***
— Уберите от меня свои руки, мрази! Противные вопли и визги Елены Мортиновой сорвали праздник раньше, чем успел объявить его об преждевременном окончании. Половина гостей уже разлетелись по своим домикам — одни, чтобы не слушать крики «сумасшедшей гостьи»; другие, чтобы провести время со своими семьями или просто отдохнуть. Охрана и думать о подобном не смела, то и дело следя за подвыпившими гостями. В особенности присмотра требовали мужчины, которые так и пытались выяснить, кто кого переплюнет — кто в силе, боях или интеллекте, а кто в оскорблениях или фантазии для новых сплетен. В общем, впервые за столько лет порядок на празднике стоял ниже всего по важности. А все потому, что представителей власти практически не было, а, значит, и половины стражи — тоже. С одной стороны это имело свои плюсы — первая советница Белой Королевы уже представляла наглядно, кто в следующий раз лишится приглашения на торжество. Диара медленно проводила взглядом бедных стражников, уводящих вконец опозоренную директрису Светлочаса. Казалось, приказ медленно выполнялся. Постепенно на площади увеличивалось количество стражи, а часовщиков становилось все меньше. Судя по лицам и настроению, никто не знал, что произошло. Следовательно и главная цель пока выполнялось — паника не была допущена. Женщину же разрывало пополам. Хотелось вернуться в Белый Замок, предложить свою помощь хоть в чем-то… Но она понимала — сейчас там достаточно специалистов, а она будет лишь мешать всем. Любопытство таки пересилило — она попросила сообщать о всех новостях, обо всем, что удалось узнать за час. Первый ответ пришел через пару минут. К сожалению, узнать прошлое залы не удалось — словно кто-то уже хорошенько поработал на месте преступления и стёр его. Ни улик, ни чего-то другого тоже не было обнаружено. О состоянии Белой Королевы ничего не известно. Пока фея пыталась перебрать все предположения, кто это мог быть, почему и что будет дальше, к ней подошел мужчина. Диара почти сразу в нём узнала возлюбленного Лиссы, с котором та не так давно рассталась. — Здравствуй. — Здравствуй, Генрих… — она мрачно кивнула ему, глядя, как шатен сел напротив неё. — Что-то тебя не было на празднике. Ей стоило больших усилий говорить спокойно, будто ничего не произошло. Еще сложнее было говорить о торжестве. — Дела появились в Астрограде срочные, — кратко ответил тот, оглянувшись. Он оперся о стол, сложив руки. — Что с тобой случилось? Ты словно не в себе. Женщина в ответ лишь вздохнула, опустив взгляд. Раньше она, конечно, сердилась на него за «тыканье», но сейчас мысли были заняты другим. Стоило ли ему сказать? Без подробностей, конечно… Все же он близкий человек Лиссе и должен знать о случившемся. — Случилось, но не со мной — Лисса в лазарете. — Как?! Что случилось? — его глаза распахнулись. На какое-то мгновение реакция показалась чересчур картинной, но Диара решила, что она просто устала и ей на самом деле почудилось. — Не знаю… Услышав ответ, который вполне его удовлетворил, он успокоился. Значит, план сработал. Оставалось надеяться на то, что второй пункт сработает так же. Диара не заметила странностей в его поведении, хотя… Наверное, в душе закрались подозрения. Истинные подозрения о случившемся.***
Огнев не мог уснуть вторую ночь. Тело будто и не требовало вовсе никакого расслабления. Все эти два дня он не знал, что делать, чего он хочет тоже не совсем понимал. Новостей никаких тоже не поступало. Ему твердили: врачебная тайна. Государственная. Нельзя. Нельзя… А покуситься на Королеву было можно? Что это за охрана Величества получается? Или стража и там, и здесь стоит так, для красоты? Ряженые бестолочи, заботящиеся только о своем брюхе и кармане. В замок, значит, можно было пустить постороннего. Да ведь даже его липовый пропуск никто не заметил! Нельзя, говорите. А обвинить его в покушении, значит, можно? Да-да, именно он стал одним из подозреваемых после всей этой суматохи. Благо, взять его под стражу у них не оказалось оснований. Нельзя… Ну, нельзя так нельзя. Подождем, когда будет можно. Однако сейчас беспокойные, буйные мысли рассекали разум на две части… Теперь многие знали наверняка, кто на самом деле виновен. Оставалось самое сложное — доказать это и снять обвинение с Огнева. …Его имя стало известно на всю Эфлару за какие-то два дня. Так из обычного служащего в Белом Королевстве Генрих стал жертвой обвинений, ненависти и презрения. Хотя, поступив бы он иначе, он получил бы прекрасный шанс стать самым близким человеком Королеве и, скорее всего, Королевским стражем. Ранее все, кто знал его в Чародоле, считали его красивым, отважным и харизматичным мужчиной, пусть и острым на язык, как большинство фиров. Он был благородных кровей, высокорожденный часовщик, и вряд ли кто-нибудь мог принять его за глупца или негодяя. Тем не менее, Генрих стоит перед многочисленной толпой, заклейменный позором и обвиняемый в том, что прямо в разгар праздника пролил кровь человека, едва ли не убив его! «Лишние» лица не знали всех подробностей случившегося. Мысли каждого часовщика, который был приглашен на суд или был при исполнении служебного долга, были схожи. Неужели это обвинение справедливо? Мог ли он совершить подобное? Если это правда, то он погиб. Некоторые смотрели на него с интересом, другие — недоумевая, но большинство — со злобой. Впрочем, и Нортон Огнев ловил на себе эти взгляды. Мало кто знал, как он связан с происшествием, и потому все судили о нём лишь по слухам о его преступности. Многие глаза смотрели на него в упор, словно суд шел над ним, а не над Генрихом вовсе. Или же это был суд над ними обоими?.. Генрих же надеялся получить хоть какую-то поддержку, она всегда была рядом с ним. Всегда находились те, перед глазами которых он был авторитетом. Но только не сейчас. Он понял это почти сразу. А в мыслях была его бывшая… Нет, почему же бывшая. Он любит ее до сих пор. Однако, так ему лишь казалось. На самом деле его любовь вытеснило другое чувство — страшная ревность, а он не хотел этого признавать. Ровно так же, как и то, что из-за нее потерял женщину. Судебное разбирательство началось в обычном ключе. Огнев слушал в пол-уха, что говорит судья. Он знал, что грозит Генриху, и молча стоял в стороне, чуть поодаль. Нортон был готов поклясться, что если бы стоял рядом с убийцей, он бы растерзал его на куски! Вот Генрих резко поднял голову, будто почувствовав пристальное внимание к своей персоне. Окинув взглядом всех присутствующих, его злобный взгляд остановился на Нортоне-старшем. — …признаете ли Вы себя виновным? — задают обвиняемому обычный вопрос, которым уже откровенно бесили после всех допросов. — Нет, — твердо произнес Генрих, остекленевшим взглядом смотря на Огнева. Ненависть в его взгляде нарастала и, будто в динамике, прозвучали его слова: — Это ТЫ виноват в случившемся! Это ты ее убил, Огнев! — злобный хохот заполнил помещение. — Ты убийца! Словно в подтверждение, послышался стук молотка судьи. Приговор вынесен… …Огнев резко дернулся и понял, что уснул. Сердце отбивало чечетку. Глубоко и медленно вздохнув, он откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу. Глаза его неподвижно уставились в одну точку. Однако теперь Нортон-старший был уверен, что знал наверняка, чего именно он хочет.