***
Улёгшись в щели между трухлявым пнём и корнями упавшего дерева, Яков безуспешно пытался перевести дух. «Рощица» оказалась побольше и погуще, чем клялся Маик, да настолько, что преследователи вскоре после начала погони плюнули и на шустрого унгора, и на прикарманенное им снаряжение. Только вот Яков об этом не знал. Страх быть пойманным загнал его в такую глушь, из которой даже опытный лесник выбирался бы только по компасу. В крайнем случае, наугад. Никаких тебе звёзд, ведь небо наглухо замуровано густой хвоей. Никакого «где мох, там север», ведь мох здесь просто повсюду! Да, и к нему ещё целый ворох незнакомой растительности: колючей, вьющейся, местами скрюченной в крайне зловещие фигуры. Яков никогда не слыл фанатом скоростных забегов, и в особености если они подразумевали скачку по местам, где сам чёрт ломал обе ноги, лицо и пару-тройку рёбер. К счастью для юноши, костями расплачиваться не пришлось; лес взял дань только изорванной шапкой, болтающейся теперь на каком-то суку, неглубокими шрамами да лёгкими гематомами. Грех было жаловаться! Как раз таки и место подходящее подвернулось для того, чтобы восполнить силы и зализать недавние и совсем ещё свежие раны. И вроде всё не так ужасно…но! Оптимистическими настроениями Яков как-то не проникся. Сколько он не заставлял себя верить в лучший расклад дел, слишком уж многое травило этот напускной позитив «Всё чертовски плохо…» — думал Яков, нервно сглатывая солоноватую слюну. Он неосознанно вертел в ладони трофейный нож и всё поглядывал на вспоротую в нескольких местах куртку. «Получил от демона… Чуть не подох под копытами… Насадился на каждую ветку в этом сраном лесу!..» Яков тупо уставился на нож, только сейчас обратив на него внимание. «И во имя всего святого, что я сделал?!..Я…разбойник!..» Яков схватился свободной рукой за один из рогов. «Как последний подонок обокрал человека! В наглую, всего ободрал!..» Юноша тяжело перевалился на бок; из его груди невольно вырвался тихий стон отчаяния. Лес давил на Якова, отчего всё теснее чувствовал себя новоиспечённый унгор в этой тёмной глуши. Он продолжал корить себя за все грехи — действительные, надуманные: за неосмотрительность и трусость, за невнимательность и подлость, но они не шли ни в какое сравнение с чернотой, обступающей юношу. Как сильно она тяготила Якова! Ему было неуютно, и мысли, обидные, мерзкие, играли тут далеко не первую роль. «Не можешь убежать — прячься!» А иначе Яков и не мог, не позволяли раны. Юноша глубже зарылся в прелую труху, что устилала землю под ним, и натянул стёганку до самых ушей, поджав под себя копыта. Для верности он даже закрыл глаза, твёрдо уверенный, что хоть и не сможет извести вредные мысли, от зловещего леса отгородится. «В детстве работало…» Это была последняя мысль Якова. На подгнившей постели сила покинула его тело и он обмяк словно мешок той прелой трухи.***
Едкая вонь, выжимающая из глаз слёзы, а из головы рассудок, говоря прямо — последнее, что хочет чувствовать человек при пробуждении. Не так, ой не так Яков желал бы опробовать новый нюх! Запах, что подкрался к юноше в момент отключки был просто отвратителен. На миг парню даже почудились смердящие нурглиты, обступившие его со всех сторон, и как он радовался когда узнал, что по-прежнему один. Впрочем, недолго. Вонь решительно не хотела отступать; казалось, она шла откуда-то из ещё более густой и тёмной части леса, и одновременно висела прямо под носом Якова. — Ух! Что это? Борясь с тошнотой, Яков неотрывно от своего ложе попытался найти источник запашка. Сомнений не было. Из-за деревьев, чёрным частоколом стоявших на пути в глубины леса, доносилась отчётливая ни с чем не сравнимая вонь. «Я так долго не протяну!..» — думал Яков, зажимая нос, — «Походу, это недалеко… Вот же…! Да что за запах?!..» Несколько времени юноша гадал о том, следует или же не следует искать источник вони. Странно, но вскоре он почувствовал в голове расслабляющую пульсацию, и запах вдруг перестал быть таким однозначно мерзким. Решение пришло само-собой: «Пока что это единственный ориентир. Пойду…лучше не по прямой…нужно немного обойти…» Яков тяжело встал сначала на четвереньки, потом — на колени, затем ноги сами подняли его тело над землёй. Отдохнуть то юноша отдохнул, да самоизлечению ран научен не был. Они до сих пор кровоточили, не сильно, но массово, так что резких движений Яков старался не делать. От дерева к дереву, неуклюжими пошаркиваниями и ходьбой в полуприсяде Яков кое-как преодолел тридцать метров. Шёл в обход, согласно плану. Спустя ещё метров шестьдесят он неожиданно понял, что запах перестал вызывать тошноту, к тому же, стали различимыми некоторые его компоненты: горелое мясо, какие-то горькие травы и, возможно, грибы. «Демонюга либо даровал мне чутьё повара, либо