снега, который тут же тает в тёплых руках, ручьем стекая по смуглым тэхёновым запястьям, а там — за кровать. А вот собирая мокрый снег уже второй раз руки Кима стынут, и белая горка оседает ещё несколько минут. С довольным лицом Тэ закрывает окно и укладывается обратно в кровать, сразу же запуская руки под подушку. Но, честно, из-за холода ни рук, ни подушки он не чувствует, чувствует только что-то тёплое. Он смотрит на онемевшие кончики пальцев с любопытством и аккуратно двигает ими, стараясь отогреть как можно быстрее. А когда становится чуть теплее, то старший укрывается одеялом и осторожно смахивает с тёмных волос Чонгука снежинки, претендующие на завоевание сухих прядей, которые, вообще-то, принадлежат только Киму. — Хён? — Спи, — шепчет он Чон, но тот не слушается и, вынырнув из-под одеяла, берёт чужие руки в свои. — Ледяные, — бурчит младший, — Курил? Тэхён отрицательно мотает головой и кивает в сторону окна. — Там снег. Гук прижимает ладони старшего к своим щекам и хмурится, оглядывая его довольную улыбку. — И ты проснулся от того, что снег пошёл? — удивляется макнэ и оставляет короткие поцелуи на кончиках пальцев хёна, помогая ему согреть руки. — Нет, я замёрз. Чонгук расставляет руки, а Ким не понимает, чего от него хотят. — Иди ко мне, согреешься. — Я ворочаюсь. — Потерплю. — И храплю. — Неправда. Тэ робко обнимает темноволосого, укладывая свои руки ему на спину. Да, так правда теплее, но в разы лучше, когда тебя обнимают в ответ. Чонгук, максимально близко притянув к себе хёна, окольцовывает его талию и прижимает к себе, выдыхает куда-то в макушку и в лоб целует. Одну руку позволяет себе запустить в волосы Тэ, чуть поглаживая между прядями, пока вторая мирно покоится на его талии. Да, Тэхёну нравится засыпать, обнимая кого-то, но ещё лучше засыпать, когда тебя обнимают в ответ. И теперь он не заснёт без чужих объятий. Без объятий Чонгука.