это… Ну да, логично. Зверолюды — звериный нюх…» — Яков постыдился бы своей проницательности, если бы, конечно, было кому её демонстрировать. Далее запах становился ещё отчётливее, пропорционально тому, как путь юноши всё больше походил на непроходимые джунгли. Деревья теснили друг друга со странным рвением, давая совсем мало простора для движения; их ветви шевелились словно ведьмины пальцы, корни, корчась и извиваясь, плотной сетью стелились по земле. К ночи ли, а может ко дню Яков устроил свою прогулку — неважно! В этой части леса царил мрак похлеще, чем в самую чёрную грозу. Единственное, что давало хоть какой-то свет — мерцающие пурпуром вены, дрожавшие под корой деревьев. Яков уже догадывался с чем имеет дело. Сражаясь с ужасом и своим буйным воображением, он осторожничал по мере сил, и когда перед ним объявилась очередная древесно-лиственная преграда, из-за которой странный запах так и рвался в лес, юноша долго не мог заставить себя идти дальше. Дело было даже не в вони. Изрядной жути, и оттого нерешительности, вовсю нагоняли неестественные звуки — смесь грубой речи, блеяния и рёва, слышная буквально отовсюду. Закрой Яков глаза, он бы подумал, что попал в самый центр шумного праздника какого-нибудь первобытного племени. Только ничего там закрывать юноша не собирался, предпочтя видеть и бояться; так хоть был шанс, что он успеет среагировать на подлянку Хаоса или на что-то более материальное. Никакой живности Яков к удивлению для себя не встретил, но это никак не исключало возможность, что во-оон из-за того дерева не выпрыгнет неведомая стремнота и не откусит унгору копыта. Уж больно подозрительные шумы окружали юношу. Со всех сторон за Яковом наблюдали непонятно откуда взявшиеся огни, появление которых он либо профукал, либо поздно обратил на них внимание. В своей ненормальности они отлично подходили лесу: лучшего места для этого фиолетового пламени, разбитого на множество сияющих углей, нельзя было придумать. Рядом с огнями скакали невнятные тени, и чёрт его разберёт — человеческие или звериные. Гадать тут было над чем, ведь иной раз в фиолетовых отблесках возникали вполне человеческие тела, а иногда, как бы случайно, выпрыгивали силуэты с рогами, хвостами, и какие-то непонятные изогнутые фигуры. Вообще, каждая странность по отдельности не слишком то пугала и скорее вызывала недоумение, но все вместе они так и кричали: «уходи, целее будешь». Но Яков уже словил нехилый передоз мистикой ( а может и весёлым ароматом) и тело само потянуло его дальше. Успев запыхаться, юноша справился с переплетениями ветвей, через которые всё же смог протиснуться только наполовину. Перед ним предстало зрелище, наилучшим образом иллюстрирующее суть Хаоса. Посреди небольшого лагеря, состоящего из беспорядочно раскиданных шатров и нескольких костров, возвышался рунический камень, вокруг которого копошились отвратные на вид существа. Само место уже внушало неподдельный ужас: в некоторых местах по земле стелился непроницаемый розовый туман, не до конца скрывающий подрагивающую студенистую массу, служившую заменой привычной траве; куда только не падал взгляд, везде находил тотемы из костей и плоти, невпопад украшенные безделушками из золота и иных металлов. Сами грубые шатры, что громоздились среди порченных деревьев, представлялись кожей, натянутой на каркас из ветвей и копий, и кожа та подозрительно напоминала сшитую человеческую. От рун в громадном камне тянулись эфемерные щупальца, ласкавшие толпу жутких чудищ. Это были полулюди со звериными головами, мохнатые, имевшие заместо ног лапы и копыта. Шерсть монстров серела на фоне цветастой массы, но кожа, кое-где проглядывающаяся из-под меха, отливала аметистом и поблёскивала в свете костров. Привычным делом среди тварей были вызывающие украшения вроде пирсинга, обручей на рогах, татуировок и брони кричащего цвета. Впритык к камню, окружённые толпой зверолюдей, стояли пять фигур. Первая — шаман или же жрец с длинными кривыми рогами, одетый в обрывки ткани и увешанный странными змеевидными существами, выкрикивал слова какого-то грубого языка, которые тут же подхватывались хором чудовищ. Вторая — громадный зверолюд, кое-как прикрытый кусками побелённого металла и кожаными ремнями, но в остальном щеголяющий голой бледно-розовой шкурой. Он был тут самым спокойным, конечно, в сравнении с беснующимися вокруг собратьями. А те себя не сдерживали. Ближние ещё как-то не впадали в крайности благодаря оставшимся трём фигурам — гигантам с бычьими головами, явно нагоняющим страху на зверолюдей поменьше, но чем дальше от камня, тем яростнее чудовища резвились и дрались. На окраинах лагеря и вовсе творилось непотребство, какое просто нельзя было описать. И везде мелькал знак. Знак порочный, символизирующий гедонизм и невоздержанность. Яков, заворожённый и напуганный, не сразу понял во что вляпался, но отступать было поздно. Что-то ухватило его за копыто и больно сжало, отчего инстинкт юноши наконец проснулся. Сам не зная как, Яков подобно пробке вылетел из зарослей и оказался рядом с сооружением из дерева и кости. На секунду юноша увидел своего обидчика — слюнявую искажённую гончую, что с досадливым рычанием поспешила скрыться в густом лесу. «Да что это такое?!..» — Яков прижался спиной к неизвестной конструкции, — «Убежал в лес за помощью, а нашёл…не, ну демон почти не врал…» Юноша выглянул из-за своего укрытия, к великой удаче расположенного на приличном расстоянии от основного бесчинства да ещё и в тени. Жуткий праздник продолжался, но шаман-жрец теперь был занят кострами, в которых Яков интуитивно признал источник запаха, рогатая паству хаотично разметало по лагерю, что почти свело на нет выгодное положение юноши, громадный зверолюд пропал, а «быкоголовые» с аппетитом что-то пожирали. Якова пока не замечали, хотя рядом с ним периодически проносились опьянённые рогачи, реже — такие же как он унгоры, спешащие скорее не на участие в непотребстве, но подальше от него. «Слаанешиты… Даже не знаю радоваться или плакать…» Яков при взгляде на костёр сполна ощутил, как же сильно озяб. Ни еда, ни сон не были по-настоящему важны сейчас: это место отбивало всякое желание есть или отдыхать. Якову ещё повезло, что его желудок пустел, в противном случае его бы уже стошнило. Но тепло. Для существа, одетого на холоде лишь в рваную стёганку, оно представляло наивысшую ценность. Оставалось только решить куда идти. Яков всё меньше верил в искренность Маике’санга, а видение дерущихся зверолюдей добивало мысль о том, что нового унгора здесь хлебом-солью не встретят. И куда бежали его собратья? Может у них есть свои источники тепла? В этом Яков сомневался. Привычный огонь он видел только здесь, фиолетовое же пламя считал за какой-то вид магии. «Риск — это не по моей части. Ни к чему однозначно хорошему он пока не привёл…» — Яков в нерешительности отполз ближе к густым зарослям, — «Но в каждой лжи демона была доля правды. Я легко нашёл гурт, как он и заверял, может и об общей добыче его враньё не было настолько тупым?..» Яков поднялся и поглядывая по сторонам заковылял к ближнему костру. Под копытами противно чавкала «трава», а в голове сидела мысль о невозможности побега, но унгор шёл за теплом. Он не мог более терпеть, его подстёгивал холод, а в один момент вдруг снова завлёк запах…и вообще, как нечто, пахнущее чем-то столь пленительным, могло нести зло? Оказавшись рядом с огнём, Яков испытал великое блаженство, точно исполнилась его самая заветная мечта. Тепло казалось самым прекрасным, что только случалось с этим телом за всё его существование. Яков упал на колени, подставляя огню исцарапанные руки. Краем глаза он заметил справа от себя ухмыляющегося зверолюда, но немедленно выбросил увиденное из головы. Пламя приятно грело руки, даже раны, вроде как, затягивались от животворящего жара. А может Якову просто так казалось. Не успел унгор нормально согреться, как кто-то крепко схватил его за рога и отдёрнул от костра. Яков упал лицом прямо в розовую массу, а попытавшись подняться, был незамедлительно втоптан в неё повторно. Неизвестная сила навалилась сверху, крепко прижав удивлённого унгора к земле без возможности пошевелиться или даже вздохнуть. Тут то Яков и очнулся. Подняв голову наверх он увидел обвитый змеевидными тварями торс шамана-жреца и его когтистые руки, одна из которых сжимала палицу с причудливым набалдашником на длинной рукояти, а вторая указывала на юношу. В серьёзности намерений зверолюда Яков не успел засомневаться; да он ничего толком и разобрать то не успел. Спустя секунды после падения вес, давивший на него сверху, исчез, и крепкая рука шамана-жреца за плечо подняла унгора над землёй. От боли у Якова помутилось в голове. Зверолюд начал осматривать, вертеть юношу и так, и сяк, без церемоний, словно получая удовольствие от того, как забавно дёргается и брыкается его добыча. Раз он принюхался к Якову; тогда юношу чудом не вывернуло от гнилого дыхания шамана-жреца и вида шерсти, кишащей откормленными паразитами. Закончив осмотр, больше походивший на выбор мяса у рыночного прилавка, зверолюд также грубо потащил Якова за собой. Сопротивлялся унгор ровно до первой оплеухи, после которой стало понятно, что следующего удара истощённое тело уже не перенесёт. В голове звенело, в глазах двоилось, Яков всё хуже переваривал происходящее и не шёл, не ковылял, но теперь точно как мясо волочился по земле за шаманом-жрецом. А видел, и то смутно, юноша лишь тень собаки, а может волка, семенящую рядом с довольным урчанием хищника, поймавшего аппетитную жертву за горло.